левой рукой лаская, правой вонзаю нож.
Когда Кроули вышел из ванны, Гавриила как след простыл. Будто его здесь и не было. Кроули бы хотел так думать, он хотел верить, что это все просто его бред, но витающие в воздухе нотки его одеколона и валяющиеся на полу пижамные штаны Кроули с порванной резинкой говорили ему об обратном. Он встретился взглядом с Азирафелем, который, сложа руки в замок, тупо пялился вперед. Его будто тоже только что косвенно трахнули без его прямого согласия. — Где Гавриил? И ты чего стоишь? Проходи раз пришел. Чего пришел, кстати? Время видел? Шесть утра! — Ты не в порядке. На этот раз никаких вопросов, Кроули, у тебя на лице написано, что ты хочешь зарыдать, а не терпеть все заскоки своего гребаного первого любовника, или как там это назвать. Он уставился на Азирафеля. Молчание между ними могло биться током — так казалось Кроули. — В порядке, — выдохнув, соврал Кроули. — Кофе будешь? — он грустно посмотрел на кофеварку, которая его не спасла от подобного опыта. Он кончил и все такое, в чем-то ему даже понравилось, но чувство того, что его изнасиловали, никуда не девалось. Ну, хорошо, что хоть любимыми пальцами изнасиловали, а не хрен какой-то. Сандальфон там какой может... а, тьфу ты, это же он извел целый город. Кроули и позабыл. — Давай. Они снова молчали. Пока Кроули доставал чашки, засыпал сахар и искал молоко или сливки, они молчали. Кроули выглядел как всегда лучше всех. Движения дерганные немного, но резкие и уверенные. Осанка прямая, только плечи немного напряжены. Глядя на него и не поймешь, что это он в ванне наспех пытался щелчком нацепить на себя одежду, но его так трясло, что вышло только с пяткой попытки. — Так куда Гавриил делся? — Кроули поставил чашку перед Азирафелем и сам уселся напротив, закинув руку на спинку стула. Кухня у него была единственной, на удивление, светлой комнатой. Всё из-за панорамного окна, и в какие ты краски не крась, по утру здесь было светло. По крайней мере в это время года. — Не знаю. Он со мной поздоровался и сразу же: «ну ладно, пока». На самом деле у нас с ним... сложные отношения. Мы друг другу не очень нравимся. Он хороший босс. Но как.... — Как ангел он тоже хорош, да? Если равнять по большинству. Азирафель тяжело выдохнул и нехотя согласился. Это просто Азирафель слишком человечный, вот и отвык уже от радикальности, сущий всем демонам и ангелам. Может, поэтому Гавриил так себя и вел? Привык, что все происходит как по приказу и без отлагательств? Надо бы ему объяснить, что нельзя обездвиживать другого человека только потому, что ты захотел потрахаться (на самом деле Кроули не был уверен в том, что действительно хотел ему что-то объяснять). Да почему Гавриилу вообще трахаться хотелось? Кроули осознал, что, кажется, пропустил много моментов в его биографии. — Так а... ты-то чего пришел? Шесть утра, напоминаю, — Кроули постучал указательным пальцем по корпусу своих часов. Азирафель видимо застопорился, будто бы сам не знал ответа. Нет, ответ он, конечно, знал. Он не знал реакции Кроули. А реакции у того вообще две: либо он уходит, либо нет. И Азирафелю надо было как-то удерживать его на месте, потому что он и из собственного дома мог уйти. — Я... не знаю. Чувствовал буквально, что с тобой что-то не так. Это... Кроули, ну, не глупи, мы друг друга по-настоящему чувствуем. Даже за километр чувствуем. А я когда Гавриила увидел вообще растерялся. Не знаю, что и ду... Да что ты все дергаешься?! Азирафель спросил это так резко и раздраженно, что Кроули сам застыл, во все глаза на него уставившийся. Кроули не дергался. Он забывался и опирался лопатками о спинку стула, и тут-то они начинали петь ему симфонию агонии. — Да спина болит, — отмахнулся он. Азирафель понял, что дело не в спине. Сегодня Азирафель вообще слишком много чего понимал. В смысле, он всегда это делал, но сейчас будто сама истина тащила за руку к нему. — Так убери боль. — Самый умный, что ли? Мог бы — убрал. Кроули тут же прикусил щеку и отвернулся. Блять, спалился же. Азирафель прекрасно знал, какую боль не смог бы убрать демон со своего тела. Боль, причиненная святой водой или ангелом. Ожоги. — Давай посмотрю, — выдохнул Азирафель. — Не надо ничего смотреть. Гавриил мне потом по голове посмотрит чем-нибудь твердым и божественным, — он сдержался, чтобы не добавить «и хорошо, если это будет его член». Азирафель вздернул бровь. Кроули давно не видел у него такое выражение лица. Так, наверное, и выглядят стражи эти небесные. Серьезно, уверенно и почти что беспристрастно. Только сам Азирафель был нихрена не беспристрастным. Волновался, взвинченный весь был. — Кроули, ты слышишь сам себя? Я же не собираюсь с тобой тут что-то непристойное делать. Покажи мне. — Нет. Кроули насупился и отвернулся. Он сам забыл проверить свою спину, как можно скорее пытаясь одеться. Вряд ли там что-то осталось, но все же, мало ли? Азирафель потом надумает, что его тут ногами били (Кроули думалось, что и до этого недалеко). Какое-то время они молчали. Даже не напряженно. Простое молчание, когда действительно лучше промолчать, чтобы не сказать лишнего. Азирафель тяжело выдохнул. Он сказал: — Кроули, я тут не за тем, чтобы причинить тебе вред. Просто дай мне убедиться, что с тобой все хорошо. — Со мной всё хорошо. Убедился? Молодец. Кроули резко встал, взяв свою чашку и запихнув её в посудомойку, хоть и сам не понял, зачем он это сделал. Он не пользовался ей с тех времен, как она здесь оказалась. Он очнулся, покачал головой, щелкнул пальцами и поставил чистую чашку на место. Закрыл ящик и тяжело выдохнул. — Пожалуйста, Кроули, ты меня с ума сводишь этим всем. Кроули едва