Путь тигра

Всё, что может пойти не так, пойдет не так. Закон Мёрфи.

Джебом заваливает эту проклятую аттестацию трижды. Первый раз он себе это спускает, потому что Джинён тоже не сдаёт, и они вместе с ещё парочкой таких же неудачников отбывают наказание, нарезая круги на полигоне под едкие комментарии Тэкёна. Как связана физподготовка, которую они оба, кстати, в тот раз сдают, и семь теоретических дисциплин, которые не сдаёт Джебом, не совсем понятно. Они с Джинёном и Хёну сначала пытаются выяснить это не в совсем вежливой и учтивой манере, но потом, получив еще парочку штрафных кругов и дополнительные занятия по боевым искусствам, уныло затыкаются и обещают сдать на следующий год. Второй раз он худо-бедно сдаёт английский и историю Кореи, едва набирает проходной балл по Политологии, Мировой экономике и Основам оружейного бизнеса, но снова срезается на Китайском и Мировой Социолектике (1). Причём на Социолектике не просто проваливается, а с жутким позором, последующим выговором и с отстранением от аттестации. Ему до сих пор кажется, что они тогда перегнули палку, потому что всё, что он сделал — перепутал парочку жестов, послав учителя самоудовлетворяться вместо того, чтобы передать информацию о расположении складов с оружием в Шанхае. В третий раз он до экзамена даже не доходит, потому что роняет все свои документы в щель лифта, чем вызывает у Джинёна самую настоящую истерику. Тот ржёт так, что его Джекс, прижав уши к голове, взвизгивает и прячется в коробочку Дождя. Джинён, сквозь смех, говорит, что это ничего, потому что малышка Джихё из женского корпуса провалилась уже в седьмой раз. А Хёну — в четвёртый. Сам Джинён, к слову, тоже не сдаёт. Утверждает, что из чистой солидарности. Мол — вместе и в горе, и в радости, и чтобы обязательно сдать в один день. Джебома мало успокаивают чужие провалы. Потому что Джихё и Хёну — единственные носители пламени Неба сейчас у них в Семье, единственные кандидаты на место Босса, и над ними двумя трясутся, как над вазами династии Мин. Даже если Джихё и совсем ребёнок, а Хёну — глуповат, они всё равно находятся в более выигрышном положении, чем они с Джинёном. Хранителей Неба по всему миру можно по пальцам пересчитать, и уж они-то гарантированно получат высокие должности в Семье, даже если им не удастся найти для них истинных Хранителей. А вот таким, как они с Джинёном, нужно постараться, чтобы получить путёвку в жизнь. Хотя, на данном этапе, им нужно постараться даже для того, чтобы их просто выпустили с Базы. После того, как Тэкён с Джинёном-недоучкой практически проваливают миссию по поиску и вербовке, директор Пак запрещает использовать студентов, не прошедших аттестацию. Поэтому каждые полгода они раз за разом заполняют кучу скучных бумажек и проводят одну из самых нервных недель в своей жизни, пытаясь получить возможность шагнуть на ступень выше. За то время, что Джебом находится под крылом «ДжиВайПи», он проходит все стадии принятия неизбежного. Сначала он не может поверить в то, что это всё может происходить на самом деле: Пламя, носороги и львы, которые умещаются в коробочку пять на пять сантиметров, оружие, стреляющее пулями, которые не убивают, а заставляют делать странное. Он отрицает свою причастность к этому бреду и даже пытается два раза сбежать. После второй неудачной попытки Тэкён, подлечивающий его разбитую коленку своим Солнцем, говорит, хмуро сведя брови к переносице, что его родители передавали ему “привет” и просили хорошо учиться. Возможно, тот не имеет в виду ничего такого, а действительно просто передает весточку из дома, но перепуганный насмерть Джебом понимает это как прямую угрозу. И попытки сбежать оставляет. До лучших времён. Потом он злится. Постоянно. Его гнев обретает форму фиолетового пламени, разрушающего раз за разом всё вокруг и его собственное тело. Он разносит столовую, когда третий день подряд ему на обед наливают томатный сок, разносит половину своей комнаты, когда во сне его снова преследует удушливая вонь герани и крови, разносит тот самый Хёндай Тэкёна, когда тот увозит его из дома родителей, куда его отпускают иногда на выходные. Джебом надеется, что если он будет вести себя как неуправляемый придурок, то его исключат, может даже выкачают это ему ненужное чёртово Пламя и сдадут полиции за двойное убийство. Потому что к тому времени он уже не видит особой разницы между тюремным заключением и заключением на Базе. Но столовую восстанавливают меньше, чем за неделю, из отдельной комнаты он вместе с кошкой, которую назвал Норой, переезжает к Джинёну с его псиной Дождя, а Тэкён, невозмутимо глядя на покореженные дымящиеся останки своей машины, вызывает такси до Базы. Ему больше никогда не предлагают ничего с помидорами, он начинает нормально спать под присмотром Джинёна с успокаивающим Пламенем, а Тэкёну выдают новую машину вместо испорченной. Сверкающий на солнце жёлтый спорткар от Киа ездит быстрее и тише синего старого Хёндая, так что хён снисходительно прощает ему свои попорченные нервные клетки. Но визиты к родителям в момент становятся недоступной более роскошью. Джебом терпеливо ждёт, когда закончится срок его наказания, и он сможет увидеть родителей, но наказание не заканчивается ни через неделю, ни через месяц, ни через полгода. Он тихонько плачет в подушку, обнимая кошку, а Джинён, не способный вынести его нытья, остаётся ночевать у своего