Пускай другой ее полюбит Ты не танцуй сегодня с ней А то погубит
В следующий раз Кроули очнулся на кровати, под одеялом и лежащий на животе. Он не успел испугаться, что Гавриил, все-таки, свалил, как ощутил невесомое поглаживание по голове. Гавриил запускал пальцы в волосы, поглаживал и массировал, пропускал пряди сквозь пальцы и снова зарывался. Так нежно. Так непривычно нежно. Одумался, что ли? Кроули медленно открыл глаза, посмотрев на Гавриила. На нем уже не было костюма. Он лежал с ним под одним одеялом и даже вроде улыбнулся. Так непривычно. — Как ты? Ещё ночь, можешь спать. — Не хочу спать, — он покачал головой, потер глаза и с трудом перевернулся на бок, оперевшись о согнутую в локте руку. — Нормально. Немного хуже, чем обычно, но нормально. — Ты сам попросил. — Я знаю. Спасибо, — Кроули перехватил его руку, сжав в своей, прижимаясь к тыльной стороне ладони щекой. — Давай я раны сведу? Ты не сможешь к спине прикасаться. Там... ну, не так плохо, как на заднице, но тоже плохо. — Не надо, — покачал головой Кроули, прикрыв глаза. Он действительно не хотел, чтобы Гавриил убирал эти следы. Они периодически ныли и даже болели. Это почему-то как-то облегчало Кроули его существование. Ненависть к себе. Будто бы так оно и должно быть. — Давай хотя бы ожоги уберу. — Нет. — Да давай, балда, они сами сходить будут хрен знает сколько, а я перестарался, не выпендривайся. Кроули едва не зашипел, когда его подтащили ближе и стащили одеяло, однако сопротивляться не стал. Лишь вытянул руки, открывая доступ к выступающим ребрам. Гавриил наклонился, чмокнул ожог, а после пристроил свои ладони на них. Это было так фантастически странно: руки, которые недавно оставили эти ожоги, способны их убрать. Наверное, в этом и был гарант безопасности для Кроули. Рука переместилась на лопатки, которые, кажется, не переставали пульсировать болью. — Давай хоть немного боль сниму, чтобы ты смог лежать на спине. Там до крови аж. — Не надо, — Кроули рукой отдалил от себя Гавриила, но тот не желал отступать. — Они останутся на месте, просто чтобы тебе удобно лежать на спи... — Я не сплю на спине. Всё, хватит, убери. Гавриил тяжело выдохнул, но руки-все-таки убрал. Кроули опять перевернулся на бок, подложив под голову руку, уставившись на Гавриила. — Ну что там, теперь у тебя та часть, которая хочет меня заласкать? — Ага. — Ну, кто ж тебе виноват, что ты такой. — Я сам, — тяжело выдохнув, ответил Гавриил и примостился ближе, обнимая за плечи с трудом уместив свою руку так, чтобы не задеть ран. — Болит? — Мг. — Кроули, вот это уже не нормально. — Почему это? Тебе меня избить хочется, а мне, чтоб это потом болело. — Ты это делаешь от ненависти к себе. — Ни от какой ненависти я ничего не делаю. Успокойся. Хочется мне так ходить — значит буду так ходить. Не заживет до следующего раза — подлечишь, раз так тебе хочется. Гавриил недоверчиво на него смотрел, недовольно нахмурившийся. — Не хочешь объяснится? — Ты мне сам только кратко все рассказал. Давай помолчим, а? Так меньше возможности ссоры. Гавриил хотел было возмутится, но только погладил по волосам. Он считал, что действительно переборщил за сегодня. И ожоги, и порка, и синяки на лопатках слишком сильные. Не просто так Кроули сознание потерял. Он пытался себя утешить тем, что тот сам его попросил, но, откровенно говоря, легче ему от этого не становилось. Кроули было больно. Слишком больно. Но он ведь сам хотел, так? Гавриил все равно ощущал куда больше вины. Ближе к трем ночи Гавриил заснул, а Кроули, кажется, был слишком далек от сна даже для того, чтобы пытаться. Спину жгло ужасно. Он поерзал и неловко выбрался из его объятий. Сходил в ванную, посмотрел на итог его работы и присвистнул. Итог