***
Поезд отходил в шесть утра. В пять тридцать Авив стоял возле вокзала, ожидая, пока все солдаты зайдут внутрь. Раздался шум двигателя, будто напоминая, что осталось всего ничего. Считанные минуты, и Авив отправится в другую жизнь, где за него никто не заступится, никто не вытащит его оттуда. Спасёт только победа. — Напиши мне, — попросил Шон. — Как только прибудете на пункт. Авив кивнул, вспоминая их прощание с Шоном, когда его и родителей арестовали. Вот бы и это прощание не было последним. Поезд снова загудел, а толпа солдат рассосалась. Объявили о скором отправлении поезда, и Авив, подняв с земли рюкзак, надел его на плечи. — Сколько лет не пройдёт, я буду тебя ждать, — уверенно произнёс Шон и крепко прижал к себе Авива. Авив вытер набежавшие слёзы и, отойдя от Шона, направился к вагону. Солдаты кучками разместились на полках. Одно место полагалось для троих-четверых в связи с нехваткой вагонов. Солдаты пропустили Авива к окну, и он увидел Шона, машущего ему рукой. Авив не отворачивался от окна, до тех пор, пока Шон не скрылся за горизонтом. Они покинули окружённую охраной территорию Маджаля и выехали на вражескую землю, где из любого угла могли подстрелить.***
Рейчел шёл по тихим столичным улицам, смотря на едва уцелевшие постройки и замечал мелькающих в разбитых окнах людей. Минул год с начала войны, и всё туманнее вспоминалось мирное время. Они захватили несколько городов, и недавно прибыли в столицу. После комендантского часа по городу ходили только военные — маджальцы, как их уже прозвала вся Апокабана. Их боялись, от них прятались, хоть мирных людей они не убивали. Те сами умирали под завалами, от голода или болезней. Рейчел свернул на улицу, где когда-то располагался их с Лиором дом. Сейчас от него, наверняка, остался лишь пепел. Либо поселились те, чьё жильё пострадало от взрывов. В столице Рейчел находился всего ничего, но уже чувствовал сильный контраст с Маджалем. С помощью Дай-Каля возводили новые дома, военная база разрослась до военного городка. Появился госпиталь. Всем заправлял Шон. Эйбрам освободил его от фронта, посчитав, что он нужен в Маджале больше. До отъезда Рейчела в столицу, поздними вечерами они с Шоном, командиром Гилом и Энстером собирались у кого-нибудь в комнате. Рейчел хранил в памяти эти недолгие встречи, эти минуты, когда он забывал о войне. За полгода, минувших с начала службы Авива, Шон так и не получил ни одного письма. Как и похоронки. Но его вера была непоколебима. «Он жив, — говорил Шон. — Там же на фронте, в поле… да где там писать… Вот и не пишет», — убеждая самого себя, объяснял он. В такие моменты все молчали. Никто не хотел убивать его надежду. Рейчел остановился возле дома, где когда-то жил. Из дорогого коттеджа он превратился в запущенную рухлядь. Повсюду разбросан мусор, ступеньки сломались, веранда превратилась в хранилище ненужного хлама. Рейчел собрался уйти, но услышал шум — дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался омега, одетый в порванную, грязную одежду. Он испугался, увидев военного, но вдруг остановился и удивлённо посмотрел. Рейчел тоже обратил на него внимания, заметив, каким тощим он был. Заострил внимание на его взгляде и вздрогнул, узнав старшего брата. Слишком сильно он изменился. Рейчел поднялся по ступенькам и встретился с яростным взглядом брата. Он будет его ненавидеть, считать врагом, но Рейчел всё равно прошёл в дом. Внутри всё заросло пылью, воняло плесенью. — Ты здесь один? — С папой. Он лежит. Месяца два как не встает. И с сыном. — Как папа? — тревога подкралась незаметно, стоило представить больного папу. — Плохо. Лекарства нужны, а где их достать? — А сын твой? Брат присел за стол, задумавшись о чём-то. — Умрёт, — сухо ответил он. — Что?! — Рейчел давно не видел племянника, но перед его глазами отчетливо стоял образ пятилетнего мальчика. Хотя сейчас ему уже исполнилось семь. — Рвать его начало. От всего. Жалко еду переводить. Самому есть нечего, а я сутками пашу. Рейчел молчал, смотря на его потерянный взгляд. Вот что делает с людьми голод. Работа на износ. Война. Брат хотел его ненавидеть, сказать что-нибудь, выгнать, но у него просто не было сил. Не было сил на