***
В это время по террасе над первым этажом особняка Дюкарелей, которая была уставлена кадками с цветами и небольшими деревьями, нетерпеливо расхаживала взад-вперёд Луиза. Она нервно сцепляла руки перед собой, то и дело вглядываясь куда-то вдаль. Неподалёку от неё стоял Лорент Дюкарель; он предпринял пару безуспешных попыток успокоить жену и отчаялся уже уменьшить её тревожность. — Ну где же они? Ты ведь попросил их не отъезжать далеко, — проговорила Луиза, обратив гневный, с нескрываемым упрёком, взгляд на мужа. — Не стоит так волноваться, моя дорогая, — сказал в ответ Лорент, стараясь придать своему голосу наиболее спокойную интонацию. Он и сам заждался возвращения своих детей, которые пообещали ненадолго отлучиться. Корнеил и Катрин хотели попрощаться перед отъездом с родными местами, в которых они выросли и где они проводили так много времени. — Я верю в их благоразумие. Вероятно, его слова хоть немного, но подействовали на Луизу. Она перестала метаться по террасе и присела на скамейку, частично укутанную тенью от деревца с буйно расцветшими белыми цветами. — Как же ты собираешься отпустить их так далеко от себя, если боишься, когда они в пределах наших владений отлучаются чуть на дольше? — с улыбкой спросил Лорент, подсаживаясь рядом с супругой. — Можно подумать ты так спокоен, — недовольно нахмурившись, сказала Луиза. — Будь на то моя воля, разве я отдала бы своих детей опасностям и бурям? — И привязала бы их к себе? — заметил её муж, посмеиваясь и одновременно опасаясь этим разозлить госпожу Дюкарель. — Держала бы вечно подле себя? Луиза Дюкарель недолго помолчала, опустив глаза в пол и расправляя неторопливо лёгкие складки платья, а потом ответила: — А что если да? Только чтобы уберечь Катрин и Корнеила от опасностей, которые будут их подстерегать всюду. Мало ли что может случиться! Я согласилась отпустить детей так далеко лишь потому, что вы в один голос упрашивали меня, — пока говорила госпожа Дюкарель, сама всё больше пугалась своим мыслям, а воображение рисовало ей те самые опасности во всей красе. — Как же они обретут тогда своё собственное счастье? Не то, какое мы им навяжем, а то, которое они найдут и выберут для себя сами, — произнёс Лорент Дюкарель и, перехватив устремлённый на него гневный взгляд жены, добавил. — И не нужно так смотреть на меня. Ты сама знаешь наши порядки: дети должны рано или поздно улетать из гнезда, когда достаточно уже окрепнут их крылья — так всегда было заведено. Несомненно, Корнеил вернется сюда, чтобы продолжить моë дело, но это будет не скоро. Луизе не оставалось ничего, кроме как согласиться, и она со вздохом вложила свою руку в протянутую к ней ладонь мужа. Но недолго пришлось им просидеть на зелёной террасе рука об руку: внизу послышались голоса и топот лошадиных копыт. Старшие Дюкарели поднялись с места и подошли посмотреть, не вернулись ли их дети. Вскоре их любопытство было удовлетворено: на террасу почти вбежали Корнеил и Катрин, уже с утра одетые по-дорожному, с накинутыми поверх лёгкими плащами. О детях Лорента и Луизы говорили, что красивые получились младшие Дюкарели — ни на мать, ни на отца не похожие, но имеющие какие-то отделёно похожие черты. Точно походили Корнеил и Катрин на родителей разве что небольшим ростом и тёмно-русым цветом немного волнистых от природы волос. В чертах их лица, казалось, не было ни одной резкой линии — они производили часто приятное впечатление лёгкой наивности и доброжелательности. Теперь они, разгорячённые бегом и длительной ездой, довольные своей прогулкой, подбежали к родителям. — Где вы пропадаете? — сразу принялась отчитывать их мать, волнение которой окончательно улеглось, уступив место недовольству. — Солнце всё выше, неужели вы хотите добираться до ближайшей остановки по темноте? — Мама, не сердись, прошу, — ответил Корнеил. — Мы должны были проститься со всей долиной, прежде чем отправляться в путь. — А с матерью проститься не нужно? — с упрёком проговорила Луиза, но уже улыбка озарила её лицо. Корнеил, озорно улыбаясь в ответ, сразу подошёл и поцеловал мамину руку. Луиза рассмеялась негромко, покачала головой и поправила волосы сына, растрепавшиеся от ветра и езды. Катрин не осталась в стороне и подбежала, чтобы нежно и почти невесомо приобнять мать за плечи. Лорент Дюкарель пригласил их