Terra incognita

Рыжий дышал с трудом. Самому себе он теперь напоминал перепуганного Вирена, проскальзывающего в узкий проход при спуске — охваченного этой его «клаустрофобией». Сдавило горло; стало труднее идти. В ушах звенело. Рука Ринки, стиснувшая его ладонь, помогала сосредоточиться, однако Рыжий все равно мало что соображал. Искусительный грохот мрака становился все ближе, настойчивее — он не переливался где-то неподалеку, будто бы ленивый океан, а требовательно ревел, как неожиданно грянувшая гроза… Взяв его в тиски, важно вышагивали наемники Вахзы, разделявшие триумф своего господина — при взгляде на них стало тошно, что и Рыжего угораздило наняться именно к купцу. Он мог бы смирить гордость и пойти к гвардейцам — тем более, он не хотел денег, блестящего золота Преисподней, а грезил о власти, магии… И в этом он тоже ошибся: нечего желать силы, которая может тебя подчинить и сломать. Он смог сосредоточиться, взять себя в руки. Ринка отстранилась от Рыжего, чтобы повозиться с дверью. Она казалась профессионалом: никаких лишних движений, лишь аккуратные прикосновения к двери. Ринка держалась так, будто готова была вот-вот отпрыгнуть. Прислушивалась к тому, что происходит по ту сторону, словно там могло скрываться отвратительное чудовище, вроде дракона… Вспомнив о нем, Рыжий обратился ощущениями к изнанке, болезненной, странной, и почувствовал биение рядом. Дракон по-прежнему таился поблизости. Может, снова пытался прорваться… Заметив, что он коснулся магии, колдун одернул его требовательным криком, и Рыжий отпрянул, вышел из неглубокого боевого транса, чтобы не навредить себе и друзьям. Маг Вахзы внушал Рыжему недоверие. Он тоже скрывал имя, так что к нему обращались на «Эй, ты!», а купец никогда не был особенно вежливым с тем, кому так много платит. Он был молчалив, говорил вполголоса, наклонившись к Вахзе. Выглядел обычно — так, что его сложно запомнить в толпе. Ринка вертела в руках найденную по ту сторону гор сферу, но Рыжий не думал, что нечто дельное из этого получится: они много раз рассматривали эту штуку, но так и не смогли открыть. Пока Ринка приглядывалась к резьбе в двери, Рыжий обернулся к приблизившемуся к нему Вирену — на нем не было лица, и он выглядел больным и несчастным, однако за ним неотступно следовал мрачный наемник. Словно в таком состоянии Вирен мог что-то сделать! — О чем вы с ней говорили? — спросил Рыжий, подозрительно косясь на Вирена. — Ты долго сидел с Амонеей. Он не мог это объяснить. Его точило неприятное предчувствие, но он не верил, что Вирен способен встать на сторону купца — это было невообразимо, даже глупо. Но у всех здесь медленно ехала крыша… Словно не заметив его напряжения, Вирен коротко объяснил и про мага, и про передовую магию для Ада, которую экспедиция хотела добыть за спиной Гвардии. Рыжий не понимал, плакать ему или смеяться от опасности, самонадеянности и — нужно признать — грандиозности этой затеи. — С помощью этой силы нельзя сотворить ничего хорошего! — убежденно сказал Вирен, обхватывая себя за плечи, словно ему было очень холодно. Рыжего, напротив, бросило в жар. — Да, Ян владеет этой силой, но в том-то и дело, что он ее не использует почти никогда! Контролирует, хоронит в себе… — Ты придумал, как нам выпутаться из этого? — спросил Рыжий с надеждой, оборвав его. Вирен всегда вселял в него чувство уверенности в завтрашнем дне — как тогда, когда они брели через пустыню, знающие, что скоро кончится вода. — Не знаю, — проворчал Вирен. — Я постоянно думаю, но ничего не приходит мне в голову. Возможно, я слишком сильно ударился, когда падал… Я и правда бился в припадке? — Ага, — кивнул Рыжий. — И мне было страшно. Вирен смущенно посмотрел на него, словно он мог как-то предотвратить эту жуткую сцену. Нет, виновна была магия, которая затаилась в лабиринте: не стоило расхаживать по нему так смело. Рыжий накладывал на себя и друзей защитные заклинания, однако их оказалось недостаточно по сравнению с силой мертвого Всадника. — Твои руки не связаны, — заметил Вирен. Нахмурился: это действительно было странно, обычно пленных магов тут же сковывали, а то и рубили им запястья от греха подальше. — Их слишком много, а я не смогу колдовать боевую магию и защищать вас одновременно, — отрезал Рыжий. — Они верят в нашу благоразумность. Мы не сможем вырваться, а если и да, то останется бежать в лабиринт — хочешь повторить это еще раз? — Неа, — огрызнулся Вирен. Рыжий сам не знал, что из испытанного ими было правдой, а что — порождением запутавшегося сознания. Магия убедительно внушила ему, что он бродил по плохо освещенному туннелю целую неделю, что он ел и пил, целовал Ринку и слушал истории Вирена о чудовищах и героях, поддерживающие в них боевой дух. Но он отчетливо помнил вкусы, слова и звуки. Они были неотличимы от всего, что переживал Рыжий обычно. Может быть, вся его жизнь была чьим-то чрезвычайно умелым внушением. Ему стало жутко