не подпрыгнул на месте, ощутив, что Азирафель стоял буквально за его спиной. Конечно же в нормальной дистанции, не прижимался, не дышал в спину. Он давал ему выбор, давал ему право самому все сделать и решиться. Этого порой ему не хватало в Гаврииле, но Кроули подумалось, что если бы в нем этого не было, то всё, возможно, было бы иначе. — Всё в порядке. Поверь мне на слово. Кроули закусил губу, когда поддели край его пуловера. Его не тянули вверх, просто слабо оттянули. — Могу я? — Делай, блять, что хочешь, — зло прошипел сквозь зубы Кроули, плотно вцепившись пальцами в кухонную тумбу. Злоба распирала его, но больше — беспомощность. Он мог оттолкнуть, послать на хер, но он осознал, что в этом варианте уйдет уже сам Азирафель. А он не хотел, чтобы тот уходил. Не сейчас. Кроули стащил с себя пиджак, а потом Азирафель поддел ещё выше пуловер. Спину обжег внезапно холодный воздух, и Кроули закрыл глаза, едва не взмолив богам, чтобы Азирафель перестал все делать так интимно. Пускай лучше резко рванет её, порвет к хреновой матери, чем устраивает себе шоу тактильного стриптиза. Ей-богу, вроде ангел, а тут... Он очнулся только тогда, когда пуловер был полностью задран, и Азирафель спросил: — За что он так с тобой? Кроули замер. За что? Там что, что-то было? Почему Азирафель спросил это таким тоном, будто его реально тут ногами били? — Что там? — сипло спросил Кроули, едва не застывший от ужаса. Может там вообще кость торчит, а он не чувствует? — Если бы оно находилось на другом месте, то ничего старшого. Небольшой кровоподтек и ожог. Но тут... бр-р-р-р, это же больно было до ужаса. Давай я помогу тебе избавиться от этого. Кроули лишь кивнул и даже не вздрогнул, когда на место под правым крылом легла ангельская ладонь. Без боли, почти невесомо. — Что он с тобой делал? И за что? Кроули закусил губу. Технически — ничего. Ничего страшного. Он даже почти не потерял сознание. Просто небольшой секс с БДСМ. Кроули даже кончил и Гавриил его поцеловал. Всё было хорошо, да? Ничего не было хорошо. — Я сам его попросил. Ну, знаешь... — Нет, не знаю. Я в жизни не поверю, чтобы ты попросил о таком. — Если правильно все делать, то будет приятно. — Правильно, Кроули. Пра-виль-но. От правильно нет ожогов и синяков. Это же больно было до ужаса. Как ты вообще сознание не потерял? Кроули не ответил, лишь натянул пиджак обратно, когда Азирафель убрал руку и сразу вся боль и дискомфорт прошли. Гавриил же по-любому заметит, что оно исчезло. Докопается ещё... Вообще, не сказать, что Кроули на самом деле было больно настолько. Ему даже приятно было. В самом деле, удовольствие было бешеным. От такого, конечно, не кончают, а скорее и в самом деле теряют сознание, потому что интенсивность слишком высокая и такое удовольствие даже болезненное. Но была ли реально боль? Кроули осознал, что не помнит. Он относился к этому, как к необычному сексуальному опыту. Ну немного неприятно было, но в целом это ничего страшного — Слушай, ангел, ты реально хочешь знать, как мы трахались? — Кроули пошел в наступление, повернувшись к нему лицом. Тот отрицательно закачал головой. — Ну вот. Спасибо за оказанную помощь, в следующий раз попрошу Гавриила. — И ты думаешь, что он поможет? — спросил Азирафель, скептически на него посмотрев. — Куда он денется? В общем-то, Кроули понимал, что что-то было однозначно не так. Но Гавриил будто сам не понимал, что делал. Будто подсознательно. Ему просто стоит объяснить, так? Хотя Кроули на секунду показалось, что он — единственный, кто ничего не понимал. — Послушай, Азирафель, он тебе может не нравится из-за ваших отношений, но я в порядке, ладно? Мне не холодно, не голодно, боли тоже нет. Почти. Но и эта специфическая. Хватит париться. Мне было приятно пару первых раз, но сейчас — не особо. — Если бы я не предложил тебе свою помощь, ты бы так и продолжил ходить с этим на спине, так? Кроули уставился на него, а потом заторможено кивнул. Ему бы даже в голову не пришла мысль о том, что, может быть, стоит ему рассказать. На самом деле, Кроули больше не хотел казаться жалким, слабым или просить помощи. Прошло достаточно, теперь надо было снова возвращаться к тому, к чему он привык. К молчанию. — Когда он сломает тебе колени, тоже не попросишь? — Он не сломает. — Он может. — Ты не знаешь его, ангел. Я не знаю, какой он там, с вами, но со мной, я уверен, всё по-другому. — Я тоже не знал, как он тут, с тобой, а потом увидел твою спину и понял, что так же, если не хуже. Кроули, я не смогу тебя спасать вечно. — Я тебя и не прошу меня спасать, если ты не заметил. Слушай, мне нравится с тобой общаться до тех пор, пока ты не начинаешь заново свою шарманку. Давай просто общаться, ладно? Я не хочу портить то, что у нас тут вышло. Да, криво, может, это и не дружба вовсе, но лучше, чем у нас всё было до этого. Азирафель не ответил. Смотрел на него с неприкрытым сожалением и молчал. Потом он сказал: — Мне больно на тебя смотреть. Кроули отвернулся к окну, сложив руки на груди, ссутулившийся. Азирафель знал эту позу. Видел уже раз десять. В такие моменты Кроули больше всего бы хотел отгородиться от всех и вся. Не подпускать к себе никого. Но Азирафель не собирался уходить. Не в этот раз. Он подошел к нему, положив руку на плечо, смято улыбнувшись. Кроули на него даже и не смотрел. — Просто удостоверься, что он действительно ничего не скрывает. У тебя ведь есть к нему вопросы, так? Так задай их ему. — Не люблю задавать вопросы. Азирафель пожал плечами. На самом деле он лукавил. Он видел, что Кроули действительно выглядел лучше, чем все время до этого. Мимика, жесты — все осталось тем же. Но вот взгляд. Гребаный его взгляд. Он стал шире, проникновение, более открытым, живым. Кроули нравилось все, что с ним делал Гавриил, и он был на это согласен. Азирафель боялся, что в один момент Гавриил его просто сожжет, а Кроули скажет ему спасибо, глядя на него своим открытым и живым взглядом. Нужно ли было его спасать, Азирафель не знал. Но, по крайней мере, он мог стоять рядом с ним, смотреть на него краем глаза и даже иногда касаться. Последнее это приобретенное от людей, раньше у него такого не было. А вот теперь есть. Желание трогать. Азирафель, на самом деле, действительно завидовал Гавриилу, но не признавался в этом даже себе.***
