Цветные картинки

А потом луна ушла за гору, и над болотом немо повисли звезды, знаменуя зимнюю ночь, черную и бескрайнюю, как океан. Дом плыл в ней тихо и невесомо, как старый щербатый корабль, и казалось, вокруг его схваченных теменью стен нет ничего, кроме многоглазой пустоты. У борта корабля слабо светился притухший костер — забота Сюэ Яна, о которой он благополучно забыл. Сяо Синчэнь казался вымотанным, но удивительно нормальным, не отнимал руки, которую Сюэ Ян нагло и неумолимо взял. Они шли по подернутому льдистой коркой болоту молча, только Сюэ Ян периодически коротко и едко комментировал недостатки местности и драматическую склонность некоторых слепых даочжанов носиться в мороз и ветер по трясине, без шеста, рискуя ухнуть в рытвину и переломать себе ноги. Добравшись до дома, Сюэ Ян занялся добычей углей для остывшей жаровни. Когда он закончил, в кухне уже грелась вода, а даочжан зажигал в их комнате свечи, света которых видеть не мог, — на алтаре Гуаньинь, у окна, на столике, все царапины на котором помнились как выученное в детстве стихотворение. Было тихо и светло, и дом казался убежищем, затерянным в бесконечной мировой темноте. Сюэ Ян извлек небольшой запас вина, добытый еще до болезни. — Давай выпьем, даочжан, — сказал он, когда Сяо Синчэнь опустился на кровать, и сел у его ног на циновку. — Не знаю как тебе, а мне хочется чуток расслабиться. Ты мне сегодня чуть ли не в горло влез. В ответ даочжан аккуратно положил на Сюэ Яна одно из своих одеял и накинул себе на плечи другое. От алкоголя он отказался. Где-то залаяла собака, и теперь казалось, что она, испуганно заливаясь, барахтается в океане ночи вместе с домом. — Давай перевяжем тебе глаза, — Сюэ Ян глотнул вина и отставил его в сторону. — Ты выглядишь жутко. Он потянулся было за лентой, но даочжан перехватил его руку и мягко ее отвел. — Я сам. — Да брось, — пользуясь случаем, Сюэ Ян положил ладонь даочжану на колено. — Чего я там не видел. Ты же понимаешь, что я не раз тебя перевязывал? И переодевал. И чего только с тобой не делал. — Даочжан приподнял брови вопросительно, и Сюэ Ян довольно усмехнулся. — Ничего неприличного, не пугайся. Вкус у меня, конечно, своеобразный, но не до такой степени. Видел бы ты себя тогда. Холодный, синий и непривлекательный. Не делай так больше. Вот сейчас ты красивый. Даочжан хмыкнул. — Ты минуту назад сказал, что я жуткий. — И красивый. — Не смеши меня, — улыбнулся даочжан. — Я буду молчать, как гнилая рыбина, если дашь перевязать себе глаза. Даочжан покачал головой. — Делай что хочешь. — Ты такое уже говорил, и это звучит непристойно, — пропел Сюэ Ян, ухмыльнувшись. — И как тебя воспитывали на твоей горе? В результате даочжан согласился и терпеливо, смиренно, но напряженно сидел, пока Сюэ Ян осторожно обмывал его кровавые глазницы смоченной в теплой воде тканью. Вода в тазу быстро стала красной, зато очистились туманно-белое лицо, сумеречно-голубые прожилки вен, тенистые провалы под резкими штрихами бровей. Даочжан казался таким красивым, открытым и ранимым, что хотелось отвлекать его шутками, тормошить и целовать. Этим, кроме последнего, Сюэ Ян и занимался. Когда посвежевшее лицо даочжана было заново перетянуто белоснежной лентой, а плечи наконец расслабились, тот с заметным облегчением уселся, скрестив ноги, на кровати и согласился немного выпить. Сюэ Ян подтащил жаровню поближе и устроился в пожертвованном ему одеяле на полу, закинув локоть на белый даочжанов подол. — И как ты вернулся? — решился он. — Я не знаю, — даочжан отпил немного вина и отдал бутыль Сюэ Яну. — Этой весной я очнулся в гробу в доме, в котором когда-то гостил у шисюна Сун Цзычэня. В запертом чулане. Никого не