от этой мысли, и Рыжий почувствовал себя на месте тех, кто жил в то время, когда мирами правил Господь и определял их судьбу провидением. Кем-то… не собой. Или несвободным собой. Его отвлекла возня у двери. Попросив наемников посторониться, Ринка приблизилась к небольшому углублению в левой створке. Двери были покрыты странными рунами, какие Рыжий различал на арках снаружи и в главном зале, однако не мог прочитать не единого слова. Он и не знал, были это надписи или просто красивый узор. Но Ринка прижала сферу к этому углублению, надавила, прикладывая усилия, упираясь и хмурясь от усердия. Она была увлечена, не замечала ничего вокруг — незаурядная загадка отвлекла ее от печального положения, в котором они оказались. Наконец, что-то щелкнуло. Коротко сверкнуло. Ринка загораживала все спиной, так что Рыжий с Виреном не могли ничего рассмотреть; наемники Вахзы подошли ближе, а сам купец остался на безопасном расстоянии, рядом с ним мялась Амонея. Когда Ринка отстранилась, успокаивающе кивнув наблюдающим за ней демонам, Рыжий заметил, что часть толстой двери как бы въехала внутрь, и по обеим створкам прошла сильная дрожь. Начал работать какой-то механизм, который не трогали годами. Что-то гудело, словно живое существо. Нет — умирающее. Издыхающее у них на глазах. Заклубилась пыль, и Ринка с наемниками, закрывая руками рты и носы, посторонились от распахивающихся вовнутрь дверей. Рыжий догадывался, что случилось: вырезка в металлической сфере совпала с выступами росписи на двери, прошел магический импульс — вероятно, руны все-таки имели значении, были сродни символу, который Рыжий носил на запястье. Он ощутил прилив магии на изнанке, но не живой, не естественной — сработало отпирающее заклинание. Сфера оказалась ключом. — Любопытный способ, — прошептал пораженный Вирен. — Представляешь, сколько таких разнообразных узоров можно создать? Наши ключи в тысячи раз примитивнее! — Нам не могло так повезти, чтобы в пыли валялся ключ к сокровищнице Голода! — огрызнулся Рыжий. — Нет, я думаю, он единственный в своем роде. Он и его копии. Ты же помнишь: в домах, которые мы находили, не было дверей! И те, что ведут в этот храм, гвардейцы открыли обычной магией! Они двинулись вперед, подгоняемые наемниками. Немного задержавшись, Ринка аккуратно сняла сферу и спрятала ее в сумку Вирена — к счастью, двери не стали закрываться. Вахза обернулся и постарался усмехнуться — как Рыжему казалось, он подбадривал их. Несмотря на некрасивую сцену с Виреном, случайно угодившим прямо в руки его вояк, Вахза не был жестоким и кровожадным демоном. Не зря он напоминал Рыжему отца, и тот, хотя и был властолюбивым и расчетливым, никогда не смог бы вырезать детей. Каждый купец, торгующий в Аду, должен быть готов к бою, поскольку ни одна дорога не была точно безопасна, несмотря на усилия Черной Гвардии. Но самому убивать Вахзе не приходилось, он был морально не готов, прятался за чужими спинами… — Рыж, — удушенно шепнул Вирен, прислоняясь к нему, будто бы охваченный слабостью, — как думаешь, сейчас самое время позвать отца?.. Рыжий не сразу опомнился: он недавно размышлял о своем родителе, так что не понял, чего от него хочет Вирен… Тот выглядел на редкость несчастным, словно бы разочаровавшимся в чем-то. Они все после лабиринта были обессиленными, но с Виреном случилось нечто другое. — Давай, зови их, — согласился Рыжий. — Стой за мной, я тебя прикрою. Он загородил Вирена, но и без того было темно. Магия освещала туннель, а потолок над их головами расширялся. Они говорили, шагая и не глядя под ноги. Коридор скоро закончился — он оказался лишь небольшим переходом, не началом следующего губительного лабиринта. Наемники гомонили. Пока Вирен молчал, хмурясь и мысленно взывая к своим родителям, Рыжий осматривался. Они оказались в огромном зале, на который не хватило нескольких светочей, плывших за магом Вахзы. Ему пришлось широко взмахнуть руками, призывая больше огня, и всеобщее внимание было приковано к нему. Поэтому ненадолго мало кто следил за Виреном. — Магия не пробивается, — пожаловался тот, странно подрагивая голосом. — Здесь какой-то барьер? Почему ты не предупредил? — Я… не хочу смотреть на изнанку, касаться ее, — признался Рыжий. — Мрак сильнее, я боюсь, что он захватит меня и уволочет куда-то… где холодно, жутко и… — он вновь задохнулся и поперхнулся словами. Свет заливал зал, в центре которого было нечто вроде алтаря, напомнившего Рыжему о капище в поселении гарпий. Вокруг стояли четыре возвышения — не обычные камни с насеченными символами, а целые изваяния, уходящие к высокому потолку. Рыжий ничему не удивлялся: магия способна раздвигать границы в пугающую бесконечность, а может, они были где-то под пустыней… Воздух гудел от силы. Рыжий смотрел на лица изваяний, но не мог сосредоточиться на чертах. Он обернулся на Вирена. Мир снова обрел четкость. — Ты что, ревешь? — недоверчиво спросил Рыжий. — Нет! — яростно