Через сутки Азирафель заметил на запястье Кроули следы. Красные отметины. Он так и не понял, синяки или ожоги. Не спросил. Кроули в тот день был ещё более раздраженным, чем обычно. Синяки на шее. Куски-кусочки отметин этих святых, черт бы их побрал, на ключицах. Азирафель старался не думать о том, сколько их под одеждой. Но он все равно представлял. И как-то подсознательно хотел их сам оставлять на нём. Если Кроули так нравится, то, пожалуйста, он может и так. И по-другому может. По всякому, вообще, может, но Кроули не хочет. Азирафель сам не понимал, что же было такого особенного в Гаврииле, что Кроули таскался за ним, как привороженный. Азирафель знает, что такое любовь, он её чувствует, и нет, это не любовь. Это никогда и не было о любви. Азирафель ощущал себя идиотом, потому что он тут единственный, кто именно что любил а не пытался устранить свои непогашенные гештальты, или что там у этих двоих было. Азирафель ощущал себя третьим лишним. Он прогуливался после двухдневного сиденья с какой-то книгой, которая, как ни странно, действительно помогла ему отвлечься, когда встретил в парке Кроули. Его фигура была буквально переломлена через небольшое ограждение. Он пялился в воду и издали показался неудачно слепленной статуей. По-паучьи длинные ноги, тонкий силуэт и такие же тонкие руки. Прическа, из-за которой голова кажется больше и ещё комичнее на фоне такого тела. Азирафель подошел и встал рядом. — Как оно? — Охуенно. Кроули предпочитал не говорить ни о своих причинах нахождения здесь в одиннадцать вечера, ни про то, что у него с лицом. Лицо было то ли злое, то ли отчаявшееся. Будто бы Кроули о чем-то молчал уже через силу. Азирафель, на самом деле, больше не спрашивал. Он решил оставить их в покое, только изнутри сгорая от тупой ревности и желания. Но себе он никогда ничего не позволял. Он выше этого. Пускай принуждением и запугиванием пользуются другие, он никогда не был об этом. — Гавриил? — Ага. — Опять? — Опять. Азирафель не был уверен, что у них был хотя бы один день, когда они не ссорились. Азирафель думал, что это у них проблемы с пониманием, ан, не, у этих всё ещё хуже было. Азирафель даже начал думать, что проблема не в Гаврииле. Проблема в Кроули. Он будто сам не знал, чего хотел и что ему было нужно. — Чем ваши ссоры вообще заканчиваются? — Я напоминаю ему, что он меня обманул там, а он мне, что я сам попросил его остаться и что это не он «трется об одного ангела». — Ну ты бы мне сообщил, что трешься об меня, я хотя бы сделал вид причастности к процессу. — Ага. В этом и проблема. — До сих пор любишь его? — Люблю. Господи, ну какой же бред. Не любит. Ни разу он его не любит. Только делает вид, пытается обмануть всех. В этом с Гавриилом они, в любом случае, сошлись. — Ты впервые просто психанул и ушел? — Ага. Надоело уже. Лучше бы уже реально бил. Азирафель невзначай задел пальцем рукав его пуловера, и оттуда выглянул синяк. Новый или старый — Азирафель не знал. Он уже перестал определять, какие новые, а какие нет. Кроули раздраженно одернул руку и махнул ей же. — Нет, это другое. — Уверен? Кроули выдохнул и покачал головой. Азирафель посмотрел на него краем глаза и скомкано улыбнулся. Он стоял такой весь скрюченный, зажатый, худой, и казался таким переломанным, будто у него вечно кости сломаны, а срастись он им не дает. Интересно, все демоны такие? Азирафель на ощупь нашел его руку, сжав в своей. Он её не вырвал. В конце концов, они не делали ничего ужасного. Кроули, может, и искал боли, но, кажется, недостаток простого понимания и ласки по нему тоже бил. Он не был демоном в привычном понимании этого слова. Он был существом меж двух огней. Существо — слово, от которого Кроули буквально блевать тянуло, поэтому Азирафель не говорил этого вслух, но они же они тут все твари божьи и ничего более. — Из-за чего на этот раз? — Из-за тебя. Азирафель кивнул. Ничего нового. Гавриил вон из кожи лез, лишь бы хоть как-то огородить Кроули от него. Азирафель думал, что он скоро его где-нибудь запрет и просто не выпустит. Это было бы похоже на Гавриила. — Всё равно не жалеешь? — Не жалею. И я все понимаю, Азирафель. — Очень больно было, да? — Что? — След на твоем запястье — это ожог. Его ожог. — Неприятно. Бывало и больнее. Самую страшную боль в своей жизни я уже не почувствую, так что мне уже все равно. — Ты говоришь, как мазохист. — Срать. Азирафель сильнее сжал его руку в своей и посмотрел на озеро. На улице было холодно, но никто из них не мерз. Азирафель был рад, что Кроули хотя бы не мерз. Ведь раньше все было многим хуже. Через долгие десять минут молчания Кроули выцепил свою руку, выдохнул и попрощался. Пойдет обратно к нему, а потом появится с новыми синяками. Это было какое-то издевательство, но раз Кроули терпел, то, наверное, ему нравилось? Азирафель не хотел об этом думать. Он любил Кроули, и осознание того, что он сам тянется к такому что-то неприятно щипало внутри.***
