Семь дней до моей смерти

Ни утром, когда Брок проснулся на удивление отдохнувшим, хотя Барнс отлежал ему все части тела разом, и даже богатырский храп Таузига не сумел помешать здоровому сну, ни днём ничего не происходило такого, что можно было отнести к видениям. Брок задолбался таскаться за ним следом, даже в сортир одного не отпускал на всякий случай, с каждым прошедшим часом нервничая всё сильнее и сильнее, он даже изменил собственному правилу — никогда не курить в бункере, прикончив за день целых две пачки. — Успокойся, — резко сказал Баки, который устал наблюдать за метаниями Брока. — Сядь, махни рюмку и поцелуй меня. Не попустит, но хоть отвлечешься от несчастного Таузига, которого ты уже не только задолбал, но и перепугал не на шутку. Может, слова и были резкими, но Баки при этом нежно поглаживал Брока по животу, обнимая со спины. Он понимал, что Брок пытается спасти каждого, потому что так должен делать любой командир, который сплотил свою команду, который ради своих на все пойдет, но это не отменяло того, что загонять себя просто не имело смысла. Будет видение — будет и реакция, а так… — Таузиг, знаешь, иди ляг на диван и читай книжку, — приказал Баки, которому тоже надоели эти метания по всему бункеру. — И не жри ничего, так тебя точно не убьет. — Не дышать, не моргать, — буркнул Таузиг, укладываясь на диван прямо под торшером с книжкой. Брок выдохнул, погладил Барнса по рукам и тоже утащил его на диван. — Посиди, пойду горячий шоколад сварганю с горячими бутербродами. Ему надо было чем-то занять руки, но переключаться Брок откровенно боялся, чтобы не прощёлкать тот самый момент, когда ещё можно что-то сделать. Хорошо хоть кухонный остров был достаточно открытым, чтобы видеть прекрасно и общую комнату, и диван, и режущихся в другом углу в покер Роллинза и Глазго. — Да как же он меня бесит! — рявкнул Таузиг, заставив Брока вздрогнуть, чуть не отчекрыжив себе половину указательного пальца. — Что ты там разорался? — Да лампа эта идиотская! — буркнул Таузиг и поднялся с дивана, присел рядом с мигающим торшером, протянул руку. Брока обдало холодом, снова Брок ощутил прикосновение к плечам ледяных рук и тихий голос на ухо, приказывая смотреть не отрываясь. Мир вокруг выгорел, смазался, выделяя Таузига яркими красками, протянутую к искрящейся слепящими голубоватыми искрами розетке руку. Электрические росчерки поползли по руке, прямо к сердцу. — Нет! — заорал Брок, подался вперёд, перемахивая одним прыжком через стол, но понял — опаздывает! Баки ждал этого, специально приказал Таузигу сидеть на том месте, потому что успевал, чтобы ни произошло, успевал. И когда глаза Брока только подернула пелена следующего видения, он молниеносно оказался рядом с Таузигом, откидывая того от розетки. Тряхнуло обоих дай боже, но Баки был привычен к электрическому току, но тут же, пока еще никто не успел очухаться, принялся делать Таузигу непрямой массаж сердца, чтобы не дать этой мышце встать колом от удара. Несильно пахло горелой плотью, но это было полбеды. — Звоните девять-один-один, — приказал Баки, слыша, как треснуло ребро, но сердце не собиралось восстанавливать свой обычный ритм, выдавая какие-то прерывающиеся стуки. Баки чувствовал, что сейчас жизнь бойца Брока в его руках, и не мог облажаться. Они не потеряют никого. Больше никого. Баки качал и качал, зная, что сейчас только у него хватит сил и терпения дождаться парамедиков. У Брока подкосились ноги. Он слышал, как Глазго чётко и спокойно давал указания скорой, куда ехать и что их ждёт здесь, рядом опустился Роллинз, тряхнул Брока за плечи, приобнял. — Он справится, Джон сильный. Страх отступал, придавливая отупением, выжигая любые эмоции, не давая двинуться, даже переползти на диван, а не отсиживать задницу на полу. Брок видел, как умирают люди, сам не раз нажимал на спусковой крючок, душил, сворачивал шеи, вспарывал глотки, но никак не мог привыкнуть к тому, что умирают и свои, вот так вот глупо, буднично. Да, Барнс успел. Это подтвердил и забравший Таузига парамедик, но легче не делалось. — Пойдем со мной, — Баки поднял Брока с пола, обнял за плечи повел в его спальню. — Все хорошо, Брок. Все будет хорошо. Баки утащил Брока в постель, устроил, положив голову себе на плечо, обнял, закинув руку и ногу на грудь и бедра, и невесомо поцеловал в висок. — Давай ты поспишь, а? — предложил он. — Я не знаю всех этих нужных слов, которые должно говорить в таких ситуациях, так что помолчу. Баки казалось, что к концу этой недели, даже если никто не умрет, Брок будет выжат как лимон, и хорошо, если глаз не будет дергаться. Он был бы рад облегчить его участь, но понятия не имел, как это сделать, поэтому просто решил побыть рядом. — Ты разбуди, если что, — попросил Брок, прижался губами к шее, съехал чуть пониже, укладывая голову Барнсу на грудь. Плохо, особенно после сегодняшнего, так говорить, но Брок был отчасти даже рад всему этому