То, о чем ты молчишь

За окном светает. Нет смысла ложится спать. Ночь темнее всего перед рассветом – вот и в его жизни наступил подобный этап. А взойдет ли солнце, не понятно. Ао разыскивает слугу и приказывает собрать все его вещи. Он сам отбирает их, скидывая в кучу на кровать. Ему сложно принять мысль, что придется покинуть дом, Ао прощается с комнатой беглым взглядом, впитывает, запоминает. Прощается с домом. Есть еще кое-кто, кого стоит навестить. Ведь он не знает, когда следующий раз попадет в Вондер. Это его родители. Ао не был в Мертвом Лесу с триаду точно. Стоит попросить у них прощения и… благословения. Возможно, хоть они примут его выбор. В пути его клонит в сон. Вместо вчерашнего пожарища, в груди обитает тревога: угольки потрескивают, заставляя дрожать от любого шороха. Всю ночь он всматривался в темноту комнаты и боялся пошевелиться. Обычные предметы казались ему страшными чудищами, которые вот-вот нападут – стоит ему глаза закрыть. Сердце стучало учащенно, то в холод, то в жар, Ао несколько раз порывался встать и найти Юту. Но темнота сковала тело, заставляя ждать рассвета – лишь тогда страх отступил. Он думал, что подобных ночей не случится более. Что вырос, повзрослел и поборол нелепый страх. Но едва сгустилась тьма, он снова сжался в комок и закутался в одеяло, только на этот раз Браяр рядом не был, чтобы успокоить. Брай... Остатки угольков в груди шевелятся, все еще жгут – невыносимо. Он не подозревал, что терять людей так больно. За окном мелькают дома, серые, влажные от утренней росы, с оранжевыми от восходящего солнца крышами. И цвет сей ярок настолько, что глаза слезятся. Он позволяет себе вольность. Пусть. Ао хочет запомнить Вондер таким – на грани пробуждения. Скоро станет шумно: откроются торговые лавки, жители города замельтешат туда-сюда, каждый в своих заботах. А в граничащих с городом деревнях давно не спят. То тут, то там, Ао замечает людей с животными – на пастбище ведут. Жизнь простого люда куда больше интересовала его, нежели светская. Да, работали они тяжко. Зато праздники устраивали – в разы веселее их скучных званых ужинов-балов в Вондере, где положено сидеть и молчать. А он волен был бы танцевать со всеми, петь… Но благородному не положено. За думами Ао не замечает, когда оказался в ущелье – транспорт свернул по узкой дороге. Горы, горы, равнины, леса. Болота, поля, бескрайнее небо: его родина. Место, в которое не вернется. Он потерял не одного брата, он Вондер потерял. Зато где-то там, в столице, у него есть его светило, прогоняющее тьму с души. Его мрачное личное солнце. Водитель останавливает. Воздух на улице тяжкий от влаги и холодный. Тонкая изморозь растаяла, толком не взявшись. Ночью шел дождь. А Лес не изменился. И Страж все тот же – свесил свои длинные ветви, земли ими касается. – Здравствуй, Страж, – голос сипит после долгого молчания, Ао кашляет несколько раз. – Как ты? Вижу... Что говоришь? Да-да, мне внутрь. Как строгий надзиратель, он качает ветвями, мол, рано совсем. Ао же добавляет «пожалуйста» и корнистые врата шевелятся, расползаются по сухим травам. Впереди зеленеет – триада Вьюг будто обходит стороной это место. Дар тут ощущается особо четко. Тонкими жилками внутри, проявляется, заполняет тело. Теплом-теплом, от груди к кончикам пальцев. И Ао забывает о страхах. Дар не покинул его, он спал. И ждал, когда его, словно сущность живую, пробудят. Ао сожалеет о своей беспечности и о том, что закинул попытки обуздать дар. А у него ведь получалось: тогда, когда Тед приходил к его родителям. Он контролировал, пусть недолго, но все же. Конечно, много времени с тех пор прошло, нынче не выйдет вот так сразу и под контроль взять. Но с этого дня Ао будет развивать свою жилку. Найдет наставника, может и нескольких. Тед поймет его. Поймет же? В любом случае, альфа ни разу не упрекнул его в том, что он дар разблокировал. Лес напоминает о том давнем случае, дне, когда Ао доверил самый большой свой секрет, когда освободился от груза. Воспоминания отдают теплом под ребрами – где-то там, где обитает, по поверьям, душа. А растения родителей на удивление спокойны. Он ожидал иного приветствия – им-то все известно. Ао ждал осуждения. Они знают. Они видят его насквозь, – все мысли, чувства, не спрячешься. – Простите меня, – говорит он им, но как будто пред собою извиняется. – Я покидаю Таарей, я отныне безродный. Свободный, слышите? Я так и скажу ему, Каси. Мне страшно… не знаю, что ждет меня дальше. Но хочу быть рядом с Тедом и пройти его путь вместе с ним. И не важно, насколько это тяжело. Я правда его люблю. Он просит у них благословения в дальнейший путь и уходит. На душе тоскливо, и как только Ао покидает лес, будто тоненькая ниточка рвется внутри. Он не вернется сюда. Страж закрыл ему путь. Знать не может, но чувствует, что не вернется. По пути в особняк его решительный пыл не остывает. Он оставил свою прошлую жизнь там, у могилы родителей. Поздно сожалеть. Или рано... Ао находит Каси в сводчатом зале с сотнями колонн. Одет ярко – ожидаемо. Режущий глаз зеленый, неприятно-ядовитый. Зеленый старит его еще больше. Каси стоит у окон, один. На мозаику смотрит – голова задрана кверху. Не иначе, как молится. Ведь на мозаике изображено их божество – странно, что окна не разрушили во время религиозной реформы. Гора. Смешно. С тем же результатом можно молиться камешку под ногами. Каси оборачивается. На лице его печальная улыбка. Фальшивая. Ао не утруждает себя приветствиями. Он тут не приличия соблюдать, а разрывать связи, раз и навсегда. – Я желаю покинуть клан, – прямо сказал Ао. – Раз вам так тяжело снести оскорбление, которое я доставил вам тем, что стал, – пауза, последнее он выделяет с особым ликованием: – любовником Теда. И не давая Каси вклиниться, продолжает: – Я против брака с Антарей и против восстания, отныне можете считать меня без рода. Каси же смеется, всем своим видом показывая, что слова Ао для него – лепет неразумного ребенка. Смеется, а потом вдруг затихает и смотрит темными от злости глазами. – Хорошая шутка, юный омега. Но впредь более не шутите так. Иначе будете наказаны... – Я наказан достаточно, – перебивает Ао стальным тоном, и шепчет выученные слова. Магическая печать клана на ладони исчезает, меркнет, растворяется. Нет ее больше. Как и признака родства с Таарей. Каси видит это, как и то, что Ао улыбается. Избавился. Как груз с плеч. А омегу же трясет, шепчет одними губами: «что?..», а Ао смешно. Его очередь хохотать, но он не делает этого. Победной улыбки достаточно. Каси явно не ожидал подобной выходки его «совершенного оружия». И то, что оружие это пойдет против него же. – Я считаю политику Фахо лучше предыдущего режима, – решил все же сказать Ао. Как давно мечтал. – Потому что за годы правления Фахо наша страна расцвела. – При прошлом режиме, как вы выразились, рассвет страны наступил бы многим раньше, – старший омега говорит уверенно, но нотки иронии в его голосе выдают его состояние. – Нет, я так не считаю. Я сравнил развитие экономики в прошлом и теперь. И при союзе кланов все было почти без изменений долгие годы. А Фахо за короткий период ввели много важных реформ. О, нам, омегам, позволили ходить с открытым лицом! И учиться наравне с альфами и бетами, и высказывать свое несогласие тоже. Мы не такие безвольные, как при прошедшем режиме. А дальше будет лучше, я уверен в этом. Ао сам не понимает, зачем пытается переубедить Каси. Тот не изменит своего мнения – и так понятно. Однако, надежда теплится. Вдруг что-то да изменится, и тот оттает. Но Каси гнет в свою сторону. Как соревнование – кто кого перетянет. – Вы защищаете Фахо? Он ваш враг. Он наш враг! Он убил ваших родителей и моего мужа, что бы этот жуткий тиран ни внушил вам, вы должны отомстить. Разве не это ваша цель с ранних лет? Я воспитывал вас как любимого сына, и мне печально слышать от вас сии речи. – Любимого сына?.. – Ао возмущается. – Что? Любимого, сына? Скажите мне тогда, будьте любезны, дорогой «папочка». Разве стал бы любящий родитель посылать ребенка в логово кровожадного врага? О нет же, постойте, и не так, не просто посылать, а заставить спать с врагом, соблазнить его, лечь под него. Вы подумали, насколько это оскорбительно? Омега, который ненавидит убийцу своих родителей, вынужден быть его подстилкой, потому что такую участь диктуют ему родственники. Любя! Какой вздор! Нет, это лишь доказывает, что я не внук вам, а средство достижения целей. Это ваша месть, а не моя, дедушка. Вы нас с братом за людей-то не считаете. Каси метнулся резко. Ао почувствовал удар, после жгучую боль. В глазах потемнело – он пошатнулся, схватившись за щеку. Хлесткий звук эхом разнесся по зале. Выжигающая обида захватила разум. В горле образовался ком, щека горит пламенем. На смену обиде пришла злость. Каси же кричит, Каси машет руками. Как бы не так – лучшее орудие, полируемое годами, вышло из-под контроля. И тот решил, видимо, что лучший способ вразумить – кнут вместо пряника. Когда Каси снова замахнулся на Ао, то вдруг замер, испуганно вскрикнув. Его руку обвили корни и лианы. Они тянулись с окна, били стекла, прорывались, заползали. Стебли дикой лианы, что оплетали стены особняка Таарей, теперь беспощадно рушили старинную мозаику. Они шевелились, устремлялись к цели. И Ао почувствовал это. Свой дар. И власть над ситуацией. Эта сила заслонила ему взор, и он не замечает обвитого лианами Каси на полу. А когда опустил голову, то увидел гримасу ужаса, застывшего маской на его лице. Он кричал бы. Наверняка кричал – если бы мог. Побеги оплели его шею. Но Ао смотрит и не видит. Он видит то, как трескается его прежний мир, как розовые стекла, подобно этой мозаике, разбиваются и как шумит в ушах от их звона. Он чувствует себя другим. И пусть не станет свободным, а просто сменит хозяина, пусть – не важно. Ао сам выбрал этот путь. Теперь уж точно. Тело у его ног дергается, хрипит. Лианы душат его. Лицо Каси покраснело. Времени мало. Он понимает, что ему нужно выбрать: или он убьет их, или они убьют Теда. Выбор очевиден. Да, Ао решает «срубить корень» их восстания. Свой же план против Фахо, он направляет в противоположное русло. Слезы по щекам. Ао идет прочь, чтобы не видеть гибели того, кого считал наставником. Теперь он ближе к пониманию того, как чувствовал себя Тед. Теперь он тоже убийца