ненаглядного Хёну-хёна, оставляя Джекса его сторожить. На это всё Джебом тратит чуть меньше года. Наверное, потратил бы больше, но одним субботним утром понимает, что за всё это время не сдвинулся с мёртвой точки ни на йоту. Он по-прежнему не понимает, что здесь происходит, не понимает, что есть Пламя, не понимает, чем на самом деле занимается эта организация, и какая роль уготована ему. И, стиснув зубы, идёт к Тэкёну. Торговаться. Джебом, высокомерно вздёрнув подбородок, говорит, что будет делать все эти странные вещи, которые они его просят делать, начнёт опять учиться и прекратит попытки сбежать. Но за это они позволят ему ездить к родителям каждые выходные. Хён фырчит и говорит, что раза в месяц с него хватит, Джебом упирается бараном, выторговывая хотя бы одно свидание в две недели и все семейные праздники, иначе, обещает он, вскроется в душе от тоски. Тэкён прищуривается, как кажется Джебому, довольно, и кивает, обещая что-нибудь придумать. Прежде чем ему удаётся снова увидеть маму, Джебома неделю держат в корпусе Второго Дивизона, занимающегося разработками. В помещении, похожем одновременно на медпункт, оружейную и мастерскую сумасшедшего гения, его обвешивают датчиками и что-то там анализируют. В итоге он забирает оттуда ворох бумажек с графиками и новую заглушку вместо расплавленной старой, сделанную специально для него. По замыслу, она должна гасить Пламя до безопасного для него и окружающих уровня. Там же он узнаёт, что у них с Джинёном сочетаемость около 94% и что это “просто фантастика и огромная удача”. Джебом становится шелковым: он наверстывает всю школьную программу, делает успехи на полигоне, ездит регулярно к родителям и получает подходящее ему кольцо Облака низкого ранга, чтобы приступить к следующему этапу тренировок вместе с Джинёном. И тут начинаются проблемы. Начало тренировок приходится на период, когда телу Джебома приходит время быстро неравномерно расти. Вместе с телом также неравномерно и неуправляемо растёт сила его Пламени. Он “вырастает” из глушилок и колец также быстро, как и его ноги вырастают из прошлогодних ботинок. Кольцо Облака, к которому Джебом никак не может привыкнуть, рассыпается у него на первом же занятии, когда он учится его “зажигать”. Рассыпается оно, парочка валунов рядом и книга издевающегося над его неудачными попытками Джинёна. Так они узнают, что глушилки в виде браслета бесполезны, потому что он их всё равно теряет, радиус поражения его Пламени Облака сейчас около пяти метров, а у Джинёна очень приличный фальцет. Джебом даётся продырявить ухо еще в двух местах, забирает у Тэкёна кольцо рангом повыше и покупает Джинёну новый томик Осамы Дадзая вместо убитого. Потом некрасивое кольцо ранга «D» сменяется тяжелой печаткой ранга «С», а следом и тонким изящным ободком с буквой «B» на внутренней стороне. К тому времени на ушах Джебома не остаётся живого места, а в его растущем теле — сил терпеть это всё. Все дни становятся похожи друг на друга: школьные уроки, тренировки по боевым искусствам, дополнительные профильные занятия, типа этой идиотской Социолектики, и тренировки на полигоне с Джинёном и Хёну, во время которых они пытаются слепить из себя высокоэффективное боевое трио под руководством кого-нибудь из Независимого Отряда Урегулирования Внешних Конфликтов. Больше всего Джебому нравятся эти тренировки с Тэкёном, потому что тот залечивает все их ссадины и ушибы прямо на месте, а меньше — с Чунхо, который каждый раз наполняет полигон своими иллюзиями, доводящими до полуобморока и жуткой чесотки. Он старается до кровоточащего носа, готовясь ко второй аттестации, а когда так по-идиотски на ней проваливается, впадает в уныние. Потому что к этому моменту Джебом уже знает всю систему кластеров и внутренней иерархии Семьи, знает, чем ему предстоит заниматься, и понимает, в какое дерьмо он вляпался на самом деле. Но больше всего его подкашивает внезапное осознание, что он, в целом, больше не против. Ему, наверное, даже нравится это всё: их бои, треск опасного Пламени и причудливые коробочки, содержащие в себе целые арсеналы, нравится чувствовать своё превосходство, нравится власть, которую он может получить. Он становится сам себе противен за один вечер. Апатия делает его больным и даже плаксивым. Джебом пропускает уроки, забивает на тренировки и в третий раз за месяц отказывается от встречи с родителями, потому что ему перед ними стыдно. В его голове начинает навязчиво мелькать мысль, что нужно было дать себя тогда убить, чем позволить сделать из себя профессионального убийцу и торговца смертью. Джинён говорит, что у него, Джебома, депрессия и затянувшийся переходный возраст, и советует сходить к психологу. Джебом говорит, чтобы тот шёл к чёртовой матери со своими советами и, в итоге, они дерутся, развалив в процессе всю мебель в комнате. Вместе с мебелью разваливается его последнее кольцо. И у него, наконец, появляется официальная причина никуда не ходить и ничего не делать. А у Джинёна — перебраться к Хёну совсем. Тэкён приходит к нему где-то через месяц. Измученный, сонный и потускневший он опускается прямо на пол около его кровати, долго тискает Нору, а потом еще дольше тискает щеки Джебома. Он говорит ему, что всё не так плохо, как выглядит на первый взгляд, и выглядит очень даже неплохо — на второй. А если конкретно ему что-то не нравится, то почему бы не попытаться