Любовь и страсть Демона

Минут через десять девушка согрелась и затихла в его руках, продолжая все также вжиматься в его тело. И это спровоцировало в Давиде просто безумную волну желания. Он чувствовал каждым миллиметром своей кожи все ее изгибы, все тепло ее кожи, к которой так хотелось прикоснуться, не оставив без внимания ни одного участка. Мила спала, а Давид ни о чем больше не мог думать, кроме того, что будет тогда, когда она проснется? Оттолкнет ли она его сразу или позволит объяснить все, что он должен ей объяснить? Наверное, будет лучше, если все же оттолкнет, потому что в таком случае она будет в безопасности. Хотя... Натан будет явно зол, и просто в отместку может причинить ей зло, а этого Давид допустить не мог. Он ведь так много знал о демонах. Знал, что им ни в коем случае нельзя доверять, и сам с такой легкостью поверил... Эти мысли неотступно преследовали его, пока он обнимал Милу, так доверчиво прижавшуюся к нему, а ведь она тоже доверяет ему, Демону, уже зная и понимая, кто перед ней. И все же, пока она спит, можно подумать над тем, что же им делать дальше. Если все это было предначертано, то стоит только не исполнить какую — нибудь малость, и предначертанное не сбудется, а что, если ему оставить Милу и больше не появляться в ее жизни? Тогда она не станет матерью Адама, и все предсказание не будет иметь силы. И еще интересно, зачем все это нужно Ангелам? Значит, у них тоже есть своя причина для того, чтобы Адам все — таки родился. Ведь не зря же к нему в сон приходила эта девушка — ангел. Это могла быть Авиталь, принявшая обличие этой девушки, а могла быть вторая женщина — Ангел... Дав прикрыл глаза, пытаясь хоть как — то сопоставить все в более — менее ясную картину, но у него это получилось плохо. Он попытался лечь удобнее, но потревожил Милу, и девушка сбросила с себя одеяло, очевидно, оттого, что ей стало жарко, а от увиденной картины стало жарко уже Давиду. Длинные стройные загорелые ножки девушки уносили фантазии, в самые заоблачные дали. Давид не был бы Демоном порока, если бы воображение сразу же не нарисовало ему картину, что эти ножки крепко обнимают его торс... когда... Черт! Нужно было немедленно выбираться из постели, пока не получилось так, что он воспользуется состояние Милы и переспит с ней, даже не дожидаясь, пока она откроет глаза. Подумать только, а ведь несколько минут назад раздумывал о том, уже не стоит ли ему отпустить Милу. Поистине, его желание обладать этой женщиной выбивало из головы все трезвые мысли разом. Взгляд то и дело возвращался к ее длинным ногам, которые сейчас можно было разглядеть до мельчайших подробностей. Демон постарался осторожно высвободить руку из — под ног головы девушки, но та только прижалась к его телу еще сильнее, будто не желала отпускать даже на секунду. Ее кожа была такой горячей, очевидно, согретая его теплом. Или нет? Он приложил ладонь к ее лбу, и Мила улыбнулась сквозь сон, и потянулась за его рукой, когда Давид собирался убрать ее. Глаза девушки распахнулись, и Дав уловил на самом их дне какой — то горячечный блеск. — Давид, — имя Демона сорвалось с ее губ, окрашенное легкой хрипотцой, и через мгновения все тормоза Давида сорвало окончательно и бесповоротно, потому что Мила приникла к его губам в жгучем поцелуе. Едва Дав был уверен до этих пор, что он не может растеряться ни на секунду, то сейчас эта его уверенность присоединилась к сорванным тормозам. Его замешательство длилось лишь долю секунды, а потом из груди вырвалось какое — то сдавленное рычание, и Демон откинул прочь одеяло, опрокидывая Милу под себя. Он чувствовал под собой ее хрупкое горячее тело и понимал, что, должно быть, именно об этом он мечтал всю свою жизнь. Чувствовать ее горячие губы и сладкий вкус ее рта, сплетаться своим языком с язычком Милы, который дарил ему такие незабываемые ощущения, наслаждаться прикосновением ее рук к спине, которую острые коготки девушки угрожали основательно расцарапать... Это и было его желанием и счастьем. Демон приподнялся на руках, вглядываясь в лицо девушки. Она была великолепна: яркий румянец разлился по ее щекам, волосы растрепались, припухшие губы призывно приоткрыты и так и манят снова ощутить их пьянящий вкус. Давид приподнял Милу, срывая с нее халатик и отправляя ненужную одежду в дальний угол комнаты. Он уложил обнаженную девушку обратно на постель, окидывая совершенство ее форм жадным взглядом, и снова нагнулся над ней, захватывая ее ротик в поцелуе. Мила обняла его ножками, прижимая к себе так тесно, как только это было возможно, и с губ ее сорвалась мольба: — Прошу, Давид, я хочу... Этот хриплый полушепот — полустон разорвал тишину комнаты будто раскат грома и Дав еле сдержался, чтобы не исполнить ее просьбу тотчас же, но ему хотелось помучить ее... Помучить наслаждением, которое он был готов подарить ей с лихвой. Он наклонился к ее груди, обводя по очереди языком то один, то другой сосок, слегка прикусывая нежную кожу, и с удовольствием слушая стоны девушки, которые он сам извлекал из ее тела. Она зарылась пальцами в его волосы, прижимая его