Совершенный грех

      Наша жизнь соткана из противоречий. Ранее мне никогда не доводилось задумываться об этом, ведь я плыл по течению своей собственной реки и смотрел только вперед. Передо мной были открыты все двери и каждый готов был протянуть мне руку помощи. Но в один прекрасный день все изменилось. Семья, которая некогда стояла прямо и уверенно, перестала существовать. Друзья, которые всецело поддерживали меня, отвернулись. Враги стали незначительны, а недоброжелатели просто перестали обсуждать меня. За моей спиной не осталось никого, кто мог бы поддержать или подбодрить. В бесконечном водовороте лиц я стал никем. Одиночкой без привилегий и возможностей. Безликим демоном, упоминание имени которого вселяло безграничный страх. Я стал легендой собственного времени. Мифом, которым пугают детей по ночам. Преданием, передающимся из уст в уста. Это должно было радовать меня. Ведь кто в здравом уме и трезвой памяти рискнет утверждать, что популярность - это плохо? Но, к сожалению, а, быть может, к великому счастью я не испытывал ничего, кроме равнодушия. К тому моменту, как моя жизнь оборвалась на полуслове, в моем сердце осталось лишь жгучее сожаление и боль, которые унять не могли даже лучшие лекарства.       Многие до и после меня желали сыскать подобной славы. Но то ли сил не хватало, то ли уверенности в себе, но каждое начинание заканчивалось катастрофическим провалом. Никому ни на небе, ни на земле не удалось достичь высот Старейшины И Лин. В некотором смысле я был лично причастен к этому. Ведь даже после смерти не желал покидать свой патриарший трон. Я был эгоистом при жизни и таковым остался в смерти. Мне было противно осознавать, что кто-то другой будет топтать мое имя в грязи и валять мои начинания в мусоре. Поэтому я украдкой перетягивал канат на себя. Всю ненависть этого мира, весь гнев и даже любовь, я впитывал подобно губке. Как некогда мое живое тело поглощало темную энергию из мертвецов, теперь мой размытый образ копил эмоции людей. Это было странно. По-настоящему противоестественно, но, если честно, так казалось лишь первые пару минут. Никому и никогда еще не доводилось заглядывать по ту сторону жизни. А быть ключевой фигурой потустороннего мира и подавно. Я словно вновь обрел цель в жизни.       Но шло время. Дни сменялись неделями, а месяцы годами. А я все также оставался невидимым для окружающих меня людей. Даже прославленные заклинатели, благородные мужи знаменитых домов благополучно игнорировали мое существование, словно я был прозрачен, как стекло. Язык не поворачивался назвать меня призраком, скорее я был похож на фантом, схоронившийся где-то в тени Вселенной. На мои плечи медленно, но уверенно опускалась апатия. Все краски, что неожиданно ворвались в мою посмертную жизнь, потускнели. Желания были схоронены в дальний ящик. Я вновь разучился дышать и смотреть. И единственным, что все еще мучало меня, был простой вопрос – неужели это все, что я заслужил? Неужто все, что я сделал в прошлой жизни, не имело значения? А ведь я сделал немало. Каюсь, мои поступки не всегда сквозили добром и светом. Не всегда мне удавалось гордо держать голову и дарить миру любовь. Множество шагов я бы хотел изменить. Однако, они не могли так сильно перечеркнуть мою жизнь. И поскольку уж мы об этом заговорили, то даже смертникам дарован шанс на реинкарнацию. Так чем я хуже? Возможно ли, что мое собственное имя, которое даровали мне другие, лишило меня права на будущее?       