разрушить эту пирамиду с самого низа и построить всё заново. Или не строить вовсе. Ты же, в конце концов, говорит он, неуправляемое независимое Облако. Тэкён уходит, а Джебом не спит ночь. Он не совсем понимает, что тот имеет в виду, но цепляется за эту мысль и думает её до самого утра, перебирает все плюсы, все минусы, оценивает риски и перспективы. И к рассвету он принимает решение попробовать избежать неизбежного и выбрать наименьшее из зол. И вот теперь Джебом сидит на последнем экзамене этой грёбанной аттестации и чувствует, как безнадежно заваливает его. Это, считает он, нечестно и очень обидно. Потому что в этот раз он даже наскребает проходные баллы на экзамене по Севернокитайскому, а Арго(2) сдаёт лучше всех в этом году. А теперь так глупо сливается на Внутренних Структурах, на которых ему, вообще-то, заваливаться совсем неприлично, раз уж он решил связать свою дальнейшую деятельность с Конкурентной разведкой. Джебом смотрит на свои бланки с ответами и грызёт нервно ручку, ручка хрустит под его зубами, и листы заливают потёкшие чернила. Во рту горько, все пальцы перемазаны синим, а Джинён через два стола от него звонко прикладывает ладонь ко лбу. Пухлощекая Джихё очаровательно улыбается со своего места, передаёт сначала розовую упаковку влажных салфеток, а потом отдаёт свою девчачью ручку с огромной пластиковой конфетой на колпачке. Джебом забирает её нерешительно, потому что Джихё, кажется, нечем будет писать, но та, невинно хлопая ресницами, шумно отодвигает свой стул, комкает бланки и уходит из аудитории. Джебом начинает думать, что ей просто нравится сдавать экзамены, потому что это помогает хоть как-то убить время, пока Организация подбирает ей Хранителей. Потому что он видел эту крошку в деле: она хороша во всём, за что бы ни бралась. Экзаменатор провожаёт её безразличным взглядом и спрашивает: — Тоже пойдешь или?.. — Я заполню заново, — упрямо отвечает Джебом и берёт новые листы. Он оттирает руки от чернил, трёт лицо ладонями, надеясь взбодриться, и пытается сосредоточиться. Джебом быстро расправляется с организацией Коза Ностры, итальянской мафии и Ганпхэ, немного зависает над вопросами, связанными с Якудза и Ворами в законе, и безнадёжно путается в структуре китайских Триад. Но эта часть опросника его не особо заботит, потому что ошибиться в ней не так страшно как запороть часть с организацией родной Халлю. И, кажется, это то, что он собирается сделать сейчас. Как последний лох. Джебом движется от одного пункта к другому аккуратно, словно шагает по минному полю, долго думает, прежде чем поставить кривую галочку. Сложность экзамена в том, что ответы к нему невозможно просто зазубрить. Потому что каждый день эти ответы меняются. Но кое-что, конечно, остаётся неизменным. Например, он не задерживается на вопросах, связанных с “тремя китами” Халлю и со сферами их влияния на территории Кореи. Потому что после последнего дележа территории четыре года назад, особо ничего не двигается. «ЭсЭм» по прежнему держит весь местный игорный бизнес под прикрытием строительства отелей, «ВайДжи» — главные по “девочкам” и по самым популярным ночным клубам, а они, «ДжиВайПи», продолжают успешно вести теневой оружейный бизнес и открытую охранную деятельность. А вот потом начинаются сложности, заставляющие его потеть. Единой общенациональной преступной организации нет нигде в мире. Даже в Италии, помимо сицилийской мафии, есть преступные организации несколько меньшего масштаба – неаполитанская каморра и калабрийская ндрангета, например, которые выступают то партнерами, то соперниками сицилийских мафиози. И корейская организационная преступность не исключение из правил, хотя очень хотелось бы. Последний раз, когда он просматривал сводки, Халлю являлась конфедерацией шестидесяти двух Семей. Это было две недели назад. Две чёртовых недели. За это время кто-то кого-то мог поглотить или кто-то от кого-то мог отделиться и отправиться в свободное плавание. Но он так трясся перед экзаменом по китайскому, что совсем забыл про эту мелочь. Джебом грызёт пластиковую конфету на колпачке и отчаянно вчитывается в длинный список Семей, из которых он должен выбрать только те, которые сейчас имеют хоть какое-то влияние на территории страны и входят в союз. Спустя сорок минут ему удаётся с горем пополам вспомнить пятьдесят девять. Спустя еще минут двадцать он начинает уговаривать себя, что это не он не видит тут больше знакомых названий, а их просто больше не существует. Так бывает. А еще спустя полчаса за ним, Хёну и Джинёном приходит крикливый Небесный Павлин директора Пака. И Джебому ничего не остаётся, как сдать бланк с ответами и верить в лучшее. *** Всё идёт через задницу с самого начала. В аэропорту Гонконга вместо обещанного солнца их встречает ледяной ливень, и суеверный Джебом считает это знаком свыше. Потом их мурыжат полчаса таможенники, отказываясь пускать в страну, они что-то быстро говорят им на кантонском, и Джебом понимает, что нихрена не понимает зачем потратил столько времени и сил на севернокитайский. Джинён с каменным лицом как попугай, повторяет коряво по-английски, что они школьники, приехали на каникулы в Диснейленд и вернутся на родину послезавтра. Таможенник со смешной бородкой в конце концов говорит “окей” и проставляет им штампы, а Джебом, задолбавшийся терпеть, несётся в туалет, теряя по дороге талон на получение багажа и