Цветные картинки

Даочжан был неумолим. После поразительно мирного ужина Сюэ Ян нашел его во дворе, в ветреных синих сумерках, укутанным в плащ и отбывающим в путь. — Даочжан, ты с ума сошел? — оторопел он. — Темнеет. Погода портится. — Поэтому я и не могу ждать, — даочжан опустил голову, решительный и порозовевший. — Дороги заметет. — Тебя тоже, — откликнулся Сюэ Ян с недобрым смешком. — А потом ты умрешь. И знаешь что, это будет уже неоригинально. — Я справлюсь. Если хочешь, останься. Сюэ Ян в ответ только закатил глаза и пошел собираться. Он кошмарно устал, то и дело кашлял, чувствовал себя отвратительнее некуда и был так зол, что спалил бы какой-нибудь город. Ненадолго ему показалось, что даочжан стал почти прежним, почти таким, каким бывал вечерами в их похоронном доме. И вот это невесомое, но драгоценное ощущение исчезло, как сожранный коровой цветок. Интересно, с какой, собственно, стати даочжан вдруг так заторопился в свой монастырь, словно за ним гналась армия мертвецов старейшины Илина? Сюэ Ян дорого заплатил бы, чтобы узнать, что творится в голове у Сяо Синчэня. Нагнать даочжана не составило труда. Он шел медленно: то ли из естественной осторожности, то ли потому, что ждал. Слева — высоко вверху — черная громадина горы и сизая громадина тучи объединялись в величественный великаний союз. Справа — внизу — еще мелькали между нагими стволами уютные огни деревеньки. Деревья испуганно шевелились под порывами ветра, что-то умоляюще шептали и постанывали. Пахло снежной свежестью и горечью догнивающей листвы, скорой зимой. Сюэ Ян как мог вкрадчиво спросил: — Даочжан, тебя разве не беспокоит эта их ведьма, что облапошивает народ? — Беспокоит, — вздохнул даочжан. — Но я не буду в это вмешиваться. — Это почему же? — Я не уверен... — даочжан помолчал, подбирая слова, потом продолжил: — Я не думаю, что вправе. Мои попытки помочь то и дело оборачиваются злом. Я расскажу об этой девушке в монастыре. Пусть там подумают, как с ней поступить. Сюэ Ян фыркнул. — Говорю тебе: им все равно. — Посмотрим, — упрямо прошелестел даочжан. Они шли уже больше часа, когда повалил снег. Стемнело, и видны были только призрачно белеющий рядом силуэт Сяо Синчэня и тревожное шевеление леса, прикрытого траурной снежной вуалью. Сюэ Яна трясло, и думал он преимущественно ругательствами и ядовитыми стишками про непогоду, которые сами собой сочинялись в ритм шагам. Когда даочжан поскользнулся на прихваченном льдом камне, Сюэ Ян дернулся, как от удара, и попытался вспомнить, с какой стати принял идиотское решение не удерживать его в старухином доме насильно — с вот этой его прямой белой шеей, которую так несложно, наверное, свернуть. Ведь можно было придумать прорву способов. — Расскажи, что случилось с тобой, пока я был мертв, — попросил из темноты даочжан. — А ты будто не знаешь... — выдохнул Сюэ Ян, слишком занятый борьбой с усталостью для таких разговоров. — Я знаю то, что мне рассказали в Облачных Глубинах. Но мне бы хотелось выслушать твою версию. — А где еще ты был? — с живым интересом спросил Сюэ Ян. — На могиле А-Цин. В Байсюэ, там, где похоронен Сун Цзычень. Он отправился на перерождение три года назад. — И с тех пор ты на этой вот тропе покаяния? — уточнил Сюэ Ян. С тропой покаяния, выдуманной даочжаном, — тропой, которую надо было пройти пешком, принимая все трудности на пути как наказание, наставление или испытание, — была связана одна раздражающая неприятность. Сюэ Ян подозревал, что сам был зачислен в трудности на пути. — Верно. Расскажи, что было с тобой, — терпеливо повторил даочжан. — Да что рассказывать, — Сюэ Ян раздраженно отбросил с лица влажные от снега волосы. — Ты же все уже знаешь. Мух гонял. Изучал кое-какие темные техники. Между делом пробовал тебя воскресить то так, то эдак. У гроба твоего куковал, это ж веселейшее из занятий. И для чего? Чтобы ты сейчас пытался нас обоих угробить. Думаешь, кто-то будет опять носиться с тобой, если ты сверзишься с горы и раскроишь себе голову? Хотя... Сюэ Ян рассмеялся, потом закашлялся и так не сумел озвучить очевидное: "Кто-то будет". В ситуации абсурдней он еще не попадал. Что-то ныло в груди: возможно, обидное и беспомощное воспоминание о том, почему Сюэ Ян решил обойтись без насилия. Хотелось затаиться под какой-нибудь корягой, как измученному животному, и отдохнуть. Но рядом шло то, чего хотелось больше. И вот оно, словно почуяв настроение Сюэ Яна, остановилось и шагнуло ближе. Выражение бледного лица даочжана было почти неразличимо в темноте, и Сюэ Ян настороженно замер, то ли опасаясь чего-то, то ли на что-то надеясь. А даочжан, слепо коснувшись волос Сюэ Яна, приложил ладонь к его лбу. — Похоже, ты болен, — сказал он озабоченно. — Остановимся.