Дипломная работа

— Тони? Это я, Джастин. Извини, я тебя разбудил… — Привет, Джус, — немедленно отозвался в трубке бодрый голос паренька. — Ничего, все в порядке, я не спал. Что случилось? — Ничего… — ответил Джастин и замялся, — Ничего не случилось, просто я… Прости, ты не мог бы со мной встретиться, прямо сейчас? Я понимаю, что ночь, но я… — Конечно! — перебил Тони, — Конечно, могу. Выходи на улицу, я здесь недалеко живу, прямо напротив. Встретимся в скверике возле твоей общаги, через пять минут, идет? — Я выхожу, — согласился Джастин. — Только оденусь. — Хорошо, буду тебя ждать на лавочке у статуи Джефферсона, — подтвердил Тони и отключился. Джастин сунул телефон в карман и стал натягивать штаны. Стояла прохладная сентябрьская ночь. Желтый свет фонарей только слегка разбавлял темноту пустынной улицы. Джастин издали увидел худощавую фигурку мальчишки, бодро поднявшегося с лавочки ему навстречу. — Привет, Джус! Как дела? — поздоровался он, широко улыбаясь. — Извини, что вытащил тебя, — смущенно сказал парень. Его бил озноб, крупные капли испарины блестели на лбу в тусклом свете фонаря — У меня ничего не случилось, просто… Не могу спать, так хреново, а, кроме тебя, не с кем поговорить. — Джус, тебе совершенно не за что извиняться! — перебил Тони. — Я же сказал: «звони в любое время». Все в порядке. Садись, рассказывай. Он уселся обратно на лавочку, и Джастин опустился рядом. Тони почувствовал, как парень мелко дрожит всем телом и, придвинувшись ближе, обнял его за плечи. Длины его руки едва хватало, чтобы обхватить широченную спину футболиста. — Все нормально! — пообещал он. — Расслабься. И… улыбнись! Джастин послушно растянул губы, доверчиво прижавшись к теплому и неожиданно крепкому, несмотря на худобу телу паренька, чувствуя, как нервная дрожь медленно унимается от этой близости, уступая место неожиданному чувству защищенности и надежности, исходившему от этого мальчишки. — Кошмары? — спросил Тони участливо. — Не дают спать? Джастин кивнул: — Не могу больше. Просыпаюсь, в панике какой-то, хочется под кровать залезть, спрятаться. Не знаю, что со мной. — Ничего особенного, — объяснил Тони. — Просто паническая атака. Посттравматический стресс. Это часто бывает. Я тебе таблетку дам потом, уснешь, как ребенок, гарантия сто процентов, — он улыбнулся. — Так что, не переживай. Но сначала… Расскажи мне, что тебе снится? Всегда одно и то же, или разное все время? — Одно и тоже, — сказал Джастин. — Почти. Я не могу это рассказывать. Мне… стыдно. — Кто же стыдится доктора? — улыбнулся Тони. — Ты можешь мне все, что угодно рассказывать. Поверь, я на работе уже всякого наслушался за два года, меня не удивишь. Джастин подумал, что и вправду, глупо стесняться мальчишку, крепко обнимающего тебя, едва не рыдающего у него на груди, и удерживающего твой расколовшийся мир от рассыпания на мелкие кусочки безумия одним своим присутствием. Какое уж тут стеснение. Он закрыл глаза, вспоминая, и снова начал дрожать так, что зубы бились друг от друга, мешая ему говорить. Тони крепче обнял парня и прошептал: — Спокойно, спокойно… Я здесь, все под контролем. Это просто картинка в голове. Ты в безопасности, тебе ничто не грозит. Слушай мой голос, это твоя нить, как у Ариадны. Если будет плохо, я потяну за нее и сразу тебя выдерну. Джастин глубоко вздохнул, стараясь расслабиться, дать своему паникующему сознанию уплыть в потоке этого спокойного, уверенного, гипнотизирующего шепота, и начал рассказывать. **** Перед глазами Джастина абсолютная темнота, без единого лучика света, пробивающегося, сквозь нее. Кажется, что он лежит грудью и животом на чем-то, вроде высокого стола. Ноги спущены вниз и широко разведены в стороны. Он не может шевельнуть