чувство собственного достоинства. И уже там, в туалете, происходит то, что должно было сразу же побудить его обменять билеты и лететь обратно. — Ты сделал что? — Джинён смотрит на него круглыми не верящими глазами. — Я утопил своё новое кольцо в унитазе. — Ты что, издеваешься? — Я не специально, — пристыженно оправдывается Джебом и трёт неловко нос, — оно просто соскользнуло и, ну… — Хён, — Джинён, их умиротворяющий, успокаивающий Дождь, едва не орёт на него на всё здание аэропорта, — ты хоть знаешь сколько это кольцо стоило? Джебом не знает, но догадывается, что блестяшка А-ранга должна была быть недешевым аксессуаром. Новое кольцо взамен лопнувшего старого он получает за пару дней до вылета на их первую совместную миссию. Тэкён приносит его ему прямо на полигон, чтобы Джебом сразу “пристрелялся”. Кольцо “зажигается” с первой попытки, с его помощью он даже вызывает свою Облачную Тигрицу из коробочки и она, ради разнообразия, держит форму, а не разлетается фиолетовым неплотным пламенем через две минуты как обычно, но Джебом всё равно чувствует, что это кольцо не его. Оно широкое, уродливое, болтается на пальце и ужасно нервирует, он делится этим с хёном, но тот только пожимает плечами, мол, жри, что дают, и наказывает беречь их бестолковое Небо. И, в конце концов, он его теряет. В общественном туалете. В первый же день первой в его жизни выездной миссии. Блеск. — И что будем делать? — Джебом смотрит на Джинёна, а Джинён поворачивается к Хёну, который с недавних пор официально является их Небом и большим Боссом. Хёну выглядит отключенным роботом или зависшим компьютером, работающим на базе первых Пентиумов. Он, смуглый большой и сильный, съеживается под их взглядами и, спустя минуту тупого молчания, произносит неуверенно: — Будем придерживаться плана? У нас не боевая миссия, а разведывательная, по идее, нам вообще не нужно оружие. Джинён кивает ему, убирает мешающую чёлку с лица и уходит за их багажом, бубня что-то про безответственность и раздолбайство. Хёну, по сути, прав: их задание включает в себя только поиск недавно засечённого источника мощного Пламени. Программа минимум — найти и собрать данные, программа максимум — завербовать и забрать с собой. Всё. Никаких открытых конфликтов и демонстрации силы на территории условно-дружественного Гонконга. Именно из-за этих условно-дружественных отношений, их организация никогда и не рассматривала новые источники в Гонконге. Потому что соперничать с местными Триадами — рискованно. Они слабее, но их больше. Тем более опасно сейчас, когда они всё еще не оправились после последнего внутреннего конфликта. Они бы так и игнорировали яркое манящее сияние на картах, если бы не разработка их Второго Дивизиона. Новый улучшенный сканер, который им представляет на общем собрании замученный тощий инженер, позволяет значительно сузить поиск Хранителей, потому что работает на основе загруженных данных о Пламени. То есть позволяет находить сразу нужного человека, с которым остальные члены кластера точно смогут войти в резонанс. Им обещают точность совпадения до 97%, что, на самом деле, является практически нереальной цифрой сейчас, когда каждая Семья утаскивает друг у друга из-под носа более-менее сильные источники, не особо заботясь об их взаимодополняемости. Даже их боевая тройка не может похвастаться такой гармонией. Сканер получает должное количество внимания, тощий инженер получает щедрое вознаграждение и отпуск на островах, а их Семья — шанс собрать, наконец, сильное Третье Поколение. Из-за высокой конкуренции внутри страны, директор Пак даёт добро на поиск источников по всему миру, надеясь преуспеть и укрепить свои позиции в Тройке таким образом. Он отсекает все варианты с совпадениями меньше чем на 80% и начинает свою агрессивную кампанию. Будущих коллег привозят из Японии, Канады и даже Австралии, но в Гонконг они так и не суются, хотя там периодически мелькает парочка интересных кандидатов. Всё меняется в одно утро. Кто-то из Второго Дивизиона притаскивает Боссу гору бумажек с графиками и таблицами, где чёрным по белому написано, что было засечено мощное сияние Солнца. Настолько же мощное, как Дождь Джинёна и Облако Джебома. И совпадение колебаний их Пламени составляет рекордные 94%. Единственной ложкой дёгтя становится то, что эта бочка мёда находится в проклятом Гонконге. Но директор Пак всегда был жадным. И поэтому теперь они мокнут под необещанным ливнем в обнимку со своим скудным багажом и поддельными документами. Растерянные и запуганные шумной толпой. К обеду они заселяются в гостиницу недалеко от места, где с завидной регулярностью “сияет” их Солнце. Гостиница находится где-то на окраинах в не самом благополучном районе, и это напрягает. Как обычно бывает, они буквально ничего не знают о нужном им человеке: у них нет ни фото, ни имени, ни даже возраста. Всё, что они имеют — это мини-гаджеты, которые показывают координаты источника, когда тот зажигает Пламя. От них, на самом деле, не ждут, что они его найдут: просто Организация решает, что пора выпускать щенков на охоту, что пришло время учить их брать след. И Джебом отчаянно надеется, что охоты в этот раз не будет, что их источник будет паинькой, и они просто проведут в Гонконге увлекательные выходные. Но он всегда был крайне неудачливым. В тот же день во время позднего обеда устройство деликатно, но настойчиво пищит. Джебом