был... чересчур. На спине живого места не было. Где-то просто вспухли красные полосы, где-то кожа все-таки лопнула. Засохшей крови нигде не было — видимо, Гавриил позаботился. На ребрах уже ничего не было. Кроули коснулся одной раны на спине и тут же одернул руку. Ладно, сам попросил, нечего ныть теперь. Он пошлялся по квартире, но, не найдя для себя развлечения, лег обратно, подлез к Гавриилу под бок и посмотрел на его лицо. Подумать только, он ведь даже не знал, что он тоже... прореживал нечто подобное. Ярость это не боль, конечно же нет, но Кроули знал, какое примерно чувство должно разрывать изнутри за ощущение подобного. Когда ты ангел с таким у тебя между ребер будто постоянно раскаленная кочерга, от которой никуда не деться. Теперь Кроули заметил, что Гавриил даже во сне выглядит тревожным. Если быть точнее, то до этого он просто ни разу не видел, как он спал. Один только раз, да и тогда ему не до его лица было. А сейчас Кроули видел, что у того плечи и лицо по-прежнему были напряжены. Челюсти плотно сжаты, брови к переносице сведены. Он выглядел так, будто даже во сне ощущал на себе вину за все происходящее. За Кроули. Что так долго его искал, а в итоге все превращается в ад. Гавриил хотел дать любовь, но выходит это, и теперь Кроули мог видеть, что тот страдал из-за этого намного сильнее, чем Кроули. А Кроули, если быть честным, вообще не страдал. Злился, может, грустил иногда, но страданий и боли не было. Гавриил его собой залечивал, пусть и сам не осознавал этого. Кроули на ощупь нашел его ладони, сжав в своих руках. Этот фокус сложнее проделать, если существо само не осознает происходящего, да и Кроули в таком случае едва сможет почувствовать что-то кроме отрицательных чувств, но ему надо было понять, что на самом деле чувствовал Гавриил. Его ладони оказались ледяными, и Кроули на секунду испугался, замерев. А после выдохнул и сжал его руки в своих. Он закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться. Одно дело такое проделывать с людьми и с ангелом, который на подобное согласен, другое — с гребаным Архангелом, который вообще не подозревал, что над ним тут собрались проводить акт экзекуции. Хотя экзекуция скорее была про самого Кроули. Всё было смутным, но первым, что почувствовал Кроули — была злость. Такая дика, рьяная, что он едва рук не убрал, не ожидав такого напора. « — А, этот тоже пал? С которым ты таскался? Да ладно, Гэб, он ну... странный был». «— Чего хмурый такой? Нормально? А, люди не нравятся... Тише ты, Люцифера и твоего спихнули за это, и тебя спихнут». « — Делай что велено, Гавриил. — Я лучше паду. — Не падешь. Тебе не позволят». Кроули смутно ощущал, что Гавриил действительно хотел пасть, лишь бы скрести перестало изнутри. Кроули ощущал боль, но не такую, как у него самого. Эта была ноющей, будто второплановой, но не прекращающейся, отвлекающей, мерзкой и скребущей. Гавриил... тосковал. Кроули не смог понять, по нему ли и была ли это именно тоска, а не что-то другое. « — Надо бы на землю наведаться. — Не хочу я на землю. — Ага, чем ближе туда, тем ближе ад. Такое себе удовольствие. Или ты все из-за своего неудачного задания? Да ладно тебе, когда это было? Пару тысяч лет назад?» « — Он странный какой-то, закрытый. Они изначально были демонами. Тебя заставили таскаться с будущим демоном, это грязно». « — Падшие, они как... грязь. Не так уж и плохо, но когда много так надоедают. — Падшие ничем не отличаются от нас. Они честнее. — Ой, да ладно тебе, Гавриил, ты все надеешься, что чем больше ты поговоришь, тем больше шансов тебе пасть? Ты же знаешь, какое к тебе отношение после того случая. Там ты так мучатся не будешь. В этом суть». Кроули мог буквально унюхать тревогу. Ощущение