то, чтобы расспрашивать об армии и пытаться вразумить. — Я идти должен, но завтра приду. Еды принесу, — пообещал Рейчел. Брат лишь покачал головой, странно посмеиваясь. Провожать не стал. Всю дорогу Рейчел чувствовал боль. Странную боль, разъедающую горло. В голову назойливо лезли воспоминания о том дне. Когда отец собирался предложить Лиору со своим столичным женихом переночевать у них. Рейчел чувствовал лёгкую зависть к тому омеге, но признал своё поражение и смирился, однако не собирался становиться причиной их расставания. Но папа прямо за обедом объявил, что Рейчел обязан утащить Лиора в свою комнату и переспать с ним, потому что у него вот-вот должна была начаться течка. Рейчел впервые возразил родителям, сказав, что он никогда не пойдёт на такой шаг, но встретился с яростным взглядом отца и замолчал. Он обязан. Несмотря ни на что обязан. Почти все братья были дома в тот день. Сидели за тем же столом. Но никто, никто даже не подумал отвлечься от еды. Рейчел не ждал, что кто-то бросится защищать его и умолять родителей смягчиться. Ему было бы достаточно сочувствующего взгляда. Но не было и этого. Ничего не было. Братья продолжали есть. Общаться. Как будто ничего не произошло. Старший брат-альфа, к чьему мнению отец всегда прислушивался, молчал. Рейчел тогда осознал, как он одинок в своей огромной семье. Он ожидал, что вечером к нему зайдёт единственный брат-омега. Он был старше, у него был муж, он мог бы что-то сказать. Хотя бы подбодрить, успокоить. Но он не стал. Не хотел. Не посчитал нужным. Но сейчас в помощи нуждался брат. Ему было тяжелее, он практически в одиночку переживал войну, не представляя, как тащить на себе папу и сына. Ему нужна помощь. Вернувшись в общежитие, Рейчел бросился к своей кровати и принялся складывать в рюкзак продукты, которые у него были. — Бежать, что ли собрался? Услышав недоумённый голос командира Гила за спиной, Рейчел выронил всё и с опаской повернулся к нему. — Нет, — виновато ответил Рейчел. Он хотел всё объяснить, но не мог рассказать о брате. Потому что он на стороне врагов. Его муж — солдат вражеской армии. — Неужто помочь кому-то решил? — командир Гил прошёл в комнату. Рейчел почувствовал, как рушится уважение и доверие командира. По прибытии в столицу они вместе строили план блокады — единственного способа присвоения её к отвоёванной территории. — Брату. Он там с папой и с сыном… Они голодают… — Брату, значит, — командир Гил сложил руки на груди. — А тебе он когда-нибудь помогал? Рейчел мотнул головой. Он не хотел обсуждать это сейчас. Не хотел, чтобы командир Гил копался в его семье. — Когда ты сбежал в Маджаль, они тебя даже не искали! — Поэтому и сбежал, — признался Рейчел. Некуда ему было идти после смерти Лиора, которая оказалась ошибочной. — Мы не знаем, что будет завтра, вдруг сами голодать начнём. Так что припасы свои, если девать некуда, прибереги для наших солдат. Для тех, кто, рискуя жизнью, добивается свободы для страны. Если мы выиграем, то не тронем побеждённые войска. А Хизар ничего не оставит от предателей. Рейчел начал вытаскивать консервы из рюкзака. Командир Гил был прав. Бесспорно прав, но Рейчел чувствовал себя ещё хуже, чем когда вошёл в дом брата. Он подумал о Шоне, семья которого тоже не приняла его после тюрьмы. Но у него был Авив. Шон, несмотря на свое несправедливое заключение, на многочисленные убийства, которые он совершал, на войну, на ранения, которых не счесть, не падал духом. Мог так искренне верить в возращение Авива с фронта. Терпеливо ждать его писем, которые могут никогда не прийти. И он будет ждать и верить до самого конца. Потому что Авив заставлял его держаться. Они оба не могли дождаться окончания войны, чтобы, наконец, зажить спокойно. Рейчел не представлял, что ждёт его после войны. Здесь он был нужен, здесь он чувствовал свою значимость, но за пределами фронта его настигала отчуждённость. И тогда в Дай-Кале он не мог расслабиться, не мог до конца впитать вкус мирной жизни. Рейчел подумал об Эйбраме. Он всегда отталкивал его, но вдруг остро ощутил желание встречи. Эйбрам был здесь. Он никогда не оставался надолго в одном городе, чтобы его не выследили. Но сегодня был здесь. В соседнем корпусе. Рейчел никогда не ходил к нему первым. Но сейчас настал этот час. Пришлось ждать, когда о его визите доложат, и только через некоторое время Рейчел получил разрешение войти. Его отвели в комнату, ничем не отличающуюся от остальных. Эйбрам читал какие-то бумаги, возможно, отчёты о результатах блокады. — Что-то случилось? — спросил он, отвлекаясь от дел. Рейчел не собирался рассказывать. Не хотел грузить Эйбрама своими проблемами, он просто присел рядом и спросил: — Что ты почувствовал, когда узнал, что твой дедушка умер? Взгляд Эйбрама стал серьёзным. Он не стал интересоваться причиной неожиданного вопроса, но ответил: — Сначала пустоту. Мне казалось, что больше нет смысла находиться в Апокабане. Что эта страна снова станет для меня чужой. Ведь во дворце меня не взлюбили, а больше я здесь никого не знал. Но потом я осознал, что дедушка как будто бы жив. Его нет со мной рядом, но во мне он будет жить вечно. Я помню все наши разговоры, все его истории. Даже сейчас, задумавшись о том, как лучше поступить, я вспоминаю дедушку. Представляю, что бы он сказал, что бы сделал. И передо мной открываются ответы. Амир Хаджиб оставил после себя глубокий след. Рейчел понимал, какой долг лежит на Эйбраме. После войны он должен поднять страну. Он должен изменить ее, но не разрушить. — Зачем ты спрашиваешь? — всё-таки поинтересовался Эйбрам. Рейчел вкратце поведал ему о встрече с братом. — Остальные пять на войне, отец тоже, — пояснил Рейчел. — Если ещё живы. — Ты расстроен из-за этого? Рейчел мотнул головой. Он испытывал жалость, сочувствие, но не был расстроен. — Нет у меня никого в тылу, — признался он, опустив взгляд. Слишком поздно пришло осознание. Рейчел вспомнил, как Эйбрам хотел обнять его тогда на океане, и как он помешал ему. Вспомнил Мёртвый город, хирурга. Испугался своих чувств. Ведь если бы он поддался внутреннему порыву, привязанность к Эйбраму поглотила бы его сильнее. Война бы разлучила их. Рейчел боялся терять. Боялся надеяться. Но сейчас он осознал, как не хотел жалеть об упущенной возможности. Рейчел встал, почувствовав тревогу. Он сам перечеркнул их возможное с Эйбрамом будущее. Он должен всё вернуть. Вот только решиться на расстрел врагов оказалось проще, чем обнажить душу. Эйбрам молчал. В его глазах читалась тоска, и Рейчел знал, о чём он думал. Он встал, заставляя Эйбрама подняться следом. — Тебе пора? — спросил он. — Нет. Эйб, — Рейчел подошёл ближе, чувствуя, как решимость овладевала им. Бросало в жар, но он знал, что должен преодолеть себя, — я всё время хотел это сказать… Что я ошибся тогда, когда ушёл в Мёртвый город. Однако он не стал бы тем, кем являлся сейчас. Вряд ли бы надел погоны старшего лейтенанта, если бы остался под крылом Эйбрама. — Я обвинил тебя в начале войны, но слишком поздно осознал, что неправ был только я. — Мы оба не знаем, что было бы, если бы войны не было, — заметил Эйбрам. Он казался мрачным. Потому что ждал других слов, догадывался Рейчел. Но произнести их было сложно. Он не привык выражать чувства, не знал, как это делать. — И я хочу всё вернуть, — негромко произнёс Рейчел. — То, что было… В глазах Эйбрама читалось удивление, но всё же он улыбнулся. Однако радость быстро сменилась печалью. — У меня самолёт в пять утра. В Дай-Каль, — с сожалением объяснил он. — Многое надо решить, и я там задержусь. И… я не планировал возвращаться в столицу. Рейчел всё понимал. Эйбрам — не рядовой солдат, он вождь. И если что-то случится с вождём, рухнет вся армия. Он не может позволять себе ездить по личным делам, не может задерживаться на одном месте — небезопасно. — А меня убить могут, — сказал Рейчел. — Завтра или через месяц, кто знает… — Я знаю. Эйбрам подошёл вплотную, и Рейчел почувствовал его крепкие руки на своей спине. Он впервые ощутил такое невероятное чувство защищенности. Но он знал, что всё это так мимолетно. Завтра Эйбрам будет в Дай-Кале, а Рейчел на фронте. Сегодня может быть их последняя встреча. Рейчел знал, что он не мог уйти. Время близилось к полуночи, и всего через какие-то считанные часы Эйбрам покинет его. Было целых два года. Рейчелу понадобилось слишком много, чтобы осознать, как много Эйбрам для него значил. — Я тебе кое-что покажу, — заинтриговал Эйбрам. Он достал из ящика стола стопку бумаг и присел на кровать. Рейчел разместился рядом, заметив чертежи. Он листал их, всматриваясь в изображения зданий. — Что это? — Ты был прав тогда, в Дай-Кале. Когда говорил, что у нас, маджальцев, — саркастично произнёс Эйбрам закрепившееся прозвище, — нет тыла. Я много говорил с дай-кальским президентом. В общем, он поможет нам полностью отстроить Маджаль. Маджаль будет окружен стеной на границе с Апокабаной, вход только по пропускам, усиленная охрана. Я больше не хочу, чтобы наши эмигрировали в Дай-Каль, чтобы мы отправляли туда детей. Нам нужен тыл. Маджаль будет нашим центром. Война затянется надолго, но мы не должны останавливать жизнь. Рейчел не верил, смотря на чертежи зданий, отдалённо напоминающих постройки Дай-Каля. У них будет не просто военный посёлок, а настоящий город. Неужели то интервью так повлияло на Эйбрама? — Сначала Маджаль, на очереди Мёртвый город. Который мы, конечно же, переименуем. Смотря на улыбку Эйбрама, Рейчел представил процветающий город, в который может превратиться Маджаль. И эти надежды отгоняли страх перед войной. Перед возможной смертью. — Ты больше не революционер, — сказал Рейчел. — Не какой-то безумец, пытающийся захватить власть. — И кто же я? — заинтересованно спросил Эйбрам. — Ты — амир, — уверенно произнёс Рейчел. — Если у нас будет территория со своей внутренней властью, будут гражданские… Это же почти отдельное государство. — Которое еще предстоит отвоевать, — Эйбрам убрал чертежи. Стало тихо. Время перевалило за полночь. Рейчел знал, что надо либо уйти, либо остаться. Эйбрам не будет предлагать переночевать, не будет приставать. Потому что он помнит того, другого Рейчела. Но тот Рейчел не разбирал автомат за пятнадцать секунд. Не носил погон, не управлял солдатами. Рейчел посмотрел Эйбраму в глаза, впервые за последнее время ощутив, что перед ним не вождь армии. Он казался равным. Тем, кем был раньше. — Тебе надо возвращаться? — спросил Эйбрам, и Рейчел мотнул головой. Ощутив губы Эйбрама на своих, Рейчел почувствовал приятную дрожь в теле. Возбуждение накрывало его с головой, ведь это был первый раз, когда он сам выбрал того, с кем хотел быть. Так долго они были разлучены обстоятельствами. И всего через несколько часов Эйбрам улетит. Они снова расстанутся. Может, навсегда. Рейчел знал, что его жизнь, по большому счёту, не важна для армии, и когда-нибудь придёт его черед быть похороненным на братской могиле. Но перед смертью он не мог отказаться от последней попытки стать ближе с Эйбрамом. Рейчел обнял его за шею, не заметив, как притянул к себе, как лёг на кровать. Эйбрам погасил тусклую лампу. Рейчел знал, что это для него. — Включи, — попросил он. Потому что хотел видеть взгляд Эйбрама. Хотел запомнить эту ночь. Единственную в своей жизни, когда он хотел отдаться сам. Не могли остановить никакие предрассудки. Все они давно остались в прошлом. Обнажённую кожу обдавало холодом, но жар, исходящий от Эйбрама согревал. Эйбрам лёг на спину, позволяя Рейчелу начинать самому. Рейчела переполняло волнение, ведь Эйбрам делал это специально, зная о его неудачном опыте. Рейчел, к своему удивлению, не чувствовал стеснения. Им управляло желание, и оно побудило оседлать Эйбрама и задать темп. Эта ночь была первой, когда он не чувствовал боли. Когда он не кривился от отвращения, не следил за часами. Этой ночью не существовало ничего, кроме Эйбрама. Кроме неизведанного нового чувства, заставляющего кричать от удовольствия. Рейчел забыл о войне, на мгновение представив себя в другом мире, где был тыл, где было спокойно, свободно. Где не летали вражеские самолёты и не гремели пушки. Эйбрам тоже был там. Они не были скованны обстоятельствами, они просто наслаждались друг другом… Рейчел упал на кровать, придвигаясь к Эйбраму. Реальность с каждой минутой возвращала его к насущным проблемам. Но с Эйбрамом было спокойно. Рейчел хотел запечатлеть этот момент в памяти навсегда. Всё то, что не было связано с войной, казалось чем-то нереальным. Но сейчас происходящее и вовсе походило на сон, который закончится, стоит раздаться звонку на построение.