В ту холодную и безлунную ночь, когда мои глаза вновь открылись, а легкие сделали свой первый вздох, я окончательно разочаровался в собственном существовании. Я брел, не разбирая дороги, спотыкался, падал, но вновь поднимался, совершенно не задумываясь о том, что происходит вокруг. Пока, наконец, не остановился напротив трактира, вывеска которого призывно завлекала в свою обитель всех смертных, в венах которых струился порок. Не желая упускать возможности подсмотреть, я не колеблясь переступил порог столь романтического места и буквально сразу обомлел. Ведь ко мне моментально обратилось с десяток пар глаз. Подобное поведение показалось мне достаточно странным, ведь как не крути, но вера в лучшее покинула меня еще пять с половиной лет назад. Не обращая внимание на пристальные воззрения в мою сторону, я прошел внутрь и присел на мягкую подушку около окна. Ко мне практически сразу подскочила молоденькая сестричка с откровенным желанием в глазах. Приподняв аккуратно очерченные брови, я удивленно прикусил пухлую нижнюю губу, ощущая, как нечто странное шевелится под кожей. Я не сразу осознал, что это было. Мне понадобилось четыре года, чтобы привыкнуть к своему новому амплуа. Но эта жизнь была куда интереснее, чем скитания бестелесного духа.       Прошло еще пять лет. На слуху у каждого было мое имя, всякий отзвук которого теперь ассоциировался не с болью и ненавистью, но с похотью и желанием. Я стал противоположностью себя настоящего. Исчадием адской бездны. Бесом из плоти и крови. Чистокровным грехом, которому была подвластна сама жизнь. Первородный, несмываемый и смертельный соблазн ходил за мной по пятам. Где бы не ступала моя нога расцветала настоящая вакханалия, а куда бы не обратился мой взор бушевал беспорядок. Я и сам не заметил, как греховная страсть расцвела в моей душе подобно сладострастной розе. Ее плотные лозы оплели мое черное сердце и плотно вогнали шипы в нежную плоть. Но мне было этого мало. Я, как наркоман во время ломки, упивался своим собственным разгулом, желая все больше и больше. Пока однажды на моих руках не заалела чужая кровь. То была первая жертва, павшая от руки не Старейшины И Лин, но греха прелюбодеяния.       Новая жизнь – другие правила. В тот день я впервые осознал, что за любой подарок рано или поздно придется расплатиться в тройном размере. Отчаяние и безысходность захватили меня с головой. Я вновь почувствовал себя незначительным, ничтожным. Мне хотелось вновь оказаться в могиле, но не повторять прошлых ошибок. Вот только вновь умереть было практически невозможно. Ведь я не был человеком. Больше нет.       Задавались ли Вы когда-нибудь вопросом способны ли демоны на любовь? Могут ли они чувствовать точно так же, как простые смертные? Или же их оплот - это разгул и дебош? Я хочу признаться честно – мы такие же, как и Вы, вот только все ощущения в разы сильнее. Каждый нерв в теле демона натянут подобно тетиве. Раз заденешь и беды не миновать. Прикосновения желаннее, поцелуи глубже, секс утончённее. Но и боль гораздо глубже пронзает душу, оставляя на ней глубокие и чудовищные шрамы, которые не замаскировать даже чужой духовной энергией. И я все это прочувствовал на собственной шкуре. Как думаете, мог ли я снова беспечно смеяться и распивать вино в душных комнатах борделя? Мог ли я растрачиваться на других, с каждым днем все сильнее ощущая, как растет бесконечная пустота внутри меня? Огонь выжигает лесные массивы за считанные часы, а я по собственной воле варился в котле греха вот уже пятый год без возможности что-либо исправить. Почему? Да, потому что эмоции других, их чувства и желания – единственная пища, которая приносила мне насыщения. Как бы сильно я не желал покончить с собой, страх перед смертью был сильнее меня.       Но это все слова. Огромное количество звуков, не подвластных ни мне, ни Вам. Я всегда умел красиво изъясняться. Этот талант был получен мной с грудным молоком и развит до небывалых высот на протяжении прошлой жизни. Однако, никакие слова не способны передать истинных чувств, которые вспыхивают в душе подобно пожару. И вот почему. То был самый обыкновенный летний день в провинции Гу Су. Я тактично избегал столь знакомых мест, чтобы после перерождения не попасть на глаза моим дорогим друзьям. Не то, чтобы я боялся быть узнанным, просто… Я не знаю. Лично мне было бы ужасно неуютно и некомфортно смотреть в глаза, которые тебя не видят. С другими это срабатывало, потому что я не чувствовал к ним ничего, кроме похоти. Но знакомые. Это все равно, что зажать достоинство в тиски и несколько раз прокрутить. Адски больно.       