моя красивая, вспомни, где имя твое, когда плюнешь мне в сердце.
— Господи, какой ты холодный, — прошептал Гавриил, слепо шаря одной ладонью по худощавой спине, он все никак не мог поверить, что это случилось. Спустя такое бешеное количество времени, это случилось — он мог его обнять, вспомнить те чувства, те ощущения, вспомнить тело Кроули, которое и так было заучено вдоль и поперек. Он даже помнил нахождение каждой веснушки. Всех. До единой. Кроули уткнулся лбом в чужое плечо. Его мелко трясло. Гавриил окружал его желанием согреть, и Кроули действительно мог ощущать тепло в его теле, в его руках, даже в его голосе. Он ненавидел его больше всего на свете за произошедшее. Не было причин для этого. Не было оснований. Больше всего он ненавидел его. Даже ад не вызывал в нем той ненависти, что была у него к Гавриилу. И вместе с тем, едва ощутив его рядом и все те чувства, запуганные и прижатые к самому днищу, будто бы воспламенилось, загораясь, заставляя Кроули задышать чаще и тяжелее. Будто бы давая жизнь чему-то в нем. Структура чувств Гавриила ясна так же, как и все созвездия на небе. Слишком очевидно. Слишком понятно. Слишком ожидаемо. Гавриил хотел к нему. Больше всего на свете, он хотел к Кроули. В его бескрайность, в его неординарность. Знать его так же хорошо, как и тогда. Его плечи и руки. Всего его. Кроули задыхался. Воздух, который ему не нужен. Он продолжал задыхаться в его руках. Воспоминания сменялись одно за другим, проносились перед глазами и заставляли пульс биться везде. Даже в деснах. Превращая свое биение в боль, Кроули будто бы находился в бреду, пока находился в его руках. Будто бы что-то между ними коротило, происходило слияние чего-то, что вызвало бурную химическую реакцию. Кроули забывался в этих чувствах настолько, что терял реальность. И он лишь смог пораженно выдохнуть, когда ощутил на своих губах губы Гавриила. Аккуратно и нерешительно он так и замер, будто бы моля о разрешении. И Кроули сорвало крышу. Все те чувства, вся боль, ожидание, ненависть, страх пробили все сознание, все мысли. Не осталось ничего. Только странное тепло вперемешку с холодом и его губы. И Кроули подался вперед, разрешая. Он всегда ему разрешал. Не мог не разрешать. — Как сильно ты скучал? Покажи мне, пожалуйста, покажи мне, — голос Кроули отчаянный и хриплый, когда он поцеловал в ответ, вылавливая его губы, каждое движение и выдох, беря чужое лицо в свои ладони. — Дай большее времени, я все покажу. Все-все. Каждое мгновение, каждую секунду. Я был рядом с тобой везде. Эта встреча двух любовников, которые никогда не переставали любить друг друга. И Кроули сейчас предельно рад, что он мог творить со временем все, что угодно, вплоть до перемещения, хоть это и брало у него много сил. Гавриил смог ощутить лишь странное давление, а потом оказался придавленным к стене, едва не сваливаясь с ног, потому что ранее он сидел на скамье. У Кроули от слабости подкосились ноги, и он отчаянно вцепился в плечи Гавриила, не разрывая поцелуя. Голова шла кругом. Гавриил непонимающе шарил руками под пуловером, вспоминая все его тело. Все было абсолютно тем же. Строение его тела, твердость мышц, выступающие ребра — все было таким же, как и тогда. Дыхание сбилось, сердце колотилось как бешеное и Гавриил даже не мог уследить за всеми реакциями своего тела. Кроули, словно болезнь, тянул его вниз. Во всех смыслах. Поэтому, когда они оказались на чистом полу квартиры Кроули, Гавриил даже не удивился. Кроули сидел на нем, проходясь руками от низа живота до напряженных плеч. Гавриил весь был напряжен. И Кроули желал снова вспомнить каждую мышцу его тела. Сильную и твердую. Гавриил