соврал Вирен, шмыгая носом. К ним подошла Ринка. Они стояли неподалеку от алтаря, а рядом застыли наемники, страшно похожие на бездушные статуи. Но странное дело: о них Рыжий готов был забыть, но не о каменных изображениях, очевидно, Всадников. — Мы не справились, — беспомощно сказал Вирен. — Не смогли ничего решить, завоевать, даже разобраться с одним идиотским купцом! Вахза даже не воин, а мы сдались ему… — Не так важно, кто он такой, если у него в подчинении полно воинов, — мягко напомнила Ринка. — Я слышала о многих из этих демонов, и мы не сможем с ними тягаться даже с магией Рыжего. — Я был уверен, что стану героем, — досадливо шипел Вирен. — Что совершу что-то, что запомнит каждый в Аду! Мне совсем не надо памятников, но хочется, чтобы… знали. Чтобы они понимали, как много я совершил для них! А на самом деле я ребенок. Вот чего я боялся. Что знал, но не мог смириться. Я даже на помощь позвать не смог! Друг чуть не выл от отчаяния, а Рыжий чувствовал тягу мрака, навалившегося куполом. Сквозь него не пробилась бы искорка связного амулета, позволявшего протянуть тоненькую нить к Аду. Может, если бы Вирен не потратил половину его силы… Но он выглядел таким разочарованным, сбитым с пути, что у Рыжего язык не повернулся обвинять его в чем-то. — Мы еще можем все исправить, — подбодрила их Ринка. — Нужно не дать Вахзе завладеть тем, что разливает эту силу. Вахза был в замешательстве. Он ругался с магом, наседая на него, словно это была его вина, что в зале не оказалось сокровищ. Рыжий понимал, что он и сам разочаровался: как легче была бы жизнь, если б они нашли залежи древнего золота и драгоценных камней — да Рыжий сам помог бы выносить их, выгребать мешками… Зал пугал пустотой и мертвенностью. Рыжему чудились взгляды Всадников. Маг пятился от Вахзы и нелепо взмахивал руками. Купец успокоился и кивнул на алтарь. У Рыжего нехорошо закололо в груди: он знал, что такие плоские камни чрезвычайно удобны, чтобы положить на них кого-то и зарезать. Магия требовала жертвы. Старая, погибающая без действия сила. Ей нужно было обновление, свежая кровь. Чистая, незамутненная, не отравленная еще мраком, перекроившим весь Тартар, лишившим его настоящей жизни, оставившим безумное подобие… — Я чувствую скопление энергии над алтарем, — сказал маг, сомневаясь. — Это похоже… — На узел, — подхватил Рыжий. Он обещал себе не глядеть на изнанку, умолял себя, с трудом удерживался, напоминая о друзьях, о том, что он ответственен и за них тоже и не может позволить мраку взять верх. Мрак манил, пел — это ныли нити на изнанке. Не тонко, звонко, как в Аду — они раскачивались, подобно пеньковым толстым веревкам, на которых вешали преступников. — Здесь пусто, — робко сказала Амонея, следующая за Вахзой, как тень. Они где-то достали ей новую винтовку, взамен разбитой, и теперь демоница представляла серьезную опасность. — Может, мы свернули не туда? Лабиринт привел нас не к той двери? — Отсюда нет выходов, кроме того, которым мы явились, — доложил один из наемников, ползавших вдоль стен. Остальные подтвердили это молчаливым киванием. — Но я согласен с девочкой, — добавил демон. — Я не вижу ничего… Ничего, что мы могли бы унести. Разве что вы попросите нас выволочь одну из этих махин! — он указал на статую, и другие демоны рассмеялись с заметным облегчением. — Нет! — вдруг воскликнул Вирен. Рыжий стиснул зубы: на него опять нечто нашло! Он попытался схватить друга за руку, но Вирен увернулся, вышел вперед, показывая на стены. — Мы там, где надо! Это что-то вроде… церемониального зала! Эти фрески… очень напоминают мне шумерские или, скорее, египетские, видите, в профиль, но тут вместо фона много деталей… Поэтому глаз замыливается. Это какие-то письмена, как в мусульманских храмах, понимаете? Они совмещали изображения своих божеств и надписи — может, что-то историческое… Очень плотные надписи! Это любопытно! Странно, что мы раньше не видели фресок, но у нас недоставало света… У Вирена горели глаза. Одержимо, ярко. Его так увлекло открытие, что он забыл обо всем на свете и жадно рассматривал стены зала, испещренные какой-то вырезкой. Хмурясь, Рыжий попытался нечто разобрать, но беспомощно развел руками. Вирен не сдавался, от нетерпения приплясывая на месте: — Ты можешь сделать мне указку? — спросил он у Рыжего. — Ты понимаешь, что он несет? — сказал один из наемников. — Я, блядь, нихуя не понимаю, я просто делаю, как он говорит, — честно признался Рыжий, заплетая заклинаньице. Световое заклинание двигалось вслед за пальцем Вирена, скользило по стенам. Даже самые сомневающиеся, затаив дыхание, следили, как вырисовываются отдельные схематичные фигуры, образующие какие-то картины, настоящие произведения искусства. Четверо — их всегда было четверо; их изображали больше, выше, чем остальных людей. Бойня, пиршество, какой-то ритуал — эти сюжеты запутывались среди строк, которые ни один не мог расшифровать. — Это… какая-то