То, о чем ты молчишь

– Как вы себя чувствуете? Голос Юты слышится сквозь толщу воды. Он на дне, а слова направляют его, ведут к поверхности, откуда бьет свет. Ао вдыхает резко, будто вот-вот захлебнется, и кашляет, сгибаясь пополам. Руки Юты гладят по спине, ледяные. Осознание приходит мигом позже. Он… жив? А как же запястья? С замиранием сердца он попробовал пошевелить пальцами. Получилось. Ао поднял руки, осторожно. Белые повязки ослепили его. Ярко. – Эх, Аори… Хорошо, что вы пробудили свой дар. Ваша магия быстро заживит раны, – Юта все так же поглаживает по спине, успокаивающе, и ладони его не кажутся уже такими холодными. Но его все равно трясет. От слабости. Бета говорит, ведает о том, как снимал браслеты и что то, что он увидел под ними, поразило его. Что потерял он много крови и получил болевой шок, поэтому потерял сознание. Но Ао не слушает. Перед глазами картина, застывшая плотной пеленою: два проткнутых сотнями побегов тела. Мертвых тела. Он убил их. Кровь, висящие кишки, выпотрошенные внутренности. Его тошнит прямо на покрывало. Кашляет надрывно, кажется – вот-вот задохнется. После плачет беззвучно, утыкаясь в ладони. Кусает губы. Бета терпеливо ждет. Некоторое время спустя Ао рассказывает голосом, что так явно дрожит, рассказывает о том, что произошло. Бета говорит, что жаль, что они мертвы – он бы убил их повторно и собственными руками. Юта злится, что не уберег. Ао же все равно. Он опустошен. *** Его напоили снотворным, он спит долго, а когда просыпается, пытается понять, прошло пара минут или пара суток. Оказывается, проспал сутки. Когда бета меняет ему повязку, Ао старается не смотреть, но невольно замечает рубцы. Крови нет. Магия сделала свое дело – ускорила регенерацию во множество раз. Ао чувствует себя странно: он не винит себя в случившемся. Та боль и унижение, которую перенес из-за них, заглушила чувство вины. Отойдя от первоначального шока, он чувствует лишь равнодушие к чужой гибели. Не Ао это сделал, а сила, которая и вовсе не его – он носитель, а не собственник. Убедить себя в этом труда не составило. Давние слова Теда прозвучали эхом: «Отнесись проще, или вина задушит тебя». Относиться проще. Вот, что надобно усвоить. Он понимает, что жив, когда улавливает аромат съестного. Домашней еды, на подобие той, которую готовили в домике у озера. Аромат заставляет сглотнуть. Живот урчит, но есть он не хочет. – Тед в порядке? – И это все, что вас волнует? Вы не спрашиваете, где вы, не хотите знать, что с вашим здоровьем, эх, Аори… любовь действительно слепа. – Потом, я хочу знать это. – Тед ищет вас, он наведывался туда, в Вондер, но вас там, конечно, не нашел. Один альфа сказал мне, что он был в ярости, чуть с землей особняк не сравнял, – Юта развел руками. После оглянулся и указал в сторону окошка. – Мы перевезли вас в горную деревню, тут безопасно. – Мы?.. – в горле пересохло. Хочется кашлять – противные пауки скребутся по глотке. Хотят выползти, да не могут. Он выкашливает их, выталкивает – а они скребутся сильнее. – Карелл, – Юта кивнул и вышел. Долго его нет. Хотя, Ао потерял счет времени. Дар почти не ощущается. На нуле. Тогда он использовал все, что мог. А после и сверх того: дар спасал его жизнь. Спасал от служителей храма. Образы их жуткой смерти снова восстали пред глазами, его начало мутить. Он сглотнул, по сухому горлу заскребло. Воды бы. Он смотрел в одну точку, пока дверь не скрипнула. Деревянная. Да и судя по обстановке, он действительно в деревенском домике. Скудный дневной свет проникал сквозь окошко у стола, в другом углу Ао заметил печь. Старую, облупленную, но от нее исходили волны тепла. Он прислушался к треску поленьев: да, там горит огонь. В приоткрытую дверь проскользнула худая фигурка, укутанная в плащ. Незнакомец прошел ближе. От него пахло свежестью промерзлого воздуха, но более ничем. Бета. Тот снял капюшон и Ао узнал его: Карелл. С синяками под глазами, осунувшийся весь. Заправил белые кудряшки за уши и склонился над кроватью. Смотрит с теплотой, но глаза пусты. Бета невольно напоминает о брате. – Брай… Где Брай? – Вы знаете, где, – ответил Карелл, прокашлявшись в маленький кулачок. Поразительно, насколько же крохотные у него руки. А пальцы тонкие – как у ребенка. Но длинные. Ао целую вечность рассматривал кисти беты, пока тот не положил ему на колени заколки. Точно, заколки. Переворот. – Значит, уже? – Скоро. Ао сжал и разжал руки: не больно. Но повязки снимать не рискует. То, что он видел, слишком сильно врезалось в память. Он боялся, что кожа его так и останется изуродованной. Хоть и знал, что дар должен регенерировать поврежденные участки, но ведь силы его слабы. Посмотрел еще немного на свои перебинтованные руки, после встал, умылся водою из кувшина. Не обращая внимания на боль в горле, он выпил все, что осталось. Залпом, разливая на себя. Будто жажда мучила его много лет. Ао удивляется себе: как ноги держат? Кажется, дар восстановил силы. Но внутри, напротив, пустота. Тьма, которая так цепко забралась под ребра, покидать его не собиралась. Она заслонила любые проблески чувств. Ао накинул плащ слабыми руками, после накидку на голову. Обулся, с усилием открывая дверь. Тяжелая. В лицо сразу же повеяло холодом. Он ослеплен: все белым-бело вокруг. А воздух чистый, пропитанный паморозью. Перед ним трухлявый заборчик, поломанный, низенький. На заборе кувшины. За ним дорога, протоптанная. Домишки, деревья. Горы, люди, голоса, детский смех. Все воспринимается, будто сквозь пелену из толстого снежного покрова. Но она, подобно снегу, тает. Мороз помогает мыслить. Он увидел двух бет в компании незнакомых ему людей, если судить по одежде – местных жителей. Они смотрели на Ао, как на диковинку. Но подходить не решались. – Юта, мне необходимо попасть во дворец, – вместе со словами он выдохнул пар. Пальцы леденеют. – Что ты планируешь делать? – вопросительно. Ао же смотрит на детишек, весело играющих в снегу, после на взрослых. А небо чистое и высокое. Не достать. – То, что должен был сделать с самого начала. Рассказать ему. Все. *** Транспорт остановился перед самым входом в особняк. Ао ступает на землю, не дожидаясь помощи слуги. Идет к ступеням, но заметив одну деталь, замирает. Ленты, белые. На перилах, окнах. Против снега и незаметны на первый взгляд. А на крыше – Ао поднял голову – белые флаги по ветру шатаются. Белый – траур. Ао леденеет. К нему подбегает один из слуг, он как-то подавлен. Или напуган. Впрочем, в общей суматохе не понять: все куда-то спешат. – Кто умер? – спросил Ао с замиранием сердца. Слуга же не заставил ждать: – Благородный Алистри нынче утром покинули наш мир. Он с облегчением выдыхает, хотя понимает, что не должен. Алистри нет. Сложно представить, как это. Он привык видеть его точеную фигурку на верхней ступеньке, его грустные глаза. Кажется невозможным представить, что так больше не будет. Не будет ревности и перепалок. Соперничества. Может, оно и к лучшему... Как же Леолей, Иен? А как Тед? Грустит ли? И лишь тогда Ао почувствовал сожаление, когда подумал о боли Теда. Все-таки Алистри ему был надежным другом. Слуга проводил его во внутрь здания. Ао надел белый наряд. Простой – и ни одного украшения, кроме заколок. Белый – цвет неволи. Цвет тоски, рабства, бесправия. Цвет раскраивания. Белый – смерть. Он ждет Теда в его комнате с зеркалом. Ожидание равно усиливающейся тревоге. Чем больше времени проходит, тем страшнее. Если Тед не поверит ему? Поленья в камине догорают. Последнее освещение гаснет. Слышно лишь редкий треск тлеющего угля. Теда нет в поместье. Стемнело. Слишком быстро. Ао более чем уверен, что с рассветом начнется. Начнется восстание, которое тщательно планировали двадцать лет. Слишком аккуратно, они подкупили все фронта, поставили своих пешек всюду, незаметно просунули, и даже его – Ао, хотели просунуть в качестве того, кто будет передавать информацию о действиях врага. Хах… Эта война и не была его войной. Его война внутри него. Все бушует и не может остановится. Это бесконечное метание выжигает его. Он больше не беззаботный омега с задорным смехом, который был неразлучен с братом-близнецом. Теперь он… А впрочем, кто? Шлюха? Падший? Убийца? Нет, он свободный. Теперь он сам по себе. Тед заходит неожиданно, застав его врасплох. Включаются светильники. Тед застывает в пороге. Вид у него измученный. Ао шепчет его имя, безудержно улыбаясь. Искры внутри ожили, заметались, распирая грудь от одного только вида любимого. Он тут. А значит, все будет в порядке. Ао подошел быстро, собираясь обнять Теда, обнять до того, как расскажет, искренне… и в последний раз. Но альфа протягивает руку и останавливает его. Говорит, голосом охрипшим и стальным: – Не стоит. Я знаю, кто ты. Тонкая нить трескается внутри. Ао смотрит на его безжалостно-каменное лицо, на котором ни капли жалости. – Давно? – сдавленно. – С начала. Я догадывался, а теперь знаю точно, – Тед по-прежнему не подпускает к себе. Это Таарей ему сказали. Точно они. Только вот что? Похоже, что Тед и сам знает о происходящем в стране. Видно по нему. Мысли беспорядочным потоком в голове: только одно важно: объясниться. Оправдать себя. – Я все… – Глупо с их стороны думать, что один и тот же козырь выгорит во второй раз, – перебил альфа. Феромон его усилился в разы, перехватывая дыхание. – Тогда они подсунули мне Сифи. Теперь тебя. Мило, не находишь? Но разница в том, что тогда я был глупым юнцом. О, поверь, я пытался не попасть на твои уловки. Ты не Сифи. Ты хитрее. Ты самый хитрый и бессердечный омега, которого видывал свет. Что могу сказать… хорошая игра. Я даже поверил тебе. Ты талантливый актер, Сифи Второй. Он не дышит. Замер на месте, как корнями в пол врос, а в груди искры лопаются с треском. Исчезают. – Я не предавал тебя, я верен тебе, – быстро заверил Ао, попытавшись схватить его за руку. – Я покончил со связями, – показывает отсутствие знака на ладони, Тед хмурится. – Поверь мне, прошу тебя, я на твоей стороне. Ты вся моя жизнь. – Это слишком. Жестоко, – прошипел альфа, на миг его брови выгнулись в гримасе боли. – Почему именно ты?.. – Я люблю… – Нет. Не говори. Я все понял. Тед снова каменный. Он хватает его за руку железной хваткой – не вырваться. И тащит за собой.