***
— Как у тебя всё в голове умещается? — Минхо, по своему обыкновению, после тренировки пришёл в комнату для практик, где в это время обычно оставался один Чанбин. — Ты пишешь так много текстов и они довольно разнообразны с литературной точки зрения, — и растянулся на небольшом кожаном диванчике. — Не знаю, читаю много, — пробормотал Чанбин, который уже привык к фоновой болтовне старшего. Почему-то в последнее время Ли начал чаще лезть к Чанбину. То покушать его пригласит вместе, то он только с Со и ни с кем больше хочет быть соседями в отеле во время очередного тура. Теперь вот, завёл новую привычку — тусоваться в его студии и иногда отвлекать или помогать. Чанбину это казалось странным, но он махнул рукой и даже не стал спрашивать хёна, почему его внимание повысилось. Со это даже радовало, потому что Минхо был человеком достаточно закрытым и не очень часто проявлял инициативу в общении. Минхо был сам на кота похож — его любили все, но он любил очень избирательно и не всех к себе подпускал. Теперь же этот кот сам к Чанбину пришёл и на колени сел, давая себя гладить. Разумеется, в переносном смысле слова. Чанбин это ценил. Минхо ему всегда нравился. Сам Со не считал себя особенно красивым, особенно в начале своего пути как артиста, теперь, конечно, он устраивал себя больше, но Минхо-хён оставался для него идеалом навыков, утонченности и красоты. Когда улыбался Минхо, казалось, что улыбался весь мир. И Чанбин не мог не влюбляться в него, когда он стал приходить и иногда просто молча засыпать в его личной студии. Это было странно, но Со ни за что не хотел его отталкивать. — Какой у тебя любимый жанр? Может, тебе подарить новую книгу? — предложил Минхо, а Чанбин даже отвлёкся от своего текста, где оставался недописанным последний куплет. — Я скажу, если захочу какую-то, — Чанбин развернулся на стуле и встретился взглядом с Минхо, который теперь сидел на диване и пристально смотрел в лицо младшего. — Хён… Тебя что-то беспокоит? — Да, — немного поразмыслив, признался Минхо. — Я только недавно понял, какой ты на самом деле бриллиант и теперь пытаюсь восхищаться тобой не так открыто, чтобы не напугать. Мне нравится теперь наблюдать за тем, как ты думаешь, как ты пишешь. А ещё я понимаю, что с такой душевной организацией ты явно не только стихи пишешь. Ты ведь наверняка пишешь прозу и то, что не попадает в песни, я прав? — Прав, хён, — кивнул Чанбин, а затем открыл ящик стола, откуда достал довольно толстую записную книгу. Чёрная, красивая, она могла принадлежать только Чанбину. Со лично передал её в руки Минхо. Старший с почти трясущимися руками раскрыл её. Там, аккуратным почерком Чанбина, были написаны небольшие эссе и рассказы. Это было похоже на дневниковые записи, очень личные, кое-где и болезненные. В самом начале они не были очень интересными, но затем приобрели более личный характер. Примерно с пару месяцев, как раз когда Минхо стал завсегдатаем личного пространства Чанбина. Они стали более красочными, какими-то радостными. А ещё там появились посвящения. Перед каждой записью красовалось неизменное: «Моему лучу света в ночной тьме». Минхо поджал губы в неудовольствии. — Ты что, влюбился? — как можно более небрежно спросил парень, пытаясь совладать с ревностью и завистью. Чанбин посвящал кому-то свои произведения. Это было высшим проявлением любви, по мнению Ли. Скольким людям авторы посвящают свои произведения, и сколько человек читают их имена перед книгами. Эти имена вечны из-за того, что писатели испытывали нежные чувства. Это пробирало Минхо до мурашек. Эти люди были живы на страницах, их имена не исчезали, не оставались навечно на могильных плитах. Им были посвящены книги. Им были посвящены сами писатели. Минхо тоже отчаянно хотел покорить писателя. — Ага, — просто