был хорошо сложен. Слишком хорошо. Кроули сам стащил с себя пиджак с пуловером, лишь на секунду отрываясь от чужих искусанных губ. Гавриил резко схватил его за волосы, наклоняя к себе и вылизывая шею. — Ты избавился от них всех? Черт, я все равно помню каждую. До единой. Тебя помню так, как себя не знал. — Не говори об этом, — попросил Кроули, жалобно всхлипывая от слишком резких и страстных ласк Гавриила. Язык его — горячий и влажный — спешно вылизывал шею и ключицы, губы ласкали и расцеловывали, не давая Кроули соображать. — Прости меня, — внезапно попросил Гавриил, ласково целуя в шею, прижимая к себе за спину обеими руками. Кроули странно выдохнул, не отвечая. Его пальцы — уже более теплые, чем ранее — лишь прошлись вниз и зацепились за рубашку. Путаясь в рукавах, он все-таки стащил с него и это гребаное пальто, и рубашку, опираясь руками о сильную грудь, оглядывая его всего. Его лицо. Черт, слишком прекрасное лицо. Эта широкая челюсть и красивые скулы. Глубокий холодный взгляд, внутри которого плескалось столько всего, что Кроули не смог бы разобрать этого и в нормальном своем состоянии, не то что в таком вот. — Тебе не стыдно перед Богиней? — Кроули тяжело дышал ртом. Пряди упали на лоб. Глаза блестели. Гавриил пораженно выдохнул и потянулся руками к его ребрам, потом вниз, к талии и бедрам. — Мне никогда не было стыдно перед ней за любовь. За тебя. — А за страсть? Страсть грех, Гавриил. Страсть с демоном — ужасный грех. — Мне не стыдно. Никому из нас не стыдно. — А если ты падешь? — жалобно спросил Кроули, моргнув и поджав губы. Гавриил так и застыл. Так вот о чем он говорил. Вот про какую инфекцию он говорил. Вот почему он боялся. Сердце Гавриила в тот же вмиг сжалось в какой-то дикой неописуемой муке. Почему, черт возьми, Кроули, боялся за его падение, когда он пал по причине него? Почему он боялся за это, почему не хотел этого, если ему пришлось пережить подобное из-за Гавриила? Пораженный взгляд Гавриила и затянувшееся молчание. — Ты даже лучше ангелов. Ты лучше их всех, — неосознанно прошептал Гавриил, смотря в глаза Кроули. Кроули — демон — больше всего боялся, чтобы подобное пережил Гавриил. — Заткнись. Я не лучше. Я... — его голос содрогнулся. И внутри него тоже — все вздрогнуло. Его тело будто вновь ослабло так, будто он сотворил ещё одну телепортацию. — Я слабак. Эти слова прозвучали для Гавриила как пощечина. В звенящей тишине, которая смешивалась с их дыханием, он слышал это эхом. Его интонация — несчастнейшая и жалобная. Кроули боялся. Но не за себя. За него. Демон, боявшийся за ангела. За ангела, который причинил ему самую большую боль. Гавриилу захотелось разрыдаться от этого. Но вместо этого он аккуратно принял сидячее положение, бережливым движением убирая упавшие на его лоб пряди. Их дыхание и ритм сердца, что билось в унисон. Они смотрели друг другу в глаза. — Теперь я понимаю, о чем хотела сказать Богиня, — низко прошептал Гавриил, подаваясь лицом и целуя. Так аккуратно, так нежно, как только был способен. Так, как это было в первый их раз. Со страхом, бережливостью и чувством чего-то неизведанного. Будто бы этим он хотел извиниться, будто бы он молил его о прощении. Кроули судорожно выдохнул и обнял за шею, ближе прижимаясь, притираясь к его телу, его рукам. — Если она и вдохновлялась чем-то, перед тем, как создать Землю, то только тобой. Без тебя бы ничего не было. Ни Ада, ни Земли, ни нас, Кроули, ты слышишь меня? — его ладони — большие и широкие — аккуратно взяли его за лицо, пальцы зарылись в короткие волосы, аккуратно поглаживая, будто бы успокаивая. — Хватит, Кроули, умоляю. Я не знаю, что в тебя такого засунули, чем