Дым сигарет с ментолом

Меня заводят в помещение и плотно закрывают за мной дверь. Я поднимаю глаза и испуганно смотрю на камеру плотно набитую злобного вида рожами. Хотя это же женская тюрьма. Здесь все ещё не такие злобные, как могли бы быть. Но из-за того что все они до безобразия смуглые они мне кажутся злыми. - Инглиш? – спрашивает одна из них, чётко подметив, что я иностранка. - Ес, - отвечаю. Но сразу решают уточнить. – Раша. - О-о-о, Раша, - и я слышу этот непередаваемы дьявольский хохот, от которого у меня буквально душа уходи в пятки. «Выпустите меня отсюда». - Раша, Раша, - радостно повторяет толпа, и навстречу мне выходит короткостриженная смуглая девушка с мужскими чертами лица. - Ты из России? - искренне улыбается она своей беззубой улыбкой. - Ес, - зачем-то отвечаю я по-английски. Привыкла уже так, ну и чёрт с ним. - Окей, окей, - кивает она. – Не бойся, скоро обвыкнешься. Идём, покажу тебе твоё место. Мы протискиваемся между шконок на которых сидят похожие на обезьян зэчки. Некоторые огромные и чёрные как гориллы, другие мелкие как мартышки, но всё равно для меня они все обезьяны, наверное, я стану расисткой в этой тюрьме. - Не бойся, будешь вести себя нормально – тебя никто не тронет. – Она обнимает меня одной и рукой и прижимает к себе. – Главное держись возле нас. - Я поняла, - отвечаю по-русски. - Вот и умница, родную речь вспомнила. Падай на пальму, - показывает она мне верхнюю шконку. «Я же говорю – обезьяны». - Я беспокойно сплю по ночам, верчусь, могу свалиться с верхней шконки, - пытаюсь я объяснить, что хотела бы спать внизу, но не мне это решать, я же не у себя дома. - А вот это плохо. - Тогда под шконарём пусть ложится, - говори пожилая полная женщина с татухой на всё лицо. Она как-то сразу вызывает у меня чёткую ассоциацию с зоной. - Хорошо, - отвечаю я и хочу уже ложиться, как меня перебивает первая. - Да ну куда ты новенькую в первый же день под шконку засовываешь. - Так она же легла, она сама согласилась, - мерзко смеётся та. - Она же ничего ещё не знает… «Да всё я знаю, под шконкой спят опущенные. Просто в женских тюрьмах нет опущенных. Я надеюсь…» Слушаю их препирательства, и меня начинает подташнивать, толи климат такой то ли запах, то ли духота. - Мне плохо, - говорю и вижу, что они не реагируют, а всё промеж собой спорят. - Меня сейчас вырвет. – Сглатываю я. Полная реагирует мгновенно. Она хватает ведро «помоев» и протягивает его мне. - Рви давай. А меня от запаха этого ведра выворачивает почти мгновенно. Я даже опомнится не успеваю, так мне хреново. Жуткий спазм сжимает грудную клетку и меня сразу рвёт. Во рту остаётся кислый прикус нашего последнего завтрака, ещё и боль головная усиливается. - Бэ-э-э-э, - меня выворачивает снова, во рту такой запах, будто кто-то издох у меня в желудке. - О-о-о, хреново, – произносит худая зэчка. - Что хреново, – переспрашиваю я, сплёвывая остатки слизи изо рта. - То, что тебя рвёт хреново, - говори она, но полная перебивает. - Да не пугай ты её, видишь девочка и так вся запуганная. – Она смотри на ведро и улыбается. И почему у зэков всегда каких-то зубов не хватаете? – Это же прекрасно. - Что прекрасно? – произношу я безуспешно ища в камере воду, чтобы хоть как-то рот промыть после того как я проблевалась. А то от запаха меня сейчас снова вырвет. - И давно ты? – теперь уже худая зэчка мне улыбается. - Что давно? - Беременная давно? – спрашивает за неё полная. - Я не беременная, этого не может быть, - я отрицательно качаю головой. - У меня трое детей, я пять раз беременная была, меня не обманешь, - говорит полная. - Дай ей тест, - толкает её в плечо худая. - Да пусть сама пойдёт и купит. - Где