пиздецу. Пусть каждый из них мог тысячу раз умереть самой нелепой смертью, но зато рядом Барнс: лежал, грел своим теплом, стараясь как-то успокоить и сказать не зная что, разве в этом нет ничего? Сколько бы они вокруг да около бродили бы? Брок уж точно не пошёл бы выяснять, возможно ли хоть что-то между ними. Рисковать получить в зубы? Запросто. А вот работу терять не хотелось, прижился, да и предмет воздыхания вот он, всегда на виду. Начал бы, скорее всего, встречаться с Лукасом, предложил съехаться, разочаровались бы в друг друге и разбежались. Очень закономерный исход. Да и неправильно это — хвататься за образ, кальку с того человека, что действительно дорог. Брок завозился, обнял Барнса поперёк груди. В голове вертелись все те глупые, пафосные слова, говорить которые Брок не умел совершенно. Они ему казались ненастоящими, слишком приторными, даже какими-то сериальными. С живыми людьми не так надо. Баки лежал, прикрыв глаза, дул Броку в макушку и зорко следил, чтобы следующий смертник сидел на раскладушке и никуда не шарился. Плевать, что Таузигу уже досталось, смерть могла подстерегать их в любой момент. Если откинуть общую ситуацию, которая собрала их всех вместе и толкнула Баки в объятия Брока, то было даже хорошо. Вот он, такой сильный, крепкий, но при этом нежный и мягкий, лежит сейчас рядом, сопя в шею, и не кажется даже, что это стальной Брок Рамлоу, способный жрать гвозди, заколоченные им же одним ударом, это просто Брок, живой, чувствующий и, самое главное, устающий от всякого пиздеца человек, с которым хочется быть вместе, провожать закаты и встречать рассветы, отдыхать, плюхаясь в бассейне и жрать мясо, приготовленное на гриле. Баки лежал, прикрыв глаза, аккуратно обнимая Брока, и зорко следя за тем, чтобы ничего странного не происходило. Он уже выяснил, что беда приходит откуда не ждали. Нелепая, дурацкая, а потому почти непредотвратимая смерть. Броку приходило что-то навроде видений, но сейчас он спал, и Баки должен был следить за тем, что происходит. — Если заморгает лампочка, ты мне скажи, — негромко сказал Баки следующей жертве. — В душ не ходи, да и ссы лучше в баночку. — Прямо при вас, мальчики? — белозубо улыбнулась Мэй, вытянувшись на раскладушке. — И вообще, если командир спит, — она покосилась на Брока, — то по нему ходить можно. На операциях он дремлет, пока добираемся до места — наблюдает за обстановкой в полглаза, а сейчас спит. Она потянулась, перевернулась на бок, подперев голову ладонью. — Хотела сегодня в оружейке порядок навести, раз не мой день, но, видимо, уже не случится. — Нда, — хмыкнул Баки, — с баночкой это я погорячился. Ладно, сортир в твоем распоряжении. Баки обрадовался, что не разбудит Брока и немного перелег, чтобы удобнее было смотреть на Мэй, раз его мужик (с каких это только пор он стал считать Брока своим?) сладко спал, уебанный за день ожиданием пиздеца. — Ну что, у нас снова есть время пообщаться, — Баки улыбнулся. — Расскажи мне про командира, а то я имею все шансы облажаться. — Нашёл у кого спросить, — фыркнула она. — Мы командира все любим наивно и нежно, так что глубоко пристрастны. Но рассказать всё же могу. — Мэй ненадолго задумалась, постукивая кончиками пальцев по подбородку. — Он не терпит лжи, никакой, никогда и ни от кого. Все начинается с малого. Хотя сам затирать начальству может с серьезным видом абсолютно любую дичь. И ведь поверят, но в семье или отряде — нет. Плохо такое кончится. — Не собираюсь я ему врать, — почти возмутился Баки, а потом крепко задумался, так уж и все он может говорить Броку, особенно если это касается его, Баки Барнса, миссий. С другой стороны, всегда можно сказать, что засекречено, это снимало вину за ложь, да какая это ложь? Это скорее недоговаривание… А, не хотел Баки сейчас об этом думать. — Знаешь, он такой мягкий, такой… Я его таким не знал, не предполагал даже, что Брок может быть таким, чтобы спать у меня на плече, ни о чем не заморачиваясь, даже о том, что это кто-то увидит из вас. Что вообще дал мне шанс быть с ним. — Разве многие берут на себя труд узнать о человеке что-то большее чем то, что он показывает? — без тени улыбки спросила Мэй, покачала головой. — А мы с ним очень давно. Ещё до ЩИТа. И каждому есть, что рассказать. Матери Джона он операцию из личных денег оплатил в Израиле, она до сих пор только потому и жива. Меня от тюрьмы отмазал, хотя знал не так и хорошо, да и потом тоже помогал сильно. Глазго с Лютиком ведь сошлись уже в отряде, долго хоронились, не принято же, боялись, погонят, но женаты уже восемь лет. Брок такой, какой он есть: вредный, упёртый как баран, злой местами, в чем-то жестокий, но он наш. — И такому дружному семейству вдруг выдали меня, — хохотнул Баки, — и ладно просто отмороженного на всю голову… С Броком Баки работал уже год, даже больше, но при этом не подружился ни с кем, предпочитая одиночество. А на самом деле он просто забыл, как это — быть