Великая дюжина. Адуляровый свет

      Хавьер Атарес и его ближайшие сподвижники расположились полукругом прямо на полу его шатра. Так проходили их советы в вынужденной ссылке. Перед ними разложены были карты и наброски каких-то разветвлённых ходов. По правую руку от Хавьера расположился в неестественно напряжённой позе Теодор, рядом с ним — явно воодушевлённый предстоящим обсуждением Видель. С другой стороны сидели другие карадессцы примерно того же возраста, что и Хавьер, с озадаченными лицами, смуглыми и испещрёнными морщинами. Когда-то они или воевали вместе с ним в Михрелии, или служили в его поместье, но теперь все они были равны. — Как нам доложил вчера ловкий разведчик, — сказал Хавьер, обращаясь к остальным участникам собрания, — в укреплении разбойников есть два входа. Один расположен у подножия скалы со стороны моря, а другой — со стороны укрепления. Эти люди, как оказалось, держат в страхе всю округу: грабят торговцев и простых путников, собирают дань с городов. А нам нужна их крепость. Если так можно назвать ограждённое частоколом пространство перед скалой. — И нам придётся наступать с двух сторон, — заключил мужчина лет сорока со шрамом во весь лоб, с длинным острым носом. Его самого вполне можно было принять за разбойника. Глаза этого карадессца с цепким и внимательным блеском остановились на Хавьере. — Верно, но помня об осторожности, — кивнул Хавьер и устремил цепкий взор на развёрнутые перед ним схемы. — Однако мы не знаем точно, сколько противников будет ждать нас внутри. Их может быть человек сорок, а может и больше. А ещё при них много ценных товаров, зачарованного рунами оружия — имеет смысл, чтобы всё это находилось в правильных руках.       Участники совета согласно закивали, некоторые с хитрой улыбкой переглянулись. А Теодор будто обратился весть в натянутую тетиву лука, по спине его пробежал холод необъяснимой тревоги. «Это ничем не отличается от обыкновенного разбоя», — пронеслось у него в голове, юноша побледнел. Глаза его испуганно пробежались по лицам всех присутствовавших на совете, и он не находил поддержки себе ни у одного: все, казалось, полностью одобряли эту затею и им неведомо было то чувство, что кричало Теодору об опасности.       Но тут же ему вспомнились слова Гарвасио о том, что он зачастую придает значение тому, чему не следует, и чересчур много думает. В конце концов колидерийские разбойники куда хуже карадессцев. Много лет их народ находился в зависимости от Колидерии положении и не был равен в правах завоевателям. Закон защищал прежде всего колидерийцев, а им, карадессцам, запрещалось носить оружие, покидать провинцию, вступать в гильдии без особого на то разрешения. Вспомнив об этом, Теодор развеял свои сомнения, но с трудом мог сосредоточить внимание на том, что говорили участники совета, хоть и старался.       Обсуждались выведанные ходы и коридоры в бандитском логове, шли горячие споры о том, на какой вход послать больше воинов. Ночная темнота окутывала шатёр со всех сторон, только ткань палатки отделяла их светлый островок от беспросветно тёмного мира. На безоблачном небе сверкали, как драгоценные камни, звёзды — посланники богов, что указывали людям путь, составляли компанию в дороге и наблюдали за их деяниями.       Гарвасио насилу дождался конца совета, на котором ему не положено было присутствовать. Его вспыльчивой натуре ожидание всегда казалось страшным мучением. Сперва юноша расхаживал вокруг палатки, силясь подслушать что-нибудь, но ему это быстро надоело. И вскоре их небольшой лагерь наполнился деликатной задумчивой мелодией его гитары. Эти мягкие звуки, казалось, были даже осязаемы, они точно волшебная дымка расползались по побережью, заглушаемые шумом прибоя. Но и музыка смогла наскучить Гарвасио. Гитара его тренькнула последним звуком, и была отложена в сторону. Он вышел подышать прохладным ночным воздухом, послушать говор моря.       