Кроули приехал к своей квартире и примерно ещё полчаса пялился в пространство перед собой. К этому времени Гавриил обычно уходил из квартиры и приходил под утро. Или в обед. Или вечером. В любое другое время. И они оба делали вид, что ничего не было. Хотя ничего не было на самом деле. Было только скользящее недопонимание и желание биться головой о стену. И это совсем не было похоже на то, что испытывал Кроули там, на небесах. Всё это походило на ещё более утрированную версию на уровне «хард». Или ещё чего хуже. Кроули вышел из машины и поплелся в свою квартиру. В пустую кровать, которая была таковой большую часть ночи, пока туда не обрушивалась одинокая туша Кроули, и не то чтобы самого Кроули это радовало. Всё было не так. Он закрыл за собой дверь и сразу же понял, что Гавриил никуда и не уходил. Впервые. Он не ушел. Кроули насторожился и медленно пошел вперед. Свет был везде выключен, а потом он напоролся взглядом на блеск его глаз. Холодный. Боже, да за что же тебе такие невероятные глаза. Кроули включил светильник, чтобы комната была хотя бы в легком сумраке и чтобы Гавриил перестал казаться таким зловещим. — Чего не ушел? — как можно более незаинтересованно спросил Кроули и остановился в метре от него. — Не хотел. Мне уйти? — Как хочешь, — Кроули пожал плечами и поплелся в сторону своего бара, чтобы не выдать, что его всего трясло изнутри. Гавриил выглядел так, будто их ссора и не прекращалась. Гавриил по-прежнему был сильнее, и единственное, что успокаивало Кроули, так это факт того, что он действительно не делал ему слишком больно. Было ли это нормально? Кроули не знал. — Виски будешь? Бурбон есть... Вино. Не хочу вина, тошнит от него. — Ага, меня тоже, — Гавриил почти неслышно подошел к нему, обнимая со спины. Кроули дышал глубоко и тяжело, бесцельно пялясь на бутылку в своих руках. — Опять, — прошипел сквозь зубы Гавриил и его объятья чуть ослабли, будто бы он пытался держать себя в руках. Кроули думалось, что он запросто бы смог ему переломать все ребра. — Что опять? — Кроули повернулся к нему, отставив бутылку и нахмурившись. — От тебя опять воняет им. Ты что, после каждой ссоры идешь к нему ныть? — Я не ною ему, — едва не выплюнул Кроули и выбрался из его рук, быстро ретируясь с бутылкой подмышкой в другой конец комнаты. Не то чтобы он был в западне, но он бы хотел решить все вопросы. Но он знал, что нет, не сможет он ничего решить. Не с Гавриилом. С кем угодно и как угодно. Казалось, даже с Сатаной общий язык было проще найти, чем с Гавриилом, а он ещё тот тип, сложный. — Что, завидуешь, что мне есть к кому пойти, если что? Что меня хотя бы пытаются понять. — И много раз он тебя понял? Кроули не ответил. Он поставил стакан на подоконник и налил туда виски, а потом уставился напряженным взглядом на ночной Лондон. — Без разницы. Чего ты вообще остался? Оставил бы меня одного, как ты это делаешь всегда. А потом пришел под утро, выебал до синяков и сделал вид, что всё нормально. Крутые отношения, да? — Я виноват, что ли? Как не приду — от тебя им воняет. Шея, плечи, руки. Иногда целые комнаты им воняют. Как думаешь, злился я или нет? — Ну уж извини, что я общаюсь с кем-то кроме тебя. На небесах тебе этим проще было, да? Только с Люцифером под конец поговорил, да и то, — он махнул рукой, сделав глоток виски, — по твоей инициативе. — Дело не в том, с кем ты общаешься. Азирафель, он.. Гавриил резко осекся. Кроули подождал, пока тот продолжит, но он не продолжал. Кроули пил виски и повернул голову к нему, вскинув бровь. Он стоял, внезапно ссутулившись в плечах, засунув руки в карманы. На нём были черные зауженные штаны и белая рубашка. Он выглядел хорошо. Не считая его внезапного выражения лица и взгляда. Будто он... будто он вспомнил что-то неприятное. — Он что? — Неважно, — бросил Гавриил, поджав губы. — Если тебе так не нравится, то вали! Я тебя тут не держу. Если тебе реально плохо со мной, если не нравится — уходи. Кроули опешил, едва не выронив стакан. — Никуда я не пойду. Что-что, а уходить он уже точно не хотел. Науходился за свою жизнь столько, что уже самому тошно было. Да и не то чтобы эти уходы хоть что-то облегчили в его жизни. — Круто. Тогда я сам уйду. И он действительно хотел было пойти к выходу, как Кроули щелкнул пальцами, захлопнув дверь из комнаты. — И ты не пойдешь. Успокойся, ладно? Я думал, это в моей компетенции — хлопать дверями. Гаврил зыркнул на него через плечо. Они оба знали, что у него была возможность исчезнуть прямо сейчас. За одну секунду. Но он этого не делал. Слушался Кроули. Кроули сложил руки на груди, придирчиво оглядев Гавриила. Сейчас он выглядел не так, как обычно во время ссор. Тогда он какой-то сам себе на уме, голос не повышает, руками не махает, сдержанный весь, только говорит грубоватые вещи. А сейчас весь дерганный, как сам Кроули, настороженный и наэлектризованный. — Обними меня, — попросил Кроули и опустил руки, чуть вытянув их вперед. — Ага, и тут же запах Азирафеля учую. И разозлюсь сильнее. Не надо. Кроули даже опешил на секунду, уставившись на него во все глаза. — Значит, трахать меня, когда от меня им пахнет, тебя не смущает, а обнять ты брезгуешь?! — Кроули едва воздухом не подавился, но попытался держать себя в руках. Никаких ссор. На сегодня хватит. Успокойся, Кроули, успокойся. Выдохни. — Во время секса запах затирается, и от тебя мной начинает пахнуть. А во время объятий просто им пахнет. Не понимаю, почему... Понимаю, точнее. — В смысле? Кроули сделал пару аккуратных шагов вперед, подползая к нему, как змея. Он протянул к нему руки, взяв за лицо, заставив посмотреть на себя. Гавриил сощурился. — Твоя рука... пахнет им. Блять, ну, зачем ты это делаешь? На зло? Мстишь мне, да? Кроули