с людьми, хотя и скучал по обществу. — Ты у нас проблемный «ребёнок», — поддержала Мэй. — Но в то же время ты здесь. — Я не проблемный, я ушибленный, — хохотнул Баки и погладил завозившегося Брока по голове. — А так со мной никаких проблем. А то что Брок иной раз хочет мне по голове настучать за самодеятельность, так у него не получится, я выше и сильнее. — Вот и пользуешься, ага. — Мэй вздохнула, перевернулась на спину. — Как думаешь, есть у нас возможность выбраться из всего этого живыми? При командире такое не спросишь, он будет тянуть нас до последнего… но всё же? — Я не знаю, — вздохнул Баки, машинально погладил Брока. — Если мы обманули смерть один раз, и нам теперь приходится обманывать ее снова, никто не застрахован от того, что смерть пустит нас по третьему кругу, и тогда мы точно все подохнем. А почему ты не захотела убить какого-нибудь прохожего? Никто из вас? — Они ж не виноваты, — пожала плечами Мэй, глядя в потолок над собой. — Наша жизнь в наших руках. Мы сами выбрали профессию и судьбу. Согласись, отдаёт фатализмом? Но так оно и есть. У каждого из нас есть дорогие люди, и мы хотим, чтобы они помнили нас без лишней крови на руках. — Я столько раз умирал, что, наверное, пора бы уже. — Про лишнюю кровь на руках Баки ничего говорить не стал, на его руках было столько крови, что не отмоешься, и неважно, что это были не самые хорошие люди. Да и сейчас он только и делал, что воевал. Наверное, пора было остановиться. — Мне иногда кажется, что я до сих пор жив только потому, что не хочу своей смертью расстраивать Стива. Теперь вот и Брока. — Значит, подохнуть тебе не светит ещё лет сорок минимум, — привстав на локтях, подмигнула ему Мэй. — Пользуйся и не благодари, — буркнул Брок и перевернулся на другой бок, прижавшись к Барнсу в этот раз спиной. — Спи, — шикнул на него Баки и погладил по плечу, обняв Брока поперек груди и прижав к себе поближе. Неважно, сколько им осталось, Баки хотел быть рядом с Броком как можно дольше. Проснулся Брок, по своим прикидкам, часа через три. В комнате было тихо, рядом, уткнувшись ему в макушку, сопел Барнс, на раскладушке дремала Мэй. Натянув на Барнса его же плед, Брок поднялся и тихо выскользнул в коридор. Он знал, ощущал каким-то шестым чувством, что сегодня ждать пиздеца уже не придётся. Даже смерть была вынуждена играть по правилам, и свой ход она уже сделала. Так что можно было осесть на кухне в одиночестве около кофемашины или подняться на поверхность, посидеть в шезлонге на веранде, покурить и подумать. Не просыпаясь, Баки почувствовал, что тепло ушло из-под груди и живота и постарался его вернуть, подпихнув под себя обе подушки, пошарил еще живой рукой по постели и уснул, так ничего и не найдя. А когда проснулся, был разочарован отсутствием Брока. Мэй дремала, и Баки не стал ее тревожить, а пошел по убежищу искать командира. Тот обнаружился на кухне с пинтовой кружкой кофе в руках. Брок сидел, закинув обе ноги на стол и устроив кружку у себя на животе. Он никак не отреагировал на появление Барнса, лишь едва скосил взгляд. — Ты как? — спросил Баки, садясь напротив. — Выспался? Было муторно, то ли потому, что заснул на закате, которого здесь не было видно, то ли просто от всей сложившейся ситуации. — Сегодня уже никого не прибьет, может, сходим прогуляемся? — предложил Баки. — Зайдем куда-нибудь, посидим. Я угощу тебя ужином. Баки облокотился на стол, положив подбородок на переплетенные пальцы, и внимательно посмотрел на Брока, словно дырку в нем хотел прожечь. — Свидание? — усмехнулся Брок, не двигаясь с места. — Пойдём, но при одном условии. Договорились? — Каком условии? — вскинулся Баки. Условий он не любил, особенно, когда их не говорили сразу, поэтому и сейчас глаза его сузились, и он впился в Брока взглядом Зимнего Солдата. — Ты не подставишься. — Брок скинул ноги со стола, подобрался поближе к Барнсу, сжал пальцами его подбородок. — И выживешь. Пообещай мне это. — Обещаю, — с легкостью сказал Баки, скрестив за спиной пальцы. Он до сих пор верил, что эта детская штука делает обещание недействительным. — Но и ты пообещай, что не будешь лезть на рожон. Странно это было врать Броку, Баки ему никогда не врал. Мог нести чушь, мог отмалчиваться, но врать в глаза... От этого было горько, но ситуация требовала успокоить Брока, чтобы дождаться конца этой бесконечной недели, а четверг казался таким далеким. — Так как насчет свидания? — Смотри, ты мне обещал. Брок поднялся, потрепал Барнса по волосам. Сам-то он промолчал, ничего не стал обещать, не стал врать, ведь сам ценил в окружающих его людях именно честность. Выжить… хотелось бы, но Барнс и Страйк важнее. Их жизни были наполнены важными людьми, грядущими событиями, и лишать кого-то из них будущего было в корне неверным. Брок понимал — они уже и так мертвецы вот уже несколько дней. Не увидь он лишнее, не среагируй тогда на Базе — не было бы уже никого, но появилась возможность