Цветные картинки

На столе, подтекая белесой сукровицей, оплывала свеча. Но тьмы ей было не разогнать, и в комнате толпились многоголовые тени, жались друг к другу и подступали ближе, будто в жадной рыночной очереди. Все виднелось неясно, зыбко: деревянные стены, покрытые паутиной трещин, по углам сушатся травы, висит на ведре грязное полотенце, бурое, пропахшее железом. В центре комнаты гроб, набитый соломой. Тихо — ни мышиной возни в подполе, ни присвиста ветра за окном. Замерев у стены, будто дикий зверь, Сюэ Ян силился понять: с какой стати ему так страшно? Казалось, если он увидит то, что лежит в гробу, что-то в нем порвется, сломается непоправимо. Смешно: он ведь точно знал, что там. Он мог ясно это представить. Даже запах легко вспыхивал в памяти. Когда-то он любил спать, обхватив это руками — твердое, холодное, молчаливое. Свое. Так почему проще было выколоть себе глаза, чем посмотреть? Нужно было уйти — найти другой дом, другую комнату, которая, он знал, ждёт его где-то вовне. Он оглянулся, крутанулся вокруг своей оси, ощупывая цепким взглядом стены, пытаясь отыскать дверь. Но двери не было. Не было и окон. И вдруг Сюэ Ян с сокрушительной ясностью понял — никакого внешнего мира тоже нет. Внешний мир — это сон, выдумка, ложь, фантазия отчаявшегося идиота. Единственная реальность — здесь, в этой комнате с её пересушенными травами, ведром и окровавленным полотенцем. Эта комната — тоже гроб. Душа Сюэ Яна упокоится здесь навеки. Сюэ Ян покачнулся, как от удара. Все закружилось, задергалось перед глазами, и как будто ниже стал потолок, как будто сгустился удушливый, тяжелый воздух. Врезавшись спиной в стену, Сюэ Ян взвился, будто ужаленный, нелепо заметался по комнате, что-то опрокидывая, чем-то гремя. Остановился — и захохотал. Чего ему бояться? Разве не случилось уже все, что могло бы его напугать? Он метнулся к гробу. Там — вот неожиданность — белело мертвое, источавшее сладковатый дух смерти тело Сяо Синчэня: серые руки уложены на груди, горло пересекает уродливый шрам, глазницы, не скрытые повязкой, чернеют пустотой. Веки сухие и серые, похожие на осенние листочки, схваченные первым морозом. И, глядя в это неподвижное, окаменевшее лицо, Сюэ Ян вспомнил то, что давно знал и чего не хотел, не умел знать: Сяо Синчэнь никогда не вернется. Он всегда будет лежать здесь, перед Сюэ Яном, в комнате, кроме которой ничего, ничего нет. Они двое вечно пребудут вместе: Сюэ Ян и смерть Сяо Синчэня. Вцепившись в волосы, в бессильном ужасе Сюэ Ян закричал. А потом все поплыло, померкло, исчезло... Сюэ Ян проснулся. Вскочив, он одним движением зажег свечу у изголовья и бросился к соседней кровати. Даочжан лежал на спине, слегка повернув голову на бок, скулы порозовели, распущенные волосы рассыпались по подушке, лента на глазах сбилась. Он шевельнулся и еле слышно спросил: — Это ты? Потрясенный, завороженный этой благословенной картиной, Сюэ Ян низко склонился над даочжаном, разглядывая его широко открытыми глазами и вдыхая мягкий травяной запах. Даочжан недоуменно поднял руку, слепо коснулся волос Сюэ Яна, провел по подбородку, задел дрогнувшую нижнюю губу. Пальцы у него были тонкие, но твердые. — Что такое? — сонно прошелестел даочжан. — Что с тобой? Сюэ Ян не ответил, не помня не только слов, но и самой концепции говорения, и между бровей даочжана легла тревожная складка. Он опустил руку и, прислушиваясь, приподнялся на локте, оставив между ними только короткий фрагмент замершей в ожидании тишины. Чересчур близко. Нужно было совсем мало, чтобы преодолеть это последнее расстояние, и слишком много, чтобы этого не сделать. Сердце все еще колотилось заполошным барабанным боем, когда Сюэ Ян в каком-то оглушенном безмыслии совсем чуть-чуть наклонился и коснулся губ даочжана. Они были сухие и теплые, как вечер в середине лета.