you think you're a man

Мисти подходит к университетскому шкафчику, и лицо ее, всегда с непонятной улыбкой, теряет всякую радость. Она слышит голоса позади, осуждающий шепот, который совсем не тихий, и, возможно, это специально. Мисти смотрит по сторонам: листы расклеены повсюду, словно в ночном кошмаре. Она срывает все с дверцы, бросает на пол и спешит бежать прочь, лишь бы не видеть, не слышать, забыть. В аудиторию Корделии влетает Фиона, и размашистая пощечина прилетает дочери: — Что это такое? — она бросает на стол скомканный лист. — Какого черта ты творишь?! Корделия разогнуться не может от прилетевшей пощечины и смотрит в пол. Волосы липнут к лицу, а глаза предательски слезятся. — Я тебя спрашиваю, что это? — Фиона хватает и разворачивает лист. — Я что, ради этого помогала тебе с работой? Да что с тобой не так?! В словах Фиона столько яда, столько злости, что в Корделии просыпается вновь восьмилетний ребенок, и он плачет, плачет, плачет, умоляя мать успокоиться. Корделия находит в себе силы взять листок в руки. [Нет.] Взгляд дочери наполняется страхом, ужасом, прямо как раньше. И пальцы становятся холодными, Корделия перестает их чувствовать. — Откуда у тебя это? — Они расклеены по всему университету. Ты вообще понимала, чем это может обернуться? Корделия держит злосчастный лист в руках и понять не может, как получилось это. Понимание приходит не сразу, но затем ударят в голову со всей силы: Майкл. Он подрабатывает в университете, помогает с документами и наверняка имеет доступ к системе видеонаблюдения. Мэдисон, которая тесно общается с ним. И в руках — кадр из аудитории, где Мисти целует Корделию после пары. Летит все в пропасть. — Я не понимаю, о чем ты вообще думала? — продолжает наседать Фиона, но дочь ее не слышит почти. Внутри столько мыслей, и они громче. — Как ты вообще могла спутаться со своей студенткой? Что в твоей голове, черт возьми?! — Я не сразу узнала, что Мисти моя студентка. — Какая разница? Это должно было прекратиться, как только ты увидела ее в аудитории. И твоя, и моя карьера полетят сейчас куда подальше. И Дэй — вместе с ними. Корделия поднимает на мать насмешливый взгляд: — Тебя ведь больше всего задело то, что это подпортило твою репутацию? Тебе и дела нет до меня или Мисти. — Ты права, — Фиона не противится даже, говорит уверенно, прямо. — Теперь это коснулось меня. Плевать мне было раньше, с кем ты спала, хотя ты всегда умудрялась находить себе отвратительных партнеров. Но сейчас ты перешла черту, Делия. — Ты нападаешь на меня вместо того, чтобы поддержать хоть раз. В этом вся ты. — Поддержать? — усмешка Фионы проходит по Корделии катком. — Нет. Это твоя ошибка. Ты взрослая женщина, Делия, и должна отвечать за свои поступки. Зайди ко мне в конце рабочего дня, — на выходе бросает мать. Декан громко хлопает дверью, оставляя Корделию наедине с собой. Отменяются Фионой все пары дочери, и Корделия чувствует на себе осуждающий взгляд коллег, студентов — всех, когда выходит из аудитории. Только ей хватает смелости распрямить спину и гордо пройти мимо них. Мисти впервые за долгое время плачет, Кайл пытается успокоить ее, но все бестолковое и пустое, когда сердце болит. Вечером, собравшись с силами, она едет к Корделии и надеется, что найдет в ней поддержку. Когда открываются двери, Мисти чувствует всем существом, что разговор предстоит непростой. — Проходи. Они сидят на диване, не разговаривая минут пять. Ни одна не решается начать: каждая боится столкнуться с правдой. — Корделия, прости. Это моя вина. Ты говорила, что не стоит делать этого, но я не послушала. Корделия, выплакавшая все, что было, испытавшая боль от матери в очередной раз, кивает: — Да, твоя. Мисти оборачивается на нее: она ожидала все, кроме этого спокойного согласия. — Ты правда винишь во всем меня? — Я с самого начала пыталась избежать этого, но от тебя невозможно было отвязаться, — она говорит это и ненавидит себя за каждое слово, но внутри все ноет от обиды и страха, и Корделии хочется, чтобы и Мисти почувствовала это же. — Я предупреждала тебя, я просила. — Ты серьезно? — Похоже, что я шучу? — оборачивается Корделия. — Мои коллеги косятся на меня, студенты обсуждают в интернете, я теряю работу. Это ведь очень схоже с шуткой, да? — Мы