поквитаться с судьбой, сделать всё по своему, и Брок ее упускать был не намерен. — Тогда пять минут тебе на переодеться — и жду у входа. Свожу-ка я тебя в одно замечательное место. Баки обернулся за три минуты, даже расчесался, чтобы волосы не висели сосульками непонятно как, и ждал Брока. Не при параде, ну так он особо никуда и не собирался. Баки иногда вспоминал, как раньше щеголял в костюме, с набриолиненной челкой, и все девушки оборачивались ему вслед, правда, иногда потому, что такой классный парень больше обращает внимание не на них, а на своего друга-замухрышку, но Баки всегда было плевать на чужое мнение. А в этом времени можно было не носить костюмов, полно было и другой замечательной одежды, поэтому Баки предпочитал джинсы и футболки с ярким двусмысленным принтом. Вот именно в таком виде он и ждал Брока. Брок тоже не стал особо наряжаться, все же собирался вести любовника, он очень надеялся, что Барнс теперь хотя бы на время с ним, не в ресторан или театр, а в любимый стейкхаус, где и мясо было правильной толщины, и прожарка идеальной. — А тебе сто лет-то и не дашь, красавчик, — ухмыльнулся он, хлопнул по обтянутой джинсой заднице Барнса. — Поехали. Сегодня угощаю я. — Мне нравится современная мода, — Баки забрал волосы за уши, но пара вьющихся прядей все равно вылезла, красиво обрамляя лицо. — Ходи в чем хочешь, и никто тебе слова не скажет. Но, конечно, женщины в мини меня до сих пор поражают. В чем-то я остался приверженцем старой моды. Но сейчас все другое совершенно. И музыка, и одежда, и даже правила приличия изменились, а феминистки меня просто пугают. Баки поежился. Он старался быть современным, но некоторые вещи будущего были для него дикими. — Ты больше их и быстрее, так что не надо бояться злобных тёток, — расхохотался Брок, отвесил шутовской поклон, открывая перед Барнсом дверь. Маленький круглосуточный стейкхаус, совсем недалеко от его дома, Брок посещал едва ли не через день. Сам он готовил неплохо, но ради самого себя стараться особо на хотелось. А тут все было как надо, даже интерьер и тот соответствовал вкусу. Можно было занять маленький угловой столик за ширмой и насладиться мясом без навязчивой компании. — Ещё не сдох, бродяга! — гаркнул из-за стойки бородатый, весь, разве что кроме лица, покрытый татуировками мужик. — Не дождёшься! Кто-то же должен тебя объедать! — в тон ему ответил Брок и обнял Барнса за плечи. — Вот, ещё одного едока к тебе привёл. Так что не подведи! — Привет, — улыбнулся Баки здоровяку. — Я Баки. Друг Брока. Баки почувствовал себя немного неуютно под пристальным взглядом здоровяка. — Ну раз друг, то проходи, накормлю от пуза, — добродушно ухмыльнулся хозяин, махнул рукой в сторону любимого Броком столика, сам принёс меню, отослав официантку обратно за стойку. — Что-то ты не приходил уже несколько дней, я думал, случилось что, а на деле вот оно что. Друг появился. — Майк, губу не раскатывай, этот друг не про тебя, — оскалился Брок и раскрыл меню. Последовав примеру Брока, Баки тоже раскрыл меню, и у него потекли слюнки. Он долго вчитывался в названия, смотрел на хорошие фото еды, и понял, что остановиться на чем-то одном просто не сможет. — А можем мы заказать все? — осторожно спросил он. Живя со Стивом, было особо не разогнаться с вкусно поесть, потому что Стив готовить не умел, а Баки не любил. В то же время, Стив считал расточительством постоянно есть в кафе, поэтому они заказывали доставку, от которой уже тошнило. — Ого! — восхитился Майк. — Люблю мужиков с хорошим аппетитом. — Он наклонился к Баки и преувеличенно громко спросил. — Ты подумай, может меня «другом» выберешь? Учти, кормежка входит в общий пакет услуг. — Вали давай, — показательно возмутился Брок, отложил меню. — Мне как обычно и вина бутылку из загашника. — Понятно, — протянул Майк, немного по-другому глянув на Баки. Брок любил это место, уважал Майка, с которым успел даже повоевать в своё время в одном отряде. Они частенько встречались, пили вместе. Брок даже с отрядом Майка познакомил, но Барнс был первым, кого он привёл в это заведение. Да и повод был подходящим, чтобы достать хорошее вино, очень хорошее вино. — Да ты эстет, Брок Рамлоу, — усмехнулся Баки, — вино… Скажем так, я приятно удивлен, хотя сам всегда предпочитал виски. Баки чувствовал, как Брок отгоняет от него Майка, и казалось, что он готов отгонять от него всех, кто только подумает покуситься на Баки Барнса. Баки так не умел, он бы просто дождался, пока желающий получить Брока свалит, а потом бы пришил его где-нибудь по-тихому. Нет человека — нет проблемы. Но Баки понимал, что это неправильная позиция, вбитая ему в Гидре. Нужно было очеловечиваться, принимать людские законы, следовать им, даже если ты имеешь неприкосновенность, а за твоим плечом стоит сам Капитан Америка. — Хочешь виски, можно заказать и виски, — беззаботно ответил Брок, откинулся на спинку стула, разглядывая Барнса в