весь покрывается тревожными мурашками и чувствует, как на затылке встают дыбом волоски. Он едва не стонет в голос от разочарования и нежелания двигаться. Точка мигает всего в трёх кварталах, и у них нет ни одного предлога, чтобы игнорировать сигнал. Они долго добираются до места под моросящим дождём, бесконечно плутая по запутанным старым обшарпанным абсолютно мёртвым улочкам. Весь этот район напоминает заброшенное гетто. Времени, как кажется Джебому, проходит чудовищно много, и он едва не молится, чтобы их цель уже скрылась в неизвестном направлении. А еще ему ужасно тревожно. Он постоянно тянется к пальцу, на котором обычно носит кольцо и, не находя его на привычном месте, чувствует себя беззащитным и почти голым. — Мне не по себе, — словно читая его мысли, говорит сипло Хёну и нервно выпускает своего медведя Неба из коробочки. Небольшой гризли в шипованном ошейнике трясёт своей головой и нелепо чихает на весь пустой переулок. Джинён оглядывается на них и, последовав примеру хёна, тоже выпускает Джекса на свободу. — Давайте разделимся, — предлагает он, когда они добираются до странного непонятного перекрёстка, — осмотримся. Не думаю, что тот, кого мы ищем, всё ещё здесь, мы сто лет сюда тащились, но всё равно нужно проверить для успокоения совести. Встречаемся тут же минут через двадцать, не уходите далеко. Джебому думается, что это всё должен говорить Хёну, но тот только послушно кивает и сомнамбулически сворачивает направо, преследуемый грузно топающим едва мерцающим пламенем медведем. Джинён сначала бодро направляется налево, а потом, опомнившись, возвращается. — Ты же без кольца… Блин, — он растерянно чешет затылок, — давай я Джексона оставлю, а то, боюсь, ты точно тут где-нибудь заплутаешь, а он тебя выведет, если что. Джебом, конечно, оскорбляется до глубины души, но от сопровождения не отказывается. Он треплет пса по неестественно прохладному затылку и шагает прямо, аккуратно протискиваясь между близко стоящими домами. Джебом движется по улице абсолютно бессистемно: он сворачивает куда ему вздумается и, по правде, даже не старается кого-то отыскать. Его взгляд раз за разом опускается к наручным часам, нетерпеливо отслеживая, когда можно будет повернуть обратно. На шестнадцатой минуте Джебом с облегчением зовёт пса, чтобы идти к месту встречи. И тут откуда-то из глубины этого вонючего лабиринта раздается удивленный вскрик, и собака, моментально сменив направление, целеустремлённо и бесшумно уносится на звук, оставляя Джебома чёрт пойми где. Потому что он, естественно, теряется. — Эй, Джексон! — кричит он в темноту, стараясь не паниковать раньше времени, — Джексон! Вернись! — а потом добавляет себе под нос, — бессовестная псина, вся в хозяина… — Чего тебе, сопляк? — раздается грубое из темноты. Почему-то, по-английски. Хотя, они же в Гонконге, сам себя одергивает Джебом, почему бы и не по-английски. — Мне от вас ничего не нужно, — отвечает он осторожно, щурясь и утирая мокрый лоб. Дождь все противно моросит, заливая ему глаза. Он надеется, что не звучит слишком уж испуганно, хотя сердце, кажется, готово вырваться из груди. — А зачем тогда звал? — удивлённо спрашивает пацан, вышедший из тени. На вид он не на много старше Джебома, а может даже и младше — не угадаешь. Одет он во всё чёрное, из-за чего его, видимо, и не было заметно до этого. — Я звал собаку, а не… тебя, — отвечает хмуро. — Собаку моего друга зовут Джексон. А я потерялся. Пацан напротив прищуривается: — Ты что тут забыл, мистер Потерялся? У Джебома опять по коже мурашки. Он ежится и машинально делает шаг назад. — Я турист, — и добавляет сипло, — заблудился. — Интересный выбор достопримечательности для осмотра. — Свернул не туда, — пожимает плечами, пытаясь изобразить непринужденность, но, кажется, изображает только нервный тик. — Тут небезопасно, — говорит ему пацан и неожиданно открыто и солнечно ему улыбается. — Идем, я тебя выведу. Он протягивает ему широкую крепкую ладонь, и Джебом почти что готов ему довериться, как слышит крик. Панический крик Джинёна. Джинёна, который никогда не паникует без причины. — Джинён… — отрывисто произносит он и срывается с места, сломя голову. Потому что псина бы не бросила его, Джебома, если бы хозяину ничего не угрожало. — Стой, придурок, куда ты, — Джебом слышит за собой топот, он несётся, не разбирая дороги, собирая все лужи на пути, его кеды моментально промокают, но он не чувствует этого, как и горящих лёгких. Он вылетает из-за очередного поворота, и тут же его за капюшон толстовки втаскивают обратно за угол и накрывают рот рукой. — Тихо, — слышит он хриплый шёпот, — не дёргайся. В странном дворе-колодце в окружении толпы каких-то бритых татуированных мужиков стоят Джинён с Хёну. Рядом с ними Джебом не видит животных, и, с одной стороны, это хорошо, потому что они не палятся, а с другой — плохо, потому что в случае чего нечему их защитить. И он очень “удачно” остался без кольца. Идиот. Джебом приглядывается к китайцам повнимательнее и его мозг лихорадочно анализирует татуировки, словно он на ещё одном экзамене. Рисунки выдают в них членов местных Триад. Джебом готов материться в отчаянии, потому что они влезли ровно туда, куда им наказывали не лезть ни в коем случае. — Мы просто туристы, — снова и снова повторяет Джинён. Он на грани срыва, понимает Джебом. И это ещё одна причина, по которой Джекс им не поможет: чтобы