Великая дюжина. Адуляровый свет

      Миновала приятная прохладная ночь, и наступило безмятежное ясное утро. Катрин, открыв глаза и увидев над собой непривычно высокий потолок с балками, что были все в паутине, долго не могла понять, почему ее комната так изменилась. И только потом вспомнила: она была не у себя дома. Сильвен поднялся ещё до восхода солнца, успел расплатиться с конюхом, похлопотать о завтраке для себя и для господ. А Корнеил отправил домой короткую записку о том, что до ближайшей деревни они добрались благополучно, только дождь остановил их ненадолго в пути. Однако он пока решил умолчать и о встрече с Сильвеном, и о вирлизире. Корнеил посчитал, что не время было тревожить родителей такими незначительными подробностями.       Сильвен же очень настойчиво предлагал юным господам помощь проводника. Планы его как-то круто изменились, потому что Энвиль, куда он собирался еще день назад, лежал в совершенно противоположной стороне. Теперь он говорил, что ехать в Форт-Навир им всё равно по одной дороге, так лучше и не разделяться. — Поверьте, я вам нисколько не буду докучать, — уверял он, постоянно путаясь под ногами, пока Корнеил лично седлал лошадей в дорогу. — Даже наоборот. А вдруг что случится с вами по дороге, да не допустят такого наши Творцы. Зато, если вам потребуется помощь, я как раз буду к вашим услугам. — И сколько ты хочешь за свою помощь? — спросил Корнеил, с прежним недоверием глянув на Сильвена. Тот постарался сделать вид, что этот вопрос нисколько его не обидел. — Больше пяти лавалей мне стыдно было бы просить, — уклончиво ответил Сильвен. Он напряжённо ждал ответа, боясь, что ему откажут.       В конце концов, Дюкарели решили, что такой проводник им в дороге не помешает. Хотя путь обещал быть безопасным, как обычная конная прогулка по Эскальской долине. Он пролегал по объезженной дороге вдоль плантаций, мельниц и небольших деревень. Немного отдохнув в Тильгрифе и набравшись сил для дальнейшего путешествия, Дюкарели со своим спутником продолжили двигаться на юг, к морскому побережью, к великолепной, по слухам, колидерийской столице.       Всем троим не терпелось увидеть Форт-Навир в его величии и красе. Сильвен вовсе никогда там не бывал и только мог слышать от торговцев о столице, что построила династия Девоир на берегу моря, а Дюкарелям мало было тех нескольких коротких поездок, когда они с родителями приезжали в город на ярмарки. Разве можно было в толкотне и давке разглядеть что-то толком кроме спин и затылков, ломящихся от товара торговых рядов и простеньких домов окраины? А им хотелось рассмотреть Форт-Навир весь, узнать, какой он днём под ярким солнцем, ночью при таинственном свете огней и небесных светил, в золотистой дымке рассвета. А Дюкарели ни разу не ночевали в столице, потому что не было в этом необходимости.       Их кони со звонким цокотом копыт сменили тихий бег на шаг: им дали небольшую передышку. Покачиваясь в седле в такт шагам лошади, Катрин думала о том, что рада бы была повернуть назад. Но нельзя, это было бы по-детски глупо и означало бы разрушить то, о чём мечтали её родители, да и она сама. Ведь приглашениями на службу при дворе не разбрасываются. Она вполне насытилась путешествием и новыми впечатлениями, чтобы вернуться уже домой. Тем более не была уверена, что столица, а особенно королевский двор, встретит её с распростёртыми объятиями: кто она такая? Приходящие мысли о том, что придворная жизнь окажется вовсе не приятной, она старалась отложить на потом, когда поближе познакомится с ним. Почему-то Катрин представляла себе город пышным, прекрасным, но неприветливым для гостей и равнодушным к местным, что человек затерялся бы, попав туда. По крайней мере, такие размышления подготавливали девушку к тому, чтобы не разочароваться в Форт-Навире.       