По лунному щебню

Теперь я знаю, кто ты на самом деле, ㅤㅤㅤㅤㅤЭто было не так трудно — ㅤㅤㅤㅤㅤРазгадать тебя.

ㅤㅤㅤㅤㅤОн говорит, едва ли не срываясь на крик под свет сберегающей лампы: «ты сама заявилась ко мне на границе обращения. я и не знал тебя, дурная ты девчонка. жить хотела — на, живи, убогая». ㅤㅤㅤㅤㅤНо только лишь на моем поводке. ㅤㅤㅤㅤㅤИ Тео дергает свой ремень, туго затянутый на ее шее, с маниакальным удовольствием глядя, как девчонка падает перед ним на колени, разбивается; Тео подзывает ее свистом ещё ближе, чтобы дышала рвано, словно бродячую шавку, а Эрика даже не способна не отозваться — у неё по жилам теперь его кровь. ㅤㅤㅤㅤㅤТео же по правде Эрику спас: откопал, оживил, окрестил своей, пока пуды мокрой земли скидывал с ее блеклого костяка, и Рейес глядит оттого на него так преданно, терпит, за ноги хватает, мол, я принадлежу тебе; ты ведь меня не бросишь? ㅤㅤㅤㅤㅤНе доверяй мне. ㅤㅤㅤㅤㅤОх, не нужно. ㅤㅤㅤㅤㅤНо взгляд у воскрешенной потерянной волчицы на Альфу нового — влюблённый-влюблённый, а Рейкен ответом — какая ты жалкая, смешная, на-ив-на-я; мне не собачья верность твоя нужна была, когда я Докторов убеждал вернуть тебя; я думал, пригодишься, я думаю, что сам так искусно врал. Потому что от Рейес толку мало совсем; она вьётся рядышком, утробно урчит, словно не хищница, а домашняя кошка, а Маккол не спешит ее выручать, отвлекаясь то на Трейси, то на Джоша, то на ещё кого — Скотта будто бы не волнует (и парнишка-Стилински не бежит новую Эрику спасать; говорит, фальшивая, не верю). А у Рейкена балласт этот кудрявый, выцветший цепляется за челку его поломанными ногтями; ее волосы путаются в мужских пальцах, когда Тео оттаскивает девчонку с себя, толкает в веснушчатую грудь, и она по-новой падает перед ним ниц, белье уже держится лишь на тоненьких щиколотках; глазками карими снизу вверх ‘пожалуйста’. ㅤㅤㅤㅤㅤНо кружево, сдернутое словно алые разорванные жилы-нити по молочной пене хрупких ключиц; тусклый свет сберегающей лампы по-прежнему серебрит лицо Эрики Рейес, что луна, под которую она умерла однажды; скулы проваливаются, царапают ладони, губы — блеск волчьей ягоды. В ней нет больше огня юности и азарта, характер бойцовский, способный дробить одной усмешкой ее острой любой понравившийся хребет, утерян, как и оригинал — Тео в ней тоже замечает подделку, китайскую пластмассовую обманку: ни клыков, ни когтей — плюш да поролон. Поэтому, наверное, в Рейкене мелькает потерянная человечность совсем на миг, когда мысль в голове рождается и почти сразу тухнет: «пусть лучше крысится, глядит с опаской из-под своих светлых ресниц и скалится; не доверяет». ㅤㅤㅤㅤㅤХватит мне верить, маленькая мертвая бета. ㅤㅤㅤㅤㅤВедь ближе к развязке этот белобрысый щеночек снова окажется растерзан и передан животным покрупнее — так жадно ничтожно пуст. ㅤㅤㅤㅤㅤТео Рейкен таких Эрик Рейес сжирает на ужин с потрохами. ㅤㅤㅤㅤㅤИ не давится ㅤㅤㅤㅤㅤНи единой ㅤㅤㅤㅤㅤЕе ㅤㅤㅤㅤㅤКостью.