Вверить жизнь

Глава 17

      — Ты знаешь, что говорят о синих глазах волка?       Хранитель стоял напротив ещё одного волчонка. Тот не выразил никаких эмоций неприятия или страха. Даже любопытство не плескалось во взгляде.       — Говорят, что это глаза убийцы… Хладнокровного убийцы… Раз убив и вкусив опьяняющую власть над другим живым существом, такой волк никогда не остановится. Он будет хотеть больше. Он будет хотеть жёстче. Его потребности будут расти.       Бойд продолжал смотреть на Хранителя. В душе его ничто не дрогнуло от этих слов. Он достаточно видел, чтобы как оспорить сказанное несколько секунд назад, так и подтвердить.       — Люди и волки. Вы похожи настолько, насколько и отличаетесь. Никому не чужда доброта. Никого не обходит стороной боль. Каждый испытывал злость. Всем знакомо счастье.       Неметон остановил эти рассуждения так же внезапно, как и начал. Он замер на месте, всматриваясь в своего оппонента, будто что-то поняв.       — Хм… Ты мудр не по годам. Твои мысли выстроены верно. Ты всегда ищешь логическую составляющую любого события, но не упускаешь из виду и то, что не подчиняется логике, то, что не зависит от тебя.       Неметон внимательно всматривается в молодого человека перед собой.       — Ты не сожалеешь, — вдруг говорит Хранитель. — Сострадание есть, но рациональность не позволяет сожалеть. Она — твоя защита. Не глухая броня, закрывающая от всего, а щит, спасающий сердце и душу от смертельных ран, позволяющий соприкасаться телу с этим миром.       Неметон уловил то, что искал.       — Я вижу, ты помнишь его. Никогда не забывал того, кто подарил тебе это спокойное, умиротворяющее сияние, — ладони обхватывают лицо, оставляя на щеках кровавые отметены.       — Опять уходишь?       — Да, хочу немного проветриться?       — Милый, будь осторожен. Сейчас молва ходит, что неспокойно как-то.       — Конечно, мам, — он подходит и крепко обнимает женщину.       — Ох, родной, одно твоё присутствие успокаивает сердце.       — Потому что я волшебный.       Женщина улыбается, вспоминая, как именно эту фразу с умным видом сказал ей четырёхлетний малыш. Теперь он постоянно этим пользуется, когда хочет поднять настроение маме.       — Ладно, — ерошит волосы, — беги уж. Только помни: да…       — Далеко не заходи и внимательно слушай мир. Я всё помню.       — Замечательно. Так, — она посмотрела на часы, — постарайся вернуться к обеду.       — Вернусь.       Их семья жила на самом краю города, рядом с прекрасным лесом, и Вернон частенько выходил погулять, развивая самую большую скорость, на которую только было способно его тело. В городе был запрет на охоту за животными, но это мало кого останавливало. Высокие штрафы успокаивали население лишь на месяц-другой, а потом всё по новой. В связи с этим, любимое занятие парня — обезвреживание ловушек. Забавно потом слышать, как нерадивые охотники возмущаются, что их капкан пропал или сетки порваны.       Сегодняшний день был одним из многих. Время, место и действия — всё то же самое. Только вот тишина, она настораживает. В лесу всегда множество звуков, а сейчас даже ветер не шевелит листву. Тревожное предчувствие заставляет быть осторожным. Он никогда не бежал от беды, всегда предпочитал знать, что на него надвигается. Тогда и защищаться будет легче.       Пройдя пару десятков метров, Вернон начинает различать хриплое дыхание. Ещё чуть дальше он замечает лежащего на земле мужчину. Вся его спина в крови. Он не двигается.       — Эй, с вами всё в порядке?       — Помоги… мне… Помо…ги, — кажется у него нет сил даже на эти слова, но он их с трудом произносит.       Как можно с наименьшим вредом подхватить того, кто и так безмерно пострадал? Долго думать нет времени. Тревога нарастает с каждой секундой.       — Потерпи.       Вернон берет мужчину под руки и тащит в сторону от дороги. Он следит, чтобы на земле не оставались следы, способные привести преследователей по следу. Они проходят метров десять и оказываются около отличного схрона. Дерево достаточно большое, его корни хорошо разрослись и окрепли, а земля между ними давно обвалилась. Он заходит туда и затаскивает следом мужчину. Трава здесь растёт хорошая, густая, а мелкие гибкие корешки легко спутываются между собой. Всё это прекрасно маскирует лаз.       Как только они притихли, из-за высоких кустов вышли трое мужчин с оружием. Форма гармонирует с окружающим лесом, ступают они тихо и общаются знаками. Вот только запах пороха и крови они не замаскировали. Он въелся в их одежду… В их тело и душу.       Пострадавший завозился на месте и приоткрыл рот, чтобы застонать от боли. Это бы их выдало, но Вернон быстро глушит губительный сейчас звук ладонью. Только глаза широко распахиваются, блеснув золотом.       