Вечное Лето, том IV: Звёздная Пыль

Call and I'll rush out, all out of breath now

       — Ну нет, Диего, — шипит Джейк, — мне насрать. Она поедет со мной.        — Маккензи, — рычит Шон, — ты не видишь, в каком она состоянии? Думаешь, ты сейчас можешь ей помочь?        — До Ариэль ехать часа четыре, ты же не думаешь, что я не дам ей спокойно прийти в себя за это время?       Марикета сидит на траве у озера, тупо глядя перед собой. После того, как она вернулась в сознание благодаря незаменимой Мишель, стало абсолютно всё равно. Майк обошёл все окрестные дома, спрашивая, куда переехали её родители — мистер и миссис Фэй, потому что на вопрос об именах отца и матери Мари не сумела ответить. И все, как один, говорили, что никто с такой фамилией тут никогда не жил.       Диего почему-то не выглядит удивлённым. В пору бы прижать его к стенке и спросить, что ему известно, но разливающаяся чернильным пятном пустота внутри не даёт и звука издать.       В конце концов, Мари поднимается с земли и подходит к ребятам.        — Кто такая Ариэль? И зачем нам к ней ехать? — Никаких эмоций в голосе.        — Куинн, — поясняет Диего, — Куинн Келли. Она живёт в Сент-Луисе, и мы сможем перекантоваться у неё, пока будем думать, что нам делать дальше…        — Что нам делать дальше, — бездумно повторяет Мари. — А что нам делать дальше?        — Думаю, нам нужна Скриллекс, — бормочет Джейк. — Уж кто-кто, а она сможет иголку в стоге сена найти.        — Или Ал, — кивает Мишель, — с его связями…        — Это в любом случае Калифорния, — замечает Шон. — Но по пути мы, конечно, должны остановиться у Куинн.        — Ребят, — Диего проводит ладонями по лицу. — Я кинул боевой клич, так что Радж тоже едет к Куинн. Он… может помочь.        — Интересно, как? — откликается Мари. — Ладно. Мне всё равно.       С этими словами она подходит к машине Джейка и с ногами забирается на заднее сидение.        — Марикета! — возмущается Мишель.        — Мне всё равно, — повторяет Мари. — Просто давайте уедем отсюда. Пожалуйста. Чем дольше вы будете препираться, тем больше времени мы здесь проведём. — Несколько лет назад в Селине был ураган разрушительной силы. Об этом Мари рассказал всё тот же Майк. Возможно… просто возможно… что её родители могли куда-то уехать после всего случившегося. Конечно, они могли и пострадать — но об этом совсем не хочется думать. — Как? — спрашивает она. — Как нам могут помочь Алистер и… кто такая Скриллекс?        — Зара, — поясняет Джейк, оглядываясь на неё; Мари думает, что сидеть с ногами на сидении его машины может быть неприлично, но какая, в самом деле, разница. Она и свалила от Шона и остальных в основном потому, что в данный момент ей не нужны сочувствующие взгляды Диего и испуганные — Мишель. — Она может взломать любую базу. Где бы ни были твои родители, она их найдёт, Принцесса. А Алистер… Что ж, у него есть более легальные способы добыть информацию.        — Более легальные — значит, более долгие, — невесело усмехается Майк. — Я ставлю на Зару в любом случае.        — Ладно, — кивает Марикета. — Хорошо.       В молчании проходит час или около того, когда Джейк не выдерживает.        — Ну ты как? — спрашивает он, и Мари вздрагивает.       Не понимаю, почему мой родной город показался мне чужим. Не уверена в том, что не схожу с ума. Рассчитывала, что почувствую себя дома, когда окажусь в Селине. Но этого не произошло. Наоборот, теперь кажется, что с каждой милей оказываюсь всё дальше от дома.        — Не очень, — говорит Мари вслух, откуда-то зная, что Джейк понимает всё неозвученное.        — Слушай, Принцесса, ты не паникуй раньше времени, — советует Джейк. — Сейчас доберёмся до Ариэль, а там и Большой Р подъедет — он кого хочешь развеселит.       Марикета слабо улыбается. Звучит совершенно невероятно. Разве веселье — то, что ей сейчас нужно? Ей необходимы две-три стопки текилы и несколько часов крепкого сна, а не вот это вот всё.        — Посмотрим. Ладно, пока мы едем, расскажите мне, — она наконец опускает ноги на пол и подвигается в центр, держась руками за спинки передних сидений, — сколько раз на Ла-Уэрте я ударялась головой?        — Достаточно, — жёстко бросает Джейк. — Слушай, ты извини, конечно, да только я не думаю, что стоит тебе это всё рассказывать. Вспомнишь сама.       Марикета дует губы.        — Может, и не вспомню, — ворчит она.       Майк оглядывается на неё со странным выражением лица, и вдруг…       Слепая ярость застилает зрение и мешает думать. Мгновение — прыжок на мужчину в алом костюме, отражённый удар — ощущение, что пропахиваешь спиной асфальт, голова больно врезается в неудачно подвернувшийся камень… Так сильно, до тошноты, даже темнеет в глазах…        — Останови машину, — собственный голос кажется Марикете отдалённым эхом, смешивающимся со скрипом тормозов и дребезжанием шин по бетону. Мари инстинктивно тянется к двери, вслепую нащупывает ручку и буквально вываливается из машины на дорогу, сдирая колени об асфальт, и её обильно рвёт.        — Что за… — она даже не понимает, чей это голос, не осознаёт, чьи руки убирают волосы с лица, не представляет, что вообще происходит. Все ощущения — звуки, голоса, кровь на ободранных коленях, кислый привкус во рту, бешеный стук в висках — смешиваются воедино.       Джейк, удерживая в кулаке её волосы, другой рукой принимает протянутую Майком бутылку воды и выливает Марикете на голову за неимением лучших вариантов. Она надрывно кашляет, но почти сразу перестаёт извергать содержимое желудка на трассу до Сент-Луиса. У него холодеют руки от страха — ну, в самом деле, ведь её тошнит не от того, что укачало в дороге. Пальцы соскальзывают с мокрых волос, когда она пытается встать, и Джейк подхватывает Марикету за талию, помогая удержать равновесие.        — Что случилось? — тихо спрашивает он.       Она снова кашляет, качает головой, испуганно смотрит на него и переводит взгляд на Майка.        — Я не знаю, — хрипло отвечает Марикета. — Я просто видела… Я… Не знаю, это было…        — Ш-ш, тише, тише, — шепчет Джейк, осторожно убирая прилипшие к щекам мокрые пряди. — Всё хорошо.        — Не хорошо, — слабо возражает она. — Там был человек… Я почему-то нападала на него, и он оттолкнул меня… Я упала и ударилась головой.        — Принцесса, — настороженно произносит Джейк, — это… Что за человек?        — Не знаю, — качает головой Марикета, — он был в шлеме и костюме. Красного цвета. Я просто не… Я не понимаю, что это было. — Джейк бросает на Майка встревоженный взгляд — тот бледнеет, сжимает побелевшие пальцы в кулаки и опускает глаза. — Это… Ладно, мне уже легче, спасибо, — бормочет Марикета, вдруг чувствуя себя неуютно от того, что Джейк прижимает её к себе. — Но я бы хотела знать, что это было.       Джейк помогает ей сесть в машину, и она снова забивается в угол, мелко дрожа и периодически с шипением касаясь висков.       Её желание узнать, что это было, повисает в воздухе — никто больше ничего не говорит. Джейк сменяет Майка за рулём, поскольку он выглядит ничем не лучше Марикеты — такой же бледный, такой же растерянный, такой же встревоженный…       «Это был не ты».       Когда Майк впервые признался своей Валькирии в том, как винит себя за годы, проведённые на службе у Лундгрена, она сказала именно это.        — Нет, Эстелла, это был я, — возразил он.       Она пыталась спорить, пыталась кричать, что не потерпит этой рефлексии, орала, что он не может чувствовать вину за то, что делал под гипнозом.       Поэтому Майк просто рассказал ей, что ещё до того, как они с Джейком обнаружили предательство Лундгрена, он понимал, что они делают что-то не то. Понимал… И не предпринимал ничего ровным счётом.        — В чём отличие, Эстелла? — спрашивал он. — Два года я служил ему в здравом уме, и ещё три — был управляемой собачонкой на привязи. Запрограммированным исполнять любые его приказы. Но ведь и до этого я делал то же самое. Безо всякого гипноза.       Эстелла тогда забрала из его рук бутылку виски и долбанула её в стену, прежде чем выйти из комнаты.       А спустя некоторое время вернулась, села рядом и прижала его голову к груди таким успокаивающим жестом, что Майк в тот момент понял — его дом отныне будет там, где его Валькирия, что бы ни произошло.        — Знаю, вы с Маккензи служили Лундгрену, верили в него, — тихо сказала она. — Но один тот факт, что ты испытываешь угрызения совести, делает тебя хорошим человеком. Уверяю тебя, Лундгрен до сих пор не считает, что сделал что-то не так.       Да, в этом Майк не сомневался.       После короткого судебного процесса над бывшим командиром, после того, как он и Джейк обелили свои имена, голос совести, редкие ночные кошмары да ещё тот факт, что его лучший друг превратился в тень самого себя после исчезновения Марикеты, отравляли его счастье, но Эстелла всегда была рядом. Прижимала к себе, когда он просыпался среди ночи в холодном поту. С упорством, которому он сам мог бы позавидовать, пыталась вытащить Маккензи из дерьма. А когда вина за содеянное обрушивалась тяжким бременем, просила говорить с ней. И он говорил, облегчал душу, и становилось действительно как-то проще.        — Это был я, — внезапно говорит Майк, и Мари вздрагивает.        — Что был ты? — в недоумении переспрашивает она.        — Это я был тем человеком в костюме, — поясняет Майк, не обращая внимания на предостерегающие взгляды Джейка. — Знаешь, Марианна, мне кажется несправедливым то, что они все от тебя пытаются скрывать правду.        — Майк, блядь, — шипит Джейк.        — Меня зовут Марикета, — ошарашенно поправляет Мари, словно это сейчас действительно важно.        — Да в курсе я, как тебя зовут, Мэри, — раздражённо бросает Майк. — Я, конечно, не буду тебя грузить деталями, но, думаю, ты должна знать историю Дедули. Остальное, я не сомневаюсь, ты вспомнишь сама. — И он действительно это делает. «Не грузит деталями» касаемо острова, но рассказывает историю своей дружбы с Джейком с самого начала. Не скрывает ничего о том, как оба служили в отряде Арахнидов. Говорит о том, как Лундгрен подставил их. И о том, как Рурк нанял Арахнидов на Ла-Уэрте. О том, как сам был у него на побегушках. Марикета слушает, чуть приоткрыв рот, как будто Майк рассказывает ей сказки. — Так что, я полагаю, я задолжал тебе извинение, — просто пожимает плечами Майк.       Мари смотрит на него с лёгким прищуром, закусывает губу, словно не может подобрать правильные слова.        — Я… Почему-то думаю, что ты уже извинялся.        — Да, но ты-то этого не помнишь.        — Точно, — Мари слабо усмехается. — Могу я кое-что спросить?        — Конечно, — Майк широко улыбается, чувствуя, как груз вины падает с его плеч. Джейк сдавленно матерится.        — Тот мудак Лундгрен. Что с ним теперь?       Джейк с облегчением выдыхает. Майк, собственно, тоже: из всего, что Марикета могла бы спросить после этой истории, она поинтересовалась именно судьбой ублюдка Лундгрена.        — Сто восемьдесят лет тюремного заключения, — с удовольствием отвечает Майк.        — Жаль, — фыркает Мари, — уж кто-то, а он заслужил высшую меру. С другой стороны, это было бы слишком просто.       От того, как жёстко звучит её голос, Майк улыбается ещё шире.        — Напомни мне не записывать тебя в список моих врагов, Мэрайя.        — Ещё раз назовёшь меня чужим именем, и обязательно окажешься в моём списке, Микки Маус.       Майк хрипло смеётся, а Джейк на мгновение отвлекается от дороги, чтобы бросить на Марикету обеспокоенный взгляд. Чёрт, она вспоминает. И, кажется, этот процесс ускоряется.        — На вашем месте, ребята, — тихо говорит Майк всем остальным, когда оба автомобиля останавливаются на площадке около небольшой, но очень уютной на вид гостиницы, — я бы рассказал ей обо всём. Она не обрадуется, когда всё вспомнит.        — А что происходит? — спрашивает Марикета. — Я думала, мы едем к Куинн?        — А мы и приехали к Куинн, — улыбается Мишель, — это её гостиница.        — Точнее, формально это гостиница Келе, — поправляет Шон, — Куинн больше занята фондом.        — Да кому какое дело, — отмахивается Мишель, и в то же самое мгновение двери гостиницы распахиваются, и к ребятам несётся сине-рыжий вихрь по имени Куинн Келли. Она повисает на шее у Шона, обнимает Диего, ухитряется прижать к себе сразу Майка и Джейка, а потом переводит взгляд на стоящую чуть поодаль Марикету.        — Мари, — выдыхает она. Джейк делает полшага в сторону, словно пытаясь защитить Марикету от объятий. Но это и не нужно — Куинн не пытается подойти ближе. Она внимательно смотрит на Мари — она отвечает настороженным взглядом, а потом неуверенно делает несколько шагов в направлении Куинн, которая смаргивает льющиеся потоком слёзы.        — Привет, — тихо говорит Марикета. — Я… Рада снова тебя видеть.        — Господи, — шепчет Куинн, обнимая её. — Я… Я тоже рада тебя видеть, Мари, ты жива, я просто не могу в это поверить, ты… Они сказали, ты ничего не помнишь…        — А я и не помню, — с вызовом говорит Мари, но вырваться из объятий не пытается и даже неловко поглаживает Куинн по спине, — но мы же учились вместе, а ты… Ну, мне всегда казалось, что мы могли бы подружиться.        — Точно, — сквозь слёзы бормочет Куинн, выпуская её из объятий и машинально разглаживая складки длинного синего платья, словно не знает, куда деть руки. — Боже, я просто не могу поверить, — снова говорит она.       Марикета пожимает плечами, и по ней явно видно, что реакция Куинн её смущает. Однако она позволяет Куинн взять себя за руку и увести в гостиницу, а все остальные ещё на пару минут изумлённо переглядываются.        — И эту девушку я собирала на её свадьбу, — бормочет Мишель, явно задетая тем, что Мари куда более тепло приветствовала Куинни, чем её саму. Однако она тут же захлопывает рот, испуганно глядя на Джейка — на его лице отражается такая боль, что становится неуютно. — Ладно, пойдёмте уже, и… Твою мать! — она стремглав несётся в гостиницу и оттаскивает Куинн от Мари. — Где Снежок?       Куинн понимающе усмехается.        — Келе отвёз его в городскую квартиру. Миш, я ведь не дура и понимаю, что Мари сейчас синие лисы будут не к месту.        — Хорошо, — с облегчением выдыхает Мишель. — Не хватало ещё… Помимо всего прочего…        — О чём шепчетесь? — с любопытством спрашивает Мари.        — О питомцах, — неосторожно ляпает Куинн, и на возмущённый взгляд Мишель шёпотом поясняет: — Ну, рано или поздно она узнает. Так, ребята, — она широко улыбается, глядя на друзей, — как бы я ни была рада вас видеть, несмотря на то, что я понимаю, как все вы устали с дороги, если мы хотим повеселиться, мне понадобится ваша помощь.        — Повеселиться? — вскидывает брови Шон. — Но мы же вообще-то собирались заняться делом.        — Никуда наши дела не денутся, — беспечно говорит Куинн. Да, точно, вспоминает Мишель: она ведь не знает о том, что они не нашли и следа родителей Мари в Селине. Но, как только она открывает рот, чтобы рассказать обо всём, неожиданно вмешивается Мари.        — Повеселиться — это отличная идея, Куинн, — сердечно говорит она. — Что нужно делать?        — Сначала я покажу вам комнаты, — смеётся Куинни, — а потом найду каждому из вас занятие.       Спустя добрых полчаса, когда Мари сидит на кровати и думает о том, что это уже третья её постель за несколько суток, Куинн врывается в её временную комнату и плюхается рядом.        — Как ты? — спрашивает она.        — Не знаю, — честно отвечает Мари. — Всё странно и сложно, и я столько всего пропустила…       Куинн невесело усмехается. Да, это ей знакомо — оказавшись в современном мире, Келе вообще с ума сходил. И дело было не только в техническом прогрессе — точнее, совсем даже не в нём, потому что его плоды Келе осваивал с удивительным мастерством. Для него прошло больше половины века, и он никак не мог привыкнуть к тому, насколько поменялось мировоззрение у людей. Учитывая, что в последний раз он был в Америке ещё до сексуальной революции, современные свободы смущали и пугали его.       Но, конечно, это не совсем то, что переживает теперь Мари.        — Ты же знаешь, что все мы сделаем всё, что требуется, чтобы тебе было хорошо, — мягко улыбается Куинн, и её тонкие пальчики касаются ладони Мари. — Теперь, когда ты снова с нами…        — Это-то и плохо, — вздыхает Марикета, — носитесь со мной, как с хрустальной вазой. Я… от этого чувствую себя ещё хуже. Ни на минуту не могу забыть, что со мной что-то не так.        — Хорошо, — понимающе кивает Куинн, — тогда сегодня мы будем веселиться так, как будто этих пяти лет не было.        — Звучит заманчиво, — слабо улыбается Мари, — но неужели там, на Ла-Уэрте, у нас было время веселиться? Пока что всё, что я знаю — нам там пришлось несладко.        — О, Мари, — округляет глаза Куинн, — не могу дождаться, когда ты всё вспомнишь.       Марикета удивлённо вскидывает голову. За последние пару дней у неё сложилось ощущение, что все вокруг только и хотят, чтобы она как можно дольше не вспоминала ничего — э Диего и остальных явно пугала её урывками возвращающаяся память. И подход Куинн — словно глоток свежего воздуха.        — Ты говорила, что тебе нужна помощь, — напоминает Мари, — что мне делать?        — Пойдём со мной на кухню, — улыбается Куинн, — я уже отпустила повара, тем более, что он почти всё сделал, осталась только выпечка. Не позволяю посторонним печь в собственной гостинице! Ты только переоденься, пожалуйста.       Через несколько минут Мари спускается в холл, где её ждёт Куинн. Она присвистывает, кивая на одежду Марикеты — она взяла, как ей показалось, первые попавшиеся шорты и майку.        — Гуччи, — восхищённо произносит Куинн, — ты не думаешь, что это не самый подходящий наряд для готовки?        — Гуччи-хуюччи, — ворчит Мари, — что Диего мне купил, то и напялила.        — Ну и ладненько, — хихикает Куинн, уводя Мари в сторону кухни. — Так, что у нас тут… Вот тебе рецепт, — она протягивает блокнот, страницы которого исписаны мелким почерком, — пирог на тебе, а я займусь кексами.       Мари забирает блокнот из её рук и смотрит на Куинн долгим взглядом, словно пытается что-то припомнить. Когда ничего не получается, она вздыхает и честно говорит:        — Ты же в курсе, что я ничерта не смыслю в выпечке?        — Это совсем не сложно, — отмахивается Куинн, — просто следуй рецепту. — Да, это звучит совсем просто, но тем не менее Мари ухитряется разбить яйцо мимо миски и просыпать муку на стол. Куинн только заливисто хохочет, не отрываясь от собственного теста, но в конце концов приходит на помощь. — Так, а теперь его надо замесить, хорошенько так, — наставляет она. — Потом… Ой, секунду, — она достаёт из кармана фартука вибрирующий телефон. — Келе вернулся, я перемолвлюсь с ним словечком, а ты пока вымешивай тесто. Не скучай!       Прежде, чем Мари успевает сказать хоть слово, Куинн выбегает из кухни, оставляя её наедине с чёртовым тестом. Марикета смотрит на эмалированную миску с неаппетитной массой почти с ненавистью, а потом неуверенно погружает руки в то, что должно быть будущим пирогом.       Миска скользит под ладонями по всему столу.        — Блядство, — шипит Мари, пытаясь вытащить пальцы из липкой массы. — Ну что ты будешь делать! — За её спиной раздаётся звук отрывающейся двери. — Хорошо, что ты вернулась, Куинн, я просто не понимаю, что с этим делать.        — Прости, Принцесса, это всего лишь я, — доносится голос Джейка. Мари вздрагивает, но тут же делает вид, что у неё всё под контролем. Джейк усмехается, и она почти готова запустить в него этой сраной миской — он ещё и смеяться удумал! — Давай-ка я тебе помогу, — не дожидаясь согласия, которого, разумеется, не последовало бы, он подходит к ней вплотную и тянется к пакету с мукой.        — Там уже достаточно, — ворчит Мари.        — Не сомневаюсь, Принцесса. Просто нужно отлепить от теста твои хорошенькие ручки. — Он посыпает свои ладони над миской небольшим количеством муки и мягко перехватывает пальцы Мари. У Мари почти кружится голова от того, что он стоит так возмутительно близко, от того, каким интимным кажется это действие — а он всего лишь помогает ей вытащить увязшие пальцы, кладёт одну её ладонь на край миски и поясняет: — Одной рукой держи. Тогда она не будет плясать по всему столу. И смотри, вот так, — он показывает, как правильно замешивать это чёртово тесто, а Мари всё равно нихрена не понимает, потому что его запах наполняет ноздри, мешает соображать, навевает какие-то неуместные мысли…       А потом он выпускает её руку. И его ладонь неожиданно оказывается у подола её майки. Так стремительно, что Мари не понимает, как это вообще происходит, не успевает даже слова сказать, а его испачканные мукой пальцы уже проворно забираются под чёртову майку, поднимаются выше, чуть щекотно касаясь живота, а потом кружево её бюстгальтера опускается вниз.        — Джейк, ты ох… Ох!..       Он обхватывает её грудь ладонью, большим пальцем проводит по соску, и Мари откидывается назад, упираясь затылком в его плечо и вжимаясь бёдрами в его пах.        — Принцесса, у тебя опять вьетнамские флешбеки? — спокойно спрашивает Джейк, и Марикета открывает глаза.       Обе его руки по-прежнему накрывают её ладони, никакой муки на её майке, это… Этого не было. Чёрт, да что же это такое, она ведь чувствовала это, словно наяву, а ещё…       А ещё она действительно вжимается в него бёдрами и определённо чувствует его эрекцию.        — Да твою же мать, — шипит Мари, выдирая ладони из его хватки и поворачиваясь к нему лицом. — У меня с головой не лады, — почти виновато шепчет она.        — В этом ты не одинока, — хрипло бормочет Джейк, и Марикета, глядя в его потемневшие глаза, несвоевременно понимает, что зажата между его телом и кухонным столом. Но прежде, чем она успевает подумать о том, насколько это положение её не устраивает, он целует её.       Нет, это совсем не похоже на её сны.       Никаких пошлых бабочек в животе, как в дешёвых романах. Только животная, невероятная похоть. Его сухие губы, накрывающие её в требовательном, пылком поцелуе. Движения языка, посылающие по всему телу дрожь, собирающуюся болезненной пульсацией внизу живота. И это сумасшедшее желание быть ближе. И совсем не важно, принадлежит ли это желание ей — какая, к чёрту, разница, это слишком хорошо и слишком мучительно, чтобы не быть правдой и чтобы не наслаждаться этим.       Руки Джейка сжимают её ягодицы, и Мари беспомощно стонет в его раскрытые губы, когда он жёстко и при этом каким-то невероятным образом нежно массирует затёкшие мышцы, надо было ещё вчера принять его предложение о помощи, ещё вчера, когда он ворвался среди ночи в её комнату, позволить ему остаться и делать с ней всё, что он, мать его так, захочет, потому что это слишком… Слишком…        — Я, конечно, всегда говорил, что готовить надо с любовью, но не в этом же смысле.       Мари вздрагивает от чужого голоса, когда Джейк отстраняется от неё — всё ещё продолжая медленными движениями разминать её ягодицы. Мари заливается краской, через плечо Джейка глядя на высокого молодого человека со смеющимися глазами.        — Почему не в этом смысле, Радж? — спрашивает красивая светловолосая девушка, стоящая в дверном проёме, скрестив на груди руки. Голос у неё совершенно серьёзный, хотя она сжимает губы, словно пытается сдержать смех. — Я считаю, и в этом смысле тоже.       Джейк наконец делает Мари большое одолжение и убирает руки.        — Большой Р? — удивлённо спрашивает он, поворачиваясь к новоприбывшим. — Я бы тебя не узнал.       Радж почёсывает густую чёрную бороду и усмехается.        — Значит, ты не смотришь моё кулинарное шоу, — фыркает он. — Здравствуй, Мари.        — Привет, — с трудом переводя сбитое дыхание, отвечает Марикета. — Я, э-э, это немного неловко, но…        — Да брось, — заливисто смеётся девушка, прибывшая с Раджем, и прежде, чем Мари понимает, что происходит, она оказывается рядом и приветственно обнимает её, отпихнув Джейка с дороги. — Я Эмили, и я рада с тобой наконец-то познакомиться.        — Ага, — ошарашенно кивает Мари. От крепкого объятия новой знакомой дыхание перехватывает ещё сильнее. — Я, вроде как, тоже, но я просто…        — Эх вы, — хохочет Радж, каким-то непостижимым образом обнимая сразу всех, включая Джейка. — Ничего не меняется, а? Вообще-то, мы пришли, чтобы помочь. Ну, Эми — помочь, а я — забрать Джейка, потому что Зара считает, что вас нельзя оставлять наедине, — он делает паузу, а потом снова смеётся. — Нет, точно ничего не меняется!        — Скриллекс здесь? — потирая рёбра, спрашивает Джейк. — Не знал, что она едет.        — Она, и Крэйг тоже! — улыбается Эмили. — Мы приехали все вместе.        — Как в старые добрые времена, — подхватывает Радж, — только Ал и Грейси пока не могут выбраться, у них ведь Малышка. Да и ещё Эстеллы не хватает, ну да Майк ей уже позвонил, думаю, она будет самое большее к завтрашнему вечеру… Хотя я уверен, прилетит ближайшим рейсом.        — Рипли едет? — с ужасом переспрашивает Джейк. — Вы все сошли с ума.        — Да ладно тебе, друг, — улыбка Раджа становится не такой широкой, — разве у нас нет повода отпраздновать?        — Точно, — кивает Джейк, — он у нас есть.       И, не дожидаясь ответа, он стремительно покидает кухню.        — Что это с ним? — изумляется Эмили.       Мари только пожимает плечами. Что с ним? Без понятия. Что с ней? Аналогично. Что с ними обоими? Хороший вопрос. Вот только с каких пор ей стало легче думать о нём и о себе, как о чём-то цельном? Один чёртов поцелуй, и она готова растечься лужицей. Нет, это не она. Если бы не её дурацкие сны и — как там Джейк сказал? — «вьетнамские флешбеки» (это ж надо быть таким идиотом), она бы не реагировала на его близость так остро.       Ну и, наверное, ещё сказывается длительное отсутствие секса. И несомненная физическая привлекательность Джейка.        — Эй, подруга, — Эмили машет ладонью перед её лицом, и Марикета вздрагивает. — Ну ты, конечно, залипла.        — Извини, — торопливо бормочет Мари, убирая с лица волосы и, разумеется, тут же пачкая их мукой. — Ой, а где Радж?        — Уже ушёл за твоим красавчиком, — фыркает Эмили. — Так что у нас тут? Пирог? Кто учил вас, ребятки, месить тесто? — Марикета вытирает руки и пытается стряхнуть с волос муку, пока Эмили, безостановочно щебеча, реанимирует несчастное тесто. — Пожалуй, что только с тобой да с Джейком я не была знакома до сегодняшнего дня, со всеми остальными успела повстречаться в прошлом году, на этом вашем острове. Знаешь, мне так это нравится — вы настолько дружные. У меня, конечно, остались подруги в Дублине, но я не думала, что так бывает. Большая компания, а все ведут себя, как семья. Лезут в дела друг друга и всё такое…        — В Дублине? — переспрашивает Марикета. — Ты из Ирландии?        — Бинго, — хихикает Эмили, и от смеха упругие светлые кудряшки трясутся. — Пятёрка по географии, мисс Фэй, садитесь на место!        — Только не говори, что ты учительница, — фыркает Мари.        — Упаси меня господь! — восклицает Эмили. — Я юрист, вообще-то. Хотя мне предлагали читать лекции, я бы этого не выдержала. Студентики там… Все дела… Нет, это не моё.        — А как вы с Раджем познакомились? — с любопытством спрашивает Мари, радуясь предлогу отвлечься от своих сумбурных мыслей.        — О, знаешь, — ухмыляется Эмили, накрывая тесто сухим полотенцем и вытирая руки, — он был в Дублине на съёмках своего шоу, я случайно оказалась рядом, мне, видишь ли, повезло быть в числе прохожих, которым он предлагал попробовать свою стряпню. Ты наверняка ни одной серии не видела, так что не знаешь, они иногда мутят такую фигню во время съёмок на открытых площадках. Ну вот, он протянул мне тарелку, мы встретились взглядами — и всё, бадабим-бадабум, любовь с первого взгляда!        — Что, правда?       Эмили поворачивается к Мари и загадочно усмехается.        — Конечно, нет.       «Извини, но, кажется, мои сиськи пялятся в твои глаза».       Собственно, их знакомство началось именно с этой фразы. Да, действительно, это были съёмки «Бандакар набивает животы», и да, действительно, Эмили О’Малли просто проходила мимо.        — Мисс, вы не откажетесь поучаствовать в съёмке? — какой-то из молодых помощников режиссёра довольно навязчиво схватил её за руку, и Эмили выдернула своё запястье из хватки. Она была не в самом лучшем расположении духа, но, будучи предрасположенной к перепадам настроения, благосклонно кивнула моментально стушевавшемуся пареньку.       Радж стоял около плиты, установленной специально для съёмок, и что-то рассказывал, помешивая рагу в большом казане. Главный режиссёр периодически останавливал съёмочный процесс, чтобы напомнить звезде шоу смотреть в камеру, но молодой человек, кажется, был слишком увлечён процессом готовки, чтобы всерьёз слушать, что ему говорит этот зануда.       Наверное, когда её подвели к плите, и она приветственно помахала в камеру, Радж должен был что-то сказать. Но, повернувшись к Эмили, он будто потерял дар речи. Эмили вскинула брови, когда он чуть приоткрыл рот, взгляд его тёплых карих глаз сам собой опустился к глубокому декольте. И Эмили расправила плечи, словно добиваясь ещё большего эффекта — хотя потом клялась, что ничего такого не хотела.        — Извини, — довольно резко бросила она, — но, кажется, мои сиськи пялятся в твои глаза.        — Снято! — заорал режиссёр. — Мисс, вы в своём уме?       Радж махнул рукой в сторону режиссёра, словно пытался прогнать прочь назойливую муху.        — Прости, что ты сказала? — спросил он.       И улыбнулся.       Эмили решила — нет, он не в моём вкусе, но глаза у него потрясающие. И улыбка.        — Я говорю, что ты собирался меня накормить, — фыркнула она, — а вместо этого пялишься.        — Ты ирландка? — невозмутимо игнорируя её уколы, поинтересовался Радж.        — Нет, я просто так гуляю по Дублину, — закатила глаза Эмили. — Какое это имеет значение?        — Мне нужно мнение эксперта, — Радж потянулся к столу рядом с собой и протянул ей тарелку. — Я раньше никогда не готовил шу-флай.       Эмили, абсолютно забыв, что она — серьёзная молодая леди (спорное утверждение, как она сама любила говорить), хлопнула в ладоши, как девчонка-подросток.        — Я обожаю шу-флай! — забрав из его рук протянутую тарелку, она с удовольствием откусила кусок пирога. — Блин, ты серьёзно? Никогда не готовил? Это лучший шу-флай в моей жизни!        — Рад это слышать, — он снова широко улыбнулся.        — Ты должен рассказать мне, как у тебя это получилось, — затараторила Эмили, совершенно не заботясь о том, что у неё набит рот. — Так… вкусно!        — Если хочешь, расскажу, — внезапно на смуглых щеках Раджа проступили красные пятна. — После съёмок, ладно?        — Ого, да ты зовёшь меня на свидание! Вот так сразу?       Он покраснел ещё сильнее, и с того дня Эмили завела привычку нещадно поддразнивать Раджа.       Потом выяснилось, что режиссёр дал операторам беззвучную команду снимать, но, к счастью, этот эпизод так никогда и не вышел в эфир. Хотя у Эмили и Раджа была копия — он подарил ей флешку с записью, когда она согласилась переехать в Лос-Анджелес.       Когда Эмили во всех деталях рассказывает об этом Марикете, та держится за живот и жалуется:        — Мне уже больно смеяться. Неужели так бывает?        — А почему нет? — искренне изумляется Эмили. — Некоторые союзы заключаются на небесах. Я знаю, у нас такой случай. Мы были суждены друг другу и всё такое.       Марикета неожиданно хмурится, и её смех резко обрывается. Что-то в последней фразе Эмили надавливает на какие-то болезненные точки под кожей, словно она, Мари, вот-вот вспомнит что-то важное, но ничего не происходит.        — Так, ну-ка быстро обе идите сюда! — раздаётся со стороны входа голос Куинн. — Все заждались!        — Но, Куинни, — обворожительно улыбается Эмили, — как же кексы? И пирог?        — К чёрту и кексы, и пирог, — в тон ей отвечает Куинн. — Сейчас все налакаются так, что им до одного места будет моя выпечка! Эмили, твой мужик на разливе, ты представляешь, что там сейчас произойдёт?        — Мы ещё поболтаем, — с этими словами Эмили заключает Мари в ещё одни крепкие объятия и убегает из кухни. Куинн протягивает Марикете руку и говорит:        — Правда, идём.       А когда Марикета в её сопровождении заходит в относительно просторное помещение, которое Куинн гордо именует «банкетным залом» (а по факту должна называть «банкетной каморкой» или «местом попойки», поскольку эта комната явно не рассчитана на массовые сборища), её рёбра неожиданно снова подвергаются испытанию на прочность.        — Сестрёнка! Как же ж, блин, я тебе рад! — Кто-то сжимает её в объятиях настолько крепких, что Мари едва не задыхается, особенно когда этот кто-то приподнимает её над полом.        — Крэйг, ты своими медвежьими лапищами её сейчас задушишь, — произносит прохладный женский голос.       Раздаётся смех Раджа.        — «Медвежьими лапищами», Зара, ну ты, конечно, даёшь!       В конце концов Крэйг ставит её на пол, и Мари с трудом переводит дыхание, глядя на него — не таким она его, конечно, помнит, если что-то можно сказать о бывшем футболисте, так это то, что он определённо заматерел. Из-за его широкого плеча выглядывает субтильная темноволосая девушка, в которой Марикета ни за что бы не признала Зару — разве что по своеобразному стилю одежды можно понять, что это та самая Намаци, которая в разгар весеннего семестра приходила на лекции в тяжёлых берцах и закидывала ноги на стол.       Зара же смотрит на неё оценивающе, щурит зелёные глаза, а потом цокает языком.        — Ну и сучка же ты, Марикета, хотя это ни для кого не новость, — и прежде, чем Мари успевает осознать смысл её странных слов, Зара обвивает её плечи холодными тонкими руками — и отстраняется так быстро, словно боится обжечься. — Но я в любом случае тебе рада.        — Ага… спасибо, — выдыхает Мари, смущённая и этим нетипичным поведением Зары, и её непроницаемым взглядом, и холодом в голосе. А потом Радж вручает ей в руки коктейль, Куинн тащит её за стол, знакомит с высоким молодым человеком, который приветствует её глубоким голосом с гавайским акцентом — впрочем, даже представлять никого не надо было, потому что Мари сразу понимает, что это тот самый Келе. И, видимо, Куинни успела промыть всем остальным мозги — иначе как объяснить, что никто за столом не смотрит на неё, как на бомбу замедленного действия? Всё вокруг так естественно, правильно… Марикета делает глоток из стакана. — Радж, что это? — с восхищением спрашивает она. — Вкус такой знакомый.        — Моё изобретение, — с улыбкой отвечает он. — Там три ликёра, ананасовый сок и гренадин. И, конечно, знакомый, ты пила его во время нашей вечеринки на крыше «Небожителя».       Кто-то вздрагивает, но Мари не обращает внимания.        — Вечеринка на крыше «Небожителя», — повторяет, словно пробует слова на вкус, — звучит интересно. А по какому поводу была вечеринка?        — Мы мирили Джейка с Шоном и поднимали боевой настрой, — охотно отвечает Радж.        — А чего мирили? — с любопытством спрашивает Эмили. — Ты мне раньше не рассказывал.       Радж смотрит на неё удивлённо.        — Разве, Эми? Ну ладно…       Никто не даёт Раджу рассказать эту историю в одиночку — Зара постоянно вставляет язвительные комментарии, Куинн иногда всплескивает руками, утверждая, что «всё было совсем не так!», Крэйг смешно похрюкивает, пытаясь сдержать хохот… И вся эта атмосфера отвлекает Марикету от сути рассказа, потому что это по-настоящему захватывает. Такое странное чувство — несколько часов назад она считала себя бездомной девчонкой без семьи и прошлого, а теперь эти замечательные люди одним своим присутствием рассеивают это отвратительное ощущение, словно внутри разгорается сотня огоньков.       К третьему коктейлю Мари начинает клевать носом, когда рядом с ней неожиданно оказывается Джейк. Чувствуя, что её разморило от усталости и алкоголя, она откидывается на спинку стула и, с трудом моргая, смотрит на него.        — Принцесса, — тихо говорит Джейк, — ты бы прекращала бухать.        — Кто бы говорил, — фыркает Мари, интересно, этот оттенок его глаз вообще реален? — Ты что, линзы носишь?        — Э-э… Что, прости?        — Твои глаза, — нетерпеливо поясняет Марикета, — такие си-иние. Таких не бывает.        — Нет, Принцесса. — Мари тихонько хихикает над его ошарашенным выражением лица. — Я не ношу линзы.        — Ну и ладненько, — она пожимает плечами, — вот и мне удалось тебя немножечко смутить.        — В эту игру могут играть двое, — тепло улыбается Джейк, и, конечно, всё дело в алкоголе, иначе почему от его улыбки у неё замирает сердце? Однако она тут же становится серьёзной, стоит только вспомнить, как бесстыдно он целовал её в кухне.        — По поводу того, что случилось вечером, — проклиная себя за пылающие щёки, шепчет Мари, — я…        — Слушай, Принцесса, — резко перебивает Джейк, — я не собираюсь за это извиняться, поняла?       А я не хотела твоих извинений, но, раз уж ты об этом заговорил…        — А что, ты считаешь, что извиняться не за что? — Мари моментально впадает в ярость. Или всё дело в выпитых коктейлях? Три ликёра, гренадин, что там ещё…        — Да, я, блядь, считаю, что извиняться не за что, — с вызовом отвечает он. — Я не должен извиняться за то, что хочу тебя.       Марикета обескураженно моргает. Нет, тут, как бы, всё было очевидно, но ещё ни один мужчина, насколько она помнит, не говорил с ней так… откровенно.       «Насколько она помнит…» До чего неприятная мысль.        — Спать, — выдыхает она, делая вид, что слова Джейка нисколько не тронули её.        — Проводить тебя? — хитро спрашивает он, и Мари широко распахивает глаза.        — Когда-то ты уже…        — Да, — просто отвечает Джейк, и становится неожиданно неуютно от того, что даже не пришлось заканчивать вопрос.        — А в тот раз я…        — Нет, — качает головой Джейк, — в тот раз ты тоже отказалась.       Марикета встаёт со стула и ставит бокал с недопитым коктейлем на стол.       А после, даже ни с кем не попрощавшись, позорно сбегает в номер. Падает на кровать, лёжа стягивает с себя чёртовы шорты и не трудится залезть под одеяло — кутается в покрывало и закрывает глаза, пытаясь заставить себя уснуть под аккомпанемент бешеного сердцебиения.       Перед тем, как Морфей открывает ей объятия, под закрытыми веками мелькают образы, которые она не может разобрать.       Ей снится вечеринка на крыше отеля. Смех, шутки, музыка… Люди, которых она едва знает, но к которым уже определённо что-то чувствует…       Радж, такой улыбчивый, говорит длинный тост, от которого даже во сне ей кажется, что она сейчас расплачется.       А у её ног крутится пушистый зверёк, похожий на лисёнка, только с голубым мехом.