Из шатра Хавьера первым вышел Видель, откинув край полога, он почти бегом направился к своему коню, стоявшему рядом на привязи. Карадессец спешно набросил на спину лошади вальтрап, Гарвисио глазом не успел моргнуть, как тот уже закреплял ремешки седла. — Что-то случилось? — обратился к Виделю Гарвасио, подойдя поближе.       Ответа не последовало, но было видно, что собиравшийся в дорогу юноша не собирался вести беседу и был даже раздражён, что к нему пристали с расспросами, движения его стали резкими и торопливыми. Их отряд успел немного отдалиться от Солленхора и расположился в безлюдной пустоши около моря, и Гарвасио терялся в догадках, куда Видель засобирался. — Далеко собрался на ночь глядя, а? — упорно продолжал допытываться Гарвасио. Он не привык отступать ни с чем. — Вижу ведь, торопишься куда-то.       Видель развернулся к нему со свирепым выражением лица, словно готов был убить того на месте, но промолчал. Он только вскочил на коня и вскоре ускакал прочь, подняв за собой пыль. Почему-то этот случай очень обеспокоил Гарвасио, обычно беспечного, на лице его задумчивым выражением отразился ход тревожных мыслей. Ему и хотелось посоветоваться с кем-нибудь, а вдруг подозрения его совершенно беспочвенны: «Наверное, Теодоровские пустые размышления заразны, он первый посмеётся надо мной. У меня нет никаких доказательств, что Видель делает что-то дурное, кроме моих подозрений. Может, ему Хавьер дал задание, а я отвлекал его от важного дела. Понятно, что ему было не до разговоров». А с другой стороны, юношу больше беспокоил яростный взгляд, который бросил ему Видель, и подозрение заползало в его душу всё глубже.       Размышления Гарвасио прервал приход Теодора, заставив даже вздрогнуть от неожиданности. — Завтра после заката нападём на бандитскую крепость, — поделился Теодор последними новостями и настороженно пригляделся к своему постоянному спутнику, заметив в нём перемену. — О чём ты так крепко задумался? — А Видель куда поехал? — спросил Гарвасио, нервным движением взлохматив и без того непослушные чёрные кудри на голове, словно хотел скрыть своё беспокойство. — Откуда мне знать? — удивился в ответ Теодор, не придав особого значения этому вопросу. — Наверное, в другой наш лагерь, что стоит по ту сторону утёса. Завтра они должны присоединиться к нам.       Затем друг-господин принялся кратко пересказывать ход собрания Гарвасио, которого разговор отвлёк от тревог и подозрений. И море тоже всё хотело добавить что-то от себя, предупредить, обрушивая сильные волны на берег, как будто оно видело и знало куда больше, чем люди. Вскоре все разошлись по своим палаткам, спрятавшись от ночной прохлады, и погрузились в глубокий сон.       На рассвете море разошлось ещё яростнее. Оно ревело, плевалось белёсой пеной, набрасывалось на прибрежные камни и отступало, чтобы забурлить с новой силой. Теодор проснулся, как по чьей-то команде, и моментально встал с походного матраца. Юноша поморщился, желая поскорей отогнать от себя остатки сна, голова его была тяжёлой, а всё тело точно сковало неведомое никому заклинание. Сквозь шум моря до его слуха долетел стук копыт и громкий говор в их небольшом лагере. Теодор поспешил выйти из палатки и увидел мечущихся часовых, которые охраняли их ночью. Сон окончательно выветрился из него, взгляд стал ясным, и какое-то тревожное чувство заставило его поёжиться.       Изандро, возникший перед ним из ниоткуда и в ужасе выпучивший на него глаза, почти прокричал: «На нас напали! Сюда движутся всадники!». И мальчишка кинулся будить весь остальной лагерь, уже гудевший встревоженными голосами, бряцающий клинками — готовый защищаться. Можно было бежать, но враг надвигался с севера и несомненно гнал бы их к Солленхору, а там бы их ждали королевские войска. Теодор надел на себя лёгкую кожаную броню насколько мог быстро, пальцы его на удивление ловко и точно застегнули все ремешки, и достал свой бледно-серебристый клинок, тонкий и длинный, но очень прочный. Юноша выбежал из палатки, всё ещё с трудом соображая, с насколько сильным противником им предстояло столкнуться. Земля вся гудела от приближавшегося конного топота, словно на них надвигалась целая армия, а страх только усиливал этот звук. Хавьер уже был на ногах, отдавал последние приказания перед боем.       Справа от себя, ближе к берегу, Теодор услышал звон скрестившихся клинков и поспешил на звук сражения. Когда он подоспел, то увидел Гарвасио, с такой яростью с бешеной скоростью наступавшего на Виделя, что тот едва успевал отбиваться от обрушивавшихся на него ударов клинка. Теодор замер, с недоумением наблюдая за ними, не зная, как это понимать, потому что происходящая схватка не выглядела тренировкой — эти двое будто дрались на смерть.       Рыча от усердия и усталости, Видель всё отступал и оборонялся, на глазах теряя силы. Наконец клинок его со звоном был выбит у него из рук и отлетел на камни с характерным звуком. Теодор готов был уже броситься на помощь другу, когда Видель уже выставил перед собой руки, собираясь обороняться магией. Но Гарвасио, не медля ни секунды, замахнулся и со всей силы полоснул кинжалом по ноге противника. Тот взревел от боли и повалился на землю. Со свирепым оскалом, лишь отдалённо напоминающим торжествующую улыбку, Гарвасио нагнулся к нему. — Эта сволочь хотела сбежать, — сказал он Теодору, тяжело дыша от напряжённой схватки. — Иди к остальным. А он нужен живым, — показал Гарвасио рукой, сжимавшей острый клинок, на Виделя, — Потом нам расскажет, кому он донёс на нас.       И Гарвасио быстро достал из кармана какой-то жгут, кинжалом перерезал его на две части, и связал противнику сначала руки, а затем и ноги. Брови Теодора сошлись в столь же свирепом выражении, что было у его друга, когда он нахмурился при мысли о том, что среди них всё это время был предатель, которого они все считали своим другом. Он с беспокойством перевёл взгляд со скорчившегося от боли Виделя на лагерь и мог уже поклясться, что видел вдалеке силуэты воинов в чёрной броне.       Закончив с Виделем, молодые люди бегом бросились к остальным. Палатки были спешно сложены, а все воины лагеря встали с оружием наготове. Хавьер Атарес вышел вперёд и, выставив правую руку перед собой, прошептал что-то — вокруг них возник тёмно-фиолетовый магический защитный круг, способный на какое-то время держать противника подальше. Королевские всадники приблизились к ним вплотную, в их рядах можно было узнать Гвенаэля де Корсада, с глазами, разгорячённо блестевшими гневом и предвкушением сражения.       Хавьер Атарес не стал дожидаться, пока на них посыплются удары магии или стрел королевских воинов. Он резким движением развёл руки, как будто рывком распахнув невидимую дверь. И противника окатило сильной магической волной, стоявших в первых рядах выбило из сёдел. Но их командир де Корсад был цел и только пришёл в ярость от такого удара, что страшно преобразило его лицо. Это означало, что ожесточённый бой только начался.       Королевские маги вытянули руки и направили огонь в людей Атареса. К счастью, один из карадессцев, худощавый пожилой мужчина раньше других среагировал на удар врага и выставил над их головами полупрозрачный щит. От сильного удара заклинаний магическая преграда была пробита и разлетелась во все стороны снопом голубоватых искр. — Окружите их! — прогремел приказ де Корсада. И королевские воины охватили небольшой отряд Хавьера плотным кольцом. Теперь оставался один выход — биться до последнего, а иначе им оставалось сдаться в плен или погибнуть. Теодор не отрывал взгляд от де Корсада, стремясь предугадать каждое его дальнейшее действие, понимая, что это невозможно. Юноша сжимал кинжал наготове, но не чтобы использовать его как колидерийцы, а чтобы направить магию точнее и быстрее остриём клинка. Он видел краем глаза Гарвасио подле себя, который в напряжённой позе на чуть согнутых ногах ждал удара противника.       И заклинания колидерийцев яростно посыпались на их головы. Хавьеру и его воинам приходилось собрать все усилия, чтобы отразить натиск. Господин Атарес вслух дал себе слово перед боем: «Никто из нас не умрёт сегодня». Теодор видел его отчаянное желание сопротивляться, биться до последней капли крови, что передалось и ему. Они с Гарвасио одновременно послали противнику по густому клубу чёрного дыма. Они как живые, избиваясь, ударили по всадникам и поразили их. Напуганная лошадь де Корсада нервно метнулась в сторону.       Защитный круг слабел с каждым мгновением, трескаясь от попадавших в него заклинаний, и Хавьер с его людьми не успевали создавать новый. Теодор несколько раз уловчился укрыть от ударов противника своих, вовремя отведя огонь в сторону. В сердце его разгорался азарт битвы, когда падал замертво ещё один воин королевского отряда. Он сам чувствовал, как в нужный момент исчезала его неловкость и медлительность, словно он становился другим человеком и только боевой гнев владел его действиями. В летающих со всех сторон всполохах магии юноша уже с трудом различал что-либо, он лишь ощущал, что заметно устаёт.       Так не могло продолжаться вечно. Колидерийцы решили брать отряд Хавьера измором, хотя сами несли потери, а их противник пока только терял силы. Больше всего Теодор боялся нерадостного предчувствия, что вот-вот на помощь к де Корсаду прибудет ещё один отряд, и тогда им точно больше было не выдержать. Карадессцы вынуждены были обороняться, и шанса им атаковать самим в полную мощь колидерийцы не давали. Теодор выбирал себе конкретную цель из рядов врага, и поражал её точно, вкладывая в чары всю свою злость. Её проще всего было преобразовать в сильное заклинание.       Юноша вдыхал с воздухом страх близкой смерти: все вокруг слабели и держались из последних сил. Он не раз пытался сразить самого де Корсада, но тот реагировал незамедлительно, и, как казалось, с лёгкостью поглощал очередной удар или отводил его в сторону. Хавьер повторил своё заклинание, вновь поразив нескольких королевских воинов, но силы его были на исходе.       Теодор видел, как отец с огромным усилием отбивается от лавины атак противника, хотел помочь и попытался пробраться через плотные ряды их людей, что стояли спинами друг к другу в окружении воинов де Корсада. Он то и дело рисковал не заметить удар с боку и напряг всё свое внимание. Юноше казалось, что мысли у него в голове проносились стремительно, а тревога буквально перерастала в отчаяние быстрее, чем двигались все вокруг и прилетали магические удары. Кто-то случайно его толкал, в висках гулко стучало, взгляд его метался и не видел перед собой отца — надежда в нём оборвалась. На его глазах в грудь их ловкого разведчика стремительно влетел зеленоватый сноп магии. Тот беззвучно рухнул на землю. Тогда Теодору стало жутко.       Вдруг земля затряслась у них под ногами, будто готова была разверзнуться и поглотить всех: и карадессцев, и их врагов. Теодор и Гарвасио обменялись коротким взглядом, полным отчаяния и ужаса, словно прощаясь так. Они думали, что это прибыло подкрепление к отряду де Корсада. «Нет, это не может быть концом. Потому что я так не чувствую», — твёрдо произнёс внутренний голос Теодора, и он в ту минуту хотел верить ему. Усмиряя своё дыхание, он боялся обернуться на звук ужасного гула и увидеть ещё один неприятельский отряд.       Юноша мельком ухватил взглядом, как лицо Гвенаэдя де Корсада с и без того резкими чертами исказилось злобой, которая отчего-то не могла вырваться на свободу и давала о себе знать в совершенно безумном блеске глаз, и даже страхом. — Это они! — раздался одновременно с нескольких сторон облегчённо радостный возглас карадессцев. Теодор видел, как вымученные от усталости улыбки появились на лицах его людей, но он не мог понять их причину.       Ряды чёрных колидерийских всадников пошатнулись в замешательстве и обратились в сторону длинной выжженной солнцем равнины, что тянулась к северу от Солленхора. И с той стороны, от этих внезапно появившихся словно из-под земли всадников на отряд де Корсада посыпались заклинания. Послышался лязг встретившихся клинков и чей-то восторженный победный клич, эхом прокатившийся по побережью. — Наши! — только и смог выкрикнуть Гарвасио, утирая пот со лба и с трудом дыша, но теперь от свалившейся на них неожиданной удачи.       