полумраке стейкхауса. — У Майка ещё чизкейки такие, что язык проглотишь. В груди разливалось тепло, даже подкаты Майка не бесили, так как Брок прекрасно знал, что старый друг в этом несерьезен и если дело как-то не так обернётся — отойдёт в сторону и не будет мешать. Барнс был красив, ещё даже лучше, чем виделся на расстоянии. Улыбка, которой бывший Зимний Солдат не так чтобы часто кого-то одаривал, завораживала, била прямо в сердце. И снова на язык лезли какие-то несусветные глупости. — Да нет, — пожал плечами Баки, — зачем переводить хороший продукт на непьянеющего меня? Лучше сок какой-нибудь, только не томатный. Было хорошо вот так вот сидеть в полумраке стейкхауса и мирно проводить время, которого им, может быть, осталось еще несколько дней, и их хотелось провести с размахом. Но было особо не потрахаться, как-то неловко Баки себя чувствовал, представляя, как ласкает Брока при Мэй, уверенный, что она советами замучает. — Когда все кончится, стребую со Стива еще неделю отпуска для нас с тобой, — сказал Баки. Только для них с Броком. Увезет его в Майами на солнечный пляж, и там будет любить так, как Броку еще и не снилось даже. — А не боишься за неделю пресытиться моим обществом? — поиграл бровями Брок. Он бы тоже был бы не против запереться где-нибудь на несколько дней, чтобы из постели выбираться только доставку принять и отлить, но ещё было неизвестно, выгребут ли они вообще или… а вот насчёт “или” думать категорически не хотелось. Выгребут! Обязаны просто! Слишком долго они ходили вокруг да около. — Хочешь сказать, за неделю мы опробуем все позы из камасутры для геев? — Баки улыбнулся заговорщицки, словно что-то задумал. — Нет, за неделю я точно не пресыщусь твоим обществом. За две тоже. Я, знаешь ли, романтик, всегда им был, поэтому надеюсь на более долгий срок, в который входят не только постельные игрища, но и длинные вечера за просмотром какого-нибудь фильма, завтраки из блинчиков с вишневым джемом, да много чего еще. Я хочу тебя всего, Брок. И надолго. И даже если ты захочешь от меня уйти, я сделаю все, чтобы ты передумал. — Ты умеешь уговорить, — улыбнулся Брок. О чём они говорили весь вечер, пока не закончилось на столе мясо и они не вывалились на улицу довольные, чуть пьяные: Брок от вина, а Барнс пьянел, казалось, за компанию, — вспомнить получилось бы едва ли. Да и не так важны слова, когда рядом пахнущие вишнёвым соком сладкие губы, когда в серых глазах вспыхивали маленькие звёздочки, а прохладный ветер нисколько не остужал разгорячённую желанной близостью кожу. Да, когда Баки хотел, он мог и черта лысого уговорить. Вечер был прекрасный, они болтали обо всем подряд: и смешном, и важном, и просто ни о чем, и Баки удалось хоть на вечер, но скинуть груз войны и зимнесолдатства, снова стать молодым веселым Баки Барнсом. Многие считали его несерьезным, повесой, но если Баки выбирал человека, которому решил оставаться верен, он не отступался от него никогда. Было уже поздно, на улицах никого не было, и Баки подхватил Брока на руки, рассмеявшись весело и беззаботно. — Моя принцесса, — со смехом сказал, дотянулся и чмокнул Брока в нос. Брок орал в ответ, шуточно отбивался и тут же обхватывал за шею. Звонко целовал в губы. Пусть всё это отдавало ребячеством, безрассудством, но до чего же было хорошо целоваться у машины, вжимая Барнса в её металлический борт, гладить по бокам, пробираясь под рубашку и знать — взаимны и ласки, и чёртова любовь. Только вот в бункер совсем не хотелось возвращаться, тем более что совсем рядом, только дорогу перейти, был дом Брока. Но он знал прекрасно — утянет Барнса в постель и всё, пару дней точно не выпустит. — Нам нужно возвращаться, — вздохнул Баки, снова целуя Брока. — А то нас заждалась Мэй, да и все остальные, небось, потеряли своего командира, который устроил себе пир во время чумы. — Имею право хоть иногда отдыхать в своё удовольствие без оглядки на этот детский сад, — пробормотал Брок Барнсу в губы, но всё же отстранился. В бункер, так в бункер. В бункере кто уже спал, кто сидел смотрел телек, нашлись даже приверженцы очень позднего ужина. Но Баки только махнул рукой, таща Брока в его комнату. Судя по смотрящей телевизор Мэй, комната была пуста, можно было ещё немного потискать Брока, прижать его к себе, забираясь руками под одежду, опуститься на колени и вжаться лицом в пах в желании снова почувствовать вкус тяжёлого, налитого члена. Баки был уверен, что Мэй даст им это время, ведь заметила, какие они оба взбудораженные. — Любишь экстремальный секс? — в губы ему выстонал Брок, оказавшись прижатым к стене с задранной до подбородка футболкой, про то, где были при этом губы Барнса, и говорить не стоило. Любое прикосновение к коже отключало у Брока новый участок мозга, оставляя рабочими лишь те, что отвечали за удовольствие. Он льнул к Барнсу, сам стянул с него ту дурацкую футболку, отшвырнул куда-то в угол и обеими руками вцепился с