Let me live my life

      Рой кажется хорошим мальчиком — для мадам Кристмас, которая, честно говоря, на самом деле не его мама, а тётя по отцовской линии. Прилежным учеником — для симпатичной молодой учительницы, уставшей и от классного руководства, и от жёстких лакированных туфель, и от тесного невзрачного костюма. Всем казалось, что ей куда больше пошла бы чёрная косуха да ароматная сигара между крупными белыми зубами с маленькой, трогательной щёлкой впереди.       Рой сочувственно ей улыбается и послушно моет доску. Преподаватели любят его, хотя он учится далеко не лучше всех — отхватывает тройки, прогуливает, но смотрит так виновато и искренне наклоняет набок голову, что дальше замечаний не осмелился зайти ни один из учителей.       «Садись, Мустанг» — награждённый за учительские труды патологической усталостью химик трёт виски, окидывает суровым безразличным взглядом карих глаз классную комнату и небрежным кивком подзывает к доске следующую жертву.       К слову, Фрэнк Арчер, которого, почему-то, редко звали по имени, меньше всего походит на жертву — скандалит на уроках и, хотя выучивает всё, что задано от и до, школьные приятели его недолюбливают. Как и взрослые.       Арчер — полная противоположность Мустанга. Непонятно, какого чёрта эти двое вообще общаются, но Рой единственный похоже не предавал значения ни тому, как легко его товарищ вступает в перепалки со старшими, ни тому, что в портфеле у него настоящий огнестрельный пистолет. Отцовский — отрезает подросток, в очередной раз отпихивая от сумки любопытную девицу.       Впервые, когда они встретились, Арчер подошёл к его парте, посмотрел надменно свысока и криво улыбнулся:       — Ты по мальчикам или по девочкам?       Это был первый раз, вспоминает Рой то с сожалением, то с ностальгией, когда ему пришлось драться всерьёз: разбитые в кровь кулаки, сломанный стул и острое колено хрупкого на вид паренька, мучительно влетевшее в живот. А потом под визги одноклассников, новенький приложил его ботинком в бедро — так началось их странное, непонятное никому взаимодействие.       Сначала — столкновения в коридорах, случайные разговоры об уроках и учителях. После — насмешливое приветствие на улице и похлопывание по плечу, с которым Арчер завалился вместе с ним в школьное здание.       — Сегодня вечером в баре на главной улице обещают счастливый час, ты идёшь? — Фрэнк Арчер ставит перед фактом, скалит зубы и от него тянет табаком.       Рой не кашляет: матушка Крис курит постоянно, это вошло в привычку.       — Что с тобой не так? — вместо ответа спрашивает Мустанг и его миндалевидные глаза распахиваются в изумлении, — Ты ведь шутишь?       И получает за это щелчок по лбу, с которым Арчер бормочет нечто похожее на «зануда» и «пошли, а то опоздаем».       За ним — думает Рой, по-наивности — могли бы бегать девушки. Толпами. Чёрные, струящиеся до плеч волосы, серьга в левом ухе, полное пренебрежение дресс-кодом — настоящий бунтарь, способный держать коллектив под каблуком. Под прицелом — больше похоже на правду.       Спустя год совместного обучения, Рой признаёт, что за ним могли бы бегать и девушки, и парни.       Спустя полтора — мысленно боготворит скверный характер Фрэнка, отпугивающий любого потенциального друга или подругу за несколько метров. Благодарен за грубость и насмешки, пренебрежительные взгляды свысока — он бы не выдержал посторонних рядом с ним.       Несмотря на вызывающий вид и нахальное (иногда хамское) поведение, Фрэнк Арчер уверенно держится у доски почти на всех предметах — когда дело доходит до точных наук, личная неприязнь и страх уступают обычному желанию переписать домашнее задание, пока никто не видит.       Рою льстит, что тот отказывает всем — он чертовски высокомерен, этот юноша, настоящая ледяная глыба с неестественно бледным лицом. Рой ловит себя на том, что это одна из форм заразных болезней — он начинает чувствовать себя выше и значимее, когда Фрэнк общается исключительно с ним.       