себя обманутым. Гавриил всегда ощущал себя преданным. Не другим ангелом. Богиней. Кроули знал это чувство, поэтому легко его распознал сквозь заросли другой грязи. Грязь... Кроули передернуло. Ничего они не грязь. Не самые светлые персонажи, конечно, но... Кроули выдохнул. « — Эй, Гэб, как оно? Невозможность любить? Холодно, наверное, да?» Ах, так вот оно что. Вот почему было холодно. В тебе нет любви. Нет светлых чувств, все выжжено смертным грехом, в который тебя насильно запихнули, не дали дышать, обрубили мысли. Вот почему Азирафель весь такой теплый. Он был полон любви, а они с Гавриилом — два изгоя. « — Гавриил, — ты слишком строг к ним. Даже... слишком жесток. Ты понимаешь, что это уже ничего не изменит? Ты притворяешься, что слепо следуешь Богине, когда на самом деле... — Михаил, — голос Гавриил слышен едва. Будто он хотел затолкнуть его как можно глубже в себя. — Замолчи». Послышался шум. Боль. Надрыв. Дыхание. Такое дыхание у людей, когда они рыдают. Когда хотят зарыдать. Гавриил не рыдал. Не умел. Ему не давали. Слезы даже эфемерным сущностням дают немного облегчения, а ему не позволяли его почувствовать. Шум. Тишина. Голос. Его голос. Кроули сильнее сжал его руку, надеясь лучше прислушаться, но нет, ничего. Так плохо слышно. Так много чужих голосом, но Гавриила совсем не слышно. Обращении. К Богине. « — Ну за что, скажи мне, я пытаюсь понять, на меня империя зла». Нет ответа. Она не отвечала ему тоже. Ах, так вот какую игру ты вела всё это время. Решила, что падение слишком малая мера наказания. Надо больнее. Надо обрубить все способы к прощению. Каково быть ангелом и знать, что ты непрощаем? Голос Азирафеля. Кроули попытался сконцентрироваться лучше. Он настолько был поглощен процессом, что даже физическая боль затерялась. Он её не чувствовал. Её не существовало. Не сейчас. Рим. Он смог рассмотреть Рим. Ах, первая встреча. Вот она какая. С тяжестью внутри, с болью, с ненавистью. Вот так встречаются два давних любовника. С желанием задушить в объятьях. « — Гавриил, какими судьбами? Куда ты так смо... Ах, вот оно что. Не лез бы ты к нему, он серьезно настроен против ангелов. — Что? — Он может с тобой мило пообщаться, но мы с ним пока не наладили контакт. Кажется, он... не очень дружелюбен. — Ты пытался сблизиться с демоном? — Это моя работа! — вот же маленький лжец. — Против, значит, да? — Как и любой демон, Гэб. За чем пожаловал?» Кроули помнил их ту встречу с Азирафелем. Он кинул ему какую-то колкость через плечо и быстро ушел, так и не допив свое пиво. Он всё равно не очень-то и любил пиво. « — Гавриил, ради Бога, будь чуть менее серьезным. Ты слишком критичен ко всему, никому не даешь отдохнуть. — У нас нет отдыха, Михаил. — Есть, ты просто сходишь с ума. Сам страдаешь, и других заставляешь. — Я не страдаю. — Ты ужасный врун». Чувство бесконечной потери. Чувство потерянности. Гавриил был холоден. Его руки, казалось, становились все холоднее и холоднее. Чем дальше он шел в его воспоминаниях, с трудом вырывая обрывки фраз, тем холоднее они становилось, будто он заставлял переживать Гавриила все это с начала. Возможно, так оно и было. « — Долго будешь это делать? — Делать <i>что? — Таскаться за этим демоном. Гэб, ты точно сошел с ума. Он демон. Я знаю вашу грустную историю, но... — Нет никакой истории. Я просто делаю свою работу. — И таскаешься за демоном. Гаврил, хватит, за такое не прощают. — Я слушался Богиню. Просто делал то, что было велено. — А сейчас? — А сейчас она со мной не разговаривает. Потому что... — Непрощаем, да. Не делай себе хуже. Оставь демоненка в покое. Он тебе подсознательно может ощущать, и это только всё усугубляет»,</i> Дьявол, нет-нет, что за бред. Ничего никто не усугублял, Кроули