история? — спросила Амонея, вертя головой вслед за юрким огоньком: Вирен вовсе не давал зрителям времени поразиться одной картинкой, как тут же отыскивал следующую. — Где ее начало? Может, если мы его вычислим, станет понятнее, что нужно делать? Вирен в смятении молчал. Обернулся вокруг себя, оглядывая окружающие их стены. Душащие, стискивающие. Рыжий теперь не мог не различать их, и это были сотни, тысячи нарисованных глаз, и перед ним разворачивалась история Тартара. — Здесь нет начала и конца, — тяжело сказал Вирен, обернувшись. — Время — это не линия. Кольцо. Уроборос, пожирающий себя. Рыжий окончательно растерялся и запутался, но не спешил останавливать его сбивчивое бормотание. Знал: это чрезвычайно важно для Вирена, и, если он не выговорится, слова вскроют его голову. Может, это были и не его слова, а кого-то, кто давно сгинул в веках и растворился в темной силе этого зала — и они должны были прогреметь. Вирен был прав: у истории, разворачивающейся на стенах, не было финала или точки отсчета. Никто не знал, как появились Всадники и куда они ушли — разве что, судьба Смерти не оставляла загадок. Но в остальном — они… были. Рыжий уже сомневался, что они погибли, как он думал в тот день, когда переступил порог мертвого Тартара, однако остатки здравого рассудка убеждали в обратном. От Всадников осталась память — и древняя магия. Чтобы Вирен не упал, Ринка держала его под руку. А Рыжий обернулся на мага Вахзы, прощупывающего изнанку нервными движениями. Его взгляд был обращен к алтарю, и у Рыжего тревожно заныло в животе. — Ты трогал что-то? — накинулся он на мага, чуть не бросаясь с кулаками. — Нет, жду приказа, — опешил тот, оглядываясь на Вахзу. Узел закручивался на изнанке. От него шла пульсация черной магии, той же, что опутала и иссушила пустыню, что уродливыми корнями гигантского дерева простиралась над Тартаром. Удивительно, как колдун Вахзы не замечал этой жути. Рыжий слышал про таких, с трудом читающих изнанку, и внезапно разозлился на купца, очевидно, совсем не разбирающегося в магии, раз он нанял такого идиота… Маг внимательно смотрел на Вахзу. Отчаяние навалилось на Рыжего: он ничего не мог предпринять; численный перевес на стороне купца, они устали и вымотались в лабиринте, а использовать серьезную магию он до чертиков боялся. — Наш заказчик обещал нам, что здесь мы найдем что-то, — сказал Вахза, словно желая подбодрить наемников, уставившихся на своего предводителя в опасливом ожидании. Рыжий мог бы сказать, что у него плохо получится, но, к его изумлению, наемники слушали с большим вниманием. — Поэтому я предлагаю рискнуть и посмотреть на сокровище Голода, если оно здесь. — Это не сокровище, а настоящее проклятие, Вахза, — огрызнулся Вирен, но купец не прислушался к нему. Рыжий знал такой род демонов: они готовы были рискнуть ради выгоды. В каком-то смысле сами гвардейцы были такими, иначе ни за что не смогли бы восстать против Люцифера и захватить адский трон для своего командора. Но Вирен, как и все в Роте Смерти, ценили жизни друг друга — Рыжий до сих пор не мог забыть, как друг кричал над телом сержанта Инаса и как переживал за них во время пути, напрочь забывая о себе. Вахзе, похоже, было все равно, сколько демонов пострадает. Он не видел глобальных последствий того, если бы кто-то решил использовать коварную магию Тартара, что Рыжего немало изумляло: эти две недели они провели в этих самых… последствиях! Смотрели на чудовищ, сотворенных Всадниками ради власти, и на уничтоженный мир, еще хранящий отпечатки прежних войн. — Отойдите все, — потребовал маг Вахзы, протягивая руки вперед. — Возможно, нас будет немного трясти. На изнанке что-то завозилось. Сила ждала, когда ее возьмут, когда она получит новое вместилище, когда снова попробует кровь на вкус. Оглянувшись на друзей, Рыжий не нашел в их глазах надежду. Пришлось отступить, наблюдая; помогать не вызвался, сочтя, что они и так достаточно пособили Вахзе, принеся ему ключ, и ему не хотелось пачкать руки во мраке еще больше. Он держался из последних сил, старался не слушать вой изнанки, в котором ему чудились понятные демонские слова, обещающие ему силу. Все отступили к статуям, посторонившись от мага. Это было разумно. Вирен оглянулся на монумент, к которому они подошли, увидел на постаменте грубо вырезанный серп и помотал головой, словно бы обиженный. Оттащил Рыжего и Ринку от Смерти, направился к каменному изваянию Войны — ее неизвестный мастер изобразил в облике солдата в шлеме, скрывающем лицо. На постаменте был намечен клинок. Вирен косился на него с живым интересом, коснулся камня, но скоро отдернул руку. Бочком к ним приблизилась Амонея, словно желая показать, что она по-прежнему их друг. Рыжий не мог определиться, хочет он злиться на нее или нет. Демоница не слишком-то ему нравилась, однако он легко мог представить себя на ее месте, не обладай он достаточной силой, не смоги сбежать