ни одной из них, потому что щиколотки внизу плотно прикованы тесными наручниками, сдавливающими ногу так сильно, что ступни онемели, к ножкам стола. Руки вытянуты далеко вперед, так что кажется, что плечи вот-вот вырвутся из суставов, и тоже прикованы к чему-то так тесно, что каждая попытка пошевелить ими отзывается резкой острой болью в запястьх. Шея тоже сдавлена до боли чем-то жестким, пережимающим вздутые от напряжения сосуды и царапающим кожу при каждом вдохе. Ему кажется, что он лежит так уже очень давно, целую вечность. Что происходит? Может быть, он умер? Может, это ад? Джастин хочет позвать на помощь, но рот заткнут кляпом. Он мычит и пытается повернуть голову, но тщетно: плотный ошейник не дает шевельнуться, впиваясь в шею какими-то твердыми шипами. Он слышит сзади какое-то движение. Что-то холодное касается его растянутых в стороны ягодиц, звонко хлопает по ним, и он чувсвует, как пальцы в шершавых кожаных перчатках раздвигают их и что-то твердое проникает между, и медленно касается ануса. Джастин инстинктивно дергается, но наручники, больно впивающиеся в плоть, останавливают его. В это время, то что упирается в него сзади, получает сильный толчок и врывается в его анус, разрывая мышцы и слизистую. Резкая боль наполняет Джастина, захлестывает его, едва не лишая сознания, твердая штука сзади тем временем проникает все глубже и глубже в прямую кишку, заполняя и растягивая ее, и к резкой боли разорванной кожи прибавляется тупая нестерпимая боль, идущая изнутри. По лицу Джастина катятся крупные горячие слезы. Он орет от боли, орет всей силой своих легких, но почему-то, не слышит своего собственного крика. Его тело отчаянно пытается сражаться за жизнь, каждая мышца в нем напряжена на грани разрыва, и это только усиливает его невыносимые страдания. Стержень, заполнивший его сзади, кажется достает уже до желудка. Он отступает чуть назад, на секунду принося нечто вроде облегчения, и резко врезается в его внутренности, проникая даже дальше, чем был до этого, вместе с новой волной боли. Замерев на секунду, будто наслаждаясь неслышным воплем Джастина, он снова отступает, и опять таранит его нутро. И еще раз. И еще. И еще. Джастин чувствует, как кровь струйками стекает вниз по его бедрам. Ему кажется, что все его внутренности разорваны. Если бы не наручники, которые, раздирая кожу, удерживают его в полной неподвижности, он бы сейчас корчился от рвущей его на части боли. Страшный поршень в прямой кишке остановился и медленно выполз наружу, и, хотя боль продолжала сжигать его внутренности, в глубине сознания Джастина затеплилось что-то вроде надежды на то, что пытка закончена. В это время, он почувствовал, как безжалостные пальцы снова раздвигают его ягодицы на всю возможную ширину и начинают пропихивать в окровавленную щель сжатый кулак. — Не-ее-еет! — внезапно услышал Джастин свой собственный отчаянный вопль, несмотря на то, что рот все еще заткнут кляпом. — Не-еее-ет! Не смей! Отпусти меня! И в ту же секунду до него донесся негромкий, но твердый и резкий, как удар хлыста, властный окрик Тони: — Джастин, проснись! И все закончилось. **** Джастин открыл глаза и увидел перед собой мокрую футболку Тони, к которой он прижимался щекой. — Все в порядке, — тихо шептал Тони, успокаивающе поглаживая его рукой по вздрагивающим плечам и спине. — Это просто сон. Успокойся. Все уже закончилось. Джастин высвободился из его объятий, и смущенно провел ладонью по мокрому лицу. — Что я тут наговорил? — спросил он хмуро. — Да ничего особенного, — улыбнулся Тони. — Просто сон рассказал. Оказывается, что ты не так уж мало помнишь. С памятью у тебя все нормально, просто твой мозг не дает этим воспоминаниям всплывать, потому что они