даже не знал, что он действительно был рядом, что он хотел его увидеть. Кроули ощущал, как сон Гавриила становился все тревожнее чем дальше он шел. Сожаление, боль утраты, ненависть, ярость, злоба, отторжение, самоограничение. Снова ненависть, снова желание перестать существовать. Тяжесть. Боль. Он чувствовал такое бешеное рвение увидеть его — Кроули — будто оно билось в его пульсе. Чувства и эмоции могли сменяться, мысли и фразы, но одно чувство оставалось неизменным. Желание увидеть его. Кроули ощутил себя отвратительно, когда он стал подбираться к этим дням. И он понял, что всё стало ещё хуже. Гавриилу не стало легче. На заднем фоне будто был шум, состоящий из злобы и ярости. Ревность. Тоска. Агония. Гавриил ощущал себя отвратительно. Прямо в этот момент, когда он спал, он чувствовал себя ужасно. Будто бы что-то было засунуто в его сердце, саму душу, сознание. Что-то, что делало его существование не просто болезненным — невыносимым. Гавриил ненавидел себя за Кроули. И это осознание что-то больно кольнуло. — Что ты делаешь? Кроули испугано одернул свои руки, встретившись с взглядом Гавриила. Он смотрел на него в упор, будто бы давно проснулся и наблюдал за ним последние минут десять. — Ничего. Ты выглядел тревожным. Кошмары, да? Гавриил недоверчиво на него посмотрел и привстал. Кроули моргнул. Долгие тридцать секунд они молчали, пялясь друг на друга. Наконец, Гавриил сказал: — Не из-за тебя ли эти кошмары? — С ума сошел? — Кроули нахмурился, но он ощутил, что атмосфера резко поменялась. Если перед тем, как заснуть, он все смотрел на него, как на свой смысл жизни, и все периодически шептал ему в макушку извинения, то теперь смотрел так, будто это снова была та его сторона. Желающая его избить. Гавриил повел бровью и резко встал. — Куда ты? — обеспокоено спросил Кроули, подскочив на кровати, пялясь в широкую спину. Гавриил молча поднял свою рубашку, нацепил штаны. И только потом сказал: — Да я выспался. Надо на небеса. Работа, все дела. Ты, кстати, отчет писал свой? Вроде нет. И ушел. Кроули даже рта не успел открыть. Он оглядел комнату в полумраке — только горел автоматический ночник, реагирующий на шаги. Кроули ощутил себя в миг таким одиноким и брошенным. Он решил для себя, что лучше бы он ещё раз его избил, чем просто взял и ушел. Кроули ведь ничего такого не сделал? Правда же? Он не знал. Но он определенно ощущал себя виноватым. Какое-то время он проворочался на кровати, все забывая о спине и заднице, болезненно шипя, а потом бросил это дело, оделся и включил свет. Отчет ведь он и вправду забыл написать. Надо бы заняться. Ощущение брошенности все никак не хотело его покидать. Он окончил отчет к утру, приписав к себе то, чего не делал. Как все-таки было чудно, что люди прекрасно справлялись с его работой и без его вмешательств. Фактически, весь месяц он только и делал, что страдал, таскался меж двух огней и трахался. Но бед в мире ничуть меньше не стало. Всё определенно было на своих местах. Он наделся, что Гавриил придет утром или днем, поэтому Кроули просидел так вплоть до вечера. Но никого не было. Даже Азирафеля. Поэтому он ещё раз грустно огляделся в надежде, что Гавриил спрятался под кроватью, захватил папку с отчетом и вышел из квартиры. В аду, конечно, легче не станет, но он хотя бы займется делом. Там пахло как всегда. Чем-то паленым и немного сыростью. Кроули не понимал, как эти запахи могли вообще между собой уживаться. Кроули шел мимо черных, с облупившейся краской стен с кое-где отвалившейся штукатуркой и ощущал себя абсолютно так же. Здравый смысл немного толкал его, приговаривая: «Чего ноешь? Ну? Тебя ж не бросили, не оставили. Ушел по своим делам и все такое». Кроули этому здравому смыслу