Корнеил думал о том, какая служба ждёт его в Форт-Навире, как он сможет проявить себя и как мир узнает о его способностях и талантах, о которых он, может быть, сам в себе не подозревал. Юноша представлял себя на войне, но тут же ему боязно становилось углубляться в эти фантазии, и он принимался рассматривать проплывающие мимо них опрятные и крепкие домики мелких плантаторов, расшагивающих вдоль полей работников. Эта жизнь Корнеилу была понятна и ясна — он видел её каждый день в родительском доме, но вот та далёкая жизнь в столице казалась ему пугающей своей неизвестностью.       А Сильвен рад был возможности ехать рядом с так понравившимися ему людьми, рассматривал их лица, умные и благородные, с мягкими приятными чертами. Доволен был, что его не прогнали и позволили сопровождать до столицы, потому что чувствовал: рядом с Дюкарелями у него есть шанс стать лучше, быть хоть чем-нибудь да полезным. Взгляд Сильвена неосознанно остановился на лице Катрин, и он не мог почему-то хотя бы ради приличия перевести его на что-нибудь другое. Юноша оглядел аккуратный овал лица с лёгким естественным румянцем, небольшой прямой нос, так и заявлявший о принадлежности к благородной фамилии. Благо Катрин не замечала беззастенчиво устремлённого на неё взгляда, потому что, как и её брат, рассматривала что-то далеко перед собой.       Дорога заняла у них ещё пару дней с остановками на ночлег на вполне сносных постоялых дворах и действительно выдалась не настолько утомительной, как бывает. И каждый день пути приближал их к столице. Когда они отъехали от реки, увидели вдалеке чёрные развалины невысокого древнего святилища, которое выставило к небу свои полуразрушенные острые шпили. Корнеил и Катрин помнили, как проезжали мимо него раньше, и их сердца с тем же суеверным страхом дрогнули, в то же время радуясь, что дорога пролегала достаточно далеко от него. Поговаривали, что в этих уродливых каменных сооружениях, напоминающих застывшие языки чёрного пламени, совершались раньше человеческие жертвоприношения — их стараются теперь все обходить стороной. — Люди в те времена были ещё более дикими, чем нынче, — произнёс Сильвен, поглядывая с опаской на древнее святилище, будто оттуда в любой момент мог вылететь огромный монстр. — Не знаю, как вам, а мне даже не было бы интересно узнать, что там внутри. Даже отсюда смотрю на эту громаду, и не по себе как-то становится. Дикий был народ: поклоняться двум духам разрушения и созидания, приносить им жертвы.       Корнеил и Катрин согласно кивнули в ответ, тоже не сводя глаз с развалин древнего храма. Хорошо, что поклонение в них давно запрещено, а последователей Дейордата* и Веймена* больше не осталось.       Позже, когда солнце поднялось совсем высоко на ясном голубом небе, навстречу им приближался караван из десятков двух открытых повозок. Тревога заметалась в сердце Корнеила, пока они не смогли разглядеть этих людей ближе и понять, что те нисколько не опасны. Это были неспешно едущие на север торговцы. — День добрый, — окликнул их Сильвен, поравнявшись с повозками каравана. Он посчитал нужным разузнать у них, как обстояли дела в Форт-Навире, всё ли там было спокойно. — Из столицы едете? — Да, расторговались хорошо, — прокричал ему в ответ полный мужчина-торговец со съехавшей почти на затылок широкополой шляпой. Ему явно было в удовольствие заговорить с первым встречным и похвастаться своими делами. — В Форт-Навире всегда хорошо берут мои ткани, подчистую всё распродал. — Мирно всё в столице? — Спокойно и весело, а главное — у покупателей тугие кошельки, — прокряхтел торговец, посмеиваясь в жиденькую бородку. — И не такая духота, как в Солленхоре. — Лёгкой вам дороги, — сказал ему Сильвен, услышав всё, что хотел, прощаясь таким образом со счастливым торговцем. Тот не особо хотел упускать случай похвастать своими успешными делами, но собеседник, к его разочарованию, сорвался с удочки. Дюкарели и Сильвен уже подстегнули коней и поскакали по дороге, что вела на юг.       