destruam et aedificabo

Шаги по разбитому мраморному полу отражаются от стен гулким эхом. Едва ли можно понять, что на улице день, ведь небо затянуто плотным серым полотном, которое едва ли позволит солнцу напомнить о своем существовании вновь. Джорно идет чуть впереди, быстрыми шагами пересекая галерею Умберто, величественное здание в форме креста, когда-то полное жизни. За ним вальяжно вышагивает Дио, отчего величавое здание сотрясается звуками, впервые за множество часов. Разбитый стеклянный купол впускает внутрь свистящий ветер, отчего кажется, что скульптура богини Ники, некогда взирающей на ежедневную суету, растеряла все свои крылья. Ведь она теперь не принадлежит этому миру. Ведь этот мир проиграл. Джорно идет вглубь пассажа, останавливаясь в центральной части креста. Тут — следы кровавой бани, множество трупов людей, что когда-то надеялись выжить, а теперь остались лежать, так и не преданные земле. Да и нужны ли ей они теперь, когда все в округе мертво и лишь ветер бушует, разгоняя сухие листья? Юноша поворачивает налево и сворачивает в одну из арок. Сейчас уже и сказать нельзя, что не так давно там были забитые кафе и популярные магазины, ведь теперь окружение — это голые стены и раскуроченный до самой земли мраморный пол. В глубине комнаты виднеется небольшая насыпь и крест, что наспех соорудили из вешалок и кусков арматур. На могиле нет подписи. Есть только память в голове Джорно и всезнание Дио, что ухмыляется, остановившись в проходе. — И зачем мы сюда пришли? Ты ее даже не знал толком, максимум, перебросился парой слов. Ты же сам знаешь, что она для тебя никто. Юноша молчит, гулко втягивая воздух. Он знает, что его отец, как бы не были жестоки и грубы его слова, прав. Он не знал толком Триш, ведь в свое время он даже и не пытался прорваться сквозь стену, которой она пыталась отгородиться от них всех. Тогда она была для него лишь временной проблемой, которая скоро исчезнет, поэтому постучавшись к ней раз, он больше не пытался вернуться. Но почему же Джорно чувствует, что не может ее оставить, пройти мимо, бросив одну в могиле, выдранной у холодного мрамора? Почему Джорно чувствует, что должен прийти, повидаться и успокоиться, убедившись, что больше никто не потревожит ее сон? Джорно раньше едва ли знал, что такое сочувствие. Ему мало кто сопереживал да и в нем самом скорее скреблось чувство воспаленной справедливости, чем сострадание. Наверное, именно поэтому день, когда он встретил Триш, запомнился лишь тем, что в его сердце не колыхнулось ничего, в то время как глаза Буччеллати потухли, переживая за девушку. По сути, обычное явление, особенно для скупого на эмоции Джованны. Для него Уна имеет ярлык “не столь важно”, по крайней мере, в данный момент. Не столь важно, но в голове Джорно проскальзывает мысль о том, что происходящее с ней отчасти похоже на происходящее с ним. Только чьи-то отцы хотят тебя убить, а чьи-то либо нещадно бьют, либо не появляются в твоей жизни вовсе. Увы, Джорно тогда еще не знал, что последний вариант не самый худший расклад. Лишь однажды им с Триш удалось пересечься и поговорить. Уна обычно не была настроена на разговоры вовсе, предпочитая заниматься своими делами, отвлекаясь только на Буччеллати. Джорно мог ее понять, учитывая, что Бруно с первого взгляда вселяет доверие, чего, увы, не скажешь обо всех остальных. Джорно уже и не вспомнит целиком их разговор. Помнит лишь резко притихший голос, взгляд в сторону моря и печаль, смешанную с надеждой в глазах. “В глубине души, я глупо надеялась, что я нужна ему”, произнесла она в тот день. И к шоку Джорно, эти слова нашли отклик в его душе. Он почувствовал, как жжется в кармане бумажник, с маленькой мятой фотографией светловолосого мужчины, с родинкой в виде звезды на плече. Тогда юноша отчего-то надеялся, что отец когда-нибудь вернется. Сейчас же Джорно жалеет о своих мыслях в те дни. Наверное, отсутствие отца и надежды на то, что когда-нибудь он окажется рядом, будет поддерживающим папой из глупых наивных историй сохраняли в нем какую-то теплоту и надежду, но с каждой посещенной могилой, с каждой проведенной рядом с Дио минутой, он думал, что это не так. Все-таки, довольно тяжело кусать губы и молчать каждый раз, когда мужчина над каждой могилой пытается насмехаться над привязанностью или какой-никакой благодарностью, что засела в юном сердце. — Я бы не сказал, что никто, падре, — как можно более плоско произнес Джованна, даже не смотря в его сторону, — Мы мало друг друга знали, но мы с ней довольно похожи. Юноше не надо было даже поворачиваться, чтобы знать, что лицо Дио не выражает ничего хорошего. Наверняка он сморщился, как ссохшийся апельсин, поднял бровь, всем своим видом показывая отвращение к одной лишь мысли о том, что его собственный сын может быть похож на труп, лежащий всего в нескольких метрах под землей. — И чем же вы похожи, хотел бы я знать. Возрастом? — в его голосе была слышна неприкрытая насмешка, которая, отчего-то, сильнее обычного зацепила Джованну. Но он даже не повернулся, оставшись смотреть в зияющую черную землю. Галерея Умберто — это визитная карточка Неаполя. Каждый приезжающий в город турист в обязательном порядке посещает это место, наравне с Везувием и Помпеями. Резные пилястры и сводчатые арки пассажа, украшенные лепниной, словно сошедшей с барочных фасадов, с самого их создания заставляли замереть, приоткрыв