Unstoppable

Питера трясло, как при лихорадке. У него не было времени на подумать, оценить обстановку, взвесить за и против. Он должен был принять решение незамедлительно, и оттого становилось ещё страшнее. Питер попробовал сделать глубокий вдох и привести голову в порядок, но мысли метались, как безумные, рука нещадно дрожала, а из горла вылетали непонятные хрипы. В какой-то момент Питер осознал, что пожалеет о сделанном выборе в любом случае. Под его прицелом находилось гнусное существо, отбирающее жизни невинных людей, но ведь и Питеру никто не давал права распоряжаться человеческими судьбами. Чем он тогда будет отличаться от этого урода, если сделает то же самое? О, как много раз раньше Питер убивал его в своей голове. Его образ был полон решимости и желания отомстить. Он хладнокровно наводил на него пистолет и простреливал никчемную голову, наблюдая за тем, как мозги плывут в струе крови. Но реальность оказалась сложнее, страшнее, и Питер был вынужден признать, что не может найти правильный ответ просто потому, что его не существует. Это был не тест по биологии, это была жизнь, и, кажется, Питер ее отчаянно проваливал. Питер шумно выдохнул через нос и, одной рукой схватив убийцу за грудки, рывком поставил его на ноги. — Попробуешь рыпнуться, и я тебя прикончу, — прошептал ему на ухо Питер и, махнув рукой с пистолетом на выход, потащил его за собой. Мужик с огромными от ужаса глазами быстро-быстро закивал и потащился следом. Всю дорогу Питеру пришлось буквально волочить его по земле, потому что у пленника по-видимому от страха отказали ноги. Наконец, они дошли до ближайшего отделения полиции, и Питер, легко разломив рукой хлюпенький замок на двери, толкнул убийцу внутрь. Как раз под ноги пареньку, немногим старше его, с широко раскрытыми глазами. Вероятно, он спал прямо на столе, потому что на его щеке красовался отчетливый след от руки. — Принимайте, — перебил лепетания парня Питер, указав на валяющееся тело. — Живи, — выплюнул Питер, переведя взгляд на многострадального урода, — это тебе мой подарок на Рождество, мудила. И развернувшись, громко захлопнул за собой дверь. О том, что сейчас произошло, Питер запрещал себе думать. Выйдя за пределы отделения, он вдруг почувствовал, как быстро уходит напряжение и как легче становится дышать и как исчезают беспорядочные мысли. Питер сделал глубокий вдох и вернулся к месту, где оставил свой рюкзак. Он снял маску, натянул поверх костюма свободные джинсы, застегнул до горла тёплую куртку и вышел из укрытия. Начинало светать. Питер шёл по пустынным улицам Нью-Йорка, засунув руки глубоко в карманы, и думал о маме. И о Неде. И о Мишель. И вообще о том, как непредсказуема эта жизнь. Питер достал телефон, чтобы посмотреть на время, и, скользнув взглядом по дате, с удивлением обнаружил, что сегодня Сочельник. Со всеми этими пауками, костюмами и убийствами он совсем забыл о приближении Рождества. Внезапно его взгляд привлекли ярко освещённые окна на противоположной стороне улицы, и Питер, повинуясь какому-то внутреннему чутью, перешёл дорогу. Судя по вывеске, это была антиквариатная лавка. Питер толкнул скрипучую дверь и вошёл в помещение. Он и сам не знал, зачем пришёл сюда. Вероятно, им двигало любопытство — нечасто встретишь что-то, работающее в такую рань. Питер огляделся. Магазин внутри выглядел так, словно это вовсе и не магазин, а дом фанатичного коллекционера. Повсюду стояли старинные диковинные вещи, в правом дальнем углу он заметил массивную винтовую лестницу, а у стены напротив в самом настоящем камине ярко полыхали поленья. Питер