спуститься — давно уж настал час выезжать. Другая пара лошадей была снаряжена, вещи собраны в предназначенные для этого узелки, крепившиеся на седле или за спиной. Всё скромное семейство спустилось в сад и проследовало по дорожке, усаженной высокими деревьями с раскидистыми кронами, которые создавали настоящий зелёный туннель. Их по временам встречали рабы, служащие в особняке или работающие на плантациях, и они не преминули низко им поклониться. Рабы Лорента Дюкареля, многие освобождённые, но не желавшие покидать своих мест, не жили, как бывало у некоторых рабовладельцев, в постоянном страхе перед очередным сумасбродством хозяина. Они кланялись ему благодарно, кланялись как защитнику, как благородному и сердечному человеку. К ним подвели приготовленных лошадей, следом с посеребрённым подносом вышел слуга с настороженно-грустным выражением загорелого лица. На подносе стояло два простых кубка по колидерийской традиции: встречая или провожая человека в долгое путешествие, ему приносят сладковатую фруктовую воду. Корнеил взял свой кубок и сделал пару жадных глотков, а Катрин едва дотронулась до него губами. Лорент Дюкарель протянул Корнеилу рекомендательное письмо к Гвенаэлю де Корсаду, с которым они вместе служили в Михрелии. Лорент надеялся, что занимавший теперь высокий пост советника де Корсад не откажет в просьбе давнишнему боевому товарищу в том, чтобы помочь устроить Корнеила сразу в королевскую гвардию — эта мечта сына совсем не казалась ему несбыточной. А Луиза Дюкарель подала чуть дрожащей рукой сыну и дочери по шкатулке с простыми драгоценными медальонами. Над ними она долго читала богам молитвы, желая, чтобы они всегда были с её любимыми детьми и уберегли от всех напастей. Должные напутствия родителей вышли очень короткими, обняв ещё раз родителей на прощание, брат и сестра ловким привычным движением впрыгнули в сёдла. Луиза хотела произнести что-то, но побоялась, что от поступающих к горлу слёз её голос дрогнет и лишь расстроит детей, и не смогла вымолвить ни слова. Корнеил первым развернул своего коня, за ним последовала и Катрин, и болезненно затянувшееся прощание было окончено. Они пустились в путь, всё отдаляясь от родного дома и исчезая постепенно в пышной зелени сада. Так старательно сдерживаемые раньше слёзы хлынули из глаз Луизы, она развернулась к мужу с вопрошающим о чём-то взглядом. Лорент Дюкарель понимал, что не в силах помочь ей и облегчить горечь расставания, сам стал мрачен и задумчив. Он выбрал единственное видевшееся ему возможным средство: заключил жену в крепкие объятия. Но это нисколько не помогло, и Луиза зарыдала от этого ещё горше, чуть не заставив Лорента рыдать вместе с ней. А Корнеил и Катрин в это время миновали цветущие сады, всё время сладковато пахнущие фруктами, и ехали вдоль полей и искусственно вырытых оросительных озёр. Каждый встречающийся им слуга был невесел, рабы почти не говорили между собой и не пели, как бывало, но спешили низко поклониться детям Дюкарелей. Проехав через поля, Корнеил и Катрин встретили лес, разительно отличавшийся буйством растительности от ровных рядов плантаций и садов. За лесом кончались владения Лорента Дюкареля и начиналось неизведанное и манящее, кажущееся бесконечным и совсем другим, пространство чужих лугов и лесов.Глава III. Прощание с Дюкарелевскими садами
26 января 2020 г. в 17:55
Во всём Колидерийском королевстве не было места более умиротворённого и далёкого от столичных передряг, чем Эскальская долина, равноудалённая и от моря, и от гор на севере и заключенная между двумя реками — Шельдир и Вилен. В этом плодородном и спокойном крае жил в простом, но добротно выстроенном особняке и держал плантации сеглея* Лорент Дюкарель.
Это был мужчина лет сорока, отставной капитан Энвильской крепости, что лежала чуть севернее Форт-Навира, в своё время честно отслуживший в Михрелии. Характер он имел бережливый и сдержанный, с некой неосознаваемой им способностью влиять на людей: те, кто жил подле него долгое время или просто часто общался с ним, начинали походить на него нравом, смягчались и успокаивались. Жил Лорент Дюкарель, по-мнению многих знакомых и друзей семьи, слишком честно и невероятно скучно. Он не имел каких-либо пагубных привычек или постыдных пристрастий, женат был более двадцати лет на своей ровеснице.