она купит, она же никого здесь не знает. - Так это её проблемы. - Да продай ты ей тест. - У меня денег нет, – растерянно отвечаю я. - Да забудь про деньги, - худая поворачивается к полной и прямо в глаза ей смотри. – Давай тест не жлобись. Тебе-то он зачем. Та вертится по сторонам, лезет в свою тумбочку и протягивает мне какой-то целлофановый пакетик, а там иероглифы и всё не по-нашему написано. Даже не по-английски. - Как этим пользоваться? Я не понимаю… - немного паникую я. - Да что ту понимать, просто достань и пописай на него… - качает головой. - Всё этим молодым объяснять приходится. Я беру тест, поднимаюсь со шконки и ковыляю в направлении параши (иначе я бы это место и сама не назвала). Учитывая, сколько кругом народу, я не могу нормально поссать, я же фактически всё время, считай, под присмотрим. А ещё все кругом такие злобные, все друг на друга и на меня зыркают. Сама не знаю чего мне бояться. Я стеснительно отворачиваюсь, закраю глаза сажусь и стягиваю с себя трусы: - Пись-пись-пись-пись-псиь, - пытаюсь я расслабиться, а сама уже чуть не плачу, так мне себя жалко. Наконец после минуты сверх усилий мне удаётся выссать тоненькую струйку, и попасть на тест. Я встаю, надеваю трусы и мою руку, двумя пальчиками несу обоссанный тест назад к своей шконке, протягиваю его худой зэчке, потому что сама в этих иероглифах не могу разобраться. - Да ну, кто на стол такое ложит? – отталкивает она мою руку с тестом. Но полная понимая мою проблему, сама забирает у меня тест. Смотрит на него пару секунд и улыбается своим беззубым ртом. - О-о-о-о, поздравляю, скоро ты станешь мамочкой. - Будет чем заняться во время отсидки, - улыбается мне вторая зэчка. - Да-а-а беременных и кормят иначе и бараки у них чище, и за ребёнком уход лучше. А я слушаю и не могу в это поверить: - Не может быть, здесь какая-то ошибка. Я не могла забеременеть. - Ты предохранялась? - Нет. - Тогда что тебя так удивляет? - У меня диагноз, - не хочу им его называть, тем боле там много слов и вряд ли они все поймут. – Я не могу иметь детей. Может это внематочная? Но полная показывает мне какую-то галочку на тесте. - Это не внематочная, у тебя нормальная здоровая беременность, как у всех. - Этого не может быть, - качаю я головой. - Дай её ещё один тест, - вмешивается худая. - Да обломится, тесты на неё переводить. - Дай ей ещё один тест, ты, что не видишь эта богатенькая, она заплатит. А я смотрю в одну точку и повторяю: - Этого не может быть. - Слышь, новенькая, ты заплатишь потом за тесты по тюремному тарифу? - толкает меня локтем в бок худая. - Да, да, - бормочу я всё ещё не в силах принять эту новость. - Да заплатит она, так что давай ещё тест, не жлобись. Я беру второй тест, но чтобы пописать мне приходится сначала попить воды, а потом подождать десять минут. Этот тест показывает тот же самый результат: «Я беременна, я на втором месяце». (Не знала, что тесты сейчас и месяц показывают). «Господи, только бы с ребёнком было всё в порядке. Только бы с малышом всё было в порядке. А мне для себя ничего не надо». Просыпаюсь ночью в холодном поту, меня всю прямо трясёт, ничего не могу с собою поделать. Не все в камере спят. Трое сидят на шконках, переговариваются и на меня поглядывают. Ещё двое у окна курят, здесь в камере сильно накурено, а ещё здесь сыро. Весь потолок покрыт какой-то плесенью, а вокруг какие-то жучки червячки ползают. А мне опять хочется блевать. Меня всё время тошнит, и всё время кружится голова. А ещё боль в висках и внизу живота, просто дикая жгучая боль. «Не может быть всё в порядке, в моей жизни никогда не может быть всё в порядке» понимаю я. Поднимаюсь и встаю на пол, по которому