приоткрыл рот от удивления. У него дома тоже стоял камин, но он был электрическим. И хотя он был жутко дорогим и очень правдоподобно имитировал настоящий, это все равно было не то. Здесь же пахло настоящими дровами, и Питер невольно засмотрелся на танцующие языки пламени. Это было самое уютное место из тех, что он посещал за последние лет пять. Тишину нарушили глухие шаги человека, спускавшегося с лестницы. Питер развернулся и мысленно назвал человека Олливандером, потому что тот и впрямь был похож на него. — Что-то хотели, молодой человек? — мягко улыбнулся этот Олливандер. Питер открыл было рот и вновь его закрыл. Потому что он не имел ни малейшего понятия, что он тут делает и чего он хочет. Питер рассеяно окинул взглядом полку, усеянную множеством подвесок, пока не остановился на одной из них. Она была выполнена в форме железного цветка, украшенного муранским стеклом. Подвеска выглядела жёсткой и нежной одновременно. Прямо как Мишель, невольно подумал Питер. Он провёл по украшению кончиками пальцев и решил, что это то, что нужно. Развернувшись, Питер обнаружил, что продавец наблюдает за ним с легкой улыбкой на лице и очень проницательным взглядом. Питер выложил на прилавок завалявшиеся в кармане пятьдесят долларов и отказался от сдачи. Олливандер убрал смятую купюру в кассу и вновь встретился взглядом с Питером. — Не пытайся изменить то, что не в твоих силах, — тихо произнёс продавец и провёл ладонью по гладкой поверхности прилавка, — не ярость руководит великими героями, а любовь и сострадание. Питер постоял ещё пару секунд, таращась на Олливандера, как на восьмое чудо света, а потом быстро схватил подвеску и выбежал из магазина. Питер разрешил себе не анализировать, что это сейчас было, а просто доехать, наконец, до дома и забыться долгим сном после этой сумасшедшей ночи.

***

Проснувшись в обед, Питер долго размышлял, а не приснилось ли ему все это. Но подвеска лежала на его рабочем столе и была вполне реальной. Жилой этаж пребывал в удручающем состоянии — подготовкой к Рождеству и украшением дома здесь даже не начинали заниматься. Понимая, что отцу все это нахер не сдалось, Питер быстро организовал доставку елки, игрушек, гирлянд и прочей рождественской чепухи. На кухню Питер, как и был, вышел в домашней майке и пижамных штанах. Сильно заморачиваться с едой не хотелось, и Питер с громким стуком опустил рядом с собой миску, хлопья и молоко. Тони, сидящий рядом, оторвался от телефона и с удивлением посмотрел на стол. — Хлопья на обед — это мощно, конечно, — прокомментировал он. — Кто бы говорил, — отмахнулся Питер, — во всяком случае я добавляю туда молоко, а не ликёр. — Даже не смей отрицать, — ответил Питер, глядя на поднимающуюся бровь, — я видел, как вы с Роуди вместо молока заливали Бейлис в тесто будущего пирога, когда пытались приготовить обед на спор. — Все-то ты видел, — укоризненно протянул Тони и потянулся за ещё одним сэндвичем. — Хотел предупредить, кстати, — промямлил Тони, откусывая кусок, — у меня важная встреча сегодня вечером. Справишься без меня? Питер хорошо знал эти важные встречи. Он просто свалит к своим друзьям и будет отмечать Рождество с ними и молодыми девицами, а Питер как всегда останется один, всю ночь будет смотреть глупые рождественские семейные фильмы, а под утро, не выдержав, кинет пульт в стену и уснёт прямо на диване. Днём он встретит отца, они обменяются ничего не значащими подарками и разойдутся в разные стороны. Как и всегда. Время идёт — ничего не меняется. Питер поджал губы и кивнул. Конечно, он справится. С каким этапом тут вообще можно не