Рынок в Гу Су кипел оживленной толпой. То тут, то там можно было услышать веселые перезвоны девичьих голосов, детский смех, строгие голоса торговцев. Мне нравилось находиться в подобных местах, ведь только в толпе я мог легко затеряться и свободно распространять искорки слабого желания, не боясь быть раскрытым. Мне надоело притворяться. Быть тем, кем меня видят другие, но не собой. В глазах других я был идеальным, ведь мои способности подстраивались под конкретного человека. Красота в глазах смотрящего. Так мне однажды сказала красавица Венлинг, с которой мне довелось провести не одну тройку ночей. Она была писательницей, но даже ее тонкий ум и здоровая красота не смогли увлечь меня настолько, чтобы я захотел остаться. Волей-неволей я возвращался к ее яшмовым глазам, в глубине которых притаился совсем не я. Откусывая кусок яблока, полученного двумя минутами ранее, я неохотно вытираю тыльной стороной ладони подбородок. В этом году урожай яблок необычайно велик, а сочность некоторых плодов предельно обильна.       «Нужно купить несколько корзинок, чтобы было чем занять свой рот в путешествии» - мелькнула мысль в моей голове, но тут же померкла, когда взгляд обратился к высокой фигуре в белоснежно-белой одежде, чинно возвышающейся над всеми. Длинные черные волосы, плавно ниспадающие на плечи и спину. Благородная и прямая осанка, которая была отточена до идеальности еще в детстве. Немигающий и пристальный взгляд, словно он что-то или кого-то искал в бурлящей толпе. И неизменная белая лента с плывущими облаками на лбу. Я мог бы с закрытыми глазами сказать, кто это был, ведь с его появлением в воздухе заструилась едва различимая аура спокойствия и уверенности. Как тесен мир, второй господин Лань. И так неожиданно видеть Вас на рынке. Неужели поблизости случилась какая-то беда?       Лань Ван Цзи блуждающим взглядом наконец находит свою пропажу и укоризненно качает головой. Я был готов поклясться, что уже слышу этот сухой с нотками надменности голос произносящий «Убожество». Улыбка сама по себе застывает на моих губах, а ноги сами того не желая несут меня в сторону моего старого друга. Не без трудностей преодолев толпу зевак, я прислоняюсь спиной к чей-то повозке, безмятежно скрещивая руки на груди. Лань Чжань не заставляет себя долго ждать и уже спустя несколько минут плавно скользит по дороге в компании молодого адепта ордена Гу Су Лань. Свежее мясо прекрасно, но я бы никогда не подумал, что строгий и безэмоциональный нефрит возьмет себе кого-то в ученики. А адепт со столь искренней привязанностью будет жадно глотать каждое слово своего учителя. Вот уж чудеса. Наверное, я пропустил слишком многое.       — Мне доводилось слышать, - мягким голосом пою я, окидывая оценивающим взглядом высокую фигуру в белом: — что второй господин Лань отличается красотой и утончённостью, но не думал, что глас народа столь поверхностен.       Лань Чжань в ту же секунду замирает на месте. По его телу пробегает мелкая дрожь, а прямая спина в мгновение ока лишается былого изящества, словно на его плечи опускается увесистый мешок с картошкой. Он сглатывает слюну и непростительно медленно оборачивается на незнакомый голос. Его янтарные глаза расширяются, а брови удивленно взмывают вверх, вызывая на моих губах дьявольскую улыбку. Интересно, кого он видит сейчас? Кто так глубоко засел в сердце молодого мужчины, что его лицо стало белесым, как снег? Неужто Лань Ван Цзи влюбился в призрака и теперь не верит своим собственным глазам?        — Вэй У Сянь, - едва слышно произносит мужчина, настороженно разглядывая фигуру напротив, и не найдя какого-либо подвоха, уже громче добавляет: — Вэй Ин!       Не веря своим ушам, я отталкиваюсь от повозки и делаю несколько шагов навстречу мужчине. Должно быть я ошибся. Быть может, выдал желаемое за действительное. Но я никак не мог услышать собственное имя из уст того, кто всегда меня презирал.       — Ты меня видишь?