ты жил все это время и о чем думал, почему ты падаешь все дальше и дальше, но, послушай, хватит. Я же здесь. У Кроули потемнело перед глазами. И весь мир, вся вселенная и пространство, все сошло на нет. Только тьма, он и звук капающей воды. Всепоглощающая и чернее самого превосходного черного, что он видел в космосе. Он пришел в себя, когда капля воды с его лица упала на пол. И в голове снова эхом раздался этот звук. Гавриил стер большим пальцем след от влаги и поцеловал в полузакрытое веко. С такой любовью и осторожностью, что Кроули чуть не потерял равновесие. Он прошелся руками к его плечам и чуть нажал, заставив Гавриила снова лечь на пол. Он нависнул над ним, поерзав задницей на чужом паху. — Я здесь не за этим, Гавриил, — хрипло прошептал Кроули. — Не за любовью. Дьявол все ещё ждет от меня успехов. Ты не достучишься до меня. Не зови. — Кроули не просто просил. Он умолял. Гавриил громко выдохнул через нос. Его ладони на его бедрах. На теле, коже, которую он вспоминал бесконечное количество раз, желая только иметь право вновь коснуться его. Имел ли он право жаловаться? Он не знал. Кроули выглядел несчастным. — Зачем ты пытаешься обмануть себя, Кроули? Кроули резко оскалился, напрягся. Он соскользнул ногтями по его коже, царапая. — Я никому не вру. И не врал. Ни вам, ни себе. Я злой, я мудак, тварь. Я... — Тогда почему ты боишься за меня, а не за себя? Кроули замер. Закрыл рот и поджал губы. Его глаза — бешеные и злые — смотрели в упор, и Гавриил мог ощутить, что в них буквально что-то бурило, кричало, что-то рвало. — Потому что, — Кроули прервался так же резко, как и начал. — Потому что ты превосходен и ни... Звук от удара раздался в этой тишине оглушительным выстрелом. Кроули ударил так, что Гавриил невольно повернул голову налево, утыкаясь взглядом в такую же холодную, как и все здесь, стену. Щека жгла. Болела челюсть. — Никогда не говори этого вслух. Никогда, слышишь? — послышался голос откуда-то сверху, и Гавриил перевел взгляд со стены на Кроули. Увидь бы его кто другой в этот момент, то он бы наверняка подумал бы, что он был в ярости. Но Гавриил видел, что он скорее был в ужасе, в страхе, в недопонимании. Его руки на бедрах давали ощутить Кроули буквально кожей. Ощутить все его колебания. Его заставляли быть таким. Он не хотел. Гавриил не успел открыть рта — Кроули схватил его за подбородок и поцеловал, больно кусая за губы. Гавриил ответил на грубый, но больше просящий поцелуй. Он снова обхватил его за спину обеими руками, прочно прижимая к себе и, кажется, непроизвольно приложил чуть больше, чем просто человеческих сил, так что Кроули не смог бы выбраться, даже если бы и захотел. Хотя он и не пытался. — Не открывай глаз, — прошептал Кроули. Гавриил послушался. Он готов слушаться Кроули буквально во всем. После пережитой разлуки — что угодно и как угодно. Гавриил не открывал глаз, но он все прекрасно слышал и чувствовал. Слышал то, как содрогался его голос, как напрягался он весь под его руками. А потом он чувствовал на губах соль. Он не имел понятия о том, какие человеческие слезы на вкус. Но почему-то сейчас он безошибочно определил, что это слезы. Когда что-то капнуло на его щеку, когда размазывалось меж их губ. — Не смей, — задушено прошептал Кроули, когда увидел, как дернулись веки у Гавриила, будто он хотел их открыть. Поцелуи выходили все более рваными, а потом и вовсе прервались на всхлип. Он застыл в миллиметре над губами Гавриила, а после уткнулся в его плечо. Весь дрожащий и болезненный, он уткнулся в самое теплое место на его теле — между шеей и плечом. Гавриил медленно открыл глаза, пялясь в темно-серый