Однако господин Дюкарель не выглядел уставшим от своей размеренной жизни или заскучавшим. Напротив, он интересовался всем, что происходило в его владениях и окрестностях, следил за новостями из разных частей Колидерийского королевства, с неугасающим энтузиазмом управлял делами на своих плантациях.
Жена плантатора Дюкареля Луиза – женщина такая же порядочная и по столичным меркам скучная, с более переменчивым нравом, чем у её мужа. Она посвящена была во все дела Лорента и время от времени помогала ему дельным советом, но только тогда, когда к ней за ним обращались.
Эта тихая семейная пара долгое время не могла родить детей, вытерпела два выкидыша Луизы и пролила много слёз, пока боги не сжалились над скромной четой и не подарили им сразу двойню — сына Корнеила и дочь Катрин. Они выросли незаметно для себя и стремительно для Лорента и Луизы среди садов Эскальской долины под чутким и немного строгим родительским надзором.
И вот ровно семнадцать лет спустя по бескрайним полям и лугам ехали верхом девушка и юноша, умело переходя с рыси на неспешный шаг, успевая восторженно оглядываться по сторонам. Они скакали иногда наперегонки со звонким смехом без особой для него причины. Просто сердца их согревало восходящее солнце, а ветер подгонял их всё вперёд.
Вскоре младшие Дюкарели выехали к пологому берегу реки Вилен, которая пронизывала своим спокойным течением ровную зелёную гладь лугов. Катрин мягко, но настойчиво потянула поводья на себя, отклонившись слегка в седле, останавливая свою лошадь. Девушка с грустью окинула взглядом родные просторы, не глядя на что-то конкретное, а скорее стараясь захватить и сохранить в памяти этот вид с берега Вилена. Корнеил не стал мешать ей и не пытался вывести её из глубоких раздумий, отъехав чуть в сторону.
Сегодня им предстояло надолго, а может и навсегда, покинуть родной край, чтобы отправиться навстречу новой неизвестной жизни, о которой они могли раньше лишь читать в книгах и мечтать изведать её. Только теперь, получив долгожданную свободу от родительской опеки, они словно растерянно стояли на перепутье, не зная, что делать с этой самой неожиданно упавшей им в руки свободой, и желая даже оставить всё как было всегда. Катрин приглашена была к службе королевской семье распорядительным письмом Элиры, управляющей столичным дворцом, а Корнеилу должно было пойти по стопам отца — поступить на военную службу в Форт-Навире.
Корнеил и Катрин стараниями своих родителей получили хорошее образование, несмотря на то, что в совсем юные годы сопротивлялись этому. Среди всевозможных исторических фактов, заученных наизусть древних поэм, астрономии, правил этикета и основ врачевания в их неглупые головы затесалось и похвальное желание служить на благо государства. То ли природа внесла в это решающий вклад, то ли учителя постарались на славу, но дети Лорента и Луизы выросли с задатками стать теми, кого называют приличными людьми.
Детей Дюкарелей в течение нескольких лет периодически экзаменовал сам Гинтар Оберон, возглавляя придворную делегацию — королевская династия всегда нуждалась в притоке преданной молодой крови из дворянских семей, пусть и не обладающих громкими фамилиями. К таковым относились Дюкарели. Господин Оберон признал их довольно способными, но не смог удовлетворить просьбу Лорента Дюкареля о том, чтобы подыскать место при дворе и для сына.
— Было бы место, было бы и приглашение, — отвечал осторожно Гинтар Оберон, тщательно подбирая слова для ответа. — Не стоять же сыну вашему с его способностями охранять дворцовые покои.
Повзрослевшая Катрин стояла в тот день на берегу реки Вилен, и ей казалось, что всё вокруг изменилось: как будто потускнела высокая и шелковистая трава, прозрачная река ещё больше обычного замедлилась в своём течении. А для Корнеила Эскальская долина оставалась прежней, он мог только предположить, какое чувство вызвало замешательство его сестры. Его конь нетерпеливо фырчал и перетаптывался на месте.
— Не пора ли нам возвращаться? — с беспокойством обратился Корнеил к сестре, пробуждая и возвращая в реальность её блуждающие где-то далеко мысли. Катрин обернулась к нему и кивнула, готовясь поворачивать домой.