ремень. — Чёрт, да расстёгивайся ты уже! Убрав руки Брока от ремня, прекращая бесплодные попытки расстегнуть его, сам справился не только с ремнем, но и с молнией, сдернув джинсы вместе с трусами почти до колен, и сладко застонал, лизнув головку вожделенного члена. — С ума сойти, какой ты, — пробормотал Баки, обхватывая головку губами, а руками сжимая задницу. Он с ума сходил от Брока, хотел его, и ему было плевать на всех, кто мог войти, выметутся быстро. Тяжело дыша, Баки наслаждался членом Брока, все сильнее сжимая его задницу, разводя половинки, трогая живым пальцем туго сжатый вход. — Блядь, детка, — взвыл Брок, вывернулся из хватки и тут же оказался на постели на четвереньках задницей кверху. — Либо ты меня сейчас трахнешь, либо я себя трахну тобой и в особо жёсткой форме. Совершенно по-блядски вильнув бёдрами, Брок глянул из-за плеча. И наплевать, как это выглядело со стороны. Наплевать, что и кто потом о нём подумает. Брок хотел Барнса в этот раз в сознании, даже лёгкий шум в голове от вина как-то поулёгся. Хотел прочувствовать этого идеального мужика на полную, на все чёртовы восемь дюймов. Баки застыл на мгновение, но потом подошёл к Броку, погладил офигенную задницу и полез за припасенными резинками и смазкой. — Я готовился, — сказал Баки, вылив на задницу Брока немного смазки и мягко надавил на сжатый сфинктер, проникая пока только одним пальцем, поглаживая нежные стенки. Он помнил, как первый раз ласкал Брока, как наслаждался возможностью и боялся, что Брок сейчас придет в себя и выгонит его к чертям собачьим. Сейчас все было именно между ними. И это желание искрило, трещало, готово было взорваться, но Баки все равно медленно, преступно медленно растягивал Брока, не спеша даже второй палец добавлять. — Хочу, чтобы ты умолял меня, — шепнул ему Баки, склонившись и лизнув ухо. Брока словно током дёрнуло, протянуло вдоль позвоночника так, что он лишь заскулил, сжавшись на пальцах Барнса. Сколько у него не было такого вот секса, когда всё на грани? Все последние партнёры так, для здоровья и потому что мальчики уж очень напоминали хоть чем-то самого недоступного. Самым забавным было то, что тело помнило Барнса. У Брока совершенно вымело из головы ту ночь, а тело отзывалось так, словно привыкло уже именно к этим прикосновениям, движениям, ласкам, готовое теперь отзываться и реагировать только на них. Ещё пикантности добавляла сама обстановка. Ни тебе широченной удобной кровати спальни Брока, ни мотельных ярких простыней, ни уединения, только тесная комнатка в подземном бомбоубежище, да прислушивающиеся из гостиной бойцы, а мало ли командира не ебут, а убивают. — Еби! — длинно заскулил Брок, снова плотно сжав в себе пальцы Барнса. — Потерпи, — хитро улыбнулся Баки, хотя знал, что Брок его не видит. Он расстегнул свои штаны, выпуская на волю жаждущий ласки член, наклонился, навис над Броком, чтобы головка коснулась его растянутой дырки, и принялся выцеловывать каждый позвонок, медленно спускаясь все равно ниже и ниже. Он жарко дышал с каждым поцелуем, чувствуя, как по телу Брока прокатывает дрожь. — Я сдохну сейчас! — рявкнул Брок, дёрнулся, попытавшись скинуть Барнса, но не тут-то было, тот крепко держал. — Не сдохнешь, — ласково сказал Баки. Брока хотелось, очень хотелось взять и отодрать так, чтобы сиделось потом с воспоминаниями об этой ночи, но Баки не спешил. Дойдя до копчика, он спустился ещё ниже, лизнув растянутые мышцы сфинктера. Ему понравилось (смазка была безвкусная), и он лизнул вновь, чувствуя Брока руками, губами, всем собой. Как тот хочет, но никак не может получить. Баки даже хлопнул его по рукам, когда Брок попробовал себе подрочить, сжав его член у основания, чтобы не кончил раньше времени. А Броку осталось только выть в подушку, мотать головой и толкаться задницей на пальцы, чертов юркий язык в надежде или продлить эту сладкую муку, или наконец же получить что-то большее. — Ба-аки! — взмолился он, чувствуя, что ещё немного и он точно сдохнет, кончится от попадания спермы сразу в мозг. Сжалившись, да и сам уже с ума сходя от желания, Баки, позабыв про резинки, практически ворвался в Брока, длинно со стоном выдыхая, давая возможность обоим привыкнуть, не кончить сразу, только войдя. Как же было хорошо, и не только сунуть член в охуенного мужика, а прочувствовать его всем собой, понять — твое. Никуда не денется, можно гладить, целовать, ласкать и ластиться, и трахать, трахать, трахать! Ухватив Брока за бедра, Баки двинулся на пробу, чувствуя: сейчас-то крышу ему и сорвёт. А тот отозвался со всем пылом. Громко выдохнув, Брок оперся на руки, чуть сместившись, и двинул бёдрами, насаживаясь, наконец ощущая Барнса в себе, частью себя, неотъемлемой, неразделимой, самой важной. Тело вибрировало, настраивало что-то внутри под идеальную гармонию слияния. Член Барнса, огромный, твёрдый, растягивал под себя тонкие эластичные стенки нутра Брока, распирал на грани