Теперь карадессцы явно превосходили королевский отряд по численности. Они осмелели и разом набросились на врага, чтобы покончить с ним. Однако всадники Гвенаэля де Корсада стали разворачиваться в сторону Солленхора, отступая и с огромным усилием отбиваясь от провожавших их ударов. — Проклятье! Отступаем! — в бешенстве прорычал своим воинам де Корсад, которого трясло от безудержного гнева, и погнал своего коня прочь от этого места. Гнать их до Солленхора означало тратить силы, а затем попасть прямо в руки сразу всему королевскому гарнизону, а уж там у Хавьера не было никаких шансов уравнять силы.       Хавьер Атарес устало зажмурился, будто отчаянно желая, чтобы всё пережитое ими было всего лишь одним из его многочисленных кошмаров. Измождённый его отряд переводил дух после сражения. Море по-прежнему свирепо пенилось и клокотало, разбрызгивая на разгорячённых боем воинов живительную водяную пыль. Их напуганные кони отбрели подальше и топтались рядом, ближе к берегу.       Теодор опустил голову и содрогнулся, увидев под ногами трупы своих товарищей, обожжённые и обезображенные магическим пламенем. У него в голове с трудом укладывалось, что такое возможно, когда он присматривался к неподвижно лежавшим телам. Этих людей он ещё несколько мгновений назад видел живыми, в их лица он вглядывался вчера на совете. Двое из них были совсем молоды, чуть постарше него — единственные сыновья у своих родителей, храбрецы. Другой совсем седой мужчина был когда-то язвительным и не по годам энергичным сподвижником Хавьера, который с молодости сопровождал его всюду. Ещё одного мужчину, лицо у которого изуродовано слезшей обгорелой кожей, Теодор едва смог узнать.       Тёмные глаза юноши стали чернее самой беззвёздной ночи, как будто потеряли жизненный блеск. Он глядел перед собой и не видел ничего, подошёл к морю и с упрёком уставился на него. А оно отвечало ему накатывавшимися на берег волнами. — Как кстати вы здесь оказались, — услышал Теодор голос отца, вернувший его к реальности. Юноша обернулся и действительно увидел его, измотанного и потрясённого внезапностью нападения, но живого. — Кто вас предупредил? — Мартин, — ответил Хавьеру сиплый и взволнованный голос. — Ты разве не знал, что Гарвасио его послал к нам?       Хавьер удивился и честно ответил тому, что впервые об этом слышит и понятия не имеет, как тот сообразил так быстро прислать другой отряд, который расположился по другую сторону утёса. Гарвасио не заставил себя долго ждать и первым делом подошёл к Хавьеру, чтобы раскрыть предателя, притаившегося в их рядах и выдававшего себя за верного помощника. — Он там, мне посчастливилось поймать этого подонка. Привёл к нам колидерийцев, — указал Гарвасио на лежавшего на песке, связанного по рукам и ногам Виделя. — Решайте сами, что с ним будете делать. А Мартина я отправил сразу, как занялся этой собакой. Наше счастье, что они подоспели вовремя.       Хавьер Атарес почти на каждое его слово отвечал одобряющим кивком, а затем легонько потрепал Гарвасио по плечу и ответил: — Нет, наше счастье, что у нас есть такие люди как ты. Уж не знаю, можно ли где-нибудь раздобыть таких ещё пару, — Гарвасио чуть склонил голову, смущённо улыбаясь на похвалу, которую почему-то всегда стеснялся получать.       Не откладывая это дело, Хавьер решительно направился в сторону Виделя. Молодой человек попытался встать, но только приподнялся, как тут же с жалобным стоном упал, видимо, сказывалась боль в ране на ноге. В душе Теодора начало было пробуждаться сочувствие к его страданиям, настолько этот опасный предатель был жалок перед ними теперь, но он постарался тут же заглушить всяческую жалость, даже устыдившись её. Рана Виделя обильно окрасила штанину кровью и приносила ему мучения. Он только беспомощно стонал от боли. — Что, много тебе заплатили? — угрожающе тихо и спокойно произнёс Хавьер, что могло означать одно: он нарочно удерживал гнев в себе, чтобы потом в один миг выплеснуть его. И похоже было, что он уже вынес своё решение. — Не столько, сколько