не верил. У Гавриила было два вида его ухода. В одном из вариантов он обнимал его, целовал в лоб и говорил, когда придет, второй — после ссор. Но даже после ссор их прощания были куда приятнее, чем это. И зачем только полез в его голову? Он хлопнул папку к остальным отчетам, грустно оглядел помещение сквозь очки и его окликнули. — Что с лицом? Хастур спросил это у дыры на потолке. Кроули посмотрел на неё тоже. Вот с неё и капало. От неё и веяло сыростью. — Я у тебя спрашиваю, умник херов. Кроули повернул оловянную шею к Хастуру. Даже так? Даже он спросил? Видимо, он совсем плохо выглядел. — Земля заебала, вот что. Одна херня происходит. — Сам туда вызвался, так что не ной. — Да я не ною, просто жрать хочу. Хастур скептически на него посмотрел. И какое к черту жрать? Или хотел? Он прислушался к себе. Чувства голода не было. Показалось. Слава дьяволу, иначе бы Кроули в тот час бы с ума сошел. — Ну иди пожри. Тебя держит кто? — Нет. — Тогда чего встал? Своим страдающим лицом ты тут погоды не делаешь. Кроули моргнул. Иногда сложные вещи говорят таким простым языком, что даже смешно. Объяснение нано-физика на детских кубиках. Если тебе чего-то хочется — иди и сделай. Ты же не дерево, корнями к земле не прирос. — Воняет от тебя странно. — Людьми. Кроули пожал плечами и быстро пошел вперед. Если тебе чего-то хочется... А чего он вообще хотел? Чтобы его трахали, избивали, а потом жалели? Или чтобы просто жалели? Не, когда просто так жалеют, Кроули ощущает себя жалко. А когда по делу, когда кровью от него воняет — вот тогда самое то. Поэтому, может, ему и нравился Гавриил? Он сначала ремнем до слез изобьет, а потом обнимает. Азирафель тоже его утешал, только от другого. А другое кровью не пахло, в этом и была проблема. Он столкнулся на повороте с каким-то амбалом, которому тоже не понравился его запах. Несло от него, впрочем, ладно — Гавриилом. Да наверное так, что на Небесах слышали. Он хотел устроить драку, но Кроули кинул что-то через плечо, задел неповоротливого громилу бедром и пошел дальше. Только тупых драк ему не хватало из-за того, что у кого-то очень хорошее обоняние. Чувство того, что он был в чем-то виноват все никак не хотело проходить. Он думал, что дома выделит себе и своим мыслям час-другой и, может быть, у него получится прийти к какой-то цельной мысли. Он уже понял, что не такая уж и него и любовь, раз хрен она помогает Гавриилу чувствовать себя лучше. Но тогда что заставляло его держаться около него? Неужели только любовь к жесткому сексу? (Кроули не знал, когда он успел полюбить его — вроде, именно из-за Гавриила; если это, конечно, была не навязанная любовь). Как будто никого другого попросить нельзя. Вопросов было много, но не было ответов. Кроули казалось, что он сходил с ума. Вот бы снова пропасть на сотню другую, заставить их искать его... вот тогда будет весело! Хотя Кроули в прошлые разы было не особо. Да Кроули и не был уверен, что холод и голод не вернется к нему вновь, а он так уже привык к уюту, что окунаться в это совсем что-то не хотелось. Можно было бы зайти к Азирафелю, например... Кроули нахмурился. Тот тоже себя чувствовал в последнее время не очень. Из-за Кроули, разумеется. Это у них такое тайное сообщество садистов, что ли? Азирафелю плохо из-за Кроули, Кроули — из-за Гавриила, Гавриилу из-за самого себя. А, стойте-ка... Кроули вспомнил свое утреннее открытие. То, насколько сильно Гавриил ненавидел себя за факт того, что он не мог дать Кроули ту любовь, что хотел. Что он был неправильным, и это видел он. Кроули осознал, что, вообще-то, страдают оба ангела, и оба — по его вине. Отличная работ для демона, что ж. Радости за это Кроули не ощутил, но что-то в нем дернулось, будто пытаясь