Прибытие в столицу днём, в самый разгар движения и суеты на улицах было не слишком удачным, но путники были рады, что цель их поездки была наконец достигнута. Миновав довольно обширные окрестности города, который разросся далеко за пределы крепости, они приблизились к главным воротам Форт-Навира. Через них нельзя было проехать беспрепятственно: то и дело двигались всадники и повозки, пешие странники и кареты — все в город или из него. Проезжая через них, Корнеил не мог не остановить взгляд на мощных толстых стенах, старых и величественных. Крепость никогда не была осаждена за всю свою историю, никогда вражеская армия не подбиралась близко к столице, но стены Форт-Навира возвышались как ненавязчивое напоминание о том, что город в случае чего сумеет постоять за себя. У юноши дух захватывало при мысли о том, сколько эти ворота успели повидать на своём веку, какие великие люди проезжали когда-то через них, а теперь и им, Дюкарелям, вновь это довелось.       Навстречу им текла пёстрая река из нагруженных поклажей мулов и глозардов, необычно ярко одетых людей, судя по всему, иноземцев. Форт-Навир встретил их по-будничному просто, но вместе с тем не мог не увлечь яркостью и размахом. Улицы точно так же были наполнены шумом сотен голосов, оживлением и суетой горожан. Дома совсем не похожи были на скромные жилища плантаторов и даже на особняк Дюкарелей. Двух–трёхэтажные постройки с черепичными крышами, не дымящимися в такое время года трубами теснились друг к другу, но не выглядели таким хаотичным нагромождением, как в других городах королевства. Светло-бежевые стены, казалось, сами излучали мягкий свет, подражая полуденному солнцу.       По городу здесь и там были разбросаны роскошные сады с кристально чистыми прудами, спасавшими от зноя, или фонтанами с большим умением выделанные под фигуры древних королей. Холм, на котором выстроен был королевский дворец, тоже превращен был в один огромный сад. А за дворцом уже виднелось бесконечное море, в тот день лазурного, с пенящимися гребнями волн. Когда ветер дул с берега, до носа Сильвена доходил незнакомый ему запах солёной свежести.       Перед тремя путешественниками предстала просторная площадь с фонтаном из белого камня посередине, украшенным тонкой резьбой. Здесь же устроен был небольшой рынок — торговцы шумели, зазывая покупателей к своим ярким и часто аппетитно пахнущим прилавкам. Шла бойкая торговля, отсыпались звонкие монеты и некоторые продавцы едва успевали обслуживать всех желающих. Тут же неподалёку работала кузница, и Сильвен вытянул шею и замер, засмотревшись на то, с каким умением крепкий мужчина выковывал какое-то железное изделие. Рядом в кузнечном горне шипел и плевался огонь. Сильвен с сожалением подумал о том, что он не сможет никогда продолжить дело отца и стать искуснее в кузнечном деле — уверен был, что ему не суждено. Но юноша поспешил переубедить себя, что у него в жизни, должно быть, совсем иное предназначение.       Какое-то беспокойное чувство овладело Катрин, когда она заметила движущуюся в их сторону процессию нищих, одетых в грязные лохмотья и выглядевших чужими на фоне других горожан, смотревшихся сытыми, обеспеченными и вполне довольными своей жизнью. Некоторые из этих убогих хромали, еле передвигались на костылях, тела же других были покрыты язвами и страшными ранами. Прохожие брезгливо шарахались от этих бродяг во все стороны, как и Дюкарели со своим спутником попытались повернуть коней вбок, но один из нищих решительно направился прямо под ноги их лошадям. Это был пожилой человек в грязном неопределённого цвета рубище, тощий и косматый, с беспрестанно трясущейся головой, чем наводил на Катрин необъяснимый ужас. Ей хотелось поскорее отъехать подальше от этого уродливого человека. Другие нищие почему-то продолжили путь, не обратив, казалось, никакого внимания на отставшего товарища.       