голову к себе, все еще обхватывая его торс ножками. Потом ее ладони легли на резинку его нижнего белья и потянули вниз, и только совершенная близость их тел не давала снять этот предмет гардероба Демона полностью. Давид приподнялся, помогая Миле стянуть белье вниз и когда опустился, чуть не взвыл от острого наслаждения, когда его плоть соприкоснулась с горячим лоном Милы. Она приподняла бедра, и он оказался в ней целиком, исторгая из своей груди какое — то низкое, утробное рычание, которое было сродни реву. Даву казалось, что он уже испытывает неземное наслаждение, несмотря на то, что он даже еще не начинал двигаться в горячем теле девушки. И первый же толчок разлился по телу чистейшим экстазом. Мила стонала, кусая припухшие от поцелуев губы, царапала кожу на спине Давида, раздирая ее почти до крови, подавалась бедрами ему навстречу, принимая каждый его выпад, и Давид сдерживал себя и сдерживал свои стоны, вглядываясь в ее лицо. Она с трудом дышала, а воздух выбивался из ее груди какими — то хриплыми частыми стенаниями. Если вообще можно было применить это слово к получению наслаждения. Наконец, девушка вцепилась одной рукой в волосы Давида на затылке, а другой, в валившееся рядом с собой одеяло и выгнулась дугой, все так же крепко обхватывая торс Демона ножками. По ее телу прокатывались волны удовольствия, смешанные с крупной дрожью, а крик экстаза так и застыл на губах. Наконец, она затихла, и Давид сделал несколько последних сильных толчков, взрываясь в ее теле ярчайшим оргазмом. Он запрокинул лицо наверх, прикрыл глаза, рыча от удовольствия и распахивая черные крылья, которые не могли развернуться в тесной комнатке полностью. Он отдавался своим ощущениям целиком, именно сейчас познав то наслаждение, которое было доступно только людям. Дыхание Милы снова выровнялось, она лежала, закрыв глаза, только грудь еще бурно вздымалась после полученного наслаждения. Давид перекатился на постель рядом с ней, ощущая в теле приятную ломоту. Мила, кажется, снова заснула, приоткрыв ротик и подложив ладонь под щеку. Давид оперся щекой о руку, глядя на девушку и любуясь ее красотой, потом бережно убрал с лица прилипшие прядки. Это было его счастье, вот эта хрупкая на вид женщина, у которой в жизни было столько разных бед и несчастий. И ведь теперь он обрек ее на не меньшее несчастье, — стать матерью и женой Демонов, которые будут принимать участие в битве. И пусть эта битва будет еще нескоро по человеческим меркам, скорее всего, Мила уже стала ее неотъемлемой частью. Давид знал это. То, что случилось у них сейчас, несколько минут назад и сделало Милу частью того, что будет происходить в мире позже. Она не давала своего согласия на это, это не было ее выбором и поэтому Дав чувствовал неправильность всего происходящего, но изменить ничего было уже нельзя. Если только от их близости не получится Адам, но Давид знал: все уже свершилось. Словно в ответ на его мысли за окном началось что — то немыслимое: более — менее посветлевшее небо заволокло черными тучами и эту черноту стали прорезать белоснежные вспышки молний. Дав накрыл Милу одеялом и быстро оделся, возвращаясь в кухню и проверяя печь. Как он и думал, огонь в ней давно потух. Демон снова быстро подкинул в нее дров, наблюдая, как разгорается пламя и задумался, глядя на пляшущие языки. Он не учел так много, когда соглашался на то, чтобы стать Демоном. Например, того, как и где они будут существовать после земной жизни. Ну, он, понятное дело, будет в Гадесе, но Мила? Неужели ей придется обречь себя на греховное существование, чтобы попасть туда вместе с ним. И если «да», то в качестве кого? Человека, которого будут мучить? Демоницы? Нет, это немыслимо. Нужно было узнать об этом у кого — то, кто мог дать исчерпывающий ответ. Дав настолько глубоко ушел в свои мысли, что не сразу услышал стон, исходящий из спальни, где находилась Мила. Он прислушался и когда стон снова повторился, вскочил на ноги и бросился к девушке. Мила снова лежала без одеяла и спала. Только металась во сне и с ее губ, то и дело, срывался жалобный стон. — Мила, — тихо позвал Дав, присаживаясь рядом с постелью на корточки, и беря ее безвольную руку в ладони. Рука девушки была горячей, даже для Демона. Он переложил ладонь на ее раскаленный лоб и тут же отдернул прочь. Лоб был очень горячим. — Мила! — уж громче позвал Давид, ощущая, как тревога захлестывает его разум, вводя тело в некоторое подобие ступора. Она не отзывалась и вообще никак не реагировала, только продолжала метаться на постели. Демон поднялся на ноги, оглядывая помещение и пытаясь придумать хоть что — то, что могло бы помочь ей. На глаза попался крошечный шкафчик, висящий на стене. Нужно было обследовать его на предмет нахождения там лекарств, но не успел Давид сделать к нему и пары шагов, как дверь в домик слетела с петель. Дав машинально бросился к постели, накрывая Милу одеялом от посторонних глаз и потоков ледяного ветра, врывающихся в комнату, а через долю секунды его сознание заволокло волной безумной ярости: прямо на пороге комнаты возник хищно улыбающийся Натан.