справиться? Конечно, он тоже мог бы отмечать Рождество в компании незнакомых людей навеселе и алкоголя, но Питер по-прежнему придерживался концепта «Рождество — семейный праздник» и отступать от него не собирался. Пусть эта семья и заключалась всего в одном человеке — самом Питере. Тони хлопнул по столу, сказав что-то вроде «вот и отлично» и с радостью умотал к себе. Питер с ненавистью посмотрел на хлопья и продолжил завтрак-обед. Елку привезли через час и поставили прямо в гостиной. Она была большая, красивая, но в холодном стерильном помещении смотрелась абсолютно дико. Питер вздохнул и решил начать с остального пространства. Он успел повесить две гирлянды на окна и огромные красные носки на камин, когда двери лифта открылись, пропуская в комнату Мишель. Питер смешно замер с мишурой в руке. — Что ты тут делаешь? — оторопело спросил он. — Хуй на семейном гобелене вышиваю, — невозмутимо ответила Мишель и поставила на стол торт. — А-а, понятно, — протянул Питер и ущипнул себя за руку. — Когда ты говоришь понятно, — ЭмДжей сняла куртку и кинула ее на диван, — это значит, что тебе нихрена не понятно. Мишель подошла к Питеру и, поморщившись, взглянула на красную мишуру в его руке. — Я отказываюсь верить, что мой парень купил это убожество по собственному желанию, — она подцепила украшение двумя пальцами и внимательно посмотрела на Питера, — моргни один раз, если тебя шантажируют. Питер рассмеялся и откинул мишуру на пол. — Там гирлянды, — Питер указал на один из ящиков. — Там игрушки, — махнул рукой на три соседних ящика, — а в остальных так, всего по-маленьку. Твори, дизайнер, — ухмыльнулся Питер и упал на диван. — Ты до скольки? — До завтра, если не выгонишь, — пожала плечами ЭмДжей, садясь на корточки перед ящиком и доставая аккуратно сложенные гирлянды. Питер приоткрыл от удивления рот. — Серьезно?! Ты не собираешься отмечать Рождество с семьей? — Приедет много родственников, они как-нибудь справятся и без меня, — Мишель повесила гирлянду на картину и оценивающе прищурилась, — а ты опять будешь куковать один. Оставь сказки про то, что тебе и так хорошо, для кого-нибудь другого. Питер подошёл сзади и обнял Мишель со спины. — Спасибо, — тихо сказал он, — что бы я без тебя делал. — Помирал бы со скуки и уныния, — помогла ему Мишель. — На верхушку елки, — она указала пальцем наверх, — предлагаю повесить мою фотку. Побуду звездой хотя бы на Рождество. Питер ухмыльнулся и ушёл печатать фото. — У нас, кстати, нет семейного гобелена, — добавил позже Питер, приматывая скотчем его любимую фотку ЭмДжей к елке. Мишель фыркнула и потянулась за новой упаковкой елочных шаров. Следующие пять часов пролетели, как один, и Питер мог с уверенностью сказать, что ещё никогда не был так счастлив перед Рождеством. За это время они нарядили ёлку в желто-красной гамме, увесили все вокруг гирляндами, приготовили рождественский ужин, испачкавшись в муке и соусах и, наконец, сели за стол. — По-моему мясо в духовке передержали, — с сомнением сказала Мишель, отправляя кусок индейки в рот. — А по-моему в самый раз, — пожал плечами Питер, густо поливая мясо кетчупом. — Ты хочешь сказать, что я полчаса выбирала специи для мяса только за тем, чтобы ты потом полил все это ужасным кетчупом и перебил весь вкус?! — в негодовании уставилась в тарелку Питера Мишель. — Классика, — растянулся в довольной улыбке Питер и, щедро обмазав очередной кусок, отправил его в рот под недовольным взглядом. Когда с ужином было покончено, Питер растянулся на диване вместе с Мишель и впервые в жизни включил фильм с искренним желанием его