Старик, блаженно улыбаясь почти беззубым ртом, как юродивый, остановился около Катрин, дрожавшей в седле от испуга. Он протягивал к ней трясущиеся костлявые руки в просительном жесте, а глаза его почему-то сверкали в искреннем восхищении. Только девушка не могла понять, чем это вызвано, но догадывалась, что ему нужно от неё денег. — Катрин, не нужно! — предостерёг Корнеил, у него самого голос как-то испуганно дрогнул. Отец их, Лорент Дюкарель, никогда не давал милостыни и не разрешал детям, говоря, что всякий человек может заработать на жизнь честным трудом, а не попрошайничеством.       Катрин торопливо достала из кошелька, вышитого заботливой материнской рукой, монету и бросила вниз, стараясь попасть в протянутую нищим грязную ладонь. Чтобы только не дотронуться ненароком до его отвратительной костлявой руки. Но старик не поймал монету, та звякнула по каменной мостовой. Охнув, он нагнулся за ней, но тут же замер в полусогнутом положении, со стоном схватившись за спину. Катрин заставляла себя не вмешиваться, но сердце её защемило от внезапной жалости к этому человеку. Она спрыгнула с лошади, лёгкими шагами подошла ближе к нищему, который беспомощно крутился на месте, и подобрала монету. На некрасивом от старости и болезней лице нищего вновь появилась улыбка, когда Катрин уже аккуратно вложила ему в руку монету.       Нищий оглядел по очереди всех троих: Катрин, Корнеила и Сильвена, — с такой любовью, как будто они были его родными детьми, которых он увидел наконец после долгой разлуки. Он произнёс напевно: — Вот увидел я троих из двенадцати, можно и помирать уже. А у госпожи сердце добрее, чем она о себе думает.       Девушка быстро одёрнула руку и поспешила обтереть её о край плаща. Корнеил и Сильвен с тем же напуганным выражением, что и Катрин, смотрели на этого явно сумасшедшего нищего, поняв лишь наполовину, что он сказал. С тем же странным восхищённым блеском в глазах старик продолжил: — Когда наступят трудные времена, придут двенадцать людей. Им Адена подарит силу и внушит мужество, Адуляр вложит в их души справедливость и чистоту, Алланис даст мудрость, а Инсар — решимость, чтобы довести благое дело до конца. О, Четверо Создателей, ежечасно возношу вам благодарственные молитвы! Двенадцать людей придут!       Катрин отшатнулась от него в ещё большем страхе, что вызвали в ней бредовые речи старика. Она взобралась снова в седло и негромко попросила Корнеила скорей ехать. Только бы скрыться от безумного. А старик словно не слышал и не замечал их. Перестав вдруг трястись, он возвёл руки к небесам и заголосил: — Хвала Творцам! Они не допустят погибели нашей! Двенадцать людей придут! — Уберите кто-нибудь эту полоумную сволочь! Всех покупателей мне распугал, — громко возмутилась пышнотелая торговка, однако никто не спешил отвести подальше старого юродивого.       Дюкарели и Сильвен поспешили прочь с площади по узкой улице, удаляясь от своего страха. Когда сердца их перестали испуганно колотиться, постепенно они и забыли о старике, которого встретили, и о его непонятных возгласах. Лёгкий ветер, дувший со стороны моря, освежил их мысли и успокоил. Никто из них троих не заговорил больше о случившемся на площади.       Дорога вела их к морю, где на небольшом возвышении стоял королевский дворец, окружённый садами и парками. Обычно про него все говорили, что он прекрасен как внешне, так и внутренним убранством.       Волнение Катрин усиливалось по мере того, как они приближались ко дворцу, на лице её отразилось беспокойство и даже страх, которые она не могла скрыть. Корнеил хорошо понимал её чувства, ведь он и сам не знал, как примет их великолепная столица, смогут ли они привыкнуть к ней. Форт-Навир всем был не похож на их родную Эскальскую долину, где только цвели сады, ничто, кроме пения птиц и шума ветра, гуляющего по фруктовым рощам, не нарушало там тишины. А здесь кругом стоял гул, как от потревоженного пчелиного улья, по улицам сновало такое количество людей, какое они за всю жизнь не видели. — Ты со всем справишься, вот увидишь, — сказал Корнеил сестре, пытаясь хоть как-то её успокоить.       