справимся, Ди. Я понимаю, что ситуация непростая, но разве мы не найдем решение вместе? — Тебя отчислят, Мисти. Меня уволят. Здесь нечего решать. — Хорошо, раз этого не избежать, то какой смысл переживать? — Мисти двигается к ней ближе, но Корделия встает и подходит к окну. Это задевает Мисти, но она старается не показывать. — Я имею в виду, отчислят, уволят. Я найду работу, ты на новую устроишься. И можно будет ничего не скрывать больше. Делов-то. — Я только выпуталась из того дерьма, что происходило с Хэнком, пыталась начать все заново, но появилась ты, и все снова полетело к чертям. Мать, — она оборачивается, и Мисти замечает, что она на грани, что еще чуть-чуть — и расплачется, — и без того считает меня своей главной ошибкой, а теперь — и подавно. В какой университет меня теперь возьмут после этого? — Корделия в чувствах хватает комок бумаги и кидает его в Мисти. Он прилетает ей в плечо, падает на пол, и совсем не больно физически, но это действие сильно обижает Мисти. — Ди… — Перестань называть меня так. Зачем я вообще повелась на твои уговоры? Надо было прекратить все, как изначально планировалось. После клуба. Мисти вспоминает, как искала сбежавшую наутро Корделию, и подходит к ней, пытаясь обнять. — Послушай… — Не трогай, — резко отстраняет ее Корделия. Язык Мисти всегда подвешен, но ситуация, выбившая землю из-под ног, сбивает с толку. — Ты реально собираешься оттолкнуть меня сейчас вместо того, чтобы пройти через это вместе? Да, так случилось, мы не можем этого изменить, но какой толк обвинять сейчас друг друга? — Потому что это изначально было неправильно. — И плевать! — Мисти повышает голос, пытается задавить истерику грубостью. — Было или не было, это прошло. Бессмысленно возвращаться к прошлому и думать, что можно было бы изменить. Давай по факту. — По факту хочешь? — эмоции управляют Корделией. Она толкает Мисти в плечи, и все это нацелено на одно — унизить ее, взять власть над разговором. — Хорошо. Это не исправить. И в ближайшие полгода об этом не забудут. Я преподаватель литературы, это все, что я умею и что люблю. И ты, — она тыкает пальцем в грудь Мисти, — лишила меня этого. — Какого хрена? — при всей любви к Корделии Мисти никогда не возводит вести себя с собой так: она ударом в запястье убирает руку любимой женщины от себя. — Перестань обвинять меня во всем. С каких пор я обязана извиняться за то, что люблю тебя? — С этих. И более — ничего. Корделия молчит, и Мисти не знает, что сказать ей, чтобы не получить ответ с лихвой. — Пожалуйста. — Мисти, оставь меня на сегодня. Или на пару дней, я не знаю, но дай мне время. — Не отталкивай меня, прошу. Не сейчас, Ди. — Уходи, — твердо, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Потому что обидно, страшно, и паника берет верх. Мисти пытается обнять ее в надежде, что это успокоит, но Корделия вновь толкает ее от себя. — Я сказала, уходи! — она указывает рукой на дверь. — Давай! Мисти, подстегнутая моментом и юностью своей, вылетает из квартиры Корделии без кроссовок и бежит скорее-скорее по лестнице, заливая ступеньки обидой. Она плетется к остановке в носках, чувствуя каждый камень под ногами, и звонит Кайлу с просьбой забрать. Он приезжает так быстро, как только может: — Мисти. — Кайл, — она кидается в его объятия и не сдерживается. Плачет, плачет, плачет, футболка его пропитывается слезами. — Ты чего разутая, хэй? — он опускает взгляд. — Простудишься. Надевай, — сняв собственные кроссовки, Кайл отдает их Мисти. Так и стоят: она в больших кроссовках, а он мочит ноги в луже. Они приезжают домой, и пока Мисти плачет в ванной, Кайл сидит рядом, прямо на полу, и все равно. Она надевает его футболку, весь вечер пытается успокоиться. — Я боюсь потерять ее, — Мисти сидит на кровати. — Я так облажалась. — Ты не облажалась. Ты ни при чем в этой ситуации. Совсем. — Нет, — Мисти мотает головой, и из-за слез дыхание становится тяжелым, — нет, она права. Это я во всем виновата. Идиотка, — она бьет себя в колени и так сильно сжимает кулаки, что ногти оставляют отметины. — Мисти, пожалуйста, — Кайл обнимет ее крепко, как только может. — Ты ни в чем не виновата. — Я с самого начала была недостойна ее. — Не говори так о себе, — он убирает руки от лица Мисти. В заплаканное лицо — говорить