i am you. no better reason why i love you

— Чан, помоги с текстом, — из ниоткуда вырастает Джисон, с которым они, вроде, всю прошлую ночь редактировали новые песни, но, видимо, у парня появились новые идеи для хитов, а Чан не может отказать. Он бегает глазами по строчкам, про себя пытается зачитать текст, попадая в возможный бит. За исключением некоторых мест, он остаётся полностью доволен. Бан подчёркивает спорные моменты, а Хан рядом сидит и ногами болтает, изучает потолок комнаты практик и мало обращает внимания на лидера. — Смотри, — заканчивая, окликает младшего Чан. — Вот здесь не попадает в бит, как и в этих двух местах, а вот этот участок не пропустит цензура, я это сразу могу сказать. — Но трек-то огонь! — грустно откликается Хан, переставая болтать ногами. — Огонь, — соглашается Чан. — Но попробуй применить более литературные слова, потому что в эфир не выпустят песню, содержащую слова «разъебал» и «трахал». Точно нет. Чан улыбается, отдаёт тексты в руки Джисона, тот устало вздыхает, благодарит его и скрывается за дверью. Бан не успевает перевести дух, как в студийную комнату вихрем врывается Чанбин с ноутбуком в руках. Он запыхался весь, глаза горят, явно бежал сюда галопом, врезаясь во все и всех. Чан молча отодвигает соседний стул, куда приземляется Со. — Спасибо, — пытаясь отдышаться, махнул рукой парень. — Новый бит… Уф… — вздыхает рэпер, снимая кепку с головы и обмахиваясь ей, а Чан не может не хихикнуть добродушно. — Папка в углу, дорожка номер девяносто семь. — Давай посмотрим, — улыбнулся Чан, и быстро нашёл указанный файл. Бит правда оказался неплох. — После редактуры он подойдёт для песни Хана, — качая головой в такт музыке сказал Чан. — Очень хорошо, Чанбин, качает, это оно. — И я думал над мелодией, — вставил Со, заставляя Чана заинтересованно взглянуть на себя. — Что надумал? — Она записана, но блин… Знаешь, кто помог? — путается руками в своих волосах Чанбин. — Минхо-хён! У него такой классный мотив получился! Открой девяносто восьмую… Ещё час Чан сидел вместе с Чанбином и своей маленькой клавиатурой, доводя до ума мелодию и редактируя бит. У Минхо правда хорошо получилось придумать основной мотив. В конце, закончив, Чан почувствовал настоящее облегчение, он глубоко вздохнул, показал Чанбину результат и тот пришёл в полный восторг. — Ты гений, — воскликнул Чанбин, пожал руку Чану, схватил свой ноутбук и снова ураганом унёсся куда-то. Наверняка показывать Джисону пошёл. Чан лишь плечами пожал, оставаясь в одиночестве. Теперь он может заняться тем, чем и планировал. Он хотел перелопатить все файлы в своём собственном ноутбуке и избавиться от всего ненужного, но снова не может этим заняться, потому что приходит следующий посетитель. Сынмин. Вот уж кого он точно не ожидал увидеть. — Привет, хён, — вежливо здоровается он, а Чан в ответ лишь кивает, прикрывая глаза. — Как дела? — спросил Чан, слегка приподнимая уголки губ. — О, у меня прекрасно, но я здесь, потому что хочу сказать, что сейчас в танцевальной студии на третьем этаже Феликс и Джисон дерутся. — А, — вяло откликается Чан, который не сразу смог обработать информацию. — Погоди, что? — вздрагивает он, как только в полной мере осознает происходящее. Лидер подрывается с места и бежит по коридорам, слыша, как за ним следует Сынмин. Чан здоровается со встречающимися работниками компании и другими айдолами, чуть не врезается в БэмБэма и Югёма. — Куда летишь, Крис? — в след Чану крикнул таец, щурясь. — У меня там дети дерутся, — неопределённо махнул рукой Чан и продолжил свой забег до нужной студии. БэмБэм и Югём лишь хихикнули и ушли в противоположном направлении. Чан влетает в студию и застает старую картину. Феликс прижимает Джисона к полу за шею, а тот его ногами по спине пытается ударить или дотянуться коленом до чужой задницы. Чонин и Хёнджин сидят на диванчике и сотрясают воздух, выкрикивая имена тех, на кого они поставили. — Давай, Феликс, дожимай! — топнул ногой Хёнджин. — Я на тебя десять тысяч поставил! Прикончи гадёныша! — Джисон, находясь в бедственном