Золото и кровь

В ушах стоит звонкий девичий смех, а глаза застилает пелена. Она с ним. Да, она богиня, но она с ним... С этим божком, а не услаждает его взор своим присутствием! Как она посмела! Он смотрит, пока она смеется, а после дарит ему поцелуй. Очередной. Он не видит куда, да это и не важно. Она заигралась, даже если она богиня. Это теперь не важно. Афродита оборачивается, замечая его и улыбается. Ослепительно, затмевая солнце. Она вновь целует этого высокого блондина и идет сюда. Она прекрасна, это факт. Она виновна, это также факт. — Ох, Адонис, я так рада тебе, — она улыбается, подходя достаточно близко, что становится ее последней ошибкой. — Я тоже рад, о прекрасная Афродита, — он бросает мимолетный взгляд на все еще стоящего воина, а после хватает девушку за руку и зажимает ей рот, заглушая крик. Ее никто не услышит. Никто. Особенно этот блондин в доспехах. Девушка дергается, пытаясь вырваться, что он шипит и, чуть подумав, оттаскивает ее подальше, а после убирает руку с ее рта и дает пощечину. В лиловых глазах проскакивает удивление, которым он пользуется, таща девушку за собой. Она идет, сопротивляться она начинает спустя некоторое время, но, очередной удар ее успокаивает. Даже если она богиня, она не имеет право так поступать. Никто не имеет. Охотничьи псы лают, пока он вталкивает богиню в свою хижину. Она падает на пол, тут же пытаясь отползти подальше. На досках пола остается кровь. Или это золото ее макияжа? Неважно. — Адонис? — Он делает шаг, закрывая хижину. Даже если она богиня, то сейчас это не так и важно. Сейчас ее спасет лишь чудо. — Адонис, милый, ты чего? Он видит страх, он видит кровь, блестящую в свете. — Все в порядке, о прекрасная Афродита. Все в порядке, ты как всегда прекрасна, — он подходит за шаг, хватая за волосы и поднимая, игнорируя ее вскрик. Ее волосы похожи на белое золото. Или серебро? Он не уверен, но они красивые, такие же, как и она. Красивые... И лживые. Он морщиться, а после прикладывает богиню головой о стену. Она заслужила. Заслужила не только это, но и следующие несколько дней побоев, за которые не смогла сбежать, пусть и пыталась. Заговоры действуют. Она выйдет только через дверь, не иначе. Он смотрит на нее, избитую, в порванной тоге, частично оголенную, пусть и слишком одетую, учитывая, что она заслужила. На ее лице запеклась кровь, а из взгляда исчезло все, кроме страха и гнева. На ее теле расцветают синяки, а его гнев не утихает. Который день подряд. Она еще не отстрадала то, что сделала. Он заходит в хижину в который раз, придя после выпаса овец и то, что она стоит невольно вызывает удивление. — О, ты нашла в себе силы встать, Афродита. — Не только, Адонис. Ты отвратителен, —ее слова похожи на яд, а ее глаза через мгновение загораются золотом. Ему кажется, что он видит крылья и перья, которые начинают летать вокруг, а ее рука сжимается, словно она пытается вытащить меч, но после. После все проходит, что он чувствует вспышку ярости, тут же перехватывает посох поудобней и бьет наотмашь. Афродита падает, вскрикивая. Ей больно, но она не может. Перед светящимися магией глазами все еще стоят образы войны. Далекой, почти нереальной. В ушах стоят крики, а глаза начинает заливать что-то. Она пытается приподняться, но в нее прилетает очередной удар, а после что-то падает и разбивается. Судя по запаху это... Вино? Она не видит ничего, отчаянно пытаясь проморгаться, но в глазах все еще стоят воспоминания о том, как умирали его братья и сестры. Он уже чувствовал рукоять своего меча, как все его ангельское существо пронзила боль и... Беспомощность? Или это было понимание? Понимание, что он не сможет. Он не может взять меч в руки вновь, не может причинить вред... Он не может ничего. Он абсолютно один, опустошен, потерян и беспомощен перед лицом опасности, к которой никак не был готов. Сквозь звуки битвы пробивается хлопок двери. Кажется Адонис ушел на охоту, а Афродита, как его называют здесь все, без сил ложится, пока из головы течет кровь, а его волосы и остатки одежды пропитывает вино. Он не может ничего. Даже остановить слезы, которые продолжают идти. У него ничего не осталось. Ни сил, ни желаний, ни чувств. Он опустошен. А вот он переполнен. Он полон злости и ярости. Этого идиота нельзя оставить ни на мгновение. Он сразу говорил, что это была плохая идея. Смертные, которым ты оказываешь внимание длительное время. Да даже Ия была лучше, чем этот вариант! Олег не мог сказать точно, на кого он именно был зол, на Виктора или на этот разодранный труп, который когда-то был прекрасным Адонисом, который мог поспорить в красоте не то что с Аполлоном, но и с самим Виктором, которого все приняли за Афродиту. Он выдыхает, медленно идя в сторону охотничьего домика, покрытый чужой кровью, но злость не уходит. У него украли его Афродиту, которая так заливисто смеялась и собиралась дать ему золотую помаду! Он недовольно ворчит, испугав псов лишь одним своим взглядом. Он открывает дверь с ноги, готовый разносить все, но останавливается. В хижине погром, а Афродита... Хотя скорее уже Витя... Арес выдыхает, роняя копье и подскакивая к брату. Он жив, его лицо залито его же собственной кровью. Золотой, искрящейся магией, как и глаза, в волосах осколки кувшина, а лицо заплакано. Помада, которую он показывал, размазана по лицу, да и большей частью давно уже отсутствует. Злость проходит, на время, пусть ему и хочется оживить этого парня еще раз, а потом вновь разорвать. На мгновение ему кажется, что пробивается какая-то мысль, но лишь на мгновение и кажется. Мысль о том, что он должен заботиться и отомстить за младшего брата, которого сейчас осторожно поднимает на руки рассеивается так же быстро, как и появилась. Ее уносит ветер, раздирая на атомы и частицы, словно ее никогда и не было. Но то вина и сожаление за то, что он не пришел раньше наполняют душу, пусть Витя в итоге и вжимается, крепко хватаясь своими пальцами с обломанным маникюром. Его надо защитить... Пока что защитить, а потом дать пизды, он же чертов архангел! Почему он не сбежал? Почему?