Наследник эпохи

Из окна возвышались серые постройки. Рейчел опустил взгляд вниз на проезжающие автомобили. В Маджале кипела жизнь. Особенно за счёт бывших эмигрантов — они стремительно возвращались обратно и получали паспорта нового образца, подтверждающие их принадлежность к самопровозглашённому государству. Вслушиваясь в городской шум за окном, Рейчел пытался представить себя обычным жителем, но стоило взглянуть на висящую на шкафу форму, он снова возвращался к разрушенным городам и ветхим шатёрам. Рейчел не любил время, когда они приезжали в Маджаль: за эти короткие дни он невольно привыкал к спокойной жизни и мысленно рисовал своё будущее. Рейчел получил эту квартиру, когда с начала войны прошло три года. Тогда его преследовали надежды, и он верил в скорейшую победу. Размышлял, чем станет заниматься после. Когда минул четвёртый год, он по-прежнему был уверен, что Хизар скоро сдастся. Пятую годовщину с начала войны он провёл вместе с Эйбрамом и представил, что когда-нибудь они будут отмечать победу. Сначала вдвоём. А потом, может быть, втроём. С сыном. Но сегодня был шестой год с начала войны, и Рейчел больше ничего не представлял. Шесть лет. Даже не верилось. Рейчел с ужасом прикидывал, сколько всего упустил. Ведь он уходил из Апокабаны, а вернулся в совершенно новую страну, где всё казалось чужим и неизвестным. На фронте была другая жизнь, и она мешала освоиться здесь. Рейчел не любил новый Маджаль. Не понимал. И как бы он не хотел мира, на войне было проще. Сослуживцы казались приятнее местных жителей. Там Рейчел ощущал свою важность, там он по-настоящему жил. Здесь же его преследовала тоска. Не так давно ему исполнилось двадцать семь. Тот возраст, в котором апокабанские омеги имели как минимум троих детей, а дай-кальские активно строили карьеру. У Рейчела были только погоны майора, а пропасть между ним и мирными жителями увеличивалась с каждым днём. — Ты рано, — на пороге кухни показался Эйбрам. Их встречи, редкие, но такие памятные, заканчивались, не успев начаться. — Выспался. Эйбрам скоро уедет. Через час или два. Вчера они пробыли вместе целый день, а это и так слишком долго. Одно расстраивало — отбывать на фронт только завтра. Больше всего Рейчел ненавидел время, проводимое в одиночестве. Он научился контролировать свои приступы, но не мог избавиться от чувства пустоты, которое настигало вдали от фронта. Эйбрам сел рядом. Зазвонил телефон, и он отвлёкся. Разговаривал с кем-то на дай-кальском. Рейчел понимал всё, что он говорил, но не вслушивался, не хотел загружать голову его делами. Эйбрам выглядел серьёзным, и в такие моменты Рейчел ощущал, кем он являлся. Тем, кто построил тыл. Тем, на ком держалась вся армия. — Не могут без тебя? — Нет, — Эйбрам улыбнулся. Рейчел знал, как он любил все эти дела — свою новую жизнь. — Но я вернусь. Вечером. И мы поедем в одно место, — загадочно произнёс он. Рейчел не мог поверить. Эйбрам никогда не позволял себе задерживаться надолго. Но его обещание приятно согревало внутри. Только в такие моменты он ощущал, что помимо войны есть жизнь. — Ты ведь уверен, что завтра сможешь уехать? — Да, — Рейчел пошевелил ногой, не ощущая при этом ничего похожего на боль. После тяжёлого ранения его доставили в госпиталь Маджаля, а несколько дней назад выписали и отправили домой до полного восстановления. Поначалу Рейчел радовался возможности видеться с Эйбрамом чаще, но чувство долга звало на фронт. К тому же, если он вдруг начнёт привыкать к этим встречам, к тихим ночам и спокойным улицам, возвращаться на войну станет в разы сложнее.

***

Шон переступил порог квартиры, чувствуя приятный запах, доносившийся из кухни. Дома всегда пахло по-особенному. Дома… Всего три года назад у него появилась эта квартира — первое в его жизни место, куда он хотел возвращаться. Ни камера, ни старая комната в Мёртвом городе, ни казарма. Его квартира. На порог выбежал Райми. По его горящим глазам, Шон догадался, как он скучал. Очередная командировка затянулась. Прижав к себе Райми, Шон заметил, как он вырос. Одиннадцать лет — совсем большой. Мог оставаться один, готовить еду, самостоятельно решать все свои школьные проблемы. Сидя в ожидании, пока Райми накроет на стол, Шон ненароком вспомнил тот день, когда прилетел за ним в Дай-Каль. Им двигал не только долг перед Авивом, Шон по-настоящему хотел помочь. Если Авив не вернётся или война затянется ещё на несколько лет, Райми выйдет из приюта в никуда. Начнёт зарабатывать на жизнь физическим трудом и еле сводить концы с концами. Шон пережил то же самое, когда освободился из тюрьмы и оказался в городе, где никого не знал. — Шон, — позвал его Райми. Только по имени. Шон не мог и не хотел заставлять его звать себя отцом. Он убил его родного отца и нарушил их с Авивом спокойную жизнь в Дай-Кале. Он просто этого не достоин. — Да? — Шон попробовал суп и отметил, что вышло лучше, чем в прошлый раз. — Письмо пришло, — Райми протянул конверт, — от папы. Шон моментально схватил конверт и распечатал его, забыв о голоде. «Привет, Шон. Я получил твоё письмо и хочу сказать тебе спасибо за всё, что ты делаешь для моего сына. Очень надеюсь, что ты его не бросишь. Пишу, чтобы сказать — не жди меня больше. Мою роту убили, я тяжело ранен. Лежу в госпитале. Врачи говорят, долго не протяну. Ещё раз спасибо» Шон выронил письмо и швырнул стол на пол. Послышался грохот посуды, но было не до него. Он не должен был отпускать Авива на войну! Должен был взять машину и сбежать в Дай-Каль. Ни свобода, ни та новая страна, что они создали… Ничего не стоило жизни Авива. — Папа умрёт, да? — Райми не читал письмо, но всё понимал. Шон видел его заплаканные глаза и заметил, что плакал сам. — Не умрёт. Я найду его. — А как же война? — Плевать на войну! Да пусть Хизар побеждает! Пусть всё снова будет по-старому! Я всё равно никому вас не отдам и увезу при первой же возможности! Райми испуганно смотрел, вжавшись в стул. Шон выдохнул, стараясь прийти в себя. — Райми, поживешь пока один. А я поеду искать папу. Райми осторожно встал и скрылся в дверях своей комнаты. Шон посмотрел на ящик разделочного стола, где лежали письма Авива. Пять лет ему удавалось избегать ранений. Три года из них он провёл, работая в военном госпитале. Шон бы приехал, но выход из Маджаля осуществлялся только по пропускам, который ему не давали. Только тогда, пять лет назад, когда он нашёл Авива, у них был шанс сбежать. Шон его упустил. Но не упустит теперь. Он сбежит из Маджаля. Любой ценой. Шон проверил количество пуль в пистолете. Никто и ничто его не остановит.

***

Водитель Эйбрама остановился возле высокого забора. Рейчел не мог разглядеть, что таилось за ним, но догадывался, что это место много значило для Эйбрама, раз он специально нашёл время для поездки. Эйбрам попросил свою охрану ждать на парковке и направился к дверям. Рейчел пошёл следом и вскоре перед ним открылся вид на — он не верил своим глазам — дворец. Белый, