Великая дюжина. Адуляровый свет

      Это утро началось для Корнеила как-то по-особенному. Не то чтобы произошло какое-то из ряда вон выходящее событие, просто всё вокруг — живое и неживое — замерло в предвкушении перемен. К лучшему или же наоборот — этого сердце юноши не могло знать, оно только с восторгом билось, и он настороженно прислушивался.       Корнеил Дюкарель не считал нужным хвастаться в письмах сестре или родителям о том, как он неоднократно приходил в штаб королевской гвардии, мощную древнюю фортецию, чтобы увидеть его начальника господина Гвенаэля де Корсада, но на пороге его встречал нелюбезный голос стражника: «Не велено никого пускать. Чего? Я говорю, господин де Корсад никак не может принять».       И едва Корнеил открывал рот, чтобы спросить, как же ему быть, если он хочет поступить учиться и служить в гвардию, как воин окликал своих товарищей и грозился вышвырнуть его вон. Не желая такого позора, юноше приходилось разворачиваться и уходить восвояси. Корнеил сердился потом весь оставшийся день, главным образом на себя, вымещал свой гнев на Сильвена в виде мелких колкостей, но потом приходил в себя, успокаивался и клялся быть в следующий раз по-настойчивее, если он хочет добиться чего-нибудь. Но, как в насмешку от судьбы, в следующий раз повторялось всё то же, и очередная грубость стражников приводила его в растерянность. Ему казалось, что не будет выхода из этого лабиринта неудач.       Деньги, которые имелись у него, не были бесконечны, как и всё в этом мире. Эта мысль не давала покоя Корнеилу, хотя не сказать чтобы его сбережения подходили к концу. Сама мысль остаться без средств к существованию одному в чужом огромном городе повергала его в ужас. Неизвестно было, сколько ещё времени ему придётся безуспешно обивать порог штаба королевской гвардии, а потом от безысходности Храма или домов богатых знатных господ, чтобы получить себе место. То подвешенное в неопределённости состояние, в котором он находился, не давало юноше покоя ни днём, ни ночью. Совсем не такой представлял себе Корнеил жизнь в столице.       Корнеил вместе с Сильвеном на несколько раз рассмотрел город во всех подробностях — море, фонтаны со статуями первородных духов на площадях города, острые шпили башней и богатые двухэтажные особняки, издалека — возвышающийся на холме королевский дворец. Бесчисленное множество раз они проходили по рынку, но так и не решились что-либо покупать, потому что глаза разбегались от всего великолепия товаров. Ясно было одно — в огромном шумном улье столицы чужеземца все вокруг встречали весьма неприветливо, с первого взгляда определяя чужака. Но это было последнее, что заботило Корнеила и Сильвена. Последний, кстати говоря, тоже пытался устроиться хоть к кому-нибудь в подмастерья в кузницу или к какому-нибудь торговцу в лавку, но безуспешно.       Поселились они по соседству, в одном доме, над трактиром в неплохо обставленных комнатах, которые сдавала разговорчивая пожилая хозяйка. Они предпочитали пока держаться друг друга, потому что в Форт-Навире в одиночку было жутковато. Единственный недостаток их нового жилища был в местоположении — приезжие могли поселиться только в отдельном квартале иноземцев, неопрятном, шумном, полном людей со всех уголков страны неопределенного рода занятий. Здесь предпочитали не выходить на улицу с наступлением темноты.       По вечерам было особенно тоскливо сидеть в полуподвальном трактире среди разгорячённых, редко трезвых посетителей и чаще всего молчать. Корнеил по-прежнему не доверял своему спутнику, пусть для этого и не было особых причин. Словно так подсказывало ему чутьё. Едва их натянутый разговор выходил слегка за рамки повседневной «светской беседы», как оба стеснённо замолкали. Сильвен иногда, отрывая взгляд от кружки с элем, которую не опустошал никогда, задавал незамысловатый вопрос:       — Что, госпожа Дюкарель, — так он называл Катрин, — больше вам не писала?       — Нет, — задумчиво отвечал Корнеил, видно было, что его мысли витали далеко отсюда.       — Наверняка жизнь во дворце поинтереснее, чем здесь, — с мечтательной улыбкой говорил Сильвен.       — Очень сомневаюсь в этом. По рассказам моей сестры, жизнь при дворе тоже не отличается разнообразием. Везде смертельная скука.       — Возможно, вы и правы.             На этом их натянутая беседа прекращалась, едва зародившись. Оба начинали от скуки прислушиваться к болтовне других посетителей и задумчиво рассматривать что-то в своей кружке. Гремели стаканы, по временам раздавался пьяный хохот, вызывавший мурашки по коже. Эль медленно заканчивался, как и заказанная еда. Так и вечер подходил к концу, и можно было отправляться спать. Наутро наступал новый безрадостный день.       Но сегодня, проснувшись с первыми лучами солнца, Корнеил твёрдо решил сам властвовать своей судьбой, хотя предчувствие настойчиво говорило ему, что совсем скоро его ждёт неприятный сюрприз. Он оделся и замер в нахлынувшей вдруг нерешительности в коридоре, неподалёку от комнаты Сильвена, которого он хотел предупредить, что уйдёт ненадолго.       — Простите моё любопытство. Собираетесь куда-то? — спросил Форестир, чуть наклонив голову, как любопытная птица, присаживающаяся рядом с выставленным на подоконник пирогом.       — Верно, собираюсь вновь испытать удачу, — невесело ответил Корнеил, усилием заставив себя улыбнуться. Ему хотелось бы сохранять надежду на хороший исход, но переживания и страхи шептали ему, что ничего не выйдет. И слишком юноша был занят своими мыслями, чтобы заметить, как у его собеседника странно переменился взгляд: в нём не осталось ничего доброго, появилось ожесточенное, полузвериное выражение.       — Что ж, хоть бы всё получилось. Да хранят вас боги. Надеюсь, к вечеру будет что отметить.       Корнеил в ответ на это напутствие благодарно кивнул и до вечера распрощался с Сильвеном. Тот же стоял неподвижно, заложив руки за спину, нетерпеливым взглядом провожая юного господина Дюкареля до конца коридора. Как только звук шагов отдалился — это Корнеил спустился вниз по лестнице — Сильвен моментально скрылся в своей комнате, прикрыв за собой дверь. Одна мысль, которой он невероятно стыдился, прочно засела у него в голове.       Молодой человек пристроился с краю от окна так, чтобы с улицы его точно нельзя было заметить, привстав на носочки и задрав острый подбородок. Половица недовольно скрипнула у него под ногами, но этого звука он не заметил. Было видно, как Корнеил, совершенно не глядя по сторонам, быстрым шагом направился вниз по улице, к морю. В глазах Сильвена вспыхнул хитрый огонёк, в котором блестела невероятная алчность. Он вслушивался даже в самые тихие звуки, доносившиеся с улицы или из коридора, мысленно прокручивая задуманный план. Постояв так немного, он прыжком переместился на другой конец комнаты, распахнул верхний ящик тумбы и достал оттуда длинный тонкий предмет — не то очень маленький ножик, не то отмычку.       Двигаясь по-кошачьи быстро и бесшумно, он вышел в коридор, подкрался к двери соседней комнаты. Внимание Сильвена было сосредоточено на его действиях и внешних звуках, и он готов в любую минуту отскочить от двери, если вдруг кто-нибудь поднимется и заметит его. Чутьё и природная хитрость помогли бы ему не вызвать ни малейших подозрений. Юноша на всякий случай проверил, не была ли дверь в комнату Корнеила случайно незапертой. Нет, закрыто, чего и следовало ожидать.       — Ничего, сейчас мы это исправим, — шёпотом сказал сам себе Сильвен.       Ему самому противно было то, что он собрался делать, но противиться навязчивому желанию осуществить задуманное он не мог. Иного выхода закрыть игральные долги, в которые он влез, едва прибыв в Форт-Навир, ему не виделось. Далеко не всегда он ходил по городу в поисках места, часто он говорил так Корнеилу и отправлялся в трактир на соседней улице играть в тригаль. Сам проклинал себя за эту слабость, но ничего не мог поделать. Теперь ему нужно было отыграться, чтобы вернуть свои деньги. И слишком хорошо он осознавал, на что решился. Пальцы уверенно и ловко держали отмычку. Один поворот, нетерпеливый стук сердца. Замок поддался. Внизу послышались тяжёлые шаги в опасной близости от лестницы, Форестир дрогнул. Нужно было спешить, но в то же время действовать аккуратно. Юноша подтолкнул дверь, и она отворилась. Полдела было сделано.       Сильвен быстро и максимально тихо закрыл за собой дверь и несколько растерянно огляделся, ведь комнату Корнеила он видел только пару раз и то мельком. Мебель была здесь почти такая же, как и у него самого, разве что чуть дороже, аккуратнее изготовленная: кровать в углу с конструкцией, предназначенной для балдахина, но его отчего-то сняли, рядом тумба из тёмного дерева, письменный стол с колченогим стулом и множество полок по стенам. Сильвен искал кошель с частью денег, который Дюкарель не носил с собой и хранил, должно быть, в запирающемся сундучке. Оставалось только отыскать его. Форестир глянул направо и налево. «Где же он? Может, в каком-нибудь из ящиков?» — соображал он, проговаривая про себя все возможные варианты. И наконец его цепкий взгляд остановился на тумбе, что стояла слева от кровати в самом углу комнаты.       Он потянул ящик на себя, в глубине души надеясь, что тот окажется открытым и пустым. Так он не будет жалеть, что не попытался, но и не совершит того, от чего потом потеряет к себе уважение. Заперто — Сильвен этому даже порадовался. Однако нижний ящик оказался закрыт на ключ. Привычное действие — замок щёлкнул, и можно было беспрепятственно заглянуть. Внутри лежал небольшой кошель. «Какая удача», — подумал юноша, от радости и нетерпения у него даже задрожали руки. Рассправившись с узелком, Сильвен раскрыл кошелёк — этого даже много будет. Он отсыпал себе на ладонь горстку монет, смотря на них с восхищением, ведь они помогут ему выпутаться из долгов. Спасëн! Юноша с трудом заставил себя аккуратно сложить всё на место и замести следы, будто его здесь никогда и не было. Потом он отдаст эти деньги Корнеилу, непременно отдаст, когда отыграется.       Сильвен собрался уходить, как взгляд его невольно зацепился за небольшую бумажку, оставленную на письменном столе. Что-то заставило его подойти поближе и взглянуть, потому что письмо показалось ему знакомым. «Дорогой брат…» — прочёл Форестир первую строчку и застыл на месте, чуть не рассыпав все монеты. Он узнал ровный почерк Катрин Дюкарель и сам не понял почему, но во всех подробностях вспомнил, как только что выкрал деньги у её брата. И ему стало омерзительно до тошноты от самого себя, словно госпожа застала его за этим низким воровством. Мерзко, и руки его как будто были вымазаны в такой грязи, которую никогда не смыть. Юноша представил, как бы Катрин вела себя, если бы узнала. Наверное, ничего бы не сказала, только посмотрела бы с грустью и осуждением, и это было бы самым страшным наказанием.       Прошло немало времени, прежде чем Сильвен очнулся от своих мыслей и поспешил покинуть комнату, он почти бежал — подальше от места, где он совершил постыдный поступок. Форестир решил, что вечером, когда Корнеил обнаружит дверь в свою комнату открытой, он честно расскажет обо всём.

***

      Корнеил замедлил шаг, оглядываясь по сторонам с таким любопытством, будто в первый раз шёл по улицам Форт-Навира, чуть не врезаясь в прохожих. Столица не переставала поражать его воображение. Светлые двух-трёхэтажные домики с нависающими над дорогой балконами, увитыми цветами или хмелем. Внимание юноши привлекали люди, которых он встречал на своём пути: смуглых, одетых в пёстрые одежды южан-карадессцев, мужчин с длинными волосами и нарисованными краской прямо на лице непонятными узорами, не по погоде тепло одетых северян с пышными бородами. Про каждого Корнеил на ходу сочинял историю: откуда приехал человек, зачем, каков он характером.       Так, путь до здания штаба королевской гвардии выдался очень быстрым. Корнеил даже растерялся, столь скоро увидев перед собой высокие стены крепости из серого камня, резко выделявшиеся на фоне остальных зданий города, как пятно на белоснежной рубахе. Штаб находился недалеко от пристани и запрятался среди других домов так, что случайный прохожий не мог сюда зайти. Это здание успело Корнеилу порядком надоесть, ведь он появлялся здесь почти так же часто, как и в своём временном жилище над трактиром. Глубоко вздохнув, чтобы унять учащающееся от волнения сердцебиение, юноша решился зайти.       Как и в предыдущие визиты, Корнеила у главного входа встретил стражник в чёрно-золотой форме, не разрешая проходить дальше. «Счастливец», — подумал молодой человек, не удерживаясь от зависти; он сам мечтал однажды носить эту форму. Суровое выражение лица мужчины и грубый окрик: «Стоять! Куда?» — поумерили решимость Корнеила, на его счастье, этого стражника он встретил впервые, иначе прогнали бы его безо всяких лишних разговоров. На этот вопрос юноша заявил, что хотел бы поговорить с господином де Корсадом.       — Нет его в городе, уехали, — прогремел громогласный солдат, смерив посетителя озлобленным взглядом и, видно, подметив, что тот был безоружен. — Генерал Бертран за него, но к нему не велено пускать кого попало.       — Как же мне быть? — проговорил Корнеил, скорее сам себе, взъерошив волосы на голове, как часто делал, когда крепко задумывался над чем-то. — У меня письмо к господину де Корсаду, нужно передать лично в руки ему или хотя бы тому, кто замещает его. Позвольте поговорить с господином Бертраном.       Стражник долго что-то соображал и прикидывал, на лице его отразился отблеск тяжёлых размышлений, а потом с видом, будто делает великое одолжение, он разрешил наконец войти. Корнеил не помнил себя от радости. Его ничуть не смутило, что солдат позвал своего напарника и наказал проследить за посетителем, чтобы тот не валял здесь дурака. Разве имеет это значение? Корнеил смиренно преодолевал запутанные полутёмные коридоры и лестницы с украшавшими стены гобеленами — королевскими гербами, на тёмно-зелёных полотнищах которых почти светилось золотое колесо с двенадцатью спицами, а по бокам от него созрели колосья и разросся плющ. Корнеил не раз видел герб королевской династии, но не удержался, чтобы хоть мельком рассмотреть его вблизи. Эхом по коридору разносились звуки грузных шагов часовых, рядом вполголоса кто-то переговаривался. Сердце юноши бешено заколотилось от смутного предчувствия неладного.       Наконец, преодолев немало поворотов и ступеней, Корнеил оказался перед крепкой дверью с прорезанными на ней фигурками воинов, вооружённых то устрашающей секирой, то луком со стрелами. По обеим сторонам от двери неподвижными изваяниями стояли часовые — рослые широкоплечие гвардейцы, внушавшие своим видом робость. По ту сторону двери находился человек, от которого зависела судьба Корнеила, и он гадал, будет ли генерал благосклонен к нему или же выставит вон, едва он заговорит.       — Я предупредил остальную стражу, — заговорил Корнеил, обращаясь к часовым. Голос его, вопреки всем усилиям, звучал не очень-то смело. — Разрешите мне поговорить с генералом. Дело действительно важное, и мне нужно видеть его.       Солдаты взглянули на него, но молчали, как и подобает статуям. Тогда юноша повторил свою просьбу уже совсем тихо. Надежда на благополучный исход дела медленно и мучительно умирала в нём, а больше всего он страшился быть выставленным за ворота. Стражники были будто глухи к его словам, Корнеил стал даже подумывать, что они в вправду каменные изваяния. Но неожиданно дверь в кабинет начальника штаба рывком отворилась, и на него налетел мужчина преклонных лет, полноватый, крепкий телом, с полностью седой острой бородкой и волосами. Он устремил на Корнеила настолько суровый взгляд, что тому стало совсем не по себе. И наверное, грязь на своём сапоге этот человек разглядывал с меньшим отвращением, чем нежданного посетителя.       — Простите за беспокойство, — робко произнёс юноша с учтивым, но немного неуклюжим от волнения поклоном, мысленно радуясь, что сумел вообще заговорить онемевшим языком. — Прошу, уделите мне несколько минут, если это возможно. Клянусь, что не стал бы вас тревожить по несерьёзному делу. Я хотел бы поступить на службу в гвардию.       Генерал Бертран усмехнулся, громко прочистил горло так, что Корнеил вздрогнул, потом оглядел молодого просителя с ног до головы. Судя по всему, он решал, как ему поступить. Затем мужчина весьма любезно, как могло показаться, пригласил юношу в кабинет, приговаривая: «Ну что ж, послушаем, молодой человек, — это выражение он проговорил с заметным удовольствием. — Только если это не займёт много времени». Не веря своей удаче и боясь вдруг проснуться, юноша проследовал внутрь.       Убранство кабинета не отличалось изяществом, во всём выдавая не очень опрятного хозяина. Большой письменный стол, занимавший почти половину комнаты, был завален бумагами, книгами и письменными принадлежностями, по всем стенам вытянулись стеллажи, доверху заставленные неопределённым хламом, сколоченные кое-как ящики громоздились один на другом. В довершении ко всему здесь было душно и как будто пахло вяленой рыбой.       Не скрывая любопытства, Корнеил оглядывался по сторонам, пока нарочитое покашливание сзади не отрезвило его. Он вздрогнул и виновато склонил голову, затем вспомнил о цели своего визита и достал из-под жилета письмо от отца, предназначавшееся господину де Корсаду.       — Моё имя Корнел Дюкарель. Я хотел обратиться к самому господину де Корсаду, но вы, надеюсь, тоже сможете мне помочь, — заговорил юноша, неосознанно подняв подбородок, и это движение не ускользнуло от внимательного взора генерала Бертрана. Голос предательски дрожал и никак не хотел слушаться. А мужчина, подмечая его волнение, усмехался в свою острую бородку. — Я больше всего на свете желал бы поступить в гвардию на обучение, а потом служить у вас… Если вы сочтёте меня достойным… Вот эта бумага моего отца к де Корсаду докажет, что я есть я.       Пожилой генерал отчего-то заметно повеселел, едва сдерживая широкую улыбку, небрежно принял письмо из рук Корнеила, а затем развернул его и пробежался глазами по первым строчкам. Юноша не знал, чего ожидать дальше, как ему вести себя. Затаив дыхание, он ждал. Несколько мгновений спустя генерал разразился громким, как гудение огромного охотничьего рога, хохотом и долго не мог остановиться, схватившись даже за живот и содрогаясь всем телом. Седая бородка его тоже противно тряслась. Потом он успокоился немного, перевёл взгляд на Корнеила, остолбеневшего, с не то обиженным, не то смертельно напуганным выражением лица — и засмеялся пуще прежнего. Юноша становился всё мрачнее, искренне не понимая, что в безобидном письме могло вызвать такую реакцию. Или неуместно было давать господину Бертрану прочесть его? От непонимания в душе Корнеила клокотало раздражение. «Почему не скажет, наконец, в чём дело?»       — Вот что я скажу вам, молодой человек, — заговорил генерал, протирая глаз ладонью. — Вы сами-то читали, что здесь написано? Запомните одну простую вещь. То, что допустимо у вас там, вдали от столицы и всяческого этикета, на лоне природы, так скажем, не каждый поймёт правильно здесь, в Форт-Навире, — лицо его приняло многозначительное выражение, и он снисходительно подмигнул Корнеилу, который до сих пор с трудом понимал, о чём идёт речь, но хотел, чтобы всё это поскорей закончилось. — Я имею в виду то, что ваш отец… Ха-ха… напоминает самому Гвенаэлю де Корсаду! Вдумайтесь, молодой человек! Напоминает об их давнем знакомстве. Будто это имеет какое-то значение, — нещадно продолжал генерал Бертран, вышагивая взад-вперёд по комнате, а Корнеил безропотно кивал на каждое его слово, не думая даже возражать. — Могу вас уверить, что имея такие важные обязанности и заботы, господин де Корсад и думать забыл о Лоренте Дюкареле, у которого за душой и нет ничего, кроме не особенно знатной фамилии. Так-то, молодой человек. Да ещё в каких выражениях: «Осмеливаюсь попросить…». Или вот это: «… не в память о нашем давнем знакомстве, но если есть в моём сыне должные способности», как вам?       Видно было, что мужчина с удовольствием продолжал бы, но отвернулся и недолго рассеянно разглядывал что-то на стене. Корнеил стоял, будто на него вылили целую бочку колодезной воды, боялся шелохнуться и выдать своё присутствие, настолько стыдно ему было. Ему казалось, что генерал совершенно прав. Затем господин Бертран вдруг сказал весёлым и бодрым голосом, будто ему пришла в голову занятная идея:       — А впрочем, почему бы не испытать вас. Вдруг вы и вправду на что-нибудь годитесь, — вздохнул он, всем своим видом показывая, насколько не хочется ему тратить время впустую. — Следуйте за мной.       Они вышли в коридор и сразу же свернули на винтовую лестницу, петляющую так долго, что кружилась голова. Не произнеся больше ни слова, они спускались всё ниже. Корнеил представить не мог, что ждёт его — какое именно испытание? Явно не по изящной словесности или астрономии. Но какое оружие ему придётся использовать и кто станет его противником? По тому, что здесь внизу стало ощутимо холоднее, юноша предположил, что они спустились в подземелье. Генерал привёл его в просторную залу, в центре которой находился непонятно для чего предназначенный и напоминавший храмовый алтарь каменный постамент с колоннами по бокам. Такие же мощные колонны условно делили огромное помещение на множество квадратов. Редкие факелы давали свет небольшими островками, а всё остальное пространство погружено было во тьму. Корнеилу делалось не по себе. Он вслушивался в тишину подвала, будто надеясь, что сквозняк нашепчет ему какую-нибудь подсказку, но слышал только свои шаги и стучавший в висках пульс.       Спустя некоторое время он осознал, что остался в зале совершенно один, генерал как сквозь землю провалился. Корнеил метнулся вправо и влево. Вокруг не было ничего — только темнота и прохладный воздух. Впереди тускло подавали надежду горящие факелы, и юноша робко, повинуясь внутреннему голосу, шëл на этот свет, не понимая куда и зачем. Тем более не в силах он был предугадать, что произойдёт в следующий миг. Но оставалось стойкое предчувствие того, что нечто пугающее и до сих пор неизведанное подстерегало его здесь, в бесконечной темноте. Корнеил крепко зажмурился, и вспомнились ему бескрайние просторы родной Эскальской долины, он будто летел под облаками быстрее всякой птицы вперёд, к своему дому. Это здание он узнал бы из тысячи. Рука его сама собой оказалась на груди, нащупав под рубахой медальон, подаренный мамой в день отъезда. Открыл глаза — перед ним всё так же темно, но пространство вокруг перестало так сильно пугать его.       Корнеил уже уверенней шагнул вперёд, удивляясь, откуда взялась в нём решимость. Вдруг что-то громко лязгнуло вдалеке. И снова, но уже не сбоку, а позади него и намного ближе. С таким звуком вытаскивают из ножен остро заточенный кинжал. Кто-то или что-то вот-вот должно было наброситься на него, а Корнеил не забывал, что безоружен, не знает облика своего врага да и сам имеет смутное представление о том, какими способностями он обладает в настоящем бою, а не на тренировке. Вдруг раздался страшный звук, заставивший сердце юноши похолодеть. Это звучало так, будто кто-то огромный протяжно вздохнул, и вздох его, тяжёлый и мощный, похожий на ударившуюся о скалы высокую волну, превратился в вой. Корнеил резко обернулся и от увиденного бросился бежать. На него стремительно надвигалась чёрная тень, огромная и вселяющая смертельный страх, хотя он не успел толком разглядеть опасность. Ужас подгонял Корнеила и в то же время сковывал всё тело. От такого противоборства в самом себе каждое движение давалось с непомерными усилиями.       Вдруг на стене в тусклом мерцающем свете факела Корнеил заметил то, что подбодрило и внушило решимость биться во что бы то ни стало. Там блестела рукоятка клинка. Юноша молниеносно выхватил его, уложил поудобнее в руке, как привык на бесчисленных тренировках с учителем, одновременно развернувшись лицом к надвигающейся опасности и чуть отойдя от стены. Наконец он смог разглядеть своего врага, насколько это было возможно за считанные секунды. Увидел он совсем не то, что услужливо успело нарисовать воображение, но не менее устрашающее.       На него летел, занеся над собой массивный изогнутый меч, закованный в чёрные доспехи воин невероятно большого роста, где-то с целый арпан или даже выше. Корнеил предположил, что это не человек вовсе, хотя даже обрадовался, что это был не какой-нибудь монстр. Юноша выставил свой клинок вперёд, поддерживая правую руку другой свободной для надёжности. Удар меча со звоном обрушился страшной силой, что из-под столкнувшихся клинков вылетели искры. Из груди Корнеила вырвался сдавленный крик. Ему показалось, что он сам едва не переломился пополам в спине, но меч в руках удержать удалось. Юноша отскочил от противника, чтобы ненадолго увернуться от следующих нападений и выгадать время. Он покрепче сжал клинок, поклявшись себе не бояться и держаться, что бы ни случилось.       Холодящий кровь полувой-полурёв повторился намного громче, чем до этого, окутывая со всех сторон. Корнеил почувствовал себя загнанным в ловушку. У него был не один противник, а больше десятка огромных воинов-нелюдей, которые были в разы его сильней, вместо лиц у них зияли чёрные пустоты. Все они были как один гигантского роста и одинаковы настолько, будто их отлили по единой форме. И все воины с боевым рёвом бросились на него сразу. Юноше хотелось бы верить, что эти существа были всего лишь иллюзией, плодом его воображения, но слишком реально звучали их мощные шаги, слишком настоящее рассекло воздух прямо у его горла острие клинка. Корнеил едва успевал уворачиваться от выпадов врагов, но чувствовал, что долго это продолжаться не может. Он предпочитал пока экономить силы и не решался сам нападать.       С трудом отбив ещё несколько ударов, Корнеил понял, что надо действовать, если он не хочет проиграть сражение. Юноша чудом избежал смертельного ранения с боку, забежав за колонну и ловко вынырнув из-за неё. Меч одного из воинов с противным лязгом врезался в камень. На Корнеила накатывало неизбежное отчаяние, ведь он осознавал, что поражение на самом деле было всего лишь вопросом времени в этом неравном бою. «Неужели суждено умереть здесь? От рук этих чудовищ? И где господин генерал?» — проносилось у него в голове, но ни на один вопрос пока не находилось ответа, да и это не имело теперь значения.       Увернувшись от одновременных выпадов противника, Корнеилу удалось наконец извернуться и со всей силы рубануть одному воину по животу — враг согнулся вдвое, зажимая рану одной рукой, а вторым не менее крепким ударом — по плечу. Огромное тело тихо повалилось на пол, но другие противники не прекращали своих атак. Отскочив от града ударов, Корнеил вдруг с ужасом и непониманием увидел, как убитый им воин поднялся как ни в чём ни бывало, в огромных его руках снова оказался меч.       — Они не умирают! — паника нахлынула на юношу, и он понятия не имел, как поступать ему дальше. Но не мог ведь генерал Бертран при заметной неприязни к нему отправить его на верную смерть? Он же придёт и остановит их, этих, скорее всего, магических воинов?..       Бой не прекращался ни на миг. Корнеил тяжело дышал, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу — по внутренним ощущениям он пробыл здесь, в подземелье, несколько дней, как герои в древних легендах, которые без устали сражались с чудовищами Хаоса. Только вот он был в сотни раз слабее их и уже держал клинок из последних сил. От одного взмаха юноша не успел уклониться, и меч одного из чёрных воинов чиркнул по его груди. На удивление, Корнеил не почувствовал боли, но пошатнулся в изнеможении. Следующий сильный удар выбил меч из его ослабевших рук.       «Вот и конец», — подумал юноша, чувствуя, что всё плывёт у него перед глазами, а ноги подкашиваются. Сознание кричало ему, что нельзя сдаваться, но он физически не мог больше биться против десятка превосходящих по силе противников. Что произошло дальше, Корнеил с трудом уже понимал.       Воздух весь вышел из его груди, будто его ударили кулаком в верхнюю часть живота. Он отлетел в сторону и больно ударился спиной о стену. В глазах потемнело, но Корнеил отчаянно пытался встать, хотя что-то тяжёлое проткнуло его тело насквозь, пригвоздив к полу. Когда же он поднял голову, почему-то поразившись тому, что всё ещё жив, хотя не мог сделать вдох, воин нагнулся над ним и вынул из его тела меч. Корнеил беззвучно вскрикнул, скорее прохрипел. Наступила полнейшая темнота, стало тихо.       Он так и сидел, оперевшись спиной о стену и пытаясь осознать, что с ним только что произошло и каким чудом он ещё дышит.       — Ну, что я могу сказать, молодой человек, — раздался над Корнеилом голос генерала, неприятно отдающий звенящим эхом в ушах. — Хорошо, что вы смогли продержаться хоть какое-то время, однако для королевской гвардии вы не годитесь совершенно. Вы, молодой человек, как я погляжу, безо всяких оснований очень высокого о себе мнения. Единственное, чего у вас не отнять, так это непомерной амбициозности да осанки, которая привлекает молодых дам, — произнёс он назидательным тоном. Корнеил поднял на него уставший взгляд, едва ли он способен был воспринимать сейчас действительность и смысл слов улавливал с трудом. Кроме того, что все его усилия были напрасны. — Вам бы усмирить вашу гордыню и неустанно трудиться. Впрочем, не знаю, получится ли из вас толк. А теперь ступайте, молодой человек, и больше нет вам смысла приходить сюда.       Корнеил немного пришёл в себя, но не находил сил, чтобы подняться на ноги. Теперь он начал понимать: воины эти и вправду были магической иллюзией, однако достаточно реалистичной, чтобы сбить с толку. Оттого удары их призрачных клинков были ненастоящими — об этом он читал в книгах по магическому искусству. Глупо было так испугаться своего врага, но что сделано, того не воротишь.       И вдруг Корнеил подумал, что хотел бы знать подобные сильные заклинания и уметь применять их. Но слова генерала убили в нём всяческую надежду на светлое будущее — какой смысл ему пытаться, если он безнадёжен. «Какой позор! С какой стати я решил, что достоин подойти к штабу… Как бы расстроились и разочаровались во мне родители, если бы были здесь» — с грустью подумал юноша. Он крепко зажмурился, пытаясь избавиться от головокружения.       Неожиданно перед ним появился, словно отделился от противоположной тёмной стены, человек в тёмно-фиолетовом плаще, подобном тому, что носят жрецы Храма. Корнеил подумал сперва, что ему померещилось, но нет. Откуда этот человек здесь взялся и что ему было нужно, только предстояло выяснить. Юноша подтянул к себе ноги и рывком встал — это далось ему легче, чем он предполагал. Боли не было, присутствовала только неимоверная усталость. Он пошатнулся и успел ухватиться за стену, чтобы не упасть. Мужчина тем временем подошёл к нему и снял с головы капюшон, обнажая широкий блестящий лоб и лысую голову, хотя был ещё не стар: на вид ему было не больше сорока.       — Простите, что утомляю вас после боя, но я не займу у вас много времени, — сказал незнакомец с лёгким кивком головы в знак приветствия. Голос его звучал приятно, но в то же время настораживающее вкрадчиво. Я — Знающий в академии при Храме, и у меня для вас небезынтересное предложение. Я наблюдал за вами со стороны. Не буду льстить вам, что у вас потрясающие способности, однако из вас может кое-что получиться. В вас есть то, чему невозможно научить — сила духа.       Корнеил недоверчиво прищурился и хотел на это возразить, но служитель Храма поднял ладонь, призывая его помолчать. Юноша не знал, кому верить — генералу Бертрану или жрецу. Разумеется, приятнее было бы думать, что прав второй, но Корнеил искал в его словах подвох. К чему он клонит?       — Не думали ли вы о том, чтобы поступить на службу в Храм и посвятить свою жизнь благой цели — своими деяниями восхвалять наших Творцов?       — Признаться честно, я до этих пор не думал об этом, — нерешительно ответил Корнеил, не желая и отвечать сразу решительным отказом, потому что понял, что, возможно, жрец хочет предложить ему устроиться на службу при храме в Форт-Навире.       — Я так и думал, — криво усмехнулся мужчина, и его маленькие глазки хитро сверкнули. — Однако я вижу, что вы не хотите принимать поспешных решений, и это мне нравится, — манеры и речь жреца сбили юношу с толку. Он не выглядел глубоко религиозным человеком и почему-то виделся Корнеилу скорее увлечённым учёным, энергичным и любознательным. — Если решите, что готовы служить у нас, придите в Святой Храм и спросите Знающего Фолкета, буду рад встретить вас. А теперь всего доброго, вам не помешает отдохнуть, не буду утомлять вас разговором.       Обескураженный Корнеил проводил жреца, изумляясь событиям сегодняшнего дня. Юноша не знал, что ему предпринять. Первой же мыслью было написать домой ещё одно письмо и попросить совета, но как же стыдно было упоминать о своём провале… В душе накопилось много всего разом: и пережитая тревога, и больно задевшие слова генерала, которые он повторял теперь про себя и запомнил наизусть, на всю оставшуюся жизнь. Он убеждён был, что бесполезен для любой службы, но это внезапное предложение жреца подавало призрачную надежду. «Хотя я никогда не думал надеть мантию Храма, вдруг мне так предначертано судьбой? Вдруг это мне необыкновенно повезло? Во всяком случае лучше чем ничего», — размышлял Корнеил, ощущая, как начинает от этого пульсировать и болеть в висках.       Он плохо помнил, как покинул фортецию и оказался около своего временного жилища. Солнце уже стояло высоко и пекло так, что накалило летний воздух. Не раздеваясь, Корнеил упал на кровать, чувствуя, что сейчас же умрёт от усталости, будто из него разом выкачали жизненные силы, и моментально провалился в сон с отрывочными кошмарами.       Проснулся он уже под вечер, когда за окном сильно стемнело и на город опустилась желанная прохлада. Корнеил слушал голоса, доносившиеся с улицы, не размыкая ещё глаз, и долго не мог сообразить, какое теперь время суток, как он очутился здесь. Потом ему сразу же вспомнились генерал Бертран, воины-великаны и жрец в фиолетовой мантии, и юноша подскочил с кровати, будто испугавшись, что опаздывает куда-то. Когда Корнеил протёр глаза и умылся прохладной водой из кувшина, приводя себя в чувства, в незапертую дверь робко постучали.       Затем на пороге показался Сильвен, имевший довольно настороженный странный вид. На первый взгляд лицо его было таким счастливым и оживлённым, будто он разом получил все земные блага, о которых может мечтать человек, но посмотрев на него внимательнее, можно было заменить беспокойный взгляд, выдававший истинное состояние, пусть он и всеми силами старался держаться как ни в чём не бывало. Первым же делом Сильвен принялся расспрашивать Корнеила о том, как тот провёл день и получилось ли поговорить с кем-нибудь в фортеции.       — Всё и хорошо, и не очень одновременно, — устало улыбнулся Корнеил, взъерошивая на голове свои непослушные волосы. Ему совсем не хотелось вспоминать произошедшее и он не был до конца уверен, что может доверять Сильвену-Форестру, однако неподдельный интерес собеседника заставил мнительность отступить.       Он в подробностях рассказал и про испытание, и про генерала, и про подозрительно кстати появившегося словно из ниоткуда жреца. Сильвен слушал увлечённо и терпеливо, изредка вставляя незначительные реплики вроде: «Вот это удача!», «Да ну!», «И что было потом?», но тут же призывал Корнеила продолжать.       — В конце концов, никто не заставляет вас служить при Храме вечно, можно ведь будет уйти и вновь попытать счастья в королевском штабе. Если захотите, разумеется, — ответил Сильвен на вопрос Корнеила, который у того неожиданно сорвался с языка.       И юноша воспрял духом, склоняясь к тому, чтобы всё-таки хотя бы заглянуть в храм. С сердца упал тяжкий груз стыда, отчасти разочарования, страха за будущее — неужели так помогло, что он поделился своими тревогами с Сильвеном?       — Послушайте, надо это отпраздновать! — воскликнул Сильвен, вскочив со стула, и в порыве чувств быстро подбежал к окну, потом отскочил обратно. На него нашло какое-то счастливое помешательство, хотелось веселиться, он чувствовал в себе столько энергии и сил, что их хватило бы, чтобы пешком отправиться куда-нибудь далеко, на другой конец света.       Корнеил посмеивался, глядя на это и сомневаясь, что Сильвен мог так радоваться только из-за него, скорее всего, ему самому явно улыбнулась в чём-то удача. Корнеил спрашивал несколько раз, но компаньон его обещал рассказать потом, за ужином. Сильвен слишком настойчиво упрашивал Корнеила спуститься вниз, в таверну, чтобы занять место получше, а сам обещал подойти чуть позже. Юный господин Дюкарель пожал плечами, но согласился — ему не хотелось ни о чём думать сегодня, искать во всём тайный умысел и хитрость.       Едва Корнеил ступил на порог трактира, как его обволокло запахом приготовленного на огне мяса, свежеиспечённого хлеба. Только теперь он почувствовал, насколько успел проголодаться за этот длинный и полный испытаний день. Он присел за липкий стол и огляделся. Здесь, как и всегда, под вечер собирался народ, слышался громкий говор, гремели стаканы. На душе у юноши стало совсем спокойно и весело, как никогда не бывало с тех пор, как он приехал в Форт-Навир. Он мог бы долго сидеть просто так, смотря на посетителей таверны и вслушиваясь в обрывки их разговоров, однако усиливающийся аппетит заставил его подозвать трактирщика.       Сильвен тем временем успел быстро проделать то, что задумал. Он отсчитал из кармана ровно ту сумму, которую выкрал у Корнеила из кошелька утром, высыпал её туда и аккуратно положил все вещи на свои места. Что-то неприятно жгло в груди от того, что его отвратительный поступок уставший Корнеил не заметил. То ли это был стыд, то ли азарт от того, что всё шло как нельзя удачно. В по-прежнему бодром расположении духа Сильвен присоединился к Корнеилу, как ни в чём не бывало подсев напротив.       