возможного, но было так хорошо, так охуенно чувственно, сильно, сладко до поджимающихся на ногах пальцев, что на легкий дискомфорт было наплевать. Ритм был просто бешеный. Баки вбивался в Брока с каким-то остервенением, словно этот раз был последний, словно мир рухнет после их траха. Дыхание тяжело рвалось из груди, пот струился тонкой струйкой по виску, волосы растрепались так, что лезли в глаза, в нос, приоткрытый рот, но все это не мешало Баки. Он был с Броком, он был с любимым мужиком, который, словно спелое яблоко, свалился ему в объятия. — Сожми… Сожми меня, — простонал Баки, ухватил Брока поперек груди живой рукой, заставляя подняться на колени. Он хотел чувствовать его ещё полнее. Брок застонал. Он едва-едва удерживался в сознании, готовый сорваться в чувственную бездну, раствориться в ней, навсегда потеряв самого себя, став частью Барнса. Тело пело натянутой звонкой струной, отзываясь на каждое движение, вибрировало в такт, поймав единый ритм сердцебиений, дыхания. Брока выломало, выкрутило страшно, что он смог только захрипеть мелко, трепеща и лихорадочно сжимаясь на члене Барнса. Почувствовав дрожь во всем теле Брока, Баки понял, что больше не может удерживаться на грани, не может сохранять хоть относительную ясность рассудка, когда человек в твоих руках сейчас рухнет в наслаждение. Баки хотел рухнуть вместе. Он повалился на Брока, заставляя того распластаться на кровати, прижал его всем собой, загоняя член глубже, ещё глубже, мелко двигаясь, прицельно долбя простату. Ещё пара секунд — и он готов был кончить. Если бы в его лексиконе были слова любви, Брок бы кричал их в голос, зажатый, распластанный между постелью и Барнсом, размазанный, разобранный на составные части удовольствием. Он не чувствовал ни рук, ни ног, только сладкий и немного страшный момент падения. Когда контроля больше нет, и ты летишь вниз, чтобы разбиться о камни и тут же быть подхваченным ласковыми сильными руками. — Охуеть, — просипел Брок и выдохнул, поддавшись порыву, — люблю тебя. Баки простонал что-то нечленораздельное, он потерялся в ощущениях, его выжало насухо и снова захлестнуло волной удовольствия, острого, жалящего прямо в цель. Он лежал, придавив Брока собой, целовал его в шею и плыл, плыл, плыл по волнам удовольствия. — И я тебя люблю, — шепнул Баки, а потом, скатившись с Брока, улёгся на спину, а его затянул на себя. Им нужно было окончательно раздеться, сходить в душ, а потом можно было устроиться в кроватке и уснуть, обнимая друг друга. Именно так. — Охуеть, — снова повторился Брок, коснулся губами ключиц Барнса. — Давай вот так полежим немного? Хоть чуть-чуть? Он слышал, как под ухом колотилось сердце Барнса, потихоньку успокаиваясь, чувствовал, как поднимается и опускается грудная клетка, ощущал тепло гладкой, немного бархатистой кожи. И на сердце так тепло сделалось, хорошо, правильно, словно Барнс и правда был тем единственным, долгожданным. Эти дурные, сопливые на первый взгляд мысли, что-то сдвинули в душе. Брок прижался к Барнсу сильнее. Он не хотел его терять, страшно не хотел, не хотел даже мизерной возможности допускать, что тот погибнет, не переживет эту неделю. И если для этого придётся пожертвовать собой, Брок без раздумий приставит пистолет к виску и нажмёт на спусковой крючок. — Давай, — согласился Баки. Ему сейчас никуда не хотелось идти, не хотелось даже просто стащить джинсы, а просто вот так лежать с Броком, чувствуя друг друга остро-остро, каждой клеточкой своего тела. Обняв Брока, Баки гладил его по спине, окончательно сняв с него футболку, чувствовал пару шрамов, но не обращал на них внимания, такие могли быть у любого бойца. — В следующий раз я выбираю место ужина, — шепнул Баки, а потом вытащил кое-как из-под них одеяло и накрыл, теперь заходить мог кто угодно. — Но мясо было вкусным. Брок угукнул, потерся носом о грудь Барнса. Он согласен был жрать что угодно, хоть свиные уши, которые терпеть не мог, лишь бы Барнс сидел рядом, улыбался, как этим вечером, а потом так же жадно целовал, шарил руками по телу. Да и про любовь Брок тоже слышал прекрасно. — Надо Мэй позвать, а то спать на диване завалится, — вздохнул Брок, скатился с Барнса, предварительно чмокнув его в губы, впрыгнул в мягкие домашние штаны. Вздохнув, Баки отпустил Брока и сам переоделся в домашнее. Да, Мэй надо было позвать, или уже принести, вдруг уснула. Баки не особо нравилось сидеть взаперти, да ещё и в бункере, он в разных бункерах пожил достаточно, чтобы не гореть желанием тусить даже в таком комфортабельном. И если завтра с опасностью, которая грозит Мэй, они справятся быстро, Баки потащит Брока гулять, и неважно, куда. Куда-нибудь. Сводит в одно русское кафе, в котором отменный борщ, шикарное мясо, запечённое в горшочках, и рыбные расстегаи. — Давай я за Мэй схожу, — предложил Баки, — и чего-нибудь с кухни утащу. С этим суперсолдатством постоянно жрать охота, хотя я могу неделю не