Они выехали на дорогу, что обрамлена была с обеих сторон стройно высаженными деревьями, ведя к стенам королевского дворца. Катрин чувствовала непреодолимое желание повернуть назад, оправиться обратно домой. Уже разлучившись с Эскальской долиной, с родителями, ей казалось, что душа её как-то опустела. Девушка беспрестанно чувствовала себя незащищённой, в неопределённом подвешенном состоянии: родной дом был покинут, оставлен далеко позади, а во дворец она ещё не успела войти. Там, в конце дороги, возвышалась ещё одна крепостная стена, что отделяла дворец от остального города.       Дюкарели и Сильвен уже давно притихли и не хотели нарушать молчание пустой болтовнёй. Они спешились и двинулись по тенистой аллее немного в гору, держа лошадей под узду. Никто из них троих тем более не хотел травить душу и говорить о предстоящем расставании.       Раздумья её прервали двое подошедших стражников в чёрно-золотой форме. Наверное, они хотели знать, зачем они подошли так близко ко дворцу и что здесь хотят. Так и спросил тот, что был постарше, низким суровым голосом. — Меня пригласили на должность при дворе, и вот я здесь, — ответила на их вопрос Катрин. Девушка, немного замешкавшись в поисках рекомендательного письма у себя в кармане, протянула его стражникам.       Воины недоверчиво переглянулись, а затем один из них принял бумагу, скреплённую, как и положено, королевской печатью, удалился. Видимо, хотели уточнить у кого-то, действительно ли эту юную госпожу ожидали во дворце.       Немного погодя он вернулся с пожилым мужчиной в той же форме, судя по тому, как осторожно и боязливо с ним переговаривались остальные, он был начальником королевской стражи. Глядя на его сосредоточенную физиономию, полную ощущения важности своего поста и обязанностей, Сильвен не сдержал улыбки. «Можно подумать, здесь всё вокруг от него зависит. Экая важная птица», — подумал Форестир и поспешил спрятать смешливое выражение с лица. — Прошу прощения, что заставили вас ждать. И добро пожаловать, — произнёс мужчина с лёгким поклоном. — Вас проводят, куда нужно.       Катрин обернулась к брату и Сильвену. Лица молодых людей сделались торжественными и серьезными. Корнеил и Катрин никогда раньше не расставались надолго и теперь не могли себе представить, как разлучатся на неопределённый срок. Но они недолго простояли в объятиях друг друга — сестре пора было идти вслед за одним из стражников туда, во дворец, в эту новую непривычную жизнь. Начальник стражи тем временем распорядился, чтобы лошадь госпожи Дюкарель отвели в королевскую конюшню. Перед этим Катрин сняла с седла все узелки с вещами, что были у неё. — Надеюсь, что ненадолго прощаемся, — только и смог выговорить Корнеил, не отпуская руки сестры, жалея, что ничем не может помочь и даже не в силах облегчить ей и себе горечь расставания. — Я, как только обустроюсь, сразу напишу тебе.       Катрин рассеянно кивнула, как будто почти не слушала брата, обернулась в последний раз на дорогу, что вела назад в город, но для неё обратного пути уже не было. Они с Корнеилом часто понимали друг друга без слов. И в тот момент серо-зелёные глаза Катрин кричали ему, прося помощи: «Сделай что-нибудь! Увези обратно домой, только не бросай одну в пусть и великолепном, но чужом дворце». И Корнеил понимал её лучше, чем кто-либо другой, но что он мог сделать, если поступить на службу во дворец было почётным долгом для сестры? — Прощайте, Сильвен, — обратилась она к юноше, всё это время терпеливо ожидавшего рядом и не смевшего прервать их прощание. — И спасибо за вашу помощь.       Сильвен даже покраснел немного от удовольствия, что вызвали в нём эти простые слова благодарности. Он слегка поклонился в ответ. Юноше хотелось сказать, как он рад был встретить их двоих, что они точно изменили его дальнейшую судьбу в лучшую сторону, но стеснение помешало ему поделиться всем, что было в тот момент на сердце. — Рад был встрече с вами, — выдал неожиданно сухо для самого себя Сильвен и поспешил загладить вину простой и искренней улыбкой.       