опешил. Уж если кто кому и мстил, то только Гавриил ему. Но сейчас... ох, сейчас Кроули видел, что с Гавриилом абсолютно все было не так. Будто бы он и не был виноват в своем поведении. — Не мщу. Люблю тебя. Что ты к этому запаху прицепился? Гавриил посмотрел на него с таким сожалением и раскаянием, что у Кроули что-то в сердце кольнуло. Нет, ну что за вечер сегодня дрянной? Кроули согласен, чтобы ему лопатки к хренам выжгли, лишь бы Гавриил не смотрел на него так. — Прости меня. Я совсем не умею держать себя в руках. Мне и вправду лучше уйти. От тебя и им пахнет, потому что... — Ты что, сдурел? Давай, приходи в себя, чего ты расклеился так? Ничего не произошло, — Кроули шутливо и легонько похлопал его по щеке, а потом встал на носочки и поцеловал. Не помогло. У Кроули сердце наизнанку выворачивалось. Гавриил не просто чувствовал себя виноватым. Его это вина сжирала. — Да ты сам со мной страдаешь, думаешь, я не вижу? — Не страдаю. Не видишь, — как маленькому шептал Кроули, держа его за лицо, пытаясь хоть так поддерживать с ним зрительный контакт, хотя сейчас взгляд Гавриила ему сердце разрывал. — Злюсь просто, вот и все. Страдал я раньше. С тобой хоть какие-то новые эмоции. Лучше это, чем то, что было раньше. — Это просто на контрасте, и.. — Ты любишь меня? Гавриил не ответил, и Кроули едва покосился на него, но не отошел, рук не убрал. Даже если он сейчас скажет, что не любит его — Кроули его все равно не отпустит. Обнимет и все время будет с ним. — Любит тебя Азирафель. По-настоящему. — С чего ты взял? Кроули, вообще-то, и так это знал, но вот совсем другой вопрос, что к этому выводу как-то пришел Гавриил и теперь этот вывод, кажется, очень упорно жрал его. — Поэтому от тебя им пахнет. Это типа... он пытается дать тебе почувствовать себя в безопасности. Так делают ангелы, когда любят. Пытаются дать этому объекту максимальный комфорт. Это вообще к чему угодно относится. И поэтому остается запах. А от меня... мной от тебя пахнет только после... — Я не поверю, что ты меня не любишь. — Я этого и не говорил. Кроули опустил руку, глядя на него в упор. Гавриил выглядел так, будто был готов вот-вот сорваться и убежать. Так до недавнего времени выглядел Кроули в режиме нон-стоп. Видеть в таком амплуа Гавриила было так... неправильно. Он будто тоже страдал. Тоже винил себя. Будто ему тоже было больно. — Кто с тобой это сделал? — тихо спросил Кроули, глядя ему прямо в глаза. Гавриил был не в порядке. И это происходило не последние пару месяцев, а, кажется, целые тысячелетия. Гавриил не ответил. Посмотрел куда-то в сторону. Кроули все никак не узнавал в нем своего Гавриила. Откуда-то в этом широкоплечем силуэте взялась огромная скованность, нерешительность и вина. Кроули снова потянулся к нему, поцеловав, погладил по напряженным плечам, и ему даже почти удалось убрать с них напряжение. Гавриил, все-таки, обнял его. Сначала нерешительно одной рукой, а потом Кроули взял его за вторую руку, уложив к себе на поясницу. — Никто не умер, да? Я здесь и никуда не ухожу. Гавриил медленно кивнул. — Расскажешь мне, хорошо? Он чувствовал в Гаврииле отторжение, но ощутил небывалое доверие, когда тот все-таки кивнул утвердительно. — Тебе будет лучше, если я не буду смотреть тебе в глаза? Кроули, откровенно говоря, давно не общался так. Аккуратно, пытаясь не спугнуть, прочитать реакцию и мысли. В последний раз такое было несколько столетий назад с потерявшимся ребенком. А сейчас перед ним Гавриил. Высокий, массивный, с грубыми чертами лица и с глазами потерянного ребенка. Гавриил кивнул. Кроули понимающе улыбнулся и оглядел комнату. Он остановил свой выбор на кровати. Он просто сел рядом с ним, положив голову на плечо и сжав в своих руках его руку. Гаврил чуть наклонил свою голову, прижимаясь щекой к его макушке. — Как это происходило? Там, на небесах. Ты меня сам нашел? — Нет, — Гавриил покачал головой. — Просто понимание, что я должен. До этого я тебя видел пару раз, но ты не особо казался тем, кто хотел бы разделять с кем-нибудь общество. А потом переклинило. На самом деле, я... сделал все неправильно. — Да ну? Быть не может. Тогда уж точно все шло по плану. — Вряд ли. Я... любил тебя. Не больше Богини, но любил. А я уж точно не должен был этого делать. А ты знаешь, что такое измена. И неважно, кому: ангелу или Богине. А я тебя предал выходит. Пихнул к ним в руки, ну, ты знаешь. — Стой, я, кажется, понимаю. Я стал ощущать голод и холод, а ты?.. Гавриил не сразу ответил. — Это низко. Неправильно. Для ангела... неправильно. Я не понимаю, почему Она не сделала меня падшим. Если бы я пал, то... — То ты стал бы ещё более сексуальным, — попытался отшутиться Кроули, и Гавриил даже усмехнулся. — Это тоже. Но падшим бы не корил себя за такие чувства... — В этом и суть. Ей нужна наша аутоагрессия — это и есть наказание. Что-то вроде: «если ты решил любить кого-то другого, то, что ж, теперь пожертвуй любовью к себе и возненавидеть самого себя». Ты ненавидел себя? — Да. — И что ты... чувствовал? — Бесконечное раздражение и ярость. А ещё чувство этой тупой утраты. А потом ещё и люди эти, земля. У меня власть появилась ещё более глобальная, я совсем разошелся. Команды направо и налево, наказания, отчеты, проверки эти тупые. Искал лишь бы придраться. Потом, когда тебя нашел в самый первый раз, вроде, Рим был.. Да, точно, Рим. Господи, Кроули, ты бы видел, что со мной было. Я тебя даже не узнал сначала. Вроде все тот же, но волосы короткие, очки темные, только позолота сквозь них просвечивающаяся. Осанка прямая, движения широкие, уверенные. Такой ты красивый был, Боже. И сразу чуть отлегло. Выдохнул