А позже он раскрепощается вовсе, перестаёт носить галстук и приглаживать волосы. Конечно, трудно выпросить у матери пистолет, не получив за это по шее, но это оказалось лишним: его сторонились так же, как и Арчера, принимая эту странную парочку за искушённых сектантов.       Рой Мустанг даже злится иногда, когда все кругом продолжают считать его до тошноты правильным, всего лишь попавшим под «дурное влияние» школьного товарища — они будто бы отказываются верить в то, что прячется под натянутой недобровольно театральной маской.       — Эй, Мустанг, — юноша слышит хриплый голос над ухом гораздо раньше, чем на его плечо падает худая бледная ладонь. Даже отсюда он невыносимо пахнет табаком — пропиталась дымом чёрная, нелепо длинная рубашка, — Отец на выходных уезжает, брат в больнице. Можем завалиться ко мне домой.       Рой цепенеет, как всегда в его присутствии и отвечает только нервным смешком.       — Знаешь, обычно парни вроде тебя закатывают шумные вечеринки и приглашают туда распутных одноклассниц — почему именно я?       — Могу попросить Элизабет присоединиться — ты ведь тащишься по ней? — бледное лицо Фрэнка маячит теперь уже перед глазами, насмешливо изогнута тонкая бровь, — Но, боюсь, тебе ничего не светит, дружок. Если ты понимаешь, о чём я.       Рой сглатывает. Не понимает, почему согласился, только напоследок ловит вдруг за руку и добавляет:       — Не зови её, пожалуйста.       Арчер глумлимо смеётся и, вырвавшись, скрывается в коридоре. Мустанг остаётся без ответа.       Квартира семейства Арчеров большая и просторная. Рой думает, что сюда запросто можно запихать порядка десяти человек. Если положить троих на родительскую кровать, ещё двоих на диван в гостиной, то ещё двое смогут уместиться в комнате Фрэнка, двое — в комнате его младшего брата. А одному придётся перебиться в просторном кресле отцовского кабинета: неудобно спать сидя, но стоит того, чтобы остаться здесь на ночь.       Рой смеётся над мыслью, что долгое время боялся сюда приходить — их с Фрэнком общение сводилось к разговорам в школьном коридоре, шутливых угрозах и драках и нелепые предложения после уроков заглянуть в бар, которые мальчик упорно отвергал. Рассчитывал, что такой, как Фрэнк Арчер, способен блефовать? Боялся, что тот действительно заставит его пить на брудершафт?       Сначала происходящее кажется безумным, но вот уже спустя пять минут, Рой Мустанг — прилежный ученик и хороший мальчик — прикладывается медленно к бутылке виски. Такая же в руках самого Арчера, мягко расхаживающего по просторной комнате — ходит почти на цыпочках, отмечает Мустанг и морщится.       Фрэнк звонко над ним смеётся, падает рядом на диван и вытаскивает из кармана просторных брюк самодельную сигару.       — На, полегчает.       Оторвой в классе, помнит Рой, всегда был Фрэнк — не он сам, но первая затяжка травы всё равно достаётся ему.       И ему, чёрт подери, нравится.       — Мустанг, — задумчиво, совершенно не трезво заявляет Арчер, окутанный пахучим дымом и ароматом спирта, кладёт по-хозяйски руку тому на плечо, — Ты когда-нибудь целовался с девушкой?       Вопрос нелепый, несвоевременный — только вот теперь Рой слишком пьян, чтобы увиливать от ответа.       — Нет.       — А с парнем? — Фрэнк не унимается. Напрашивается, паршивец, как в первый раз.       — Н-нет, — дурацкий румянец не сходит с полноватых щёк (заткнись, Фрэнк, заткнисьзаткнисьзаткнись!), — Я же говорил тебе, что не гей.       — Так ты даже не пробовал, — Арчер хлопает его по плечу развязно, а потом смеётся. Не как обычно, приглушенно, ехидно — в полный голос, хохочет так, что видны все его зубы. Рой запоминает, что передние чуть выпирают вперёд.       