добраться до полного осознания. Какая-то нудная мысль крутилась в голове, но никак не хотела формироваться. Тепло, голод. так по чему конкретно был этот голод? Кроули помотал головой и включил по-громче музыку, может, хоть она перебьет его мысли. У него, помимо этих двух ангелов, был еще один вопрос. Почему ему так нравится собственная боль? Нет, даже не так. Почему он полюбил её? Виноват ли был в этом Гавриил и его срывы? Или то, что он так привык к душевному надрыву, что, когда эта боль прошла, он тут же начал искать другую? В чем была проблема? Спина болела и не давала ему полностью опереться о спинку кресла. Он решил, что просто поговорит с Гавриилом. Но Гавриил не пришел ни ночью, ни утром, ни вообще в последующие несколько дней. Кроули начал сходить с ума. Он готов был биться головой о стенку и лично подняться на Небеса и за шкирки притащить его сюда, обнять и никуда не отпускать. Пять дней он только спал, ходил злой и устраивал мелкие неудачи прохожим. В одну из ночей, когда заснуть ему так и не вышло из-за всех волнений и мыслей, он захотел размять крылья. Он давно не летал. Но для начала не мешало бы привести их в божеский... тьфу ты, то есть в дьявольский вид. А то полгода он за ними точно не ухаживал, стыдно показать кому-то этот ужас. Он уселся на кровать, размял плечи и выпустил крылья. И тут же согнулся от боли в правом крыле, закусив губу, чтобы не закричать, он попытался коснуться этого места, и понял, что что-то не так было с самой костью. У самого-самого основания. Это излюбленное место Гавриила (и по большому секрету — Кроули тоже), которое он бесконечно терзал в попытке донести самое ужасное и болезненно удовольствие. Он попытался поднять его, но что-то хрустнуло и Кроули снова согнулся, упав лбом на свои колени и всеми силами сдерживая себя от визга. Сука, вот это уже было очень больно. Превозмогая такую дикую боль, что у него на лбу выступила испарина, он спрятал крылья, хотя боль и не ушла. Это был первый раз, когда Кроули без единого сомнения побежал к Азирафелю, с которым он не виделся ровно столько же, сколько и с Гавриилом.***
Азирафель объяснял какому-то покупателю, почему конкретно эта книга плохая и почему её не стоит покупать, и: — В конце концов, взгляните на цену! Слишком высокая! — Я почти уверен, что цена была в два раза ниже. — Уверен, вы перепутали ценники. Вот, смо... Боже милостивый, Кроули?! Какая жалость, мы очень срочно закрываемся, до свидания! — Азирафель вырвал несчастную книгу из рук опешившего покупателя и, кажется, едва не толчками в спину вытолкнул его из магазина. Кроули наблюдал за этим, держась за косяк и пытаясь держать спину прямой, но из-за того, что он решил ещё немного подергать крылом, боль в лопатке не давала ему разогнуться. — Тебя все-таки избили ногами, да? — Азирафель скептически оглядел Кроули. Тот выглядел раздраженным, злым, но утаить след от какой-то дикой агонии он не смог. — Ага, а ты об этом только и мечтаешь, да? — Иногда мне тебя самому хочется забить за такое пренебре... У тебя лоб мокрый. Очень больно? — Адски. Можешь... глянуть? — Сделаю все, что смогу. Проходи. — Где у тебя можно крылья выпустить? — Даже так? — Азирафель вздернул бровь. — Пойдем вверх, в спальную. Кроули кивнул и попытался по-прежнему идти как-то уверенно, в своей привычной манере, но от боли он едва ли смог просто ковылять. Азирафель смотрел на это шоу одного калеки и все никак не мог понять, что же с ним такого делает Гавриил, что Кроули готов терпеть такую боль. Азирафель хорошо чувствовал любые проявления любви, отрицательные эмоции он мог чувствовать только в том случае, если они были очень мощными. И сейчас он ощущал, что Кроули было ужасно больно. Кроули снял с себя