спокойно. — Так тебе... тоже стало легче, когда ты меня увидел? — Ага, — он кивнул. — Я когда наконец силы в себе нашел, чтобы к тебе подобраться, думал, что все, теперь у меня все это пройдет. И ярость пройдет, и злость, и раздражение. А оно... нет. Теперь я на тебе срываюсь. — Не так уж ты и срываешься. Ты же себя в руках держишь. В итоге всё равно хорошо всё. — Где хорошо, Кроули? То, что я тебя специально извожу? Хорошо тебе, да? — Ты пытаешься исправиться и никогда не переходишь грань. А Азирафель... — Да. Я теперь нормально любить не могу. У меня оно не так выходит. После того случая с переворотом. Не просто так ненависть к себе появилась — она из-за того, что тебя в принципе лишают права нормально что-то чувствовать. Меня это грызет так, представить не можешь. Мне хочется дать тебе всю любовь мира, все вселенные к твоим ногам положить, а на деле я даже свою любовь тебе дать не могу. И ты представляешь, что у меня в голове творится, когда я прихожу, а от тебя в буквальном смысле любовью пахнет. Не моей. Его. Не то рыдать хочется, не то орать, не то головой о стену биться. А я срываюсь только в итоге... Секс этот глупый. Вот не пробовал бы его, и все нормально было бы. Но нет, если ты ангел — то не трогай греховного. Но нет, блять, полез же, теперь мучаюсь сам. Блуд типа, ага. Я же отвратителен. — Не отвратителен. Мне всё нравится. Я бы тебя и так, и сяк на секс развел. Я же демон. Искусил бы тебя и все такое. — И пожалел бы об этом, узнав, с каким садистом себя связал. — Да Дьявол, сколько можно! Кроули резко подскочил, и Гавриил подумал, что он сейчас уйдет — и правильно сделал бы. Но вместо этого Кроули встал напротив него, уперевшись коленом меж его ног, и медленно стащил себя пиджак, а после аккуратно и нарочито плавно стал развязывать галстук. — Если бы я жалел, разве бы я стал делать это? — Кроули откинул галстук и медленно потянул за край пуловера. Гавриил следил за ним, как привороженный. Похоть эта его. Думал, что проклятье, а в итоге они только в выигрыше. Кроули откинул пуловер и уже более быстро стащил с себя штаны. — Ты можешь делать со мной все, что захочешь. Абсолютно все. Гавриил смотрел на него не моргая. Губы облизал и поднял взгляд к глазам Кроули, аккуратно и медленно с колена рукой проскользнув к бедрам. Своего не упустит. Страдания страданиями, а блуд по расписанию. Блуд, тьфу ты, вот же слово тупое. Кто его вообще использует? Кроули положил руки на его плечи, когда тот едва потянул на себя, и наклонился, целуя. Большие ладони соскользнули к ягодицам, сжимая, лапая. Гавриил ласково прошелся кончиками пальцев по оставшемся следам ещё с утра. Где-то ожоги, где-то синяки, где-то царапины. — Мне убрать их? — хрипло спросил Гавриил, едва отпрянув, и тут же коснулся губами ключичной ямки. Кроули обнял его за шею, прижимая к себе, хрипло выдыхая. — Нет. — Тебе нравится, когда я делаю тебе больно? — Нравится. Кроули понял, что не лгал. Ему нравилось. — Только ты умеешь доставлять правильную боль. Внезапно Гавриил отдалился и Кроули удивленно вскинул бровь. Это не было на него похоже. Хотя этим вечером он вообще на себя похож, так что не стоило удивляться. — Ты уверен, что не наказываешь себя, Кроули? Потому что я знаю, что такое аутоагрессия. Кроули медленно моргнул. А этот вопрос был куда сложнее. Он до сих пор ненавидел себя. Уже без боли и холода — ненависть не ушла. За неправильные поступки, за то, что ломался, за поведение, за мысли, за чувства, за действия. Слишком много вещей, за которые он себя ненавидел. — Я не знаю. Возможно, Кроули нужно было спасать, но о каком, черт возьми, спасании вообще могла идти речь, если руки Гавриила просто не приучены к ласке? Он не мог. Он был проклят. Точно так же, как и Кроули. Но если рядом с ними все это затиралось и даже пропадало, то в Гаврииле почему-то нет. И тогда Кроули испугался. Испугался того, что он единственный, кто любит неправильно. Что бы там Гавриил не говорил, его любовь все равно помогала ему излечиваться от всего этого. Всё пропадало, не оставляя за собой ничего. А Гавриилу... не было легче. Кроули осознал это, и что-то будто упало в нем. Разве он мог не любить Гавриила? Нет, конечно, он догадывался, что это не любовь, но он искренне верил, что разницы-то и нет почти. Оно должно было работать. но оно не работало. Кроули был рядом с Гавриилом по другим причинам. По каким? — Всё в порядке? Ты, кажется, завис. Гавриил аккуратно поглаживал его по спине, смотрел в глаза своими этими невероятными, холодными, но выученными глазами. Они всё равно едва блестели в этом полумраке. И это было так красиво, Господи. — В порядке. Кроули утвердительно кивнул и переместил руку Гавриила со спины ниже. Сейчас он сам ощутил, что ему необходимо забыться. И чем больнее — тем лучше. — Можешь привязать меня. — Настолько? — Я хочу, чтобы ты, наконец, понял, что не делаешь со мной чего-то, чего я не хочу. — Возможно, ты просто... — Гавриил. Я хочу. Он видел, с какой чертовщиной в глазах на него смотрел Гавриил. Тоже ведь хотел, сам заерзал от доступной ему возможности. Наверное, не хотел портить атмосферу. Скорее всего, после происходящего, они должны были заняться нежным сексом, кончить одновременно и заснуть. Кроули не хотел. В их арсенале за прошедшей месяц ссор и последующих бурных примирений, в которых, Гавриил, на самом деле, просто срывал злость, было куча фиксаторов, зажимов, распорок, наручников, флогеров и других приблуд. Кроули едва не застонал от удовольствия, когда его опрокинули на живот, уперевшись коленом меж его ног. Гавриил знал, что нужно делать, и он делал это превосходно. Гавриил ловко зафиксировал