Он вообще не замечал никогда, что чуть косят льдисто-голубые глаза. Издалека не видно — этот парень не идеал. У него слишком острые скулы, грубый подбородок, тени под глазами, слишком длинный нос. Волосы, в которые он невольно зарывается пальцами, вовсе не чёрные — словно покрыты слоем пепла, у виска немного седины — но он молод, чёрт возьми, как такое вообще возможно?       Рой ловит себя на мысли, что он ему таким нравится даже больше — за него, похоже, говорит алкоголь. А Фрэнк, будто чувствуя своё превосходство, не чурается доминировать:       — Просто закрой глаза, ты даже не поймешь, совершенно никакой разницы, — в прищуренных глазах парнишки нескрываемый азарт и пьяная поволока.       Он всё ещё гораздо трезвее Мустанга. Он всё ещё контролирует ситуацию — насколько считает нужным в данный момент.       Рой Мустанг может отпихнуть его и сбежать, проносится в голове некстати — дверь не заперта, вещей с собой нет, ничего страшного не случится. И при этом ему страшно именно от мысли, что придётся уходить.       Не хочет.       Вкрадчивый голос не уговаривает — приказывает, не предвидит отказа. Ухмыляющиеся губы, порозовевшие от выпитого, плотно прижимаются к его собственным. Разница между температурой их тел ощущается притупленно, словно через туман: у Арчера холодные руки, скользящие под белую сорочку, накануне выглаженную идеально заботливой Крис. У Мустанга — горячие и совсем немного влажные от волнения, пальцы смыкаются на горле, и Арчер неприятно булькает слюной, смеётся снова, тянется к нему ближе, неуклюже ударяясь носом об чужой.       Спустя ещё одну бутылку, в дело вступают языки. Это скользко и мокро, кажется Рою, но неплохо — может, Арчер прав.       В том, чтобы заниматься развратом, пока отец в отъезде, у него определённо есть скрытый талант.       — А говорил, что не гей, — после полуночи не разглядеть в сумраке спальни контуров лица напротив. Все кошки серы в темноте, но Рой Мустанг уверен — этот идиот ухмыляется опять. Только вот бить его почему-то не хочется совсем.       Фоном играет заезженная пластинка какой-то популярной рок- группы. Едва ли можно разобрать в тексте что-то про наркотики и танцы.       — Замолчи, — Рой Мустанг смущается. Его лицо то белеет, как лист бумаги, то краснеет, как спелый помидор. Всё равно не видно ничего, хотя ему чудится, будто Фрэнк знает про него всё — по крайней мере, успел многое о нём узнать, пока седлал бесстыдно мальчишеские бёдра, — Я думал, что ты просто придурок с плохим чувством юмора, а ты ещё и извращенец.       Любой обиделся бы на такие слова, знает Рой, привыкший никогда не говорить лишнего. Говорит сейчас смело и без обиняков — понимает, что Арчер сочтёт за комплимент. И, пожалуй, это то, что он успел запомнить о нём.       На деле, не такой уж Фрэнк Арчер бесчувственный мудак — Рой узнает, что тот бывает шумным и страстным, податливым и чутким. И сам он далеко не тот хороший мальчик, которым его привыкла видеть матушка — хорошие мальчики не спят с плохими мальчиками.       И вообще не спят с мальчиками, если верить тому, что говорят взрослые.       Честно говоря, Рой плевать хотел на то, что говорят взрослые. Правда, так и не успел прийти к выводу: это он сам решил или раскуренный пару часов назад косяк, тлеющий в хрустальной пепельнице, куда уже успел бросить докуренную до фильтра сигарету бледный угловатый юноша, сидящей на полу в одних лишь брюках.       — Фрэнк, — собеседник вздрагивает — ему непривычно слышать собственное имя. Рой сильно рискует, но принимает единственное верное решение — берёт у него из пачки сигарету, подставляет под огонёк зажигалки и присаживается сбоку, пихая по-дружески плечом, — Я одного не понимаю.       — М? — задумчиво мычит Арчер, прикрывая глаза и выдыхая дым через нос.       — А пистолет зачем? — на губах парня озорная улыбка, он ведёт подбородком в сторону брошенной чёрт знает куда школьной сумки.       Даже в темноте он видит, как мелькает искра в глубине холодных голубых глаз, сверкают в хищной улыбке зубы:       — На случай, если кто-то посмел бы украсть твой первый поцелуй.