save me

Чанель не понимает. Ничего не понимает. Его поцеловал его лучший друг, его друг детства, его Джин. Он забегает в ванную и с неким презрением начинает мылить губы, мысленно пытаясь себя убедить, что поцелуй ему не понравился, что это отвратительно, мерзко, неправильно. Как бы Пак не старался себя сдерживать, слезы текли по его щекам, он с небывалой болью щипал себя за открытые участки кожи, в надежде что это все сон и сейчас он проснется, и начнется новый день, день, где его не поцеловал лучший друг, день, где их дружба не разрушилась, день, где Чанель наконец увидит маску Ким Сокджина. Чанель будто в бреду идет к кровати и не раздеваясь падает на нее, сразу засыпая, повторяя себе, что это все глупый сон. Но реальность бьет его по лицу, как только он просыпается от будильника. Он приходит в себя и понимает, что в школе будет он, что-то внутри заставляет его поежиться, но принять все и собраться в школу, с мыслью избегать Джина до самого конца. Джин предал их дружбу, он отвратительный, и Чанель не хочет выслушивать его оправдания. Но, к удивлению Пака, Джин не появляется в школе ни в этот день, ни через два, ни через неделю. Сначала это дает Чанелю чувство свободы, облегченности. Он снова свободно общается с одноклассниками, смеется и развлекается с ними, снова ходит на свидания, уверяя себя, что все так и должно быть. Но с каждым днем, как бы он не пытался это скрыть, внутри его грызло чувство тревоги и недосказанности. Каждый раз, когда он проходил мимо дома Сокджина, не решаясь зайти, каждый раз, когда он видел пустую парту, каждый раз, когда он видел грустные, а иногда и агрессивные лица Тэ, Чимина и Чонгука, когда те встречались с ним взглядом. С каждым днем, Чанель будто сам тянулся к Джину, к причине, почему тот так поступил, как он думал. Все его нутро кричало: «Ты знаешь ответ! Всегда знал! Открой наконец глаза!», но Пак уверенно делает вид, что понятия не имеет, почему Джин сделал это, считая, что он его предал. Но как бы он не пытался себя убедить, пустота в душе, что росла с каждым днем, достигла своей конечной точки, именно поэтому он сейчас стоит перед домом, в котором живет Сокджин, почему то не решаясь зайти даже во двор. — Что ты тут делаешь? — послышался басистый голос из-за спины, Чанель медленно повернулся, мысленно готовясь к тяжелому диалогу, — я тебя, блять, спрашиваю, ты что тут забыл?! Тэ был настроен агрессивно, его кулаки были сжаты, челюсть скрипела от злости, на шее вздулись вены, а взгляд прямо говорил о том, как сильно Ким ненавидит человека, стоящего перед ним. — Я пришел к Джину, — единственное на что хватило духу промямлить, смотря то в агрессией горящие глаза, то на парней, что стояли позади и будто жалели Чанеля, но придерживались позиции Кима. — Тебе здесь не рады, — прошипел Тэ, словно змея. Чанель еще с первой встречи понял, что с Тэхеном шутки плохи. Он всегда защищал Джина, с самого первого дня, и пускай они не были знакомы давно, Тэ будто всегда знал Джина, лучше сам Чанель. Будто он знал самые сокровенные тайны Кима, которые тот так яро хранил подальше от Чанеля, будто Джин ему полностью доверял, а тот в свою очередь это ценил и оправдывал доверие. Еще после первой встречи Чанель заметил, что Тэхен будто пытается отгородить его от Джина, будто пытается провести между ними черту, и с каждым разом, для Пака, было все сложнее и сложнее стирать и преодолевать эту черту. — Я пришел поговорить со своим другом, — чуть ли не крича, бросает прямо в лицо Киму, — мне нужен Джин. Тэ с минуту смотрит на него, а после словно котенка хватает за шкирку и тащит в задние дворы дома. — Джин тебе нужен? Да?! — с отвратительно притворным весельем кричит Тэ, не обращая внимания на протесты парня, — так пошли! Сколько бы Пак не сопротивлялся, спотыкался, прося отпустить, крича и покрывая матом, Тэхен будто бы не слышал, упорно тащя его за собой. — Прибыли! — кричит и швыряет парня в стену. — Что за шутки? — Чанель начинает злиться, ему и без этого