Джинён мог зажечь чистое стабильное Пламя, он должен быть спокойным. Он учился этому всю свою жизнь, но тут, в самом эпицентре действия, все равно парализован страхом и паникой. — Почему вы нам не верите? Мы заблудились… Ближайший к Хёну мужик делает резкое движение в сторону, хватает его за широкое запястье, встряхивает и издевательски что-то быстро рычит на этом придурочном кантонском, а потом разворачивается и сильно бьёт кастетом ему по лицу, разбивая в кровь губы. И после этого всё идёт совсем плохо, потому что катализатором стихийного выброса Пламени Хёну всегда был страх боли. А сейчас ему страшно. И больно. Хёну начинает трясти, и из тела неконтролируемо льётся огонь. Ближайший к нему китаец орет, когда вспыхивает край его рубашки и… Джебом отказывается в это верить. Мужик зажигает кольцо на среднем пальце, активирует коробочку и пытается достать до Хёну чем-то острым и опасным, что Джебом не может разобрать из-за мерцания. Джинён словно отмирает, он пинает ближайшего к нему парня в нелепой цветастой футболке под коленку, отбегает от него, и, глубоко вздохнув пару раз, пытается зажечь своё кольцо и вызвать Джекса. Кольцо поддается не сразу, оно слабо сияет голубым светом, и этого не хватает, чтобы коробочка открылась. Джебом вопит в удерживающую его ладонь и кусается. Пацан за его спиной шипит, ойкает и, кажется, тоже выходит из оцепенения. Он отталкивает от себя Джебома, вылетает прямо на середину двора, и вопит отчаянно: — Это же просто дети! Вы что творите?! Вы сказали, что никто не пострадает! — Свали отсюда, ты свою работу сделал, — кричит ему в ответ кто-то из толпы, а потом с размаха влепляет Хёну пощечину, — уймись уже, щенок! Вокруг все пылает. Джебом в ужасе, он не может пошевелиться и вздрагивает каждый раз, когда слышит знакомые вопли. И ничего не может сделать. Он с мясом сдирает с ушей серьги, надеясь, что его хваленое сильное Пламя им поможет, но он не взбешен или раздражен, он просто напуган до трясущихся коленок, и Пламя остаётся глубоко внутри него. Хёну рычит где-то там в эпицентре пожара, размахивает светящимися кулаками, ломая своим противникам кости, и Джебом даже начинает верить, что у них есть шанс сбежать отсюда если не совсем целыми, то хотя бы живыми. Его снова встряхивают за капюшон, как котёнка, и тянут прочь от пожара. — Пусти меня, ну же, пусти, мать твою! — Джебом кричит, пытается вырваться и бьёт куда придётся. Все их уроки по боевым искусствам вылетают из головы, он просто нелепо барахтается и почти ревёт от бессилия. — Не бойся, идём, я тебя выведу отсюда! — его встряхивают ёще раз и продолжают волочить по щербатому мокрому асфальту. Где-то там позади вскрикивает от боли Хёну. Берегите своё бестолковое Небо. — Я должен защищать наше Небо... Пацан резко останавливается, притягивает Джебома к себе за ворот и хрипит прямо в лицо: — Что ты сказал?.. Джебом бьёт его лбом по носу со всей силы, и пока тот слепо воет, разворачивается обратно. Он вбегает в дворик как раз в тот момент, когда Хёну с диким медвежьим рёвом голыми руками прожигает совсем молодому парню в разноцветных татуировках грудную клетку. Парень захлебывается криком и кровью из продырявленных лёгких, и по воздуху разносится ни с чем не сравнимый запах горелой человеческой плоти. Джебома тошнит от этой вони и зрелища. На другой стороне Джинён, видимо, всё-таки успокоившийся, закрывается своим щитом, а вокруг него с лаем носится пёс, вгрызающийся нападающим в ноги. Джинёна теснят к стене, и Джебом, сам не зная, что собирается делать, бежит к нему. Но ему удаётся сделать всего несколько шагов, прежде чем кто-то хватает его за волосы на затылке. — Отойди, — орёт всё тот же пацан. Лицо у него залито запекшейся кровью из носа. Он тяжело дышит, облизывает нервно губы и выглядит так, будто никак не может решиться, а потом отчаянно стонет и начинает судорожно сдирать с себя чёрную футболку. Он встаёт перед ним, заслоняя спиной с изображением огромного желтого дракона. Джебом смотрит на яркий рисунок в отблесках пламени, и в его голове сами собой возникают ненужные в данный момент строчки из учебника. “Привыкшие к скрытному образу жизни, члены Триад до сих пор используют своё арго, тайные рукопожатия, жесты, знаки и татуировки для обозначения званий и должностей в иерархии группировки. Например, дракон обозначает власть и благородство. Также, Жёлтым Драконом отмечают лидера Братства. Действующего или будущего”. Пацан стягивает с широкого запястья красный шнурок браслета, и Джебом видит, как наливаются от желтого Пламени его мышцы, как вздуваются вены на руках, и слышит низкий гортанный крик. И Джебом уверен, что это крик боли. Татуировка на чужой спине загорается по контуру, оживает, отделяется от спины с противным звуком разрывающейся кожи и расправляет жилистые крылья, обращаясь страшной несуществующей тварью. Дракон, сияющий золотой чешуёй, увеличивается в размерах, питаясь Пламенем, а потом с животным рыком проносится над головами, обдавая всех без разбора огнём. Пацан отдаёт какую-то команду, и жгучий огонь сменяется мягким Пламенем Солнца. Оно окутывает Хёну с ног до головы, леча его и подпитывая, давая ему больше силы и времени. Давая им всем надежду выбраться отсюда. Маленький планшет, который всучили Джебому, кажется, в прошлой жизни, бесконечно вибрирует и верещит в кармане, оповещая, что он находится от источника всех