Шпион

      Аполлинарий Варфоломеевич Чубейко, живший на улице Зелёной в доме номер семь, был личностью замечательной: он всё замечал. Если обычный советский гражданин, проснувшись утром, спешил на работу, то Аполлинарий Варфоломеевич подвигал стульчик к окну и выглядывал во двор, в нетерпении постукивая карандашом по подоконнику. Всё, что казалось ему странным и подозрительным, тут же записывалось в книжицу.       Книжица эта была предметом тайной его гордости, и Аполлинарий Варфоломеевич любил на досуге перечитывать им самим исписанные страницы. Вечерами, плотнее задёрнув шторы, он перекатывал на чистый лист бумаги свои умозаключения и утром относил на почту, а к вечеру наблюдал, как во дворе останавливался "черный воронок", в который двое-трое атлетического вида товарищей в кожанках усаживали того или иного жильца и увозили в неизвестность. Правда, вопреки расхожему мнению и уверенности Чубейко в наводнивших его дом вражеских шпионах, через день-другой арестованные жильцы возвращались домой злыми и потрясали кулаком в сторону чубейкиного окна.       Весь дом, по мнению Чубейко, состоял из тунеядцев и предателей Родины, и обоснование тому он складно излагал в доносах. Жильцы стонали от этого доносчика, но сладу с ним никакого не было. А коли кто приходил с угрозами, то мстительный Чубейко в следующем же доносе выставлял обидчика ну совсем уж в неприглядном свете. Некоторые, бывало, по три раза в неделю на "воронке" катались.       В то утро Аполлинарий Варфоломеевич подсел к окну, едва продрамши глаза, и схватил карандаш. Вот уже неделю он наблюдал за невесть откуда взявшимся жильцом странного и подозрительного вида. Тот носил пышные усы и широкополую шляпу – не иначе, маскировался и скрывал лицо, – вид имел нервный, все время оглядывался по сторонам, домой возвращался в разное время, а вот уходил всегда в одно: ровно в шесть утра.       И сегодня странный человек вышел из подъезда ровно в то же время, но когда длинные полы его плаща распахнулись от порыва ветра, Чубейко затрясся от восторга: из внутреннего кармана торчала рукоятка "вальтера". Шпион!       Измарав лист бумаги и размечтавшись, как ему вручат медаль за поимку шпиона, Чубейко побежал на почту, не забыв прихватить на всякий случай и старые доносы. На радостях он даже поставил свою фамилию и инициалы под последним доносом, хотя прежние подписывал просто "Аноним".

***

      Средних лет, всего неделю назад переведённый из другого города капитан Усько держал в руках кипу исписанных химическим карандашом листков, читал и багровел лицом.       — Прикажете арестовать, товарищ капитан? — поднялся с места и вытянулся по струнке сержант.       — Кого? — уточнил капитан, задумчиво потирая пышный ус, оправдывающий фамилию. Думал он, конечно же, о бедном доме номер семь по Зелёной улице, который собрал в себе тунеядцев и предателей со всего Советского Союза и в котором вот уже неделю проживал сам Усько.       — Так всех этих... О ком пишет. Мы по этому адресу, как к себе домой. Уже всех в лицо знаем, а проверить обязаны, коли сигнал поступил.       Капитан Усько был тёртый калач, поэтому он взглянул на сержанта и прищурил глаз.       — Отставить, — решительно сказал капитан и добавил: — Вот вам такой приказ, сержант: отправиться в седьмой дом по Зеленой улице, изъять оттуда гражданина Чубейко А.В. и доставить его сюда, в чём он есть, хоть бы и в неглиже. Коли имеет время за целым домом жильцов следить, стало быть, на работу не ходит – стало быть, он и есть первый среди всех тунеядец и предатель Родины.       Сержант, восхищённо ухнув "Ну, голова!", козырнул и, повернувшись кругом, вышел.       Больше Чубейко доносы не писал.