на его запястье кожаные браслеты (так фиксаторы их называл сам Кроули, было в этом что-то). Цепь между ними натянулась через кованое изголовье кровати. Гавриил поцеловал между лопаток, а потом спустился вниз. — Раздвинь ноги. Для меня. Кроули хотелось скулить, когда он делал это. Заставлял слушаться его. Кроули послушался. — Шире. Он понял, что тот хотел зафиксировать и его ноги. Рука прошлась от сгиба колена вниз, к щиколотке. Гавриил поцеловал у сухожилия и закрепил на щиколотке кожаный фиксатор. Кроули дышал тяжело и рвано от каждого шороха и выдоха. — Ты сам попросил, — напомнил ему Гавриил, когда зафиксировал вторую ногу и шлепнул по внутренней стороне бедра. Кроули не ответил, лишь задушено застонал, когда Гавриил наклонился над его лопатками, целуя и вылизывая аккурат под основанием крыльев. Этого было достаточно, чтобы у Кроули мозг отключился. Гавриил любил это делать: доводить его до состояния, когда он не соображал. — Знаешь, что я хочу сделать с тобой? — Гавриил оперся на руки, чуть наваливаясь весом своего тела и склонился над его ухом. — Выпороть. Розгами. Кроули лишь слабо дернулся. Вот с розгами они ещё не пробовали, и он знал, что это куда больнее ремня, ладони или флогера. Гавриил спустился вниз, зацеловывая и вылизывая. У ягодиц остановился, широко проведя языком. Погладил ласково, снова нагнулся и поцеловал. У Кроули буквально мимолетно пришла мысль о том, что случится с Азирафелем, если когда-нибудь он увидит все следы под одеждой. А их было много, очень много. Впрочем, эта мысль тут же исчезла после первого шлепка ладонью. Бил Гавриил по нарастающей, все меньше останавливаясь на проглаживание. Периодически останавливался, сжимал в своей ладони и мял. Кроули лишь рвано дышал, пытаться сконцентрироваться на ощущениях. Гавриил просто собирался его разгорячить. Когда он заметил, как тот стал дергаться бедрами, пытаясь потереться членом о простынь, он остановился, нагнулся и поцеловал раскрасневшуюся теплую кожу. Кроули не открывал глаз, когда вес тела рядом пропал. Кожа на ягодицах горела, но Кроули мог выдержать больше. Гавриил приучил его выдерживать больше. Намного больше. От первого удара розгами Кроули выгнулся и дернул руками, глухо вскрикнув, но тут же уткнулся лицом в покрывало. Руки дернулись, но цепь лишь сильнее натянулась. — Больно? — Нет. — Молодец. Просто Гавриил бы не принял другого ответа. Чисто в теории у них даже было стоп-слово, которое звучало примерно как «ублюдок, хватит». Это даже работало. Но Кроули знал, что сегодня не скажет этого. Не сможет. Он не хотел это говорить. Удары сначала рассыпались по заднице, а потом сместились на бедра. Кроули вздрагивал, тихо вскрикивал в покрывало и снова натягивался, как струна. Гавриил знал, где бить нельзя, хотя не то чтобы правила безопасности, свойственные для людей, могли значить для них хоть что-то. Кроули ощущал, как на коже вспыхивали яркие полосы, воспалялись и болели жутко, пекли. Лицо намокло — он так и не понял, от пота или от слез. Удары то сменились один за другим, то чередовались с небольшой паузой. Каждый удар был четким, сильным, уверенным. Кроули ощущал это все слишком четко, слишком... больно. Ему казалось, что тонкое основание буквально въедалось в его кожу, оставляя глубокие отметины. Удары иногда были мощными (относительно данного дейваса), иногда слабее, иногда едва не просто шлепающими, из-за этого Кроули не мог предугадать силу удара и каждый новый удар был резче и насыщеннее. Иногда Кроули был излишне расслаблен, иногда — излишне напряжен. На какой-то миг Гавриил наклонился к нему, целуя места удара, местами слизывая выступившую кровь. Снова навалился на него, лапал за задницу, которая жутко горела и болела, причиняя ещё больше боли. — Ещё, — внезапно сам для себя попросил Кроули. Надо было больнее. Ещё больнее. — Я не хочу ещё больнее. С тебя хватит. — Не хватит. — Не зли меня. Кроули не ответил. На самом деле потому, что не мог. Розги выбили из него весь воздух, все мысли и силы. Он с трудом мог пошевелить пальцами, но он ощущал, что этого было мало. Гавриил выдохнул ему в затылок. — Я боюсь, что сорвусь. Ты не представляешь, насколько во мне много этого. Как в тебе боли — во мне ярости. — Ты не сорвешься. — Сорвусь. Во мне будто две личности. Одна хочет избить, а другая зацеловать. — Избей, а потом зацелуй. — Кроули, ты знаешь, что я могу сделать. — Сделай. — Это нездорово. — Иначе я бы не выбрал тебя. Кроули говорил с придыханием, сбито, пытаясь сглотнуть вязкую слюну. Он с трудом посмотрел на Гавриила через плечо. О, да, черт возьми, он мог сорваться. Его глаза буквально горели, его едва потряхивало от удовольствия, и Кроули чувствовал своей задницей его вставший член сквозь ткань штанов. Гавриил поцеловал его в шею и шлепнул по и так покрасневшей и болящей заднице. Кроули закрыл глаза и чуть изогнулся в спине, протираясь ягодицами о член. Жгло, сука, адски, а особенно, когда он задел след от розг пряжкой ремня. Гавриил снова оперся на руки, погладил по исполосованной задние, сместился к спине и взял что-то ещё. Кроули не следил. Ему было все равно. Гавриил приподнял его за бедра, и Кроули с трудом выпятил задницу, потому что он едва не валился. Гавриил поцеловал чуть ниже копчика, погладил ладонью. А потом чем-то ударил. Что-то кожаное, намного более щадящее, да и удары были мягче, но по свежим ранам это было довольно ощутимо и болезненно. Кроули закрыл глаза, часто задышав ртом, когда удары становились интенсивнее и чаще. Потом предмет мазанул аккурат меж ягодиц, и Кроули весь вздернулся, удивленно раскрыв глаза. Было так чертовски приятно и больно, что он едва