бегают тараканы. «Они не кусаются, а значит, они не опасны», убеждаю саму себя, а мне плакать хочется и в груди ноет. Подхожу к раковине, набираю водички в кружку и делаю пару глотков. Такое чувство, что вода эта с кусочками мыла, которые прямо в ней плавают. Наверное, это опреснённая морская вода. А откуда же здесь взяться пресной? Как я скучаю по нормальной воде. Делаю пару глотков, и меня разрывает жуткая височная боль. Болит так, что глаза на лоб лезут, мне хочется из выковырять из глазниц, чтобы не болели. И к тому же никуда не делась тошнота и рвота. Я едва успеваю добежать до параши, как меня опять выворачивает. Но рвать-то мне уже особ нечем, я же ничего не ела, с тех пор как последний раз вырвала, меня от этой еды воротит. - Блюешь, - слышу за спиной голос русской зэчки. - Кх-кх, ага, - отвечаю я, сплёвывая остатки желудочного сока. Фу, как же мерзко, мне снова хочется блевать, и снова нечем. Делаю ещё глоток воды, и меня опять выворачивает. Да что здесь за вода такая гадкая. От спамов в животе боль в висках усиливается и становится невыносимой. «Когда же я наконец сдохну. Дайте мне револьвер, я застрелюсь». - Э-э-э-э, - рыдаю я, Господи, как же мне хреново. - Новенькая, слышь, новенькая, - зовёт меня зэчка. – Ты там потише, людям спать мешаешь. - Хорошо, хорошо, бэ-э-э-э, - опять меня выворачивает. Резкий толчок, но рвать то по сути уже нечем, желудок пуст, а пресс сковал дичайший спазм. Как бы он синяками не покрылся от разрывов капилляров. Господи, когда же это кончится. – Б-э-э-э. - Эй, эй, - подходит ко мне зэчка и помогает мне волосы убрать, чтобы я их не заблевала, их же потом местной водой не отмыть и от запаха этого не избавься. - Не надо, всё нормально, - говорю. – Бэ-э-э. – Это уже «вхолостую», мне просто больше нечем блевать. Если бы ещё голова не раскалывалась. А то у меня уже кровь в висках так и стучится. Я уже глаз не чувствую, там как будто громадная гематома, кровяной комок. Веки сами собой закрываются от дикой боли. - Эй, эй, - хлопает меня щекам худая. - Мне так хреново. Бэ-э-э, - уже не рву, я просто напряга пресс. Зэчка подходит к своей толстой подруге и тормошит её. - Дай что-нибудь. - Что дать? – как будто и не спала, спрашивает та. - Таблетки какие-нибудь, что у тебя есть? - Она мне ещё за тест не вернула. - Я верну, - шепчу я и снова блюю, вернее меня сгибает от спазма и я издаю только звук, а вырвать нормально не могу. Просто нечем. Хоть водички бы выпить, чтобы было чем. - Ладно, дам, просто чтобы спать не мешала. - Спасибо, - сквозь слёзы шепчу я. Запиваю горсть таблеток местной водой и жду пока полегчает. Но мне не легчает. Голова болит, внизу всё горит, в висках пульсация. Мне кажется, я сейчас подохну. Это внематочная, точно внематочная, я прямо чувствую, как плод растёт у меня в трубе. Мне кажется это конец, и я не переживу ещё один день. Господи, дай мне пережить это день и эту ночь. Господи, пожалуйста, прошу Тебя. Не наказывай меня больше, я всё поняла, я больше не буду грешить. Господи, пожалуйста, умоляю. Господи. - Б-э-э-э, - я рву прямо на парашу всеми этими таблетками, но головная боль по чуть-чуть отступает и спазм уходит, а внизу живота уже не так дико ноет. Мне становится легче. А я сижу, смотрю на звёздочку и молюсь. Мне кажется, где-то там сидит Господь. Он смотрит на меня, на свою доченьку и благословляет. Даже если я не выживу, если умру этой ночью, я всё рано попаду на небо к любимому Господу. И Он там лично меня встретит. Я ведь нормально прожила эту жизнь. - Бэ-э-э. - Да захлопнешься ты или нет, - ворчит полная зечка, отворачиваясь от меня в другую сторону. - Простите, простите, - сквозь слёзы шепчу я.