посмотреть. Правда, уже к середине он надоел обоим, и Питер оставил работать только колонки, включив ненавязчивую мелодию. — Вот интересно, моему отцу хоть иногда интересно, чем я вообще живу? — спросил Питер сам у себя, задумчиво смотря на мигающие огоньки. Да, Питер был королевой драмы, и Питер это знал. Но в данный момент на него почему-то резко накатила такая тоска, что хотелось упиваться жалостью к себе, а ничего больше не хотелось. Мишель сочувственно сжала его плечо. — Знаешь, что самое поганое? Осознание того, что я не имею права жаловаться. Этот человек не выкинул меня из дома, никогда не бил, не унижал, давал кучу денег и ни в чем не отказывал. И при всем этом я все равно умудряюсь чувствовать себя несчастным, потому что иногда мне так сильно хочется, чтобы он просто обнял меня или спросил, как у меня дела. Или чтобы я мог прийти к нему со своей проблемой, а меня бы не послали, а помогли. Он же по идее умнее. Старше. Мудрее. А я все равно чувствую себя так, словно я один во Вселенной. И если я столкнусь с чем-то, что мне не по зубам, хрена с два мне кто поможет. Самое забавное то, что раньше меня это вообще не беспокоило, я принимал это как должное. А сейчас я думаю об этом каждый гребанный день. Это разрывает меня, и я не знаю, как остановить этот кошмар. Питер и в страшном сне не мог представить, что кому-то расскажет подобное. Но сегодня был особенный день и особенное настроение. — Питер, — Мишель ровно села и вдруг стала очень серьезной, — что ты скрываешь? Питер печально улыбнулся и зарылся руками в волосы. — Это сложно, — прошептал он, — я перестал понимать, кто я такой. Я даже не знаю, с чего начать. — Очевидно, с самого начала, — мягко сказала Мишель и провела пальцами по щеке Питера. Пару минут Питер молча смотрел на свои руки, а потом размял шею и, устроившись поудобнее на диване, начал с самого начала. Он рассказал и про Гарри, и про злосчастного паука, и про то, как было тяжело, и про Неда, и про этого маньяка, которого он так и не смог прикончить. Под конец рассказа Мишель сильно сжимала его руку и думала о чем-то своём. Когда Питер закончил, тишину нарушал лишь треск поленьев и едва заметная музыка на фоне. — Я рада, что ты его не убил, — наконец сказала Мишель. — Это все? — уточнил Питер. — Нет, — Мишель посмотрела на него странным взглядом, — я считаю, что на тебя свалилось слишком много всего и что никто не должен справляться с этим в одиночку. А ещё теперь понятно, почему тебя стало волновать внимание отца, — ЭмДжей ковырнула пальцем обивку дивана и поймала заинтересованный взгляд Питера. — Тебе нужна помощь знающего человека, — пояснила она, — это не тот вопрос, ответ на который можно получить из Гугла. Разумеется, тебя ломает. А кого бы не, стань он Человеком-пауком? — Человеком-пауком? — переспросил Питер. — Ну да, ты же человек, — Мишель подобрала ноги и обняла себя за колени, — и вроде как паук. — Да, это имеет смысл, — хмыкнул Питер. — Что, даже не захочешь посмотреть на то, что я теперь умею? — У меня ещё будет время на это, — пожала плечами Мишель. — Сейчас я хочу отмечать Рождество. — Верно, — кивнул Питер и потянулся за спрятанным подарком. — И Питер, — добавила Мишель, — ты имеешь право жаловаться. Все имеют право на любовь. Особенно Человек-паук, — она немного печально улыбнулась. — Все будет хорошо. — Конечно, будет, — уверенно согласился Питер и достал подвеску. Она переливалась множеством цветом от света гирлянд и свечей, стоящих на журнальном столике. — С Рождеством, Мишель. Спасибо, что ты есть. Колокола собора Святого Патрика пробили полночь.