было рядом. В общем, это был странный день, а за ним пришел другой странный день. Я еще долго ничего не понимал. — Вот мерзавец! — недобро усмехнулся Сюэ Ян, имея в виду Сун Ланя. В свое время тому удалось обставить все так, будто он сжег тело Сяо Синчэня, а душу отпустил. Сюэ Ян нашел в могиле с именем Сяо Синчэня прах — и забрал его. Чтобы теперь убедиться, что это была горстка бесполезного пепла. Высокомерный засранец оказался предусмотрительней и ироничней, чем можно было ожидать. А ведь урна до сих пор лежит где-то в вещах. Сюэ Ян совершенно перестал о ней думать с тех пор, как встретил даочжана. Надо выбросить ее и забыть о том, что она существовала, — ничего кроме омерзения Сюэ Ян к ней теперь не испытывал. — И у тебя нет догадок? — полюбопытствовал он, глотнув резковатого пойла. Было приятно, что теперь его Сяо Синчэнь не только самый чудной, но и самый загадочный человек в Поднебесной. — Сначала я решил, что это было чудо, — пожал плечами даочжан, смыкая на коленях белые руки. Сюэ Ян уже некоторое время лениво следил за их движениями, как кот за клубком. — Моя наставница говорила, что иногда, очень редко, случаются вещи, которым нет и не может быть объяснения. Но теперь у меня есть другое предположение. Ты что-то делал, чтобы меня воскресить, прошлой весной? — Я... Да в общем-то много чего. — Видимо, что-то сработало... — прошептал даочжан. Сюэ Ян замер. — Ты думаешь... — проговорил он с сомнением, пытаясь уразуметь услышанное. И приподнялся, насторожившись. — Погоди. Когда именно, ты сказал, это все произошло? ...К утру пошел снег, накрывая землю и дом хрупкой невесомой белизной, стирающей грубые отметины прошлого, несущей перерождение. Сюэ Ян лежал, разомлевший, уткнувшись лицом в такую же белизну даочжанова подола, и изучал краем глаза его рукав, по краю которого плыл бледный рыбный узор, а Сяо Синчэнь нес какую-то даосскую галиматью про карму, неслучайность чудес и про то, что ему и Сюэ Яну суждено было снова встретиться, но пока до конца не ясно, зачем. — И какие у тебя идеи? — лениво поинтересовался Сюэ Ян. — Мне кажется, возможно, я что-то должен сделать... с тобой. — Это опять звучит непристойно, даочжан, — рассмеялся Сюэ Ян, поворачиваясь лицом вверх. — Ладно, сделать со мной что? Я не стану сопротивляться. Начинай. — Вот не шути, — даочжан, вопреки собственным словам, фыркнул. — Ты ведь тоже делаешь что-то со мной. Мне не всегда это нравится, но, очевидно, такова судьба. Пока Сюэ Ян глазел на него снизу вверх и в подробностях представлял, что именно хотел бы с ним сделать и как сильно постарался бы, чтобы ему понравилось, рука даочжана, прохладная и тонкая, сама легла ему на щеку, коснулась уха, ненавязчиво и нежно провела по растрепанным волосам. Знакомо, симптомом привычного недуга, сжалось пустившееся вскачь сердце. Сюэ Ян замер, уставившись на Сяо Синчэня. Золотой свет догорающих свечей скользил по его распущенным волосам и белой шее, на нижней губе все еще алела трещинка, и так легко было представить на языке ее ржавый вкус. Сюэ Ян облизнул пересохшие губы, хмыкнул и потерся лбом о руку даочжана, стараясь не сделать чего-нибудь глупого и импульсивного. Он нюхом чуял: еще рано. Нужно было продолжать быть паинькой, раз уж это доставляет даочжану удовольствие. К тому же стоило присмотреться к ведьме. Сюэ Ян чувствовал: здесь кроется и общественная польза, о которой радел Сяо Синчэнь, и личный интерес. Когда-то, когда он, ошарашенный, потрясенный, пошел за даочжаном, его единственным страстным желанием было не упустить — и вот у него есть так много. Но он всегда был жадным. Еще в детстве он мечтал, что заполучит однажды даже самое сладкое, самое чистое. Время придет.