от отца… Но она подчинялась дяде и даже поступила в Гвардию, чтобы шпионить на него, и Рыжий сердился на нее за то, что Амонея не попыталась взять судьбу в свои руки. Это была до того гвардейская мысль (они всегда говорили о свободе и выборе с религиозным воодушевлением), что Рыжему стало забавно, несмотря на все пережитое. Пока маг Вахзы медленно сплетал магию, Вирен все разглядывал потолок в тусклом свете колдовских светляков. — Там… — он указал дрожащей рукой. — Смерть. Очень похоже на Яна. Но этого не может быть! Рыжий прищурился. Это была картинка с Всадником на коне, одна из наиболее мирных, по сравнению с фресками, показывающими бойню, в которой сходились великие маги Тартара. Он припомнил капитана Роты, обратился к памятнику на площади Ленвиса и признал, что Смерть выглядит точь в точь как Ян. Хотя, возможно, это Вирен хотел его там увидеть — и боялся этого больше всего на свете. Он отводил глаза от картинки, напомнившей ему о приемном отце, но тут же возвращался к ней. Рыжего тоже невольно пробрало мурашками. — Мрак может принимать любые формы, — сказал Вирен. — Ян мне рассказывал. Всадники меняли облик, перерождаясь снова и снова, когда им надоедало прежнее тело. Обычное развлечение для бессмертных. Но все равно — слишком!.. — Возможно, в Тартаре были сильные предсказатели, — успокаивающе предположила Ринка. — Это объясняет, почему Всадник на картине в одиночестве — Ян же последний из них! Но Рыжий вспомнил, что твердил Вирен про круг, и покачал головой. Время было кругом. Все повторялось. Возможно, Тартар был не первым миром, иссушенным магией мрака. И Ад мог быть следующим. Что-то переломило этот порядок, но голодной силе было все равно, она требовала дани, жатвы, новых жертв… У Рыжего заныло запястье. Он внимательно следил за тем, что творит маг Вахзы, и что-то вскипало в нем. — В Гвардии говорят, наши миры — Ад и Земля — единственные свободные среди тысяч других, — прошептал Вирен. — Мы убили Бога. Рыжий никогда не принимал всерьез россказни о походе гвардейцев против Создателя, однако Вирен прежде не лгал ему. Или он верил так сильно, что хотел, чтобы это было правдой. — Мы сами стали богами, — продолжил Вирен. — А Всадники нет, они были частью Судьбы, растворились в ней, вели бесконечные войны, перерождались, но не могли этого прекратить… Вечность — вот на что они себя обрекли. Может, они уничтожили мир, чтобы разорвать круг, — тяжело сказал он и содрогнулся. Запястье ныло тупо, потом — надрывно. Заведя руки за спину, Рыжий постарался скрыть свое замешательство, но оно так и не улеглось, как прежде. Ему вдруг пришло в голову, что он больше достоин этой силы, чем Вахза, чем его нелепый колдун, не способный ощутить опасность, которая рычит ему в затылок. Нет, он сражался с тартарскими тварями, с настоящим драконом… Рыжий шел в Тартар, зная о его таинственном колдовстве, мечтая о нем в глубине души, и поэтому он не смог пройти мимо руны на чьем-то покинутом доме — маленькой зацепки, обещающей ему мощь… Он невольно шагнул вперед. Амонея заметила это и что-то спросила. Рыжий не расслышал: в ушах зазвенело, ее голос растворился в гуле на изнанке. Он снова почувствовал дракона, его ярость и обиду, во рту стало горько и горячо. Потемнело в глазах, словно кто-то ранил и Рыжего. Нет, он и был драконом… — Рыж? — позвали его. — Эй, что с тобой? Из горла вырвалось приглушенное рычание. Он вторил древнему ящеру, заплутавшему в своей обиде, в своем одиночестве. Ничего не осталось — только спутанный клубок его чувств, выворачивающий наизнанку. А нутро мира пульсировало, как огромная рана. Маг Вахзы увлеченно запускал пальцы в перекрученное плетение… — Смотрите! — ахнул кто-то. Женский голос. Кто-то важный — Рыжий с трудом проморгался. Увидел испуганную Ринку и не успел обрадоваться, что узнал ее, как обернулся, глядя на то, как сгустились тени в углах зала. Сначала показалось, маг тянет силу из созданных светляков, поэтому свет стал бледнее… Но нечто выпивало сияние, жадно, поспешно. Тени заклубились, вставая в полный рост, и Рыжий понял, что это существа, похожие на демонов и людей. Состоящие из… мрака. Гладкие, одинаковые тела, лоснящиеся чернотой, как шелком. Перехватило дыхание. — Дайте мне оружие! — рявкнул Вирен, зашипел, отчаянно налетая на наемников, пытаясь выдрать у них клинки. — Я не собираюсь умирать просто так! Даже не попытавшись!.. — Не надо, не трогай их! — испуганно вскрикнула Ринка, боясь, видимо, как бы его не зарубили. Маг был очарован чем-то, что бушевало на изнанке. Не слушал Вахзу, что-то вопившего и показывающего на теней. Его пальцы двигались так быстро, что могли переломиться, вывихнуться — каждый! Чем дальше он заглядывал, чем более крепкие нити дергал, высвобождая из плетения, тем яснее становились тени. Сначала они напоминали ночные видения, призраки, движущиеся, как пустынный мираж, но постепенно обрели плоть… и острые когти, отливающие