хмыкнул Чанбин, теперь ища какие-то файлы на своём ноутбуке, чтобы отправить Чану. — И как, взаимно? Вы уже встречаетесь? Кто это? Можешь рассказать хёну, — Минхо пытался вернуть своему голосу игривость, как и всегда. Они ведь всё равно были друзьями. — Это Черён? — Нет, хён, не Черён. И никак. Я не знаю, взаимно или нет. И я не хочу признаваться, потому что не хочу быть отвергнутым. Это моё вдохновение, а если меня сломают слова, то я не смогу больше писать. — Признайся своей любви, — вздохнул старший. — И станет легче. Даже если отвергнут, всё равно потом влюбишься снова. К тому же, я не думаю, что тебя отвергнут. — Хён, перечитай ещё раз посвящение, — попросил Чанбин, даже не пытаясь скрыть улыбку. Хён иногда был очарователен, когда искренне не догонял, что и к чему. — «Моему лучу света в ночной тьме», — вслух прочитал Минхо. — Очень красиво, и дальше что? — Который час? — спросил затем Чанбин, всё ещё не отворачиваясь от монитора. — М, почти час ночи, — тупо ответил Ли, проверяя время на экране телефона. — А теперь оглянись и найди здесь, в ночной тьме, мой луч света, — попросил Чанбин. Минхо замолчал, продолжая задумчиво перелистывать страницы. Всё он понял, подумал Чанбин. Просто боялся начать говорить. Тогда младший тихо взял свой телефон и сфотографировал красивого задумчивого Минхо. Телефон Ли звякнул. Минхо почти автоматически раскрыл диалог и увидел свою фотографию. «Мой луч света в ночной тьме». — Ты меня любишь, — тихо и счастливо вздохнул Минхо, закрывая Чанбинову книгу и оставляя свой телефон на диване. Он подошёл вплотную к креслу Чанбина и сам его развернул к себе лицом. — Это правда? Ты меня любишь? И это я твой луч? — Да, — хмыкнул Чанбин, с вызовом глядя на Минхо. — И что скажешь, не отвергнут меня теперь? — Не отвергнут, — помотал головой Ли и сел к Чанбину на колени, тут же обнимая за шею. Чанбин в глазах Минхо был очень сексуальным. Сильным, красивым и очень талантливым. Он казался уверенным в себе, но на деле был самым настоящим котёночком, который при любой возможности искал объятия и похвалу, нежные слова, которые никто из друзей обычно друг другу не дает. Вот Минхо и решил перестать быть его другом. — Ты сейчас серьёзно? — спросил Чанбин и сглотнул, глядя в бесконечно красивое лицо своего хёна. — Серьёзно. Я же сказал, что тебя не отвергнут. Я хочу быть твоим лучом и дальше, — и склонился к Чанбину, нежно и осторожно целуя, а Чанбин простонал счастливо, теперь позволяя себе обнять своего хёна за тонкую талию. Минхо так давно хотел это сделать и так долго сдерживался, но теперь в этом не было нужды. Его внутренности пылали от того, что именно его Чанбин любил. Именно ему гениальный писатель и певец посвящал свои рассказы о любви и не только. Именно о нём он думал ночами, когда Минхо не было рядом. И это грело. Он посвящал Минхо себя. И Минхо собирался ответить тем же. Ли продолжал целовать Чанбина, теперь часто оставляя маленькие поцелуи на щеках младшего, на его губах, даже на подбородке. — Луч мой, я и не думал, — тихо выдохнул счастливый Чанбин, который правда не думал, что такой как Минхо будет его любить или хотя бы находить его привлекательным. Минхо только улыбнулся ему искренне и тепло. — Продолжай посвящать мне новые рассказы и песни, — попросил Минхо, ероша нежно тонкими пальцами жёсткие волосы на затылке Чанбина. — А я буду тебя вдохновлять, м? — Посвятить себя тебе? — хмыкнул Чанбин, всё пытаясь сердце успокоить, которое колотилось бешено и нагоняло румянец на его лицо. — Целиком и полностью. — Если ты будешь посвящать мне свои танцы. И себя, — добавил в самые губы Минхо Чанбин и сам его поцеловал, не выпуская из своих объятий. Его луч света был посвящён только ему. И он посвятит себя ему без остатка в ответ.***