тошно, — где Джин- Не успевает договорить, как ему в нос прилетает кулак Тэ, Чонгук и Чимин, до этого стоявшие тихо в стороне тут же подбегают и удерживают Тэхена от нового удара. — Там, где ты стоишь, скотина, — уже чуть ли не рыча кричит Тэхен, смотря на шокированное лицо Пака, — он умер. Неделю назад спрыгнул с крыши. Тэхен еще что то кричит ему, но он не слышит, будто кто то взял пульт и выключил звук, оставив лишь помехи. В шоке он даже не обращает внимания на разбитый нос, медленно поправляя сумку на плече и будто под гипнозом уходя от туда, под агрессивную тираду Кима. Все кажется таким сюрреалистичным, ненастоящим, в тишине Пак медленно дошел до дома, помылся, поел, посмотрел любимую дораму, а после собирается ложиться спать, но что то вдруг его останавливает, будто в этой включенной тишине, он, наконец, услышал то, что так старательно пытался игнорировать. Он начинает рыдать, не глуша свои крики он хватается за голову, он не помнит как оказался в кровати, не помнит, как мать вызвала врачей, что вкололи ему успокоительное, не помнит, как кто то включил звук, помнит лишь, то, что наконец осознал то, что так долго игнорировал. Он всегда замечал взгляд Ким Сокджина. Взгляд направленный на него. Он никогда не смотрел ему в глаза, потому что знал, знал, что после их дружба уже не будет прежней, что больше они не будут просто друзьями детства. Потому он так старательно отводил взгляд, рассказывая о своей новой пассии, уверяя себя, что это его любовь, что именно она та самая, но чем больше он пытался уверить в этом себя и Джина, тем больше единственных появлялось, тем больше он отводил взгляд. Он был трусом, коим его считал Ким Тэхен, именно поэтому он всегда с аккуратностью и иногда с неохотой стирал границы, что тот ставил между ним и Джином. Как то раз, после веселого, но такого фальшивого рассказа, о своем новом свидании, он заметил, что Джин с удивительной нежностью и аккуратностью чистит старую клетку для птиц. Тогда Чанель поинтересовался, зачем она ему, почему не выкинул, хотя он прекрасно знал ответ, на что Джин лишь улыбнулся, и ответил, что пускай она старая и ржавая, но хранит очень важные чувства. Тогда Пак сделал вид, что ответ его устроил, что бы не развивать ему, что бы и дальше можно было уверять себя, что он ни о чем не знает. Только вот он всегда знал, и потому сейчас, неделю уже не выходя из комнаты и жалея себя, он задавался вопросом: почему? Почему он так боялся посмотреть ему в глаза? Почему так боялся помочь выкинуть Джину эту старую птичью клетку? Почему он так боялся дать возможность Джину выйти из нее? Слезы снова подкатили к глазам, наровясь потечь по щекам, если бы не шум, чего то большого, что упало в низу. Чанель тут же вылез из кровати и рванул вниз. Это был стеллаж, который уронила его мать, вернув его на место, он увидел зачем она полезла на самую верхнюю полку. — Зачем он тебе? — осипшим голосом прошептал Чанель, увидев в руках матери старый фотоальбом, он почти весь заполнен фотографиями его с Сокджином. — Хотела вспомнить былое, — идя к дивану и зовя с собой сына, сказала миссис Пак, — иди сюда, дорогой. Чанель медленно подходит к женщине, садясь рядом и стараясь не смотреть в фотоальбом. Но чем дальше она листала, тем сильнее воспоминания захлестывали парня, тем сильнее он понимал свою ошибку и вину. Слезы, что не прекращались на протяжении недели, вновь полились с новой силой, женщина отложила альбом и обняла сына, слыша тихое: «прости, прости, прости…». — Тише мой хороший, — лишь крепче обнимает — все будет хорошо. Чанель смотрит на нее красными, опухшими глазами, подбирая слова, но женщина, будто все понимая, и стараясь облегчить ношу сына, решает начать сама. — Мы — родители воспитываем вас, вкладывая свои мысли, принципы и чувства, надеясь, что вы вырастите хорошими людьми. Не существует правильных и не правильных, когда у тебя рождается ребенок, к тебе не подходят и не говорят: «Поздравляем, у вас математик!» или «Поздравляем, у вас айдол», нет, нам