потолок. Грязно-серый. Его хватка на худой спине ослабла лишь на секунду — только для того, чтобы удобнее его перехватить. Он уткнулся носом чуть выше виска, зарываясь в короткие волосы. — Я всё еще люблю твои волосы. Даже несмотря на то, что они выцвели, — прошептал Гавриил. — Заткнись, — просипел Кроули, пытаясь замахнуться кулаком, но почему-то остановился и его рука просто упала у плеча. — И тебя. Тебя люблю. До сих пор. Больше чем Богиню, ты представляешь? — в его голосе послышатся тихий смех. Не издевательский. Мягкий и светлый. Такой, что Кроули показалось, что у него даже под веками темнота внезапно посветлела как-то — настолько светлым он был. — Знаешь, я обожал космос. А потом... а потом тебя там не было. И я понял, что в нём нет никакого смысла. В звездах, планетах, туманностях, этой космической пыли, черт, это не имело никакого смысла, понимаешь? Кроули странно содрогался от каждого всхлипа. Гавриил ощущал, что у него шея мокрая. По крайней мере, Кроули позволил себе это. Больше ему и не надо было. Если Кроули станет от этого поспокойнее — то пусть так. — Ты самая, слышишь, самая прекрасная звезда? Печальная звезда. — Где ты понабрался этих сантиментов, черт тебя дери, это отвратительно, — сипло прошептал Кроули. Его голос содрогнулся на середине предложения. — Импровизация. Давай, иди сюда. Гавриил аккуратно оперся одной рукой о пол, чтобы не грохнуться, пока он будет вставать. Кроули обнял его за шею еще крепче, и, видела Богиня, если бы Гавриил не был ангелом, то умер бы от удушья в течение ближайших пяти минут. Гавриил ощущал, что в Кроули действительно было что-то, что было больше, чем его тело, больше, чем он мог понять и увидеть. И больше того, что смог бы контролировать Кроули. Гавриил не был удивлен, что внутри него, помимо боли, было такое количество неутолимого страха. Кроули боялся сам себя. Кровать Кроули оказалось до неприличия холодной, но это не было тем, что не смог бы исправить Гавриил. Его большая мягкая кровать и съерзанная в одном месте, ближе к правому краю, простынь. На этой кровати их тела, которые прижаты так максимально близко, будто пытались слиться в один симбиоз. Гавриил провел неосознанно ладонью по его спине. Касался пальцами, поглаживая. Вверх и вниз. Ему казалось, что это должно быть чем-то приятным и, во всяком случае, Кроули и вправду переставал быть таким напряженным. Он успокаивался. Наверное. Он был сложнее. То, что крылось в нем, выходило за пределы Ада или Рая. Не касалось ни Сатаны, ни Богини. Но что тогда? Что в нем было? Кроули с тяжелым выдохом чуть отпрянул от его плеча. И вот его глаза — уже сухие. Уже спокойные. Гавриил провел пальцем по влажному месту у виска, и убрал пряди, упавшие на лоб, назад. — Легче? — наивно спросил Гавриил. Его широкие плечи, казалось, закрывали для Кроули вид из окна. Свет. А потом он поднял взгляд вверх, встречаясь с его взглядом. И все сразу стало ясно. Не нужен ему никакой свет. Глаза Гавриила ярче любого освещения. Холодный ледовитый фиолетовый. Льдинки в его глаз согревали лучше, чем эта постель. — Не знаю, — на выдохе сказал Кроули, протянувшись рукой к небольшому покраснению на правой щеке, в которую он ударил. Должно скоро сойти. Гавриил проследил за его движением и чуть повернул голову к его руке, проходясь носом по запястью, глубоко вдыхая в себя его запах. — Дышится легче. — Почему ты это делаешь с собой? — взгляд Гавриила — так люди умоляют перестать. Но Гавриил не человек, и ему не нужно говорить об этом, чтобы Кроули понял. Но он не мог. И вряд ли сможет. — А почему это сделала со мной Богиня? — хрипло отозвался Кроули. — Почему для неё я был не невинным? Неужели