не кончил. Он замер на секунду и закусил губу, когда удар пришелся сначала на левую, потом на правую ягодицу. Через несколько сменяющихся ударов, удар пришелся по напряженным яйцам, и Кроули полноценно взвыл, каким-то образом умудрившийся врезать макушкой в кованную спинку кровати, плюхнувшись на живот. Гавриил снова вздернул его вверх, ударив сначала по ягодицам, потом меж них. И так ещё несколько ударов. — Кончишь, когда я скажу, — будто почувствовав, что тот и вправду был готов кончить от гребаных шлепков, прошипел Гавриил и откинул, как смог заметить Кроули, однохвостую плеть на пол. А еще говорил, что сорвется. Чтобы этим бить так, как бил он — надо нехреново себя в руках держать. Уж Кроули знает. Гавриил навалился сверху, прижавшись пахом к слишком чувствительной заднице, которая обрела уже нездорово бордовый оттенок. Его пальцы проскользнули от изогнутой поясницы вверх, к месту меж крыльев. Кроули закрыл глаза, но ничего не последовало. Он только нагнулся и поцеловал сначала под одним крылом, потом под другим. Пальцы переместились на ребра, ласково поглаживая, а потом Кроули вскрикнул, забрыкавшись. Жгло, сука, адски, это тебе не розгами по заднице. Гавриил убрал руки не сразу, только когда ощутил, что Кроули готов был отключиться. Энтони без сил упал головой на подушку, ощущая, как по подбородку стекала слюна. Перед глазами все поплыло, ребра болели адски. Будто кто-то поджарил ему сами кости, не то что кожу. Гавриил проскользнул пальцами меж ягодиц и резко вставил сразу три. Слава демонической сущности — можно хоть без смазки, хоть без растяжки, иначе бы Гавриил давно бы порвал ему задницу на британский флаг. Кроули слабо дернулся, но только интуитивно, потому что от ожога до сих пор не отошел — голова шла кругом, тошнило, в глазах вспыхивали цветные пятна. Но Гавриил подумал, что ему этого мало. Кроули, в принципе, сам попросил. Гавриил трахал его пальцами ровно до того момента, как он не стал приходить в себя, и как только послышались первые осознанные стоны, он вынул их и резко вставил, войдя почти на всю длину. Кроули зажмурился из-за того, что даже не успел подготовиться и невольно сжался, за что получил шлепок по и так истерзанным ягодицам. Сам виноват. Нехрен было просить большей боли. Так бы тебя уже давно трахнули после розг и лежали бы, целовали и гладили, но нет, сука, ты решил, что тебе должно быть больнее. Поэтому Кроули даже не вздрогнул, когда легкие массирующие движения оказались у лопаток. Гавриил начинал аккуратно, и это очень контрастировало с слишком жесткими ритмичными толчками. Гавриил двигался жестко, быстро, глубоко, и максимально нежно поглаживал кожу под основанием крыльев. А потом нажал сильнее и Кроули подбросило. В мозгу будто включился диско-шар и на секунду он выпал из реальности. Он глубоко вдохнул, пытаясь сконцентрироваться, тут же ощутил болезненные шлепки чужого таза о свою задницу и понял, что он, по крайней мере, не потерял сознание. Гавриил вышел почти полностью, так, что член едва не выскользнул, и снова резко вошел, нажав средним и указательным пальцами под правым и левым крылом. Кроули дернулся, вскрикнул и зажмурился. На этот раз чуть слабее, и его даже удержало в себе. Он с трудом дышал, потому что воздух запрессовывался, проходил с трудом. Безуспешно тело непроизвольно дергало руками и ногами — оно будто было вне его, делало что хотело и как хотело. Кроули терялся меж твердым значительного размера членом и жжением и болью на лопатках. Ему казалось, что у него не было лопаток — только одно жутко болящее нервное окончание. Он скулил, выл, дергался, полноценно рыдал, просил остановиться, но на каждый слишком громкий визг получал шлепок по истерзанным ягодицам, а потом его снова подбрасывало на кровати. Голова кружилась, он ничего не разбирал и не понимал. Немного тошнило, но возбуждение при этом даже не думало спадать. У Кроули каменно стоял, и он никак не мог понять: хотел он кончить или умереть. Боль была бешеная — на коже от ударов и шлепков, на ребрах от ожогов, на лопатках от сильного давления, даже от члена, блять, казалось было больно, будто бы он был слишком сухим, хотя могло быть и так, потому что в какой-то момент Кроули потерял контроль над своим телом, и как там орудовал в нем чужой член он знать не знал. Перед глазами мелькали цветные пятна, голова кружилась, спина и все тело взмокли от боли и раны в добавок ко всему щипали. Гавриил как-то мастерски держал его на периферии, балансируя между ужасной сжигающей внутренности болью и слепым, слишком интенсивным удовольствием, от которого в голове просто выключалось все, что можно выключить. В конце концов, тело Кроули не выдержало, и даже Гавриил не помог ему удержаться в себя. Кроули упал головой на подушку и отрубился от мира окончательно. По крайней мере, он был доволен. Очнулся он уже расстегнутый, смятый в таких бережных объятьях, что Кроули испугался, что его обнимал кто-то другой. Кроули не думал, что так может обнимать он. — Очнулся? — Да, — Кроули кивнул и голова безвольно упала на чужое плечо. Сил держать ее не было. — Хватило? Не слишком? — Хватило. Не слишком. Кроули говорил с трудом, по подбородку едва снова не потекла слюна от безвольности мышц. Теперь он осознал, что точно хотел умереть. Хотя бы потому, что он уже кончил. Правда, каким образом, он не знал. Гавриил поерзал, хотел поменять положение, но Кроули приложил все свои остатки сил, намертво в него вцепившись. Он сказал: — Посиди вот так. Не уходи. — Я не ухожу, — Гавриил чмокнул в макушку и чуть удобнее перехватил его в своих руках. Кроули прижался щекой к ключичной ямке и снова отключился.