Катрин, глядя на него, заметила произошедшую в нём перемену за последние дни: из движений Сильвена исчезла показная услужливость, из взгляда — заискивающее неуверенное выражение. Он остался таким, каков был от природы: не исчез, но разгорелся с новой силой блестящий в глазах жизнерадостный огонёк. Но пришла пора попрощаться с ним, хоть Катрин не очень это хотелось.       Она ушла со стражником, здоровенным и молчаливым, и уговорила себя не обернуться, чтобы расставаться было не так больно. А Корнеил с Сильвеном молча следили за тем, как её маленькая фигурка скрылась за поворотом дороги, спешить ведь обоим было некуда. — Куда дальше пойдёте? — спросил наконец Сильвен. — Наверное, прямо к господину де Корсаду. Но я ещё не решил точно. Может, стоит отыскать сперва место для ночлега.       Оба юноши не двигались с места, как будто и не собираясь прощаться друг с другом. Сильвену в голову вдруг ударила такая мысль, которую он находил отличной, но слегка безумной и не решался спросить у Корнеила то, что больше всего хотелось. Как бы ему продолжить путь вместе с молодым господином или даже поступить к нему на постоянную службу. «Хотя чем я смогу пригодиться? А если откажет?» — думал Сильвен, смотря то на ветви деревьев, что склонились над дорогой, то на камни мостовой. — И мне пора, — сказал Корнеил и подошёл уже к своей лошади, обнюхивающей что-то на земле около дороги, собираясь уезжать. — Спасибо вам, вы спасли нам жизнь. Вот, как мы и договаривались с вами, — юноша опустил руку в карман плаща, чтобы достать деньги. — Нет, мне не нужно, — отодвинул их от себя Сильвен и обиженно пожал губы.       Он чувствовал, что это крайне неразумно, но и взять плату за то, что провёл несколько дней в приятной компании, считал вовсе дикостью. Корнеил с непониманием воззрился на него, так и замерев с протянутым в руке мешочком с деньгами. — Не хочу брать, не уговаривайте, — немного нервно усмехнулся Сильвен. — Я совсем не для того следовал за вами. — Ещё раз спасибо. Вряд ли мы добрались бы сюда, если бы не повстречали вас, — сказал Корнеил, улыбаясь такому странному, на его взгляд, решению.       Отчего-то ему было грустно при мысли о том, что он попрощается сейчас навсегда с Сильвеном и останется совсем один в чужом, почти незнакомом городе. Хотя это, по крайней мере, было бы честно по отношению к сестре, которая осталась тоже одна среди огромного, явно кичивщегося своей красотой дворца. Разве это место в его неприветливом великолепии было для неё? Корнеил отчего-то сомневался в этом. — Можно я поеду с вами, пока нам будет по пути? — выпалил на одном дыхании Сильвен, с волнением глядя на Корнеила: «Точно прогонит». — Отчего же нельзя? — ответил Корнеил с улыбкой, которая вполне могла предназначаться для старого друга. Это не могло не обрадовать Сильвена, пришедшего в радостное воодушевление. — Если хотите, можно везде вместе ходить, пока мы с вами будем в столице.       Ни одна другая фраза не способна была осчастливить Форестира больше, чем эта в данную минуту. Он согласно закивал и был страшно доволен, что всё складывалось для него как нельзя удачно и именно так, как ему хотелось. Хотя Сильвен устремил взгляд, сделавшийся нежно-задумчивым на дорогу, по которой удалилась из его жизни хорошенькая госпожа, но не мог понять перемену в своём настроении.       А Корнеил подметил это, но ничего не сказал Сильвену, покорно подчинился своей судьбе, склонив голову. Откуда-то из кустов раздались визгливые выкрики птиц, неприятно разрезавшие тишину. Оба юноши понимали, что Катрин они сейчас не вернут, как бы им этого ни хотелось. Корнеил и Сильвен постояли так молча недолго, сели в сёдла и поехали обратно в город.