я и вправду как-то не вписывался? Гавриил промолчал, отводя взгляд в сторону. И Кроули понял. Он обиженно поджал губы, нахмурившийся и тоже опуская взгляд. Он не был невинен, потому что смел любить кого-то, кроме неё. — Ты знаешь, почему, Кроули. Дело не только в... нас, — Гавриил аккуратно чуть подался вперед, наваливаясь сверху, и опираясь свободный рукой по левую сторону от головы Кроули, закрывая собой часть потолка. Короткие пряди выбились из прически. Кроули моргнул. Внутри что-то сжалось. — Почему ты позволил мне идти к ним? Почему ты этого хотел? Объясни мне. Я не понимаю. Гавриил поджал губы. Какая-то странная тяжесть обвила его как змея. Удушливо и крепко. Внутри будто его наполнили камни. Он знал, что если он позволит себе встречу, то подобного диалога он бы не смог избежать. Гавриил пришел в себя только когда Кроули коснулся пальцами его щеки, и взгляд Гавриила — слишком сложный и непонятный — снова прошелся по его лицу. На секунду в Гаврииле будто бы что-то сжалось. Вот он — Кроули — его мечта, его больная фантазия, под ним. Вот он. Рядом. Растрепанный на этих холодных простынях, едва согреваемый в его руках. Это же фантастика. Перед тем, как ответить, Гавриил наклонился, и мимолетно коснулся его губ, вырывая для себя буквально пятисекундный поцелуй — будто бы на пробу. Будто бы он хотел убедиться, что он и вправду настоящий. — Потому что ты был частью плана. Без тебя ничего бы не случилось. Ты был нужен им больше, чем нам. Гавриилу казалось, что у него комок в горле стоял, пока он это говорил. Взгляд Кроули — внимательный и спокойный — не перемещался с его лица. Он смотрел на него, по-прежнему касаясь ладонью его лица. — Прости, — тихо сказал Гавриил. Кроули показалось, что его губы дрожали. — Я... Я не сразу понял, как это работает. Что ни один план, даже Божий, не может быть важнее... тебя. Я не понимал, что ничего не заменит тебя. Гавриил резко снова посмотрел в глаза, но Кроули разглядывал что-то по левую сторону от них. Как заметил Гавриил краем глаза — какая-то статуя. Красивая и белая. Такая, что даже наводила какой-то страх. Здесь все холодное. Кроме Гавриила и Кроули в его руках. — Я не знаю, что я тут делаю. Я нигде не к месту, — прошептал Кроули, будто бы был не в себе. Так, будто его сознание было далеко от этого места, но Гавриил вернул его сюда одним лишь касанием своих губ к его запястью. Там, где бился пульс. Размеренно и медленно. — Я вижу, вижу, что ты страдаешь. Я видел это всегда, и я чувствовал себя таким ничтожеством. Я ненавидел себя. Ненавижу, — его голос — низкий и грудной — будто шел вибрацией из самого его нутра. Будто бы он звучал внутри головы Кроули, а не снаружи. — Но умоляю. Не прячься от меня. Я всегда найду тебя. Даже там, внутри, как бы глубоко ты не прятал это, я вижу. Мы ведь изначально... изначально знали друг друга. Кроули рвано выдохнул. Он прошелся по согнутой в локте руке Гавриила и подался головой вправо, прижимаясь к его грудной клетке. Внезапно он ощутил острое желание обниматься. Гавриил, как считав это, снова наклонился к нему сгребая в охапку, прижимая к себе. — Я жалею, что не сделал этого раньше, — прошептал Гавриил в чужую макушку, тут же ласково целуя. Кроули дышал в ключицы. — У меня просто сейчас нет сил, чтобы драться, Гавриил. Тебе просто повезло. Я просто обесточен, но я по-прежнему демон. — Мг, — промычал Гавриил, прикрывая глаза. — Но твоя невинность принадлежит мне. Кроули странно дернулся в его руках, к щекам резко прилила кровь. Щеки, скулы, даже шея — он поджал губы и лишь поерзал, стараясь не реагировать на его слова. Хотя его тело уже все сказало за него. Его накрывала приятная нега и тепло. Гавриил был теплым. Он его согревал. Кроули заснул, кажется, в тот же миг, как его веки сомкнулись вместе. И даже недельный сон не смог этому препятствовать. Кажется, он был серьезно обессилен этим всем.________________________