жрать, и ничего мне не будет. Баки было хорошо, немного странно: Брок сказал, что любит его, но пока ещё Баки не до конца это прочувствовал, а потому притянул Брока к себе и поцеловал страстно и горячо, так, что и захочешь — не будешь вырываться. Облапив Барнса, Брок и не думал вырываться, так и застыл с ним в дверях, тепло улыбаясь. — Давай я за Мэй, а ты на кухню, — предложил он. — Встретимся уже здесь в кровати. Кино на ноуте какое-нибудь врубим. Смертельная опасность, утомительное ожидание пиздеца превратились в какой-то чуть кривоватый медовый месяц, да и Брок, на деле, и не был особо против такого развития событий. — Ок. Ты за Мэй, а я на кухню, — согласился Баки, надеясь найти из еды что-нибудь сладкое. — Все, потопали. С трудом разомкнув объятия, Баки вместе с Броком наконец-то вышли из их комнаты и пошли каждый за своим. На кухне Баки обнаружил остатки картофельного салата, как раз им с Броком поесть, пару стейков, которые тоже решил забрать, свежие овощи и половину черничного пирога, который, видать, купили, пока они с Броком прохлаждались. Ещё Баки нагло сцапал шоколадку, оставив на холодильнике записку, что по поводу шоколада обращаться к нему, Баки Барнсу, в надежде, что ругаться за такую мелочь с ним не станут, побоятся. Баки нашел поднос, не представляя, откуда он мог тут вообще появиться, и потащил весь найденный харч в комнату. — Крошка, — Брок присел рядом с диваном, коснулся ладони задремавшей Мэй. — Пойдём в комнату. Она переползла к нему на руки, обняла за шею, сонно ткнувшись тёплым носом в шею. Вот как можно считать их всех тупыми боевыми единицами? Как можно бросать на произвол судьбы за стенами базы этих щенят? Даже Таузиг иногда срывался, садился рядом с Броком, касаясь плечом плеча и выговаривался, жаловался и на мать, и на девушек, на то, как уставал иногда. А Брок слушал, перебирая пистолет, а потом, когда Джон замолкал, хватал его за загривок, прижимал к своей груди и они так сидели ещё минут двадцать, пока не расходились, каждый по своим делам. В комнате Брок уложил Мэй на раскладушку, укрыл пледом, а сам забрался к Барнсу. — Что принёс? — Все, что нашел, — тихо, чтобы не разбудить Мэй, отозвался Барнс, показывая на поднос, который стоял посреди кровати. — И записку оставил, что это я, гад, шоколадку забрал, но, думаю, никто ко мне не придет выяснять отношения. Лишних тарелок Баки не брал, взял только вилки и один нож на двоих. — Я тебя очень люблю, но жрать хочу больше, так что давай сейчас еда, а потом все остальное, — предложил Баки. С Броком его радовало все, даже просто жевать в молчании было здорово, просто чувствуя его рядом. — Насчёт шоколадки — это Глазго. Опять протащил в рюкзаке, — вздохнул Брок, цапнув вилку. — Засранец. Толстеет от одного взгляда на сладкое — и всё туда же. Вот что с ним делать? Сейчас с Барнсом было просто и легко, говорилось просто, словно отпустило внутри какую-то важную пружину, удерживающую стену от чужих, тех, кого нельзя было подпускать слишком близко, открываться. — А давай я его по полосе препятствий прогоню пару раз в своем темпе? — тихо усмехнулся Баки. С Броком было спокойно и приятно, словно они были знакомы очень давно, но просто какое-то время не виделись, а сейчас опять встретились и, рассказав, где и как их носило, теперь просто наслаждались обществом друг друга. Треская картофельный салат, Баки так же кормил им и Брока, чтобы тот не утруждался донесением вилки до рта. Баки очень нравилась эта почти домашняя обстановка, в которой они сейчас были. — Погоняй, — согласился Брок, запустил на ноуте какой-то фантастический фильм из папки Таузига, откинулся на подушки, как римский патриций, позволяя за собой так вот ненавязчиво ухаживать. Вот чего они столько времени оба ходили вокруг да около? Оба взрослые серьезные мужики, а, словно малолетки, не могли подойти к предмету воздыхания? Боялись отказа? Возможно. А может, просто тешили себя мыслями о том, что если не спрашивать, то всё ещё возможно? Ответов Брок не знал, если честно. Баки поглядывал фильм, не особо понимая смысла, хотя там шло довольно бодрое рубилово, и кормил Брока даже больше, чем ел сам. В какой-то момент Баки понял, что обычная еда для него обуза, он просто устал есть одно и то же со Стивом, который хоть и был суперсолдат, а в еде был не привередлив, и начал ходить по кабакам, ресторанам, когда удавалось, полюбил домашнюю еду, к которой имел редкий доступ, и сейчас был по-своему счастлив, уплетая домашний салат после офигенного стейкхауса. Но больше ему нравилось кормить Брока. Баки вообще нравилось с Броком все, что можно делать вместе. Трахаться, жрать, убивать — все. И вот теперь они вместе смотрели фильм, и это было ново, неожиданно приятно. Надо будет только сказать, что он любит сентиментальные мелодрамы и старые комедии, а не то, где больше сделано на компьютере. Так и уснули в обнимку, лишь составили поднос с грязной посудой на пол.