хотелось, — слабо проговорил Видель, злобно косясь на Хавьера, как глядит обычно загнанный охотниками зверь, не желая признавать своё поражение, ищущий при малейшей возможности выгрызть себе свободу. — Ты идёшь на преступление, Хавьер. Давно пора успокоить тебя. — И тебе не хватило смелости сказать мне это в лицо? — вопросил Хавьер, не ожидая ответа, наклонившись над связанным и раненым Виделем. — Ты ведь знал, что предателю дорога назад закрыта, а среди колидерийцев не стал бы своим. — И что ты сделаешь со мной, Хавьер Рейес? Отошлёшь на север, как своих братьев или убьёшь? — усмехнулся Видель, оскалившись на него.       Глаза Хавьера сверкнули гневным огнём, Теодор даже ощущал, как это пламя росло в отце. Сам Видель не на шутку испугался, предчувствуя неладное и уже не пытаясь скрывать свою беспомощность. Хавьер выставил руку перед собой, направив на робко пошевелившегося предателя, и резко сжал кулак, словно схватив что-то в воздухе. Видель дёрнулся и захрипел, заметался всем телом, с его губ стекла тонкая струйка крови, Вкладывая в своё заклинание всю свою ярость, желая отомстить за гибель товарищей и подлое предательство, Хавьер отдёрнул руку так же внезапно. Видель был мёртв. Теодор не увидел в глазах отца сожаления, но возможно, оно слишком глубоко было запрятано в его душе. — Изандро! — услышал Теодор радостный женский вопль, словно она увидела какое-то чудо.       Он нашёл глазами, откуда раздался этот крик и увидел девушку с растрёпанными чёрными кудрями до пояса, подлетевшую к мальчишке, смущённо пытавшему увернуться от её поцелуев и объятий. — Братик, какое счастье, что ты цел. Я боялась… — взволнованно лепетала она, вглядываясь в его лицо с нескрываемым обожанием. — Сразу приехала, не сказала родителям. О Сестра! Хвала небесам, ты цел. — Ну хватит, я уже давно не ребёнок. Только ты отказываешься это признавать, — пробормотал в ответ Изандро.       Если бы он встретился с сестрой наедине, наверное, тут же бы бросился в её объятия и зарыдал бы от счастья увидеть её вновь, от того, что он уцелел. Но при всех он даже обижал бедную девушку своей холодностью. Но она не обращала на это внимание или делала вид, что не обращала. Во всяком случае, сестра приобняла его за плечи и отвела в сторону.       У карадессцев не было времени с честью предать земле, потому что нельзя было дать шанса королевским войскам нагнать их. Тела их товарищей пришлось доверить морю, их несли очень бережно, как будто не хотели разбудить задремавших бойцов. «Нельзя бросать их так на земле. Пусть море их похоронит. Да защитит их души Светлая Сестра», — задумчиво сказал Хавьер Атарес, и его воины поддержали его предложение. Виделя и павших в бою колидерийцев тоже решено было бросить в море: «Нехорошо и его оставлять здесь. Пусть наша Сестра решает, что с ним делать дальше. Тем более что на небесах все равны», — рассудил Хавьер.       Когда большинство уже сидело в сёдлах, Теодор заметил, что Гарвасио замешкался, наклонившись к глозарду, и юноша окликнул друга. Но Гарвасио в ответ только махнул рукой, а потом крикнул ему: — Я пойду следом за вами. Не могу же я бросить эту скотину, — он не знал, как убедить и успокоить Теодора, который всё ещё надеялся его образумить. — Не беспокойтесь, я справлюсь. — Тогда увидимся на мосту через ущелье, — неохотно согласился Теодор. — Но поторопись!       На сердце у него было неспокойно за Гарвасио, и он хотел предложить ему свою компанию, но отец опередил его, крикнув: «Уезжаем, не задерживайся!» — властным тоном, не потерпевшим бы возражений.       Не было времени и на молитву. Всем пришлось срочно вскочить в седло и пуститься в путь, двигаясь на север, в их родную провинцию Карадесс — единственный край, который мог укрыть мятежников. Но сначала им предстояло убедить притихших и смирившихся со своей участью жителей дать им приют и, возможно, раздуть огонь протеста против Колидерии. Однако это было отнюдь не просто. Хавьер Атарес и шестьдесят его верных спутников во всю прыть скакали на север, не оглядываясь назад.