Твоё существо и пространство. Где связь между этим? Есть ли она вообще? Почему Кроули не мог прижиться? В последнее время в его голове появлялось все больше и больше глупых вопросов, о которых он предпочитал не говорить. Всё оставалось, относительно, на тех же местах. Он, руки Гавриила, его присутствие и пространстве. И глупые вопросы Кроули. Волосы с некоторых пор стали мешать, будто бы они могли казаться ему тяжелыми. Звезды, эти веснушки на его теле, периодически чесались, и Кроули вообще не понимал, возможно ли это. Но под крылом Гавриила всё становилось как-то нормально. Он был в порядке. Или он пытался себя этим утешать. Находил утешение в его присутствие, его руках и существе. Почему пространство не кажется ему уместным? Почему у них нет выбора? Почему это кажется ему не тем? Кроули чего-то до ужаса не доставало. До такой степени, что чесалась грудная клетка. Будто бы оттуда рвалось что-то. Что-то, о чем Кроули не знал. И с каждым прожитым момент он лишь убеждался в том, что и не хочет этого знать. Здесь было не так. Неправильно. Ангелы и сущности. Привкус и запахи. Что-то крушилось. Чувство неправильности. Неопределенности. Он осмелился сказать об этом лишь раз. Когда тревожность залезла ему под кожу неприятным предчувствием, когда даже навес крыла Гавриила его не спасал. — Иногда мне кажется, что что-то... происходит, — Кроули воровато огляделся, так, будто хотел найти так ответы. Понять. — Да, мне тоже так кажется. Будто что-то грядет. Никто не рискует проверять. — А что, есть что проверять? — Думаю, что да, — Гавриил кивнул и прижал Кроули крылом к себе еще ближе. — Но ты можешь это сделать. Тут нет для тебя правил. Иди туда, куда ты захочешь. Кроули застыл. Он ощутил странное давление в висках. Что-то происходило. Что-то, в чем виноваты были они в том числе. Те чувства, та приязненность, все то, что происходило и происходит между ними прямо в этот момент — это новые чувства. Неправильные. И они впитывались во все окружающее, порождали разломы. Порождали хаос. что-то извне рвало к ним. И Кроули осознавал, что, наверняка, это было продумано Богиней. Отсутствие выбора — лишь иллюзия. Есть что-то ещё. Что-то, что всегда было во всех них. — Ты можешь просто пробежаться туда. Поглядеть, что да как. Голос Гавриил звучал как будто со стороны. Кроули не был уверен, что это был его голос. Он будто звучал со стороны и, вместе с тем, откуда-то изнутри Кроули. Что-то, что звало его, было прямо за его спиной. Он испуганно огляделся, почувствовав холодное дуновение чего-то, что прошло даже сквозь крыло Гавриила. Его звало что-то, что было ниже этого всего. Будто бы где-то есть дно. Осталось только его нащупать.________________________
Неясные образы в его голове этой ночью не давали ему покоя. Яркий свет, яркие цвета, руки Гавриила — это сон или явь? Трогал он его в самом деле, или нет? Как это происходило? Почему это происходило? Неясные слова и яркий холодный свет. Кроули резко просунулся весь в поту. Так, будто бы его кто-то облил из бочки. Он подскочил на кровати, испуганно оглядываясь по сторонам. Простынь под ним была влажной. Гавриил спал рядом. Его рука, ранее лежавшая у плеч, сползла к бедрам. Кроули громко и тяжело дышал, пытаясь привести ритм и дыхание в норму. Он горел. Буквально горел. Это был жар. Пройдясь рукой по шее, пальцы чуть не соскользнули с неё — настолько влажной она была. Он