Парень смотрит, как охотники… нет, не горожане… убийцы оборотней… проходят дальше. Ждёт ещё немного, прислушиваясь, и когда тревога утихает, обращает внимание на мужчину. Тот часто и хрипло дышит, лицо бледное, по шее ползут чёрные вены. Следы крови и на груди. Парень разрывает рубашку, чтобы понять, насколько всё плохо, можно ли вытащить пули, но только ужасается — яд распространился слишком сильно.       — По…мо…ги, — хрипит.       — Прости… но я…       — У…бей…ме…ня.       — Что? Но…       — У…бей… Лучше… брат… чем… они.       Он смотрит в эти печальные золотые глаза, которые всё понимают. Глаза, что просят освободить от боли и подарить покой. Он не сможет спасти ему жизнь. Никто не сможет… Но он подарит ему смерть. Успокоит его душу и упокоит тело.       — Как тебя зовут?       — Рей…нер.       — Я помогу тебе, Рейнер.       — Спа…си…бо, — чёрная жидкость, вытекающая изо рта, портит эту измученную, но счастливую улыбку.       Мужчина закрывает глаза.       Всего одно движение и его тело расслабляется.       — Я буду помнить тебя и твоё имя.       Здесь не нужны были слова, как в случае остальных. Хранитель просто молча смотрел на волчонка, который уже многое понимал.       — Почему ты здесь?       — Потому что это правильно.       — За твоими словами кроется больше, чем можно услышать. Логика скудна на чувства, но в тебе их слишком много. Посмотри на это.       Вернон переводит взгляд на ладонь Хранителя, в которой тот держит огонёк. Нет, слишком маленькое слово для того, что еле помещается в ладони.       — Наши желания питаются нашими эмоциями. Я беру лишь малую часть. Представь, какое пламя находится в тебе. Научись говорить. Обуздай не только чужие чувства, но и свои. Облеки их в слова и подари близким, Усмиряющий.       Сильная боль прошивает тело.       — Здравствуй, мой прекрасный волк, — Хранитель бережно касается лица Питера костяшками пальцев.       — Приветствую, — со всем уважением и почтением произносит мужчина в ответ, вызывая улыбку на лице паренька.       — Каким же ты стал… Я так давно тебя не видел…       Неметон всматривается в лицо мужчины, сопоставляя с образом, запечатлённым много лет назад. Он помнил его ещё мальчишкой, хотя и сейчас тот не слишком повзрослел, несмотря на тяготы, выпавшие на его долю. Но изменения всё же были заметны.       — Прости, мой хороший… Прости, что не смог помочь раньше, — Неметон смотрел в эти печальные голубые глаза. — Они сделали тебе больно.       — Всё уже хорошо… Не нужно… Всё это давно в прошлом.       — В прошлом? Откуда эти мысли? Где их источник? Здесь? — Хранитель кладёт ладонь на грудь Питера, прямо напротив сердце. — Или здесь? — ладонью проводит по голове. — Ты убеждаешь сам себя. Правда в том, что твоё сердце плачет, а душа болит. Ты не освободился от прошлого. Оно тянет тебя за собой. Ты стараешься, но каждый раз оказываешься в том дне, ведь напоминание о произошедшем так близко. Оно всегда перед тобой. Даже сейчас.       — Прошу… не надо. Они не знают… Я не хочу, чтобы знали.       — Думаешь, никто не знает? — Хранитель допускает в голос лёгкой иронии. — Вспомни о той, кто всегда была с тобой. Вспомни, кто оберегал тебя всё это время. Думаешь, она могла не заметить?       Питер, потрясённый услышанным, находит взглядом Малию, вернее предположительно смотрит в её сторону.       — Слепой волк не способен полноценно защищать свою стаю! — сурово высказался Неметон. — Это чуть не погубило тебя! Это чуть не убило твою дочь!       — Но я…       — Что? Враги не будут ждать рассвета! Им плевать, что ты не можешь видеть в сумерках!       — Д-да… — Питер виновато опустил голову. — Но этого не изменить, — он вспомнил, как врачи разводили руками, говоря, что ничего нельзя сделать.       — Нельзя изменить прошлого. Нельзя вернуть умершего. А раны… их можно исцелить. Физическая боль. Душевная боль. Боль сердца. Боль разума, — Хранитель вновь перешёл на ласковый тон. — Называй, как хочешь. Описывай, как хочешь. Любую боль можно успокоить, исцелить. Где-то потребуется больше времени, где-то меньше.       — Я пытался… Искал по всему миру. Но все лишь разводили руками. А те, кто брался, всё равно не могли помочь.       — Ты уверен, что их вины в этом столько, сколько ты их награждаешь ею?       Бета поднимает непонимающий взгляд на Хранителя. Ему трудно осознать, что именно хочет тот сказать. Неужели был какой-то фактор, который он не учёл? Но что могло настолько повлиять, что вот уже шесть лет он не способен найти исцеления?       — Я не понимаю…       Фиолетовые глаза смотрят так нежно, будто родитель любуется своим долгожданным ребёнком. На душе так хорошо и спокойно, несмотря на непростой разговор.       — Питер, это ты не даёшь себе шанса.       — Но… как же? — глаза удивлённо и неверяще распахиваются. — Я же пытаюсь найти способ… Я же хочу снова…       — Да, ты ищешь способ. Но спроси себя. Чего на самом деле ты всё это время хотел? Исцелиться? Вернуть утраченное? Или ты хотел помнить?       — Я… — он не задумывался об этом.       Перед ним всегда стояла чёткая цель, которую он самостоятельно себе поставил: любой ценой вернуть зрение. Мужчина приложил немало усилий, чтобы скрыть этот факт своего здоровья. Более как везением назвать это было невозможно. В его жизни действительно случалось множество событий, когда он проклинал свою ущербность.       Но… каждый раз, сидя у окна, облокотив голову о холодное стекло, он всматривался в силуэты домов, которые просто не мог теперь различить, и вспоминал. Он вспоминал каждую минуту, каждую секунду того кошмара. Как и тогда его поглощало отчаяние, сердце рвалось на части, а душа замирала от дикого ужаса. Но спустя мгновение сумасшедшая улыбка появлялась на лице, а по телу прокатывалась обжигающая волна удовлетворения. На руках чувствовалась горячая, липкая влага. Он упивался этим. Упивался воспоминанием, что сумел добраться до той сучки. Воспоминаниями, в которых её искажённое ненавистью лицо навсегда замирает, перепачканное в крови и грязи.       — Да… Наверное так и есть, — глухо отвечает Питер.       — Я чувствую твоё искреннее сожаление. Ты искал спасения так же отчаянно, как и цеплялся за прошлое. Но мы всегда идём вперёд, помня прошлое, а не живя им. Рядом с тобой столько людей, готовых тебе помочь. Перед тобой столько примеров, которым стоит следовать. Знающему не простительны такие ошибки.       Питер молча слушал скрытые упрёки. В них не было ни капли жестокости, но от этого они не становились менее болезненными. Мужчина не любил признавать ошибок, но это не означало, что он не умел этого делать. Просто старался не допускать их, но в любом деле мог найтись просчёт       — Что ты выбираешь: прошлое или настоящее?       Каждое мгновение своей жизни мы оказываемся перед выбором. Иной раз мы даже не осознаём этого. Бывают минуты мучительного обдумывания и взвешивания фактов. Бывает судьбоносный выбор, способный изменить всю нашу жизнь. И Питер всем своим нутром ощущал, что сейчас именно такой выбор стоит перед ним.       — Я всегда буду помнить прошлое, но не хочу из-за него потерять своё настоящее.       — Мудрое решение.       Неметон вновь протягивает руки к лицу мужчины, но теперь он кладёт ладони на глаза. Всего несколько секунд проходит, и поляну сотрясает безумный крик боли. Оборотни вздрагивают от неожиданности, но быстро берут себя в руки и хотят помочь мужчине, по лицу которого потоком льётся кровь, но не могут выйти за пределы круга. Больше всех беснуется Малия. Она бьётся о силовые линии, сбивая руки, но ничего не может сделать.       Питер продолжает кричать. Ему не просто кажется, он чувствует, как множество острых игл пронзают его глаза, разрывая в клочья то, что ещё осталось.       — Терпи, мой хороший, — слышит он где-то на грани, но эти слова мгновенно улетучиваются из памяти под натиском боли.       Он пытается снять с себя руки, что приносят эту неимоверную боль, но не может сдвинуть их даже на миллиметр. Они будто слились с его телом. Не замечая и не слыша ничего вокруг, бета падает на колени, не имея сил, чтобы дальше сносить эту муку стоя. Он бы уже лежал на земле, но те же руки удерживают его.       Постепенно боль начинает утихать, сменяясь приятной прохладой, накрывающей места жуткой агонии. Кричать больше нет сил, да и желания. Кажется, впервые за целую вечность, он делает глубокий вдох и умиротворяющее чувство спокойствия и уверенности проходит через всё его тело. Как же давно он этого не испытывал. Все переживания и волнения — всё это отходит на второй план. Сейчас не нужно думать о грядущем. Не нужно бояться за дочь. Не нужно беспокоиться за стаю. Он уверен, что они в порядке. Они под защитой.       — Я не буду тебя спрашивать, — тихий голос проникает в мысли. — Твой ответ я уже знаю.       Питер с трудом открывает глаза и поражённо вздыхает. Даже днём вблизи он никогда не видел всё настолько чётко.       — Ты будешь помнить прошлое, Знающий. Но оно никогда больше не будет застилать твой взор.       Хранитель уходит, а волк продолжает смотреть ему вслед. Глаза больше не болят, но кожу под ними неприятно тянет, а ещё немного ноет лоб. Пальцы натыкаются на подсохшую корку крови на щеках и неглубокие свежие порезы на лбу.