говорят, что у нас в семье появилось чудо, человечек, которого мы будем любить всегда, я буду любить всегда и не важно кто ты, или кто тебе нравиться. Ты мой сын, мой дорогой ребенок, часть моей души и я приму тебя, кем бы ты ни был, с кем бы ты ни был и какой бы выбор не сделал. Чанель не мог поверить своим ушам, он лишь усмехнулся, думая насколько же он был слепым и трусом. Все было так просто, но он решил усложнить. — С Сокджином вы помиритесь, не переживай, я звонила его маме, посещения уже разрешены, так что- Не успевает мисс пак договорить, как Чанель тут же подрывается, ошарашенно смотря на нее. — В смысле? Он жив? — то ли с шоком в голосе, то ли с радостью. — Конечно жив, о чем ты? — мисс Пак выглядит взволновано, но не успевает придти в себя, как сын тут же прерывает ее прося адрес больницы. Чанелю плевать, что он в домашней футболке и шортах, плевать, что шнурки его кроссовок не завязаны, плевать на раны, которые появились из-за этих же шнурков, о которые он споткнулся, плевать, как на него смотрят люди. Джин жив. Раз за разом прокручивает он в голове, и не веря этому лишь ускоряется, боясь что это либо глупая шутка, либо его больное, уставшее сознание играет с ним злую шутку, либо сон, от которого он не хочет проснуться. Но все сомнения отметаются, когда он подбегает к девушке за ресепшеном и, назвав фамилию и имя, получает номер палаты и предупреждение, что пациент еще спит. Сердце бешено бьется, словно наровясь пробить грудную клетку. Кончики пальцев онемели, а весь воздух, кажется, испарился из легких. Чанель долго не может зайти в палату, но теперь, решает, она не боится посмотреть Джину прямо в глаза, увидеть его взгляд и, наконец, ответить. Открывая дверь, ему казалось, что время замедлилось, потому что зайдя в палату, он увидел Джина, который тихо сопел, живого Джина. Он стоял в дверях и не мог насмотреться, наконец у него есть смелость посмотреть на него, наконец он видит его. Только он собирается сделать шаг, как его хватают за кисть руки, и резко толкают в стену позади, закрывая дверь в палату. Чимин и Чонгук смотрят на него с непонятками, что он здесь делает, и как он узнал. — Он соврал, — Чанель выпрямляется, он больше не отведет взгляд, не оставит. — Да, но тебе бы и лучше не знать правды, — выдыхает Чонгук оглядываясь, ища Тэхена, как думает Пак, — лучше для Джина. — Я хочу его увидеть, — стоит на своем, — поговорить, прошу я- — Он не может ходить, — подает голос Чимин, крепко держа за руку Чонгука, — да, Тэ соврал, и тебе лучше уйти, пока он не пришел, иначе драки не миновать, а сейчас для этого не время. Чанель не мог понять, серьезно они или снова врут, но усталые лица парней и красные, заплаканные глаза, говорили о том, что они не врут, что у них просто нет сил врать. — Тэ не врал, когда говорил, что Джин пытался покончить с собой, потому спрыгнул с крыши, — переключил на себя внимание Чонгук, — это правда, его спасли, девушка с первого этажа услышала грохот, решила выйти и увидела Джина, лежащего там, после вызвала скорую, отвезли в больницу, а там уже и сказали, что позвоночник сильно поврежден, и что больше он не сможет ходить. — Мы понимаем, что ты, возможно, волнуешься за Джина, но сейчас ему нельзя волноваться, а учитывая то, как вы разошлись, я не думаю, что сейчас лучшее время, тем более скоро придет Тэ, а, как уже говорилось, драка нам не нужна, потому прошу, оставь его, Пак Чанель, — после этих слов, не дождавшись ответа, Чим и Гук зашли в палату и закрыли ее, не давая Чанелю никакого другого варианта, кроме как уйти. По дороге домой он думал о том, как его жизнь изменилась за эти две недели, о том, что он мог потерять из-за своей трусости, о том, что ему придется возвращать тяжким трудом, путь, полный боли и обиды, который ему приедтся пройти, о том, как вернуть потерянное доверие и вернуть в свою жизнь самого дорогого ему человека, о том, как это будет сложно, но он это обязательно сделает. Ведь больше он ни за что не отведет взгляд.