сглотнул и покачал головой, снова посмотрев на Гавриила. Значит, ничего ему не приснилось. Он позволил этому случиться. Черт возьми. Это было неправильно. Неверно. Всё вчера происходящее казалось ему каким-то дурным сном, непонятым и неясным. Однако, несмотря на какое-то отторжение и непринятие произошедшего, руку Гавриила со своих бедер он убирал с ощутимой тяжесть в грудной клетке. Он не хотел её убирать. Но он позволил себе лишь застыть на секунду, сжав его ладонь. У запястья бился пульс. Гавриил дышал. Был материальным. Покачав головой, Кроули аккуратно наклонился к нему, поцеловал в лоб и тихо встал с кровати, одним щелчком приводя температуру своей кожи в норму и убирая лишнюю влагу. На полу была разбросана одежда, другая её часть — в коридоре. Кроули натянул на себя штаны, застегнул ремень и наспех натянул пуловер с пиджаком. Про галстук он забыл. Кажется, это было что-то около пяти утра. Утро только наступало. Ещё туманно и неясное, темно и сумрачно, Кроули ощутил себя буквально на какую-то долю секунды правильно. Вот его место — ни свет, ни тьма. Рассвет. Рассвет всегда означал подъем. Подъем сил, уверенности, собственного тела. Означал восстание. От подобного слова, которое промелькнуло в его голове, Кроули пробила слабая дрожь, но он быстро от нее избавлялся и, натянув на себя обувь, быстро вышел из дома. Его кожа будто бы остывала, медленно возвращаясь к привычному холоду, но сейчас процесс шел медленней. Намного медленнее. Почему его вообще схватила подобная херня? Почему его тело буквально горело? Казалось, там, где была рука Гавриила, едва ли не ожог остался. Но проверив это место, слабо потерев его ладонью, Кроули не ощутил ничего. Он сел в свою машину и нажал на газ. Ему нужно было проветриться. За рулем его лучше всего отпускала вся боль, ненужные мысли и тяжесть. Когда он мчался по почти пустым улицам, он смог подметить, что нет — холод не пробивался сквозь его кожу. Это и не было теплом. Может, и вправду немного холодно, но это не то состояние, которое обычно было ему знакомо. Помимо этого, он смог ощутить то, что ему и вправду полегчало на какую-то часть. Будто с плеч упал какой-то груз. Странная тяжесть и печаль. Он смог дышать ровно, не переламывая свои грудные позвонки от каждого выдоха или вдоха. Солнце лишь вставало. А Кроули впервые за долгое время выдохнул без тяжести в груди.________________________
Что там, дальше этого пространства? Что находится за границей? Что представлял из себя выбор? Расскажи мне, Богиня, о чем это? Я же не мог взять этого с ниоткуда, мать твою. Холод. Ментоловый и зябкий. Он не был ему знаком, но Кроули мог найти в нем какой-то отголосок. Кроули долго так слонялся. Бессмысленно ища покой в плече и руках Гавриила, с каждым разом он все отчетливее понимал, что это уже не спасало его в полной мере. Что-то будто бы рвало из него. Какая-то часть. Та самая, которой не дали выбора. Кроули ожесточился, хоть и сам этого не замечал. Что-то беспрерывно терзало его разум, требуя ответов. Требуя хоть какой-то определенности. В руках Гавриила не было спасения. Было лишь такое нужное тепло, некое понимание и давно знакомое ему чувство нужности. Но Кроули нужно было больше. Нечто намного большее, чем мог дать ему Гавриил по причине того, что он не был таким, как Кроули. Однако, он понимал и принимал его лучше кого бы либо другого, но не то. Кроули было стыдно за эти мысли, и он лишь все сильнее рвался к нему, прижимаясь теснее и ближе, щемясь под покров его больших белых крыльев, пытаясь найти там панацею. Но ничего не было. А потом Кроули встретил Их. Тех, кого никто не хотел проверять. И все перевернулось.