их проблем на расстоянии вытянутой руки. И он, этот источник, кажется, собирается спалить тут всё руками их Неба. — Трави его, Юэшен, он сейчас всех здесь положит! — раздаётся совсем рядом. Шум пламени и крики перекрывает оглушительный щелчок, а затем и гул спущенной с тетивы арбалета объятой Пламенем стрелы. Джебом как в замедленной съёмке наблюдает за летящей сияющей красным стрелой, и как она прошивает Хёну насквозь: аккуратно входит ему под мечевидным отростком грудины и, разделившись на четыре наконечника внутри тела, вылетает из спины в четырёх разных местах. Хёну даже не кричит. Его Пламя моментально тухнет, и он падает кровоточащим мешком на землю, конвульсивно подергиваясь. Джинён оборачивается на звук и, заметив неподвижно лежащего в луже собственной крови Хёну, захлёбывается немой истерикой, его Пламя Дождя гаснет, и он остаётся безоружным и открытым. Джебом срывается с места и несётся к нему, надеясь закрыть собой. Порыв этот инстинктивный и нелогичный, но в голове не остаётся ни одной мысли, кроме “спасти-закрыть-забрать-защитить”. На половине пути он чувствует касание чужой горячей ладони, она крепко удерживает его за предплечье, не пуская дальше, Джебом дёргается, старается освободиться, но полуголый закопченный пацан держит его крепко. — Стой-стой-стой, подожди, немного подожди, — произносит речитативом. И только спустя пару минут Джебом понимает, что тот спас ему жизнь. Дракон, уменьшившийся до маневренных размеров, начинает прицельную атаку. Он жжёт остатки разбегающихся людей огнём, рвёт их зубами и острыми когтями. Джинёна на асфальте заливает чужой кровью, он не двигается, и Джебом боится, что тот ранен. Пацан, затолкав Джебома себе за спину, на полусогнутых пробирается к Джинёну и, схватив за ворот залитой кровью рубашки, волочет того по земле до какой-то едва заметной в темноте арки. А когда они остаются в условной безопасности, хлёстко бьёт Джинена по ободранному о щебень и стёкла лицу, пока он не открывает глаза. — Слышишь меня? Кивок. — Я вас вывезу. Понял? Кивок. — Доверьтесь мне. — Ты кто такой?.. — чуть слышно спрашивает, наконец, Джинён. По его лицу текут слёзы, они смешиваются с кровью на разбитом и расцарапанном лице и пачкают его застёганную до горла когда-то белую рубашку. — Он наше Солнце, — глухо произносит Джебом и утыкается лбом в свои разбитые до мяса коленки. — Бежать сможете? — пацан натягивает прожжёную в нескольких местах майку, пряча вернувшегося на своё место дракона, — эй, соберитесь! Целы? Нужно выбираться отсюда… Джебом пытается подняться, но из-за шока ноги его не держат, и он грузно оседает обратно на асфальт. — Они убили его, — глухо произносит Джинён, глядя стеклянными глазами в стену напротив, — убили Хёну. — Подберите сопли! Нужно уходить! Сейчас! Пока они не очухались! Джебом раскачивается из стороны в сторону, он лихорадочно проматывает в голове всё, что произошло, перебирает каждый кадр, каждую фразу. Их ждали, понимает он. Триада знала, что они тут будут сегодня. — Вы сказали, что никто не пострадает! — Свали отсюда, ты свою работу сделал! — “Никто не пострадает”?! — орёт он, и сам не знает как вскакивает на ноги, — “Ты свою работу сделал”, да? Джебома затапливает тупая ярость, он налетает на парня петухом и бьёт его по лицу, неудачно сжатым кулаком. Внутри кисти что-то хрустит, но он никак не может остановиться, продолжая раз за разом наносить удары. — Хён, хватит, он же вытащил нас! — кричит Джинён и пытается его оттащить, — прекрати, ты убьёшь его! — Я не знал. Не знал-не знал-не знал, — хрипит пацан разбитыми губами. Он не пытается дать сдачи или закрыться, продолжая смиренно принимать удары, — они просто сказали придти сюда и зажечь Пламя. Я ничего не знал. — Джебом-хён, отпусти его! — Джинён виснет на нём, хватает за руки, а потом, спохватившись, накрывает его Дождём, — нас предали! Нас предал Второй Дивизион! Он тут ни при чём! Джебом тяжело дышит и успокаивается под действием Пламени. Боль в разбитом кулаке просто невыносимая, и он скулит, прижимая его к груди. — Ты врешь. Твой жёлтый дракон… — он рвано вздыхает и выкрикивает, — хочешь сказать, что Босс не знает, что делает его банда?! — Я не Босс. Не совсем. Это… Это формальность, — шепчет пацан, стирая кровь с лица, — я просто домашняя зверушка для запугивания. Редкий экземпляр... — Вранье! — Я должен был, — в его глазах стоят слёзы, — они обещали, что никто не пострадает. — Хён, послушай меня, — Джинён разворачивает Джебома к себе и обхватывает лицо прохладными ладонями, — я слышал их разговор, перед тем как… Как… — вздыхает, — они должны были обменять нас на оружие, понимаешь? На коробочки высокого класса. Видел арбалет и стрелы? Кивает. — Это последняя разработка Второго Дивизиона. Их даже на рынок еще не выпустили. А мы, хён, — он давится воздухом, — мы… — Мы не торгуем с Гонконгом, — ошарашено заканчивает за него Джебом. — У вас крыса, — пацан шмыгает разбитым носом и сплёвывает кровь под ноги. Рядом с ними, буквально за стеной, раздаётся топот и злое — “Где эти молокососы? Они не должны были далеко уйти”. — Нужно сматываться, я знаю короткую дорогу. Я выведу нас отсюда, и вы сможете улететь. — Мы не можем оставить Хёну здесь, — Джинён утирает снова выступившие слёзы, — надо вернуть его домой. Пацан оборачивается на них и мотает головой: — Нечего возвращать, там всё сгорело. Он грубо хватает Джинёна