неприятные. А когда ты спишь, мозг перестает их контролировать, и они выходят на свободу. — Да уж… — Джастин грустно кивнул. — Знаешь, бывает, когда съешь нечаянно что-то противное, какую-то тухлятину, и оно сидит у тебя внутри и мучает, мешает. А потом, тебя стошнит, ты выплюнешь эту гадость, и сразу лучше становится. Вот, с воспоминаниями тоже так: теперь, когда ты мне рассказал про них, они больше не станут тебя мучать. Так что можешь спокойно спать. — Не верю я в это вуду, — возразил Джастин скептически. — Воспоминания  — это не гнилое яблоко, которое можно выплюнуть и забыть. — А тебе и не надо верить, — улыбнулся Тони, — потому что это не вуду! Вуду работает только на тех, кто в него верит, а наука… умеет много гитик. Это объективная штука, понимаешь, для нее не важно, веришь ты в нее или нет. Или даже знаешь ли ты о ней. Она просто работает и все. Просто подожди пару дней, сам убедишься. А пока… — он полез в карман и вынул оттуда баночку с маленькими круглыми таблетками. — Вот, я обещал. Одну таблетку за час до сна. Только одну, не больше, ладно? Если больше, выпьешь, ты не умрешь, но… приятного мало. А одна — это как волшебство. Выпиваешь, через час засыпаешь сном младенца, еще через шесть часов просыпаешься свежим и отдохнувшим. Работает, как часики. — Спасибо, — Джастин взял пузырек и зачем-то посмотрел его на свет фонаря. — Возьми одну прямо сейчас, — посоветовал Тони. — Мы с тобой еще полчасика поболтаем, а потом я тебя домой провожу. Жалко, только запить нечем. — У меня в общаге кола есть, — сказал Джастин. — Я ее литрами пью. Но Нейта будить не хочу. Да ладно, они маленькие, так проглочу? — Глотай так, — разрешил Тони. — Вообще-то таблетки запивают не потому что большие, а чтобы усваивались лучше. Но эти можно и так. **** — Тяжелая люстра? — спросил Тони шепотом, чтобы не разбудить соседа Джастина, храпящего в комнате, разглядывая зияющую дыру в потолке ванной от выдранной «с мясом» части потолочной плиты. — Вроде того, — хмуро буркнул в ответ Джастин. — Ты это зря, Джус, — мягко сказал Тони и тронул парня за плечо — Да, я знаю, — пробормотал Джастин, опустив голову, сообразив, что мальчишка догадался об истинном происхождении дыры. — Это давно… В тот раз еще, когда я к копам в первый раз ходил. Довели. Теперь стыдно. Я не буду больше, честно. — Еще бы, не стыдно, — согласился Тони. — Ты же понимаешь, что это гипсокартон. Сколько ты весишь? Фунтов двести пятьдесят, не меньше. Глупо было думать, что эта штука выдержит твой вес. Джастин удивленно поднял глаза на парнишку: он ожидал услышать что угодно, но никак не эти практичные технические рассуждения. — Да и потом, это больно ужасно, — продолжал Тони обыденным тоном, как ни в чем не бывало. — Когда веревка сдавливает позвоночник, и он начинает ломаться… А там, в стволе, нерв. Страшно больно. А до смерти еще минут пять. Оно тебе нужно? Мало, что ли, других способов? — Других? — Ну да. Мешок, хотя бы. Или просто таблеток наглотаться. Уснул и не проснулся тихо. Зачем этот театр? — Блин, Тони… — Джастин ошарашенно смотрел на мальчишку, не находя слов, чтобы выразить свое потрясение. — Откуда?.. — Ну, я же в 911 работаю, я говорил. Там чему только не научишься. Знаешь что, Джастин? Давай мы с тобой договоримся: если тебе еще раз захочется сделать что-то такое… Ну там, «потушить свет», «выпилиться», «оффнуться», то ты позвони мне. Я приду, и помогу тебе, хорошо? — За…зачем? — с трудом выдавил совершенно обалдевший Джастин. — Никто не должен умирать один, — объяснил Тони. — И потом, — он бросил взгляд на дыру в потолке и скорчил скептическую гримаску, — ты совершенно не умеешь. Убить себя нарочно — не так просто, как может показаться. Всякая жизнь, даже