пиджак и пуловер на входе в спальную, откинув на пол и просто упал на кровать, не в силах идти. Спина взмокла. — Господи, — в каком-то ужасе проговорил Азирафель, и Кроули вспомнил о всех отметинах. Многие уже затянулись, но никакие ещё не сошли. Это были полноценные затянувшиеся раны. Вплоть до каждой. Азирафель коснулся одной, но Кроули даже мышцей не повел. — Зачем он так с тобой? — Я выпущу крылья? — проигнорировал вопрос Азирафеля Кроули. — Так у тебя что-то... с крыльями? Ужас какой. Расправляй. Кроули показалось, что того передернуло от подобной мысли. Да Кроули бы в любой другой момент тоже передернуло, но не сейчас. Сейчас хотелось рыдать от боли. Ещё и твари-Гавриила не было, пришлось опять унижаться перед Азирафелем. Да что ж такое. Кроули с трудом расправил крылья и чуть не потерял сознание от боли. Он уткнулся лицом в покрывало и с силой сжал челюсти, однако какой-то приглушенный звук все-таки вырвался из его глотки, когда снова послышался хруст. Его плечи мелко трясло, спина взмокла. — Ты не пробовал просить твоего любовничка быть с тобой более деликатным? Вывих. — Вывих? А чего болит-то так, Дьявол?! — Ты сам знаешь. Эти кости чувствительнее в разы, — Азирафель выдохнул, и Кроули ощутил тепло его рук над лопатками. — Готов? Нет. Абсолютно точно не готов. Вообще не готов. Лучше сдохнуть. Кроули перевел дух, собрался с мыслями и сказал: — Готов. Следующий миг Кроули показался бесконечным в своей полноте боли. Это было так чертовски больно и странно, что Кроули в миг затошнило, перед глазами поплыло и он едва не задохнулся в крике, который яро подавлял. Одно дело кричать под Гавриилом, а другое — от рук Азирафеля. Всё тело подскочило, Кроули невольно дернулся, когда кость встала на место и грохнулся с кровати. — С крылом все в порядке! — тут же сказал Кроули, вытянув руку вверх, показывая класс. — А вот со мной не все. Пыхтя, он оперся на руки и встал. Подвигал лопатками, дернул слабо крылом и облегченно выдохнул. Оглядел комнату. Заметил, что он опрокинул тумбу, лампу, несколько книг и сам Азирафель стоял с двумя черными перьями в волосах и смотрел на Кроули, как на сумасшедшего. — Спасибо, — Кроули кивнул и встал. Ещё раз дернул лопатками, плечами, потрогал основания крыльев, рефлекторно дернувшись, а после, снова вдохнув, спрятал их. Под молчание и многоговорящий взгляд Азирафеля поднял свой пуловер и натянул его обратно. — Что ты так смотришь? Я же поблагодарил тебя уже. Азирафель моргнул, а потом щелкнул пальцами и дверь закрылась прямо перед носом Кроули. Тот даже не вздрогнул. Ну нет так нет. Это действительно было некрасиво — его тут избавили от агонии, а он сразу собрался уходить. Азирафель молча собрал разбросанные вещи, достал из волос перо, аккуратно его разгладив пальцами, и поднял взгляд. Он спросил: — Зачем он это сделал? Взгляд Азирафеля был умоляющий, горестный, отчаянный. Кроули чувствовал, что он страдал. Страдал прямо сейчас просто глядя на такого Кроули. С исполосованной спиной и вывихнутым крылом. Он стоял и рушился буквально на глазах. Азирафелю было больно за него. Наконец, Кроули ощутил это в полной мере. — Я сам его об этом попросил, — на выдохе сказал Кроули, почесав затылок. — Ты что?!.. Азирафель так и замер, сжав в руках перо. Он удивленно на него смотрел, приоткрыв рот. Покачав головой, он сел на край кровати, все ещё пялясь в пространство напротив себя. Наконец, он сказал: — Нам нужно поговорить. Это не нормально. — Да я но... — Нет, Кроули. Объясни мне. Если ты, конечно, сам что-то понимаешь. В этом и была проблема. Кроули не понимал. Но он снова тяжело выдохнул и отошел от двери, сев рядом. Поговорить так поговорить. В последнее время Кроули совсем не хочется отпираться.