только правду, и он готов принять удар. — Ты достойна всего, Мисти. Кайл видит, как лицо ее кривится от боли; слезы капают на кожу и выжигают влажные дорожки. — Прекрати меня утешать. — Я не утешаю, я говорю тебе правду, — он сжимает ее ладони в своих, чтобы она прекратила истязать себя. — Ты самая лучшая девушка из всех, кого я знаю. В тебе столько плюсов, и ты достойна многого. — Ты говоришь так, чтобы я не плакала, — она вырывается и толкает его. Прямо как Корделия. — Не лги мне. — Никогда, Мисти. Все в тебе, — вновь хватает ее за руки Кайл. — Ты просто так сильно любишь ее, что забываешь любить себя. И думаешь, что ничего не стоишь. Но ведь это не так. — Ты умеешь красиво говорить, — она сдается, сутулится и больше не вырывается. — Только все неправда. — Видишь. Это в твоей голове. Ты и мысли допустить не можешь, что я говорю правду. — Почему тогда я так облажалась? — Научись снимать с себя ответственность за то, что от тебя не зависит. Ты не могла предвидеть это, не можешь исправить. В чем смысл тогда сидеть сейчас и убиваться? — Кайл, — новая волна слез катится из глаз Мисти, — она видеть меня не хочет. Она выставила меня за двери как мусор. — Прекрати говорить о себе такие вещи! Ты невероятная. И если она не может по достоинству оценить это, принять то, что случилось, и бороться за тебя, то она просто полная дура. — Нет, она не такая… — Ты бы, Мисти, с такой яростью, с которой ее защищаешь, за себя стояла. — Я умею за себя постоять. — Знаешь, в чем соль? Единственная, от кого тебя нужно защищать, это ты сама. И от того, что ты вбила себе, — Кайл касается пальцами лба Мисти. — Ты подарок тому, кто сможет это оценить. И она, скорее всего, ценит. Просто испугалась. — Ценит… я не знаю теперь… — В тебе сейчас говорит обида. — Возможно. Ты бы, например, — Мисти поднимает на него заплаканные глаза, — ценил меня? — Я и так ценю. — Нет, иначе. Как она. Кайл смотрит на нее серьезно и читает в глазах, что Мисти не шутит. Он говорит спокойно, размеренно, словно ответ на этот вопрос знает давно: — Я бы не ценил никого больше тебя. Она стирает с лица влажные следы, шмыгает носом: — И даже Зои? — Никого. Ты особенная. И к тебе — либо как же, либо никак. — Ты серьезно? — Да. Кайл немногословен: говорит, как думает, и не хочет казаться лучше. Он не ждет благодарности, не ждет, что Мисти оценит его в равной степени. Она опускает глаза, разглядывает кольца на собственных пальцах, а затем тяжело поднимает взгляд: — Кайл… поцелуй меня. — Мисти… — он умоляет глазами, чтобы она не кидалась с головой в омут, чтобы не делала того, о чем пожалеет, но она смотрит на него, и отказать он не может. Но. — Ты потом будешь ругать себя за это. — Вот видишь, — грустная усмешка срывается с губ Мисти. — Ты врал. Кайл видит, как в глазах ее начинают блестеть слезы, и это выше него. Он подается вперед и целует Мисти, руки опустив на горячие щеки. Она отвечает, обнимает и двигается ближе, словно боится, что Кайл под стать Корделии может исчезнуть. Мисти чувствует, что руки его спускаются к талии, но в объятиях этих нет ничего лишнего. Она тянет низ мужского джемпера вверх. Кайл не противится: помогает снять его, бросает в сторону и возвращается к поцелую. Им не впервой проходить это вместе. Кайл знает предпочтения Мисти — и не будучи любовником, а будучи другом, который умеет слушать. Она понимает его, знает, как никто другой. Футболка Мисти летит с кровати, и Кайл наваливается на девушку, покрывая шею и грудь поцелуями. И тут она начинает плакать, давиться слезами, и это совсем некрасиво. Заниматься любовью — только с Корделией, а никого другого Мисти не хочет. Заметив это, Кайл останавливается. Он накрывает Мисти одеялом, сам ложится рядом и обнимает со спины. — Все будет в порядке. Вы обязательно сойдетесь. Она одумается. Кайл кутает подругу сильнее, чтобы она не чувствовала неловкости, а Мисти задыхается, а Мисти слезы душат. — Все, успокойся, — он крепко обнимает ее. — Поговорите потом об этом с ней, когда и она успокоится, и ты отойдешь. Мисти вытирает лицо одеялом и закрывает глаза. Хочется поскорее вырваться из этого дня. Кайл остается с ней на ночь, чтобы она не чувствовала себя и на секунду одинокой. Корделия — последнее, о чем думает Мисти перед тем, как засыпает.