мочалка, борется за свое продолжение до последнего, не так легко ее загасить. — Я не буду больше, — пообещал Джастин. — Это было… глупо. — Ну конечно, глупо, — согласился Тони. — Еще бы. Но, если тебе вдруг снова захочется быть глупым, позвони сначала мне, ладно? Мы все имеем право иногда быть глупыми, но это намного приятнее в компании. — Ладно, — Джастин усмехнулся настойчивости паренька. — Обещаю. — Ну, тогда, давай, в душ и спать, — скомандовал Тони тоном «папочки», и Джастин, как ни странно, автоматически, начал расстегивать молнию на спортивке. — Скоро уже таблетка подействует. Я здесь подожду полчасика, если можно, хочу убедиться, что с тобой все в порядке, никаких там побочных эффектов, ладно? — Подожди, — пожал плечами Джастин. — Я… Я даже рад этому, — признался он. — После всего… этого, я боюсь засыпать один. Все время кажется, что проснусь… и опять… — Я понимаю, — сказал Тони мягко. — Это пройдет попозже. А пока, я могу каждый вечер приходить и ждать здесь пока ты уснешь, если хочешь. — Ну, вечером Нейт здесь обычно… — Кстати говоря, Джастин… — начал Тони с непривычной для него неловкостью в голосе. —  Мне нужно будет тебя… осмотреть. Когда-нибудь, когда твоего соседа не будет. — Зачем это? — не понял Джастин. — Понимаешь, я хотел бы понять, каким образом твои похитители тебе отраву подсунули. Обычно бывает два варианта: либо через питье, либо инъекция. От укола должен был остаться след. Я хочу его найти, или убедиться, что его нет. — Ну хорошо. Давай завтра вечером. Он по средам в библиотеку ходит заниматься, сидит там до одиннадцати. А как ты меня осматривать будешь? — Вот так, — рассмеялся Тони и изобразил руками бинокль, приставив их к глазам. — Да ты не беспокойся, это не страшно и не больно, просто ты такой здоровый, что мне нужно время, чтобы осмотреть все тело. Внезапно, Джастина ошеломила одна мысль. — Тони, ты что, пытаешься расследовать это дело? Найти, кто меня… ну… — Ну да, — подвердил Тони. — Конечно. Такой и был план, с самого начала, разве нет? Понимаешь, копы — они нормальные, профессиональные ребята, но у них и так дел дофига, а тут еще и улик нет, и вообще… Я могу их уговорить принять твое заявление, но вряд ли они что-то смогут здесь сделать. Это не вписывается в алгоритм их работы. А у меня… другие методы. Ну, я же сразу сказал, что собираюсь им помочь, помнишь? «Вот жешь, блин… Методы у него.» — Тони, ну… ты же не полицейский, — («а вообще пацан!» — добавил он про себя). — А вдруг… тебя тоже? Я боюсь за тебя. — Спасибо! — Тони расплылся в искренней улыбке. — Это очень приятно, когда кто-то за тебя боится. Хотя и эгоистично. Но ты не бойся, не надо. Честно, поверь, я знаю, что я делаю. И я не такой беззащитный, каким кажусь на первый взгляд. Он осекся и виновато посмотрел на напрягшеесея вдруг лицо Джастина. — Ой, прости. Я совсем не имел в виду, что ты беззащитный, это совсем не так. Извини, ладно? Брякнул, не подумав. Я совсем не то имел в виду. Он подошел к парню и, обхватив руками его крупный торс, обнял его и прижался щекой к груди. — Ладно, чего там, — смущенно пробормотал Джастин. Он и не думал обижаться. ***** Я тоже не мог спать в ту ночь, занятый размышлениями о том, как прошла Трансформация. В прошлый раз, я был так увлечен, что совершенно забыл включить камеры. Глупо, конечно. Потратить несколько тысяч на аппаратуру, которая тупо простояла в углу все время, пока я превращал этого надменного, высокомерного, элитарного черта в жалкий кусок мяса, рыдающий на полу в собственной крови. У меня случилась настоящая истерика, когда, уже оттащив мясо в его грязное логово, я вернулся на место и понял, что камеры не записали ничего. Скрупулезная расстановка освещения, мучительный подбор ракурса, тщательно продуманный сценарий Трансформации — все пропало даром. Теперь придется все повторить снова. Впрочем, это даже лучше. Закрепить материал. Отобрать у мяса последние воспоминания о том, что оно когда-то было человеком. Закрепить Трансформацию. Второй раз будет сложнее технически. Мясо напугано, оно начеку. Но так даже интереснее. Жалко, что я не видел, как ржали над ним в полиции. Говорят, было на что посмотреть. Все прошло даже легче, чем я думал. Глупый дурачок тащит в рот все, что попадается на глаза.  