рот, поражаясь чудесам итальянского зодчества. Только сейчас все эти прикрасы померкли, приобретя болезненный, даже почти мертвый, вид. Скрываться на втором этаже было довольно разумной идеей. Из арок открывался хороший обзор на ситуацию да и лестница для мертвецов является сложным препятствием, отчего вероятность быть застигнутым врасплох сводилась к нулю. Тогда им казалось, что небеса подарили им легкий способ выжить, который даже не предусматривает бессонные ночи в ожидании чьего-либо предсмертного крика. Но опасаться лишь мертвых, чей вечный сон нарушен, было глупостью. Живые люди куда более опасны, со всей своей корыстью и бесчестием, чем безмозглые существа, желающие утолить лишь звонкую пустоту их нутра. Но об этом так легко забыть, спасая свое существование, когда из живых вокруг тебя люди, что успели стать семьей. Наверное, оттого-то и выстрел, что сотряс здание, оказался столь шокирующим. Ведь до этого, всего каких-то пять минут назад, в ту сторону ушла Триш, пытаясь разведать обстановку. Конечно, вполне вероятно, что там оказался заблудший зомби и девушка снесла ему голову одним точным выстрелом. Но почему тогда саму ее не слышно? Почему она не выглядывает из-за арки, пытаясь ободрить товарищей? Почему лишь только эхо сейчас их спутник? Все трое оставшихся сорвались с места в одно мгновение. Гул, что они создали, пока бежали, пытаясь выкликать Триш давно должен был заставить девушку подать признаки жизни, будь то предупреждение об опасности или же простое “все в порядке”. Но по коридорам разносился лишь топот их ног. Из арки вышла фигура; на мгновение Джорно облегченно выдохнул, но присмотревшись, напрягся лишь более. Это была не Триш. Это был высокий мужчина с длинными волосами цвета фуксии. Следом за ним семенил юноша, низкий и худощавый, будто подросток, чье лицо выражало лишь благоговение. Лицо же его спутника выражало лишь собственное превосходство над миром, который уже лежит в руинах. Триш же нигде не было. Мужчина даже не обратил внимания на прибежавших, может, специально, а может свет мнимого великолепия застелил его глаза и он едва ли видел дальше, чем край собственного самолюбия. — Стой! — крикнул Буччеллати. Его обычно спокойный голос сломался и Джорно понял: тот панически боится потерять вновь. Мужчина остановился, все так же стоя спиной с Бруно. Лицо его спутника в тот момент исказила гримаса ужаса. — Хочешь узнать почему даже сейчас, Буччеллати? — произнес он предельно спокойно, — Я отвечу. Этот мир когда-нибудь воскреснет. Рано или поздно, но я должен буду оказаться на его вершине вновь. Я просто пытаюсь сбросить балласт заранее, чем ждать и надеяться, что кто-то сделает грязную работу за меня. В галерее воцарилась тишина, которую разобьют лишь стуком подошв. Дьяволо, отец Триш, и его мальчик на побегушках ушли в пустоту, тогда как юноши остались стоять на мостике галереи: Миста и Джорно ждали команды Бруно, чтобы войти в помещение, а Бруно… Буччеллати молчал, смотря в пустоту. И только когда шаги Дьяволо, что раздавались эхом по всей галерее стихли, он позволил себе войти в арку. Юноши последовали прямо за ним. Триш лежала в луже крови, вывернутая в неестественной позе с широко распахнутыми глазами. Губы ее замерли в форме буквы “о”, а брови вздернуты вверх. Удивление застыло на ее лице, став вечным спутником ее миловидного лица. Буччеллати подошел к ее трупу и опустился на колени. Он замер и только плечи его вздымались вверх, будто еще пара мгновений, и он заплачет, роняя крупные слезы на мозаичный пол. Джорно и Миста застыли за его спиной, боясь сделать шаг к нему на встречу. Они боялись сделать лишь только больнее, уличив его в мимолетной слабости, которую стоит позволить каждому. Но глаз Бруно не покинула и слезинка. Он протянул к бездыханному телу свои черные гниющие руки, которые и прятать уже не было смысла. Он закрыл ее изумрудные глаза навсегда и поднял тело, выйдя из арки. Ее похороны прошли под гнетущий аккомпанемент тишины. Хотел бы Джорно рассказать ей сейчас о том, что ее отец, так трепетно желавший взойти на вершину мира, когда тот стряхнет с себя удушающий пепел, сейчас лежит где-то мертвый, похороненный под горой гниющих трупов. Хотел бы он, чтобы Триш было от этого легче. Но ей уже все равно. Какая разница, мертв иль жив тот, на чью любовь ты надеялся всю свою жизнь, а получил лишь пулю в свою грудь. Какая разница, мертв иль жив тот, кто без зазрения совести использует тебя, пытаясь напустить на себя маску сочувствия, что трещит от слоя лжи. Сейчас, обернувшись на их жизнь, Джованне кажется, что в чем-то они уж слишком похожи. И сейчас он агонизирует в той же развязке, что и Триш, для которой она, к счастью, длилась всего лишь мгновение. Он же не заслужил такой участи и идет, с дулом пистолета, что приставлено к его спине. — Нет, не только лишь возрастом, падре. Я бы сказал, что мы вытащили одинаково несчастливый билет при рождении. Дио рассмеялся. Естественно, он понимал, о чем говорит Джорно, но ему было совершенно все равно. Ведь цель оправдывает средства и это не было секретом, ни для мужчины, ни для юноши. — Как скажешь, сын. Но мне нет смысла тебя убивать. Брандо не лгал. Ему было незачем, ведь сейчас он в выигрыше при любых стечениях обстоятельств. Ведь он уже победил. Джорно дотронулся до надгробия, сооруженного из вешалок, и ушел в никуда, звуками шагов разбудив крест галереи Умберто.