***
Когда темнота отпускает его, глаза слепит ярко-жёлтым над головой — свет лампы для допросов заставляет его сглатывать выступающие слёзы и молить лишь о том, чтобы снова провалиться в глухую чернь. Чтобы не видеть больше, не слышать бьющего по ушам эха, не ощущать на коже липкий от влаги холод подземелья. Стены вокруг него сырые. Рой опытный солдат, и понимает, что его приволокли куда-то вниз — здесь, он понимает также, не слышны его крики. На помощь бесполезно звать, не применить алхимию. Жжение в области крестца заставляет его выругаться грязно, а после, еле обозначив в слепящем свете знакомый силуэт, с омерзением выплюнуть в его сторону: — Ублюдок. Арчер стреляет метко, позвоночник не задет, но боль сильна настолько, что сил подняться и бежать не остаётся больше. А ещё Арчер наклоняется к нему, сидящему — судя по ощущениям, отзывающимся в ещё не онемевших бёдрах — на жёстком кресле с дырой посередине и хватает в охапку иссиня-чёрные волосы на затылке, заставляет его, пленника, запрокинуть назад голову и вдумчиво всматривается в глаза. — Повтори, — он просит, безумный, в одних лишь форменных брюках и начищенных до блеска сапогах, нависающий над ним провокационно, — Ну же, полковник. — Что вы с ней сделали? — срываясь на крик, Рой получает хлёсткую пощёчину — это не так уж плохо, он понимает, по сравнению с тем, что могло ждать его, но обидно всё равно до слёз. Ему остаётся лишь с ненавистью сверлить взглядом худую спину Арчера, воображая, как бы он переломил руками этот жуткий, выпирающий хребет, как бы вжал его некрасивое худое лицо в столешницу и драл бы на этом самом столе для допросов его собственным пистолетом. На глазах у Кимбли. На глазах у бедной девочки, чью судьбу они разрушили вдвоём. На счастье Роя Мустанга, ни Арчер, ни Кимбли не умеют читать мысли. В руках у Арчера — не то свёрток, не то куль, который он подносит под нещадно яркий свет настольной лампы, и Огненный алхимик жмурится невольно, разглядев в нём застывшее в агонии, словно покрытое коростой лицо мёртвой пленницы. Отрезанная голова, небрежно брошенная Арчером, летит в угол. Фрэнк кружит вокруг заклятого врага дикой кошкой, эхом отражается от стен каждый шаг, и Рою страшно, чёрт подери, как никогда в жизни. — Ты пожалеешь, — Мустанг блефует до сих пор и не стесняется угрожать, хотя с каждым разом спеси в его голосе всё меньше — всё сильнее Кимбли, стоящий позади, хрустит предостерегающе жилистыми пальцами. — Это тебе стоит пожалеть о том, что ты выбрал не ту дверь, — голос сослуживца — змеиный яд, сочащийся на ухо. Он на удивление лёгкий, когда сидит на коленях, нависая сверху, пахнет порохом и совсем немного кровью. Когда Арчер впивается в его губы властным поцелуем, у Роя на языке привкус гноя, отчего он, не выдерживая, рвёт на самого себя, на Арчера, на проклятущий стол. От него, бледного, как лист бумаги, пахнет желчью теперь, но он забавляется только и тянет чужую ладонь на себя, словно в танце — Кимбли позади кресла, работая с полковником в едином ритме, затягивает туже ремни, охватывающие туловище пленника. Арчер — безумец, ничем не лучше Кимбли, но когда их двое, Рой Мустанг понимает, что бежать некуда. Пока Зольф разрывает голыми руками рубашку на нём, словно медбрат, подготавливающий к сложному хирургическому вмешательству, его начальник пристёгивает руку Огненного алхимика к деревянным колодкам — Рой готов поклясться, что идею он, обладающий весьма скудным воображением сам по себе, почерпнул у обожаемого Кимбли. — Тебя не учили, — шелестит над ухом снова так, что мурашки по коже в предчувствии худшего, — Что нехорошо подслушивать под дверью, а, Мустанг? Он знает, что имеет полное право высказать им обоим всё, что думает о них, но ступор наступает быстро и связывает в узел язык — ни один звук не срывается с пересохших, искусанных беспощадно губ. — Я преподам тебе урок хороших манер, так что готовься. Руки Кимбли на его обнажённых плечах — шершавые, это он запоминает быстро. Горячие, словно обожжённые, они грубо вжимают его в сидение, впиваются