за руку и утаскивает за собой в сторону едва заметной щели между домами. — Погоди, чёрт, да стой же ты, как тебя там… — Джинён едва поспевает за ним, спотыкаясь о свои же ноги. — Моё имя — Ван Кайе, но друзья зовут меня просто Джексон. *** Джексон выводит их из гетто минут за десять. Он протаскивает их через разбитые окна и выломанные двери, позволяющие срезать путь, безошибочно угадывает повороты и незаметные лазейки. К тому времени, когда они выбегают к дороге, дождь уже заканчивается, а воздух становится тяжелым от испаряющейся влаги. Джебом задыхается, не поспевая за этими двумя, у него болит всё тело, кулак отказывается разжиматься, а разбитые коленки печёт, когда он делает шаг. Но останавливаться нельзя. Джексон угоняет первую попавшуюся машину, разбив стекло и кое-как справившись с искрящимися проводами. Водит он неважно, машина глохнет пару раз, пока они пытаются выехать из города по немного опустевшим улицам, а на поворотах их постоянно заносит. Джебом, в очередной раз приложившись лбом о переднее сиденье, ворчит: — Кто тебя учил водить… — Никто, — отвечает напряженно Джексон, не отвлекаясь от дороги, — мне по закону еще не положено. — Сказал член преступной группировки, — немного истерично произносит Джебом и ойкает, когда они на полной скорости переезжают ограничитель скорости на дороге, и его подкидывает на месте. — Можешь сесть за руль сам, если чем-то недоволен. — Прекратите. Вы, оба, — Джинён нервно пристёгивается, и добавляет сконфужено после паузы, — нам тоже еще не положено. Куда мы вообще едем? У нас ни документов с собой, ни денег. — К отцу. — Ты… Ты что, везёшь нас к Боссу?! — Джебом высовывается между кресел. — Нет, — глухо отвечает Джексон, — я везу вас к своему папе. К воротам большого дома, огороженного высоким забором, они добираются уже глубокой ночью. Джексон бесконечно ведёт их вдоль стены, пока не нащупывает какой-то нужный выступ. Он вставляет туда фигурку феникса со своего красного браслета-шнурка, и с глухим звуком перед ними отъезжает дверь. Они крадутся сквозь огромную территорию, избегая света фонарей, а потом ныряют в приоткрытую дверь чёрного входа, где их встречает обеспокоенный мужчина в светлой пижаме, неуловимо напоминающий самого Джексона. Он бросается к нему и начинает что-то очень быстро говорить, стирая с лица неожиданно разрыдавшегося Джексона слёзы с кровью. Джебом ни слова не понимает, но по интонации предполагает, что Джексон бесконечно извиняется, а мужчина, видимо его отец, успокаивает. — Что происходит? — вслух спрашивает Джинён, переводя взгляд с одного на другого. — Кто это, Кайе? — Мы из «ДжиВайПи», — неуверенно говорит Джебом, сомневаясь, может ли он раскрывать название организации, — ваш сын — наше Солнце. — У вас есть Небо? — торопливо спрашивает мужчина и шагает к ним. Джинён отшатывается, пугаясь, и Джебом слепо ищет его ладонь, а затем ободряюще стискивает холодные пальцы. — Их Небо погибло, — лицо Джексона снова кривится, — из-за меня. Я… Отец, я всё испортил. Мужчина сжимает Джексона в объятиях, гладит его по затылку и шепчет что-то успокаивающее. — Я убил их, отец — Джексон всхлипывает в чужое плечо, — я… — Как ты там оказался? — он встряхивает его за плечи, — тебя там не должно было быть. — Они сказали, что дадут увидеть мне маму, если приду, — Джексон пристыженно отводит взгляд, — я ничего не знал, я не хотел. — Господи, сын… — он прячет лицо в ладонях и активно трёт его, — выжившие есть? Кайе, соберись! Ты оставил свидетелей? Джексон повинно кивает. — Что теперь будет?.. — Ты сейчас же улетишь с ними, слышишь? Я скажу Вонгу, чтобы готовил вертушку, — он поворачивается к ним, — на вашей Базе есть место, чтобы сел гражданский вертолёт? Джебом неуверенно кивает ему: — Можно сесть на полигоне. Наверное. — Монахи (3) и Красные Посохи (4) не сунутся в Корею за тобой, Кайе, и ты будешь в безопасности, но сюда… Сюда ты больше не вернёшься. По крайней мере до тех пор, пока власть снова не сменится. Он молчит немного, смотрит на Джексона, словно пытается насмотреться впрок, стирает с его щек всё текущие слезы и произносит задумчиво: — Там всё сгорело, я прав? Кивают все разом, не сговариваясь. — Я попробую убедить Босса, что ты погиб в огне. Не справился и сгорел. — Но… — начинает несмело Джексон, — но как же… — Даже не смей нам звонить и писать, понял? Не смей, если хочешь жить. Вспомни клятву, которую давал. Тебе будут мстить до тех пор, пока последний выживший сегодня не перестанет дышать. Я сам тебя найду, когда можно будет вернуться. Если, — поправляет он сам себя, — если можно будет вернуться. — А вы?.. — Джинён спрашивает несмело, — полетите с нами? Вы же тоже под прицелом как отец предателя, разве нет? Отец Джексона молча закатывает рукав и подставляет руку под неяркий свет лампы. На сгибе локтя клеймом горят чёрные цифры «438». — Знаете, что это значит? Джебом кивает: — Вы второй после Босса, Советник. — Босс не знает про аферу с оружием, а если узнает — то сам добьёт прохвостов. Я попробую выменять наши жизни на их. — А что будет с мамой? — Джексон всё ревёт, вцепившись в отца обеими руками, — что будет, если они не поверят, что я умер? Она же будет первой... — Я защищу Софию. Улетай сейчас же. Всю дорогу до Базы, все три с лишним часа, Джексон молчаливо плачет, провожая взглядом родное гонконгское кроваво-красное солнце, вышедшее, наконец, из-за горизонта.