черным. Грохнул выстрел. Рыжему показалось, что стреляли у него прямо над ухом, и он пригнулся. Рядом стояла Амонея, воздевшая винтовку; необычайно решительная, она яростно сверкала глазами и хлестала хвостом. — Цельтесь в головы! — крикнула она, снова стреляя. Наемники очнулись. Вахза беспорядочно выкрикивал команды, но тени преодолели расстояние, разделявшее их и демонов, в несколько ударов сердца. Пульс гремел в ушах. Рыжий увидел лишенную черт морду одной из тварей — череп, плотно обтянутый мраком, — и нелепо попытался отмахнуться голыми руками, запаниковал, чувствуя, что его колотит. Но магия так разбушевалась, что ударила — природным всплеском, естественным движением силы, толкнувшим тень в грудь и отнесшим ее к стене. На ее место тут же встало несколько других. Ринка дернула его за шкирку назад. Пальба стояла громкая. Зал был широк, так что наемники не слишком-то боялись рикошета. Или он не так сильно пугал по сравнению с когтями. Тени заклекотали, рыча, — в гладких лицах прорезались пасти. — Дядя, прекрати это! — взвизгнула Амонея. — Это черная магия! Они становятся сильнее! Вахза паниковал. Рыжий чувствовал вой ужаса на изнанке, и эта аура плотно окружала купца. Он оглянулся на мага, однако тот не слушал ничего. Его трясло. Рыжий не мог приглядеться, продолжал отмахиваться от лезущих к ним голодно ревущих теней, но успел заметить налившиеся чернотой вены мага — его кожа побледнела, как у мертвеца. — Вахза, он хватил слишком много! — крикнул Вирен. Они с Ринкой прятались в нише возле изваяния Войны, пока Рыжий с наемниками защищали их. — Долго ему не простоять! Он последнее, что отделяет нас от теней! Он уже мертв! Нужно отступать!.. Из них всех Вахза стоял ближе всего к магу, поглощенному безумием транса. Осмелившись, он протянул руку, встряхнул его, но маг потерялся. Его колотило, как в сильной лихорадке. Из горла вырвался отчаянный сиплый крик. Он рухнул. Рыжий почувствовал удар, с которым маг грянулся об пол, раскатившимся громом по изнанке. Колдун лежал недвижно, посеревший, а вокруг его головы растекалось черное пятно, будто образуя нимб, какие люди любили малевать ангелам — кровь вытекала изо рта, из ушей, из носа… — Бегом, к дверям! — заорал Вирен, дергая Рыжего за руку. — Если они решили умереть здесь… Его слова утонули в реве изнанки. Потеряв одну марионетку, эта безумная сила искала следующую, и Рыжий стоял у нее на пути. Теней стало больше. Они сыпались из ниоткуда, наваливались друг на друга, цеплялись, топча… Послышался вопль наемников, стоявших в первых рядах. Их драли на части. Рыжему стало все равно. Магия звала его. Требовала. Он не мог отвернуться от ее, бежать с Виреном и Ринкой, глухим к этим призывам, — хотел бы, но ощущал себя птицей, пойманной в силок. Ему показалось, что нити больной отравленной изнанки протянулись к нему, опутали руки, тянут куда-то… Зал наполнился криками. Выстрелы звучали реже, а света почти не осталось. Рыжий тонул. Мрак плескался рядом, обещал что-то, шепча. Протяни руку — обретешь такую магию, ради нее глупец-маг отрядил целую армию, которой суждено было сгинуть в сумрачном храме Всадников… — Нет, не смей! — вопил Вирен, тряся его за плечи. Рыжий отстраненно замечал, как стучат зубы. — Да дайте мне меч, блядь! Рядом с ними оставалась Амонея, стрелявшая по теням. Последняя защита. Рыжий предчувствовал, как тени вопьются в его плоть и разорвут… Если он не схватится за силу, не подчинит ее — но не станет ли чем-то вроде них? Тени окружали. Льнули к полу, словно животные. Перед глазами Рыжего было мутно, будто какая-то черная дымка все завесила. Вирен выругался на русском, потом на архидемонском. Слова древней магии заставили потолок дрожать. Вирен прислушался к чему-то, что улавливал он один, обернулся на статую, на пьедестал, к которому они недавно прижимались. Выкрикнул какие-то слова, ринулся к барельефу с клинком. Заскрежетало. В следующее мгновение каменная крошка брызнула в разные стороны, и в руке Вирена оказался сияющий меч. А Рыжий коснулся мрака, холодом скользнувшего вдоль ладони.

***

Они стояли в тумане — тот вился и переливался. Рыжий замерзал. Он обнял себя руками и порадовался, что чувствует свое живое, целое тело. Задыхаясь, Рыжий оглянулся и увидел Вирена, неловко застывшего с мечом. Друг напоминал статую, вроде той, что стояли в зале под храмом. Но Рыжий махнул рукой, и он отмер, завертел головой, рассеянный, но разом посуровевший, когда увидел у себя в руках меч. Слева стояла Ринка. — Это меч Войны! — крикнула она. — Вирен, как ты?.. — Когда я случайно прикоснулся к нему, я заметил, что барельеф теплый, — сказал он, оправдываясь. — Я очень хотел достать меч. И магия… Он качнул клинком. Воздух пел, когда он рассекал его — нет, стонал! Обычный, прямой, с крестовидной гардой, на которой остался оттиск какой-то руны, отдаленно напоминающей крест. От меча шла та же невыносимая энергия, что мучила Рыжего на протяжении