Стол постепенно наполнялся вкуснейшими блюдами, от которых поднимался чудеснейший ароматный пар, посреди уже стоял пузатый кувшин с элем. Корнеил скорей разломал буханку хлеба, ещё тёплого, пополам и с наслаждением откусил, не обращая внимания, что крошки сыпались на колени. Сильвен что-то оживлённо рассказывал про времена, когда он сам учился при храме, доказывая, что его это ничуть не смогло испортить ещё больше.       На второй кружке эля беседа их пошла оживлённее. Впервые они говорили безо всякого недоверия и стеснения. Но внезапно Сильвен умолк и уставился в свой полупустой стакан, о чём-то крепко задумавшись. И весёлость его пропала, как исчезает иногда внезапно налетевший порыв ветра. Корнеил сразу заметил такую перемену в собеседнике, недоумевающее ожидая объяснения. Однако Сильвен молчал.       — А что у вас произошло? — тихо спросил Корнеил, пытаясь разговорить помрачневшего Сильвена, потому что видел, что что-то мучает его и рвётся наружу. — Вы хотели рассказать…       — Я должен кое в чём признаться… — с тяжёлым вздохом произнёс Сильвен, делая усилие над собой. — Я частенько врал вам, что искал место. А сам ходил играть в трактир, что внизу по улице. Играл сначала в кости, потом приноровился в тригаль. А ведь я сам, сам зарёкся когда-либо снова взяться за это. Если мне ещё раз потом захочется сыграть партию-другую, умоляю, напомните мне сегодняшний день.       Корнеил подвинулся поближе на стуле, чуть не опрокинув кружку, чтобы не упустить ни одной детали. Хотя смысл речи Форестира ему был понятен не до конца, и юноша терпеливо ждал, когда наружу выйдет остаток тревожащих мыслей. Сильвен осушил стакан, собираясь с силами, чтобы поделиться главным:       — Сегодня я… выиграл неплохие деньги, впервые повезло, — сказал он и осёкся. Эти слова словно сами собой вырвались заместо других, и он даже испугался такого. Сдавленным голосом, как будто признание хотело навсегда остаться в тайне, Сильвен договорил, сжав до побелевших костяшек кулаки: — Я утром взял у вас деньги в кошельке. Но не беспокойтесь, я вернул уже на место столько же монет.       — «Взял»… и зачем вы мне это рассказываете? Чтобы я похвалил вас за откровенность? — съязвил Корнеил, недобро прищурившись на него и злясь больше на себя, что был недостаточно осторожен. А если бы этот Форестир оказался ещё опаснее? Украл бы у него все деньги или прирезал бы ночью? Как можно было быть столь невнимательным, чтобы не заметить, что в комнату кто-то проник? Даже усталость, по мнению Корнеила, не оправдывала его беспечности. Но увидев убитое выражение лица Сильвена, Корнеил тихо добавил: — Прошу прощения, я не со зла.       Повисла напряжённая пауза, и Корнеил, чтобы не встретиться взглядом с Сильвеном, стал осматриваться, отчего в трактире стало так шумно. С тех пор, как они пришли, народу здесь прибавилось втрое. Многие изрядно выпили, кто-то затянул заунывную песню про рыбака, кто-то заливался хохотом, но внимание Корнела привлекла совсем другая компания за соседним столом.       — Так-то, дружище, я верно говорю! — отчаянно воскликнул рослый бородатый мужчина, пытаясь, видимо, доказать приятелям свою правоту. — Своими глазами видел!       — А что ты там делал-то? Сам помолиться кровавым богам ходил? — остальные четверо мужчин только подняли на смех его восклицания. Они разом засмеялись, толкая друг друга или стуча кулаком по столу, приятель их надулся и налил себе ещё эля.       — Что, тоже слыхали о появившихся в заброшенных храмах колдунах? — весело посмеиваясь, спросил у них трактирщик, танцуя между столами с очередным подносом. Эта новость была предметом обсуждения весь вечер. Посетители разделились на два лагеря: одни с трепетом рассказывали о фанатиках, которые собираются в развалинах древних храмов и готовят кровавые жертвоприношения, а другие называли это сказками для непослушных детей, выдумками пьяниц.       — Слушайте, а может де Корсад к ним тоже присоединился да уже в Солленхоре провернул такое за свою дикую веру? — оскалившись, отпустил смуглый молодой человек в порванной на рукаве рубахе.       Злободневная шутка так понравилась остальным, что безудержный смех, накатывавший несколькими приступами, не смолкал ещё долгое время. Хотя некоторые на неё в ужасе скривились, не находя ничего смешного.       — А в чём, собственно дело? Я как всегда узнаю новости последним? — подключился к обсуждению всё такой же хмурый Сильвен, обращаясь к трактирщику, с которым успел завести добрые отношения. Любопытство было сильнее него.       — Э-э-э… да вы действительно крепко проспали целый день, — охотно ответил трактирщик. Он не скрывал, какое удовольствие ему доставляло собирать все городские сплетни и пересказывать их всем подряд. — Говорят, почитатели Дейордата и Веймена всё ещё существуют, и теперь они вновь собираются в древних храмах, от который теперь развалины да и только. Проводят там свои ритуалы и приносят жертвы. Люди видели огни в этих храмах, какое-то движение. Хотя… ха-ха! У нас старина Михаэль, когда напьётся, и не такое видит. Если всё действительно так, как поговаривают, Храм будет с этим бороться. Фиолетовые мантии не допустят другой веры, так-то.       Корнеил и Сильвен забыли уже и обо всех обидах и неприятностях, когда возникла такая любопытная новость. Пододвинувшись вплотную друг к другу, они стали гадать, что бы это значило. Не слишком это было похоже на простые сплетни, на первый взгляд. А если иноверцы действительно существовали, то что будет предпринимать Храм. Корнеил подозревал, что возможно, скоро ему предстоит лично узнать обо всём этом. «Но уж лучше бы это были только россказни», — задумчиво проговорил про себя юноша.