в напряженные без того связки, словно бы намереваясь выломать ему к чертям все кости — пальцы Арчера холодные на его закованных запястьях. Когда в них мелькает странного вида, похожий на хирургические щипцы инструмент, Роя захлёстывает паника — он дёргается в силках, намеревается сбежать. Бежать некуда. Ремни держат плотно, ещё плотнее — мощные ладони Багрового алхимика, резко стиснувшие, как силки. Щипцы ложатся на его ногтевую пластину, и Фрэнк, без колебаний, без намёка на жалость, вырывает ему ногти — один за другим, с мясом. После первого Рой чуть не теряет сознание от боли — тут же в скулу врезается кулак, оставляя его в сознании. После второго — срывается на крик, влага растекается непроизвольно между ног, пачкает стул, а после третьего — просит, умоляет прекратить. Арчер втягивает шумно ноздрями запах свежей крови и похож на зверя в этот момент — когда его рот жадно втягивает пострадавшие пальцы, прикусывая с остервенением разодранное мясо, Мустанг ненавидит его как никогда сильно. Мустанг ненавидит его сильнее, чем Кимбли, который тянет вдруг наверх из кресла, отстегнув ремень, и бросает на спину, стаскивая с него мокрые штаны без капли отвращения. Признаться, ему проще это пережить, чем полковника, вдруг седлающего бёдра мужчины сверху. Фурия из двух военных обволакивает его со всех сторон, и чужое нутро, в котором он оказывается против воли, болезненно сжимается вокруг него. Арчер внутри — горячий, как и Кимбли, который в этот самый момент жадно насаживает его на себя, пристроившись между разведённых ног, и вдалбливается грубо. Кровь сочится между ягодиц — кровь на его паху, на бёдрах Арчера, которые он пытается царапать отсутствующими ногтями. Только алые борозды на бледной коже. Длинные цепкие пальцы смыкаются на горле — Рой понимает, что теперь он — жертва. Рой понимает это задолго до того, как в руках у Фрэнка вдруг оказывается здоровый разделочный нож. Наточенное лезвие касается кожи взмокшего от напряжения живота — Арчер хрипло рычит, двигаясь на его члене, подмахивает бёдрами и вожделение заставляет его глаза почти светиться в темноте. Лезвие ножа входит в подрагивающую плоть как в масло — расходятся волокна кожа, после — мышцы. Мустангу хочется орать, но Кимбли вдруг оказывается впереди него, хватает за щеки грубо и зажимает нос пальцами, пока он послушно не вбирает в рот стоящий колом член. Мустангу остаётся мычать, давясь слюной, слезами и собственной кровью, размазанной по языку. Арчер, вообще-то, не хирург и даже не рядовой врач, но нож в его руках чертит идеально ровную линию вдоль плоского живота, запускает дрожащие от нетерпения пальцы в брюшину и раздирают её, заставляя мужчину под ним судорожно дёргаться. Когда Кимбли наконец отпускает его, сдавливая горло и приподнимая голову, Рой Мустанг наблюдает за тем, как постепенно выползают из раны на его животе кольца толстого кишечника, как нож вспарывает сочащийся кровью эпителий, пачкая чужие руки нечистотами. Рой Мустанг жалеет, что недооценил противников, прежде чем потерять сознание.***
— Что теперь с ним делать? — голос у Зольфа — раздражённый и в то же время растерянный немного. Он поддевает носком ботинка обезображенное тело, пролёживающее в собственной крови и испражнениях. Арчер, успевший только вытянуть из трупа большую часть внутренних органов, неопределённо хмыкает, со спокойствием змеи закуривает, безразлично глядя сверху вниз: — В Ист-сити немало желающих расквитаться с Огненным алхимиком, я что-нибудь придумаю, — окурок летит в переполненную пепельницу на столе для допросов, а сам офицер тянет отёкшую спину, подходит вплотную к своему любовнику, касаясь перепачканными пальцами покрытой щетиной щеки, — Ты что же, боишься? — Ничего я не боюсь, — Зольф фыркает, накрывает губы напротив поцелуем, подтянув того за пояс выше, — Но куда деть труп? Может, мне стоит сделать для господина Мустанга прощальный фейерверк? Арчер смотрит на него, разражается вдруг смехом, запрокинув назад голову. Наблюдая за ним, Кимбли думает, что влюбился в него снова.