положении, метнул злой взгляд на Хвана. Кажется, в будущем будет еще одна драка. — Хан-хён, перекатись! — взвизгнул макне, сам готовый идти в бой. — Я не понял! — звучно крикнул Чан, привлекая внимание всех к себе. — Что здесь происходит? — чуть тише, но все еще грубо и громко спросил лидер. — Встаньте! — гаркнул он теперь на сидящего на коленях Феликса и просто лежащего на полу Джисона. — Где Минхо? Мне кто-нибудь ответит здесь сегодня? — Я здесь, — в зал вошел Минхо с бутылкой воды. — Ты так кричишь, тебя из лифта слышно. Я выходил. — И бутылкой машет. — Не волнуйся, я всех отведу в общежитие, — чуть тише добавил Ли, кладя руку на плечо Чана, а тот лишь устало вздохнул и улыбнулся мягко. — Спасибо, — кивнул он, в последний раз смерил своих ребят строгим взглядом и кинул напоследок, — и чтобы без фокусов. Чан вернулся в свою студию, устало потер лицо и посмотрел на часы. Почти полночь, а значит пора начинать трансляцию. Крис достал свой телефон, и посмотрел на самого себя в черный экран. Его круги под глазами выглядели просто кошмарно. Чтобы не напугать стэй, он нанес немного консилера, который лежал у него в рюкзаке, под глаза, и все стало куда менее печально. Трансляция прошла хорошо, он чувствовал душевный подъём, когда читал теплые слова от его малышей и малышек. — Да, я сейчас поеду в общежитие и обязательно высплюсь! — убедительно соврал Чан, но почему-то ему казалось, что фанаты ему не поверили. Ближе к концу трансляции он стал замечать нелестные комментарии, обвинения в педофилии, просьбы покинуть группу и пожелания смерти. Молча проглотив это, Чан растянул на лице знакомую всем, кто его знает, улыбку. Он лихорадочно выискивал положительные комментарии, зачитывал их вслух и благодарил стэй на своем странном корейско-английском языке. — Спасибо вам, ребята, вы превратили еще одну ночь в особенную! Люблю вас, спасибо, стэй! — помахал он в камеру. — Обнимашки на прощание! Давайте-ка я вас всех заобнимаю на ночь! — он встал с самой радостной из своих улыбок на лице и приблизился с раскрытыми руками к камере, пытаясь создать иллюзию объятий. Фанаты не раз писали, что могут почти физически ощущать его тепло, и он был счастлив знать это. Бан отстранился с такой же теплой и счастливой улыбкой, снова помахал в камеру, пожелал спокойной ночи и завершил трансляцию. Улыбка держалась на лице еще почти минуту, не желая сходить с лица. Его фанаты… Они прекрасны все до единого, такие разные, такие талантливые, и все его, объединённые вместе любовью к нему. Любовь великая сила, подумалось Чану, а затем вдруг все тепло прошло. Улыбка исчезла, уголки губ опустились и его лицо расслабилось, теперь не выражая ничего. Он завидовал стэй, которые сейчас с счастьем в груди пойдут спать и, возможно, он даже им приснится, но Чан чувствует их тепло не так долго и не так сильно. Нет, он не может сказать, что его любят недостаточно, просто… Чувство пустоты в груди никуда не исчезает и хочется плакать, но он не может. Даже наедине с самим собой не может, потому что привык лишь улыбаться. Привык улыбаться мемберам, привык улыбаться в камеры, привык всегда улыбаться, даже когда от этого становится почти физически больно. Он не может заплакать, потому что вместо слез получается одна только жалкая, вымученная улыбка, которая никому не нужна в этот момент. На плечи Чана груз ответственности давит, страх за будущее, за группу, за то, что будет завтра. Уверенности в завтрашнем дне не очень много, хотя сейчас они стоят на ногах куда крепче, чем во времена дебюта. Чану тяжело. Ему тяжело физически и тяжело на душе. Ему грустно, он хочет поплакать на чьем-то плече, рассказать о своих страхах тому, на кого он сможет положиться, но… У Чана есть только он сам, потому что он лидер, он должен решать свои проблемы сам, как и чужие. Чан улыбается и видит свое нечеткое отражение через темный монитор. Выглядит отлично, жизнерадостно и очень счастливо, но только он знает, как ужасно он чувствует себя внутри. — Мне надо стать сильнее. Больше некому. Надо стать еще сильнее.