И вот я стою перед растянутым на столе лицом вверх мясом. Голова его свешивается назад, я крепко привязал его ошейник к столу, чтобы он не дергался. Ноги, и руки прикручены к ножкам стола. Мясо пока еще без сознания, но скоро оно очнется. Я пока медленно расстегиваю его штаны и стягиваю их вниз, вместе с трусами. Его бледный член беззащитно повисает между ног вместе с круглой мошонкой. Я знаю, что он девственник. Двадцать лет. Надеюсь, так и останется навсегда. Проведя рукой по его разведенным в сторону бедрам от колен вверх, к паху, я сжимаю его яйца в кулаке и слышу тихий стон. Мясо, кажется, приходит в себя. Я усиливаю давление, он стонет громче. Я перевязываю его хозяйство кожаным ремешком у основания, и член начинает быстро набухать. Мясо напрягается и делает попытку пошевелиться. Проснулся, дружок? Руками в кожаных перчатках, я раздвигаю его ягодицы и ощупываю пальцем анус, сразу же сжавшийся тугим колечком от моего прикосновения. Похоже, там все уже почти зажило. Как на собаке. Сейчас мы это исправим. Я надавливаю пальцем на колечко из мышц, заставляя его раскрыться, пропихиваю внутрь сразу три пальца, и раздвигаю их внутри, разрывая старые, начавшие заживать раны. Мясо громко кричит от боли, я вижу как ходят ходуном те его мышцы, которыми оно еще в состоянии шевелить: грудь и живот дрожат и трясутся, насколько позволяют наручники, член, отвердевший от напряжения и притока крови торчит вертикально вверх прямо перед моим лицом. Не вынимая руки из его зада, я нагибаюсь и облизываю его сухую, горячую головку. Прикольно было бы, если бы он сейчас кончил. Мясо продолжает орать. Я оставляю его жопу, и бросив взгляд на вытекающую из ануса алую струйку, обхожу стол и останавливаюсь перед его перевернутым книзу, красным, мокрым от слез лицом. Его рот прямо напротив моего члена, который вот-вот разорвется от возбуждения. Но я здесь не для этого. Я засовываю кулак, который достал из его жопы, к нему в рот и заставляю облизать с него свое дерьмо и кровь. Он давится, пытается вертеть головой, но я свободной рукой зажимаю ему нос. С моей рукой во рту, он начинается задыхаться, и ему не остается ничего другого, как сделать то, что я хочу. Мясо всегда делает то, что я хочу. Я освобождаю его рот и нос и, пока он кашляет и со свистом втягивает воздух, расстегиваю ширинку и втыкаю ему в рот свой твердый возбужденный член и кончаю почти сразу, так я возбужден. Сперма брызжет ему в рот, он начинает захлебываться, пытается выплюнуть, но я зажимаю его рот рукой, заставляя проглотить. Черт возьми, я не собирался этого делать. Трансформация требует холодного и трезвого действия, а не простого удовлетворения похоти. Но я был так возбужден, что просто не мог сдержаться. Мясо своими рыданиями разбудило во мне низменные инстинкты, и будет за это наказано. Я снимаю с руки перчатку, на которой еще остались следы содержимого его жопы, не слизанные им до конца и моей спермы, натекшей из его рта, и целиком запихиваю ему в рот, вместо кляпа, заглушая его рыдания. Обтерев опадающий после разрядки член о мокрое от слез лицо мяса, я заправляю его обратно в штаны, глубоко вздыхаю, и иду в угол комнаты к шкафу. Пришло время тейзера.