недели, если не больше, и ему захотелось вырвать оружие у Вирена из рук… Вместо этого он отступил куда-то, уверенный, что наткнется спиной на стену и это отрезвит его, но позади клубился мрак. Они оказались где-то… в пустоте. И до них не доносились ничьи голоса, хотя Рыжий помнил мельтешение и крик наемников. — Я вытащил меч из камня! — рассмеялся Вирен, невольно разводя руками, и от этого беспомощного смеха у Рыжего заныло сердце. — Я так хотел быть избранным, героем, пусть не королем, но все равно — кем-то из легенды… Но тут я думал о том, что нужно остановить тебя. Этих тварей. Чем бы они ни были. Рубить узлы следует мечами — что может быть логичнее. — Брось его! — повелела Ринка. Рыжему показалось, она готова расплакаться; Рина часто моргала и порывисто стискивала кулаки, впиваясь ногтями в кожу и расцарапывая ее. — Вирен, пожалуйста! Это же… Это… — Пока не могу, — мягко сказал он. — Давайте посмотрим. Мрак складывался в фигуры. В дыму Рыжий различал мелькающие сценки, и наконец-то до него дошло, что сила воскрешает им почти те же картины, что и фрески на потолке. Какие-то отрывки. Отпечатки. Мрак хотел показать ему, на что он может быть способен, если примет силу, как когда-то — Всадники, заключившие с ней какой-то негласный договор. Рыжий решил, что эта магия древнее Тартара. Нечто разрушительное, слишком мощное — вносящее разлад в стройное плетение изнанки. Она покоилась в древних артефактах, которые однажды нашли; история обнажалась перед ними, и они видели четверку… людей. Магов. Рыжий не слышал, о чем они говорили, или не понимал слов, но замечал, как они улыбаются и над чем-то смеются. — Они были семьей… — недоверчиво протянул Вирен, и его лицо исказилось. — Нет, так не должно быть! Все эти войны, дележка территорий! Как они дошли до этого? — Жажда власти меняет даже тех, кого мы считаем родными братьями и сестрами, — с сожалением сказала Ринка. — Они не смогли быть стойкими… Но кто бы смог, если речь о такой магии? Об этом безумии. Вирен упрямо тряс головой. Для любого гвардейца семья была священна, и Рыжему легко было поверить, что его друг без раздумий умрет ради своих, что он сделает что угодно для их благополучия, а мысли о предательстве для него страшнее всего. И Рыжему тоже стало жутко. Связь этих… людей в видениях была крепкой, надежной, настоящей. Он представил, как потерялся бы настолько, что смог бы навредить Вирену или Ринке, и снова захотел отрубить себе руку с руной. — Это тот самый зал, где они нашли артефакты, вот почему на изнанке такой четкий след! — догадалась Ринка. Он следил за Всадниками с внезапным азартом. Ему хотелось понять, когда произошел этот перелом. Когда они начали войны: поначалу, даже обремененные силой, они оставались прежними. Чудеса, которые они творили, привлекали тартарцев, каких-то мифических существ, даже драконов. Они шли по городам, завоевывая славу, и Рыжий рассматривал странные дома, похожие на коробки, и дворцы, вырезанные из скал. И пышные леса, которые шумели на месте пустыни, где они едва не погибли от жажды. Но что-то омрачало Всадников, и их улыбки меркли: и на богатых пирах, и на поле боя, где они прикрывали спины друг другу. И вот кто-то взялся за нож… Они… рассеивались. Настоящего от них оставалось все меньше — душа растворялась в темной силе, жажда власти застилала все. Они меняли лица, словно маски, не могли утешиться ничем, найти что-то. Рыжий слышал, что эта беда настигает древних демонов, ведущих свое существование с самого Сотворения; Всадники тоже забывали себя, их раздергал на разноцветные нити поток времени, неумолимый и суровый. Дальше картинки путались. Он видел огромную силу. Магию, опрокидывающую небеса огненным дождем. Мощь, которая уничтожит любого демонского мага, даже Высшего, чей предел отодвинут куда дальше обычных мелких колдунов. Рыжий помнил предательскую дрожь в коленях, влажность крови, льющейся из носа. Отвратительное чувство собственной ограниченности. Магия шептала сладко. Предлагала снести границы, переплавить его. Он смотрел на потрясающие зверства, творимые Всадниками, на их победы и поражения. Никто не смог бы сравниться с Рыжим, если бы он принял эту силу. Но он оглянулся и посмотрел на Вирена, сжимающего рукоять меча Войны. Держащего его так, будто готов в любой момент бросить. Ему не нужно было силы — Вирен даже не задумывался о ней, напряженно следя за Рыжим. Вот что было ему важно: его родные и друзья. Рыжий завидовал ему всей душей — его уверенности и цельности. Вирену не хотелось ничего доказывать миру, потому что он знал, что его и так любят всей душой. У Рыжего не было ни семьи, ни надежды на будущее — он даже не знал, каким оно будет. Он хотел эту магию, чтобы стать кем-то. Не неизвестным наемником, затерянным среди кругов Ада. Но у него были Вирен и Ринка. — Нет, — сказал Рыжий, боясь передумать. Он чувствовал, что эта сила не может кинуться на него и… сделать что-то с его душой, пока он не позволит. Мрак заколыхался, будто насмехаясь. Боль в руке пульсировала, загоняя в круговорот мыслей. Напоминая гневный вопль отца, глухую обиду, спалившую проклятый семейный ковер, и подкатившую к горлу тошноту. И как сорвался в ночь, в пустыню, неприкаянный, и как проводил одинокую ночь в каком-то постоялом дворе, стуча зубами от холода. Всего этого не случилось бы, если б Рыжий был кем-то значимым. Кем-то, что действительно был Высшим боевым магом, а не назывался им. Грозным и всемогущим. Мысли текли едкие. Яркие. Рядом застонал Вирен. Они видели финал войны, раздиравшей Тартар. Горы тел, оставшихся на поле боя; их не хоронили. Сквозь муть бойни, которую Рыжий улавливал в воспоминаниях дракона, это казалось естественным порождением войны. Но когда битвы прекращались, а где-то в поле оставались чьи-то родители и чьи-то дети, когда они лежали горами в тишине, а над ними вился дым… Рыжему сдавило горло. Он боялся войны. Слышал о ней старые сказки, и каждый раз его брала оторопь. Покрасневшая вода в реках — разлитая кровь или отрава? Потемневшие небеса, обложенные тучами. Растения, загибающиеся, гниющие на глазах — так, что осталась одна голая почва с бурым тленом. Города, охваченные лихорадкой, люди, выхаркивающие легкие, с сыпью на лицах и запястьях. Постоянные бури и ураганы, проливавшие на головы несчастных кровавый дождь. И лязг оружия, рев воинов, грохот боев… Магия вытягивала силу из мира. Она могла вычерпать колдуна, лишить его всех жизненных сил, что высыхали органы, что лопались капилляры… Но магия Всадников выпивала все вокруг. Калечила, дергала нити. Сами Четверо легкими движениями рук повелевали силой, похожей на бушующий океан, о котором рассказывал Вирен, а в мире все умирало, жухло, дрожало в болезни. — Я не хочу! — вскрикнул Рыжий. — Не такой ценой! Он знал, что не сможет удержаться, что искусится сладкими песнями мрака. Ни он, ни маг, заключивший соглашение с Вахзой, — никто не мог с этим сражаться! Он не хотел видеть свой мир уничтоженным, а мрак, эта странная мощь, будто бы обладающая своей волей, тяготела к разрушению… — Люди и демоны слабы, — сказал Вирен, глядя ему в глаза. — Мрак — это всего лишь оружие. Такое же, как любой из мечей, которые я держал в руках. Видишь? — Он крутанул клинок Войны в руке, словно он нисколько не весил. — Все это в твоей голове. Ты хочешь власти. Хочешь разрушения. Я понимаю. Твой мир ничего не дал тебе, его не жаль иссушить. Но к чему ты придешь? — Я… я не… — заикался Рыжий, отстраняясь от него. — Я не хочу! — Нет, ты хочешь. Но я рад, что ты можешь… мыслить здраво. Пытаться удержаться. Мы лучше, чем Всадники, — убеждал Вирен. — Мы знаем, к чему это приведет. И должны найти другой способ стать великими, а не просить что-то у неведомой магии. Мы демоны, Рэд. Мы знаем, что сделки никогда не бывают честными. — Убей меня, я не могу, — пробормотал Рыжий. — Эта магия… она почти подчинила меня. Это трудно. Ринка возмущенно фыркнула и обняла его, словно пытаясь удержать. Всадники бродили по пустому миру. От армий их остались горстка фанатиков да орда извращенных чудовищ, порожденных запретным колдовством над людьми. Им некем было править, и Рыжий видел, какая глухая тоска светится в их глазах. Сила стала их целью, одержимостью, мечтой, а недобитков тартарцев не хватало, чтобы поклоняться им. Когда они встретились снова, в них не узнать было семью — и Рыжему стало так же больно и горько, как и Вирену. Последняя битва грянула перед ними; через него проносились призраки, сотканные из черного дыма, и они сходились в ужасающей грызне, в которой не осталось ничего человеческого. Ничего разумного. И Четверо в немом ужасе или триумфе — не понять — наблюдали за ними. — Они убили мир, — прошептал Рыжий. — Красивый мир, полный жизни. Не смогли остановиться. Это нельзя приносить в Ад. И, если оно поселилось во мне… мне нельзя возвращаться. Может, я смогу остаться здесь. Дракон сожрет мои кости… Всадники собрались в зале, где все началось. Судьба неспешно делала оборот. Когда-то они превратили храм в место триумфа, возвеличенные доставшейся им магией, поставили здесь статуи… Изможденные войной, уставшие, они не были похожи на тех, прошлых себя, еще сохранивших душу. Или притворявшихся, что сохранивших. — Они сложили оружие, — счастливо выдохнула Ринка, наблюдая, как Всадники оставляют свои артефакты в постаментах статуй, как камень проглатывает их. — Они поняли… Рыжий боролся с криком: он мучился, болезненно вздрагивая от прикосновений мрака. А Вирен застыл, стискивая зубы, слепо и страшно. Смотрел, как Смерть в обличье седой сухой старухи воздевает тонкие руки над головой и вытягивает последнюю жизнь из Тартара, превращая его в пустыню с потресканной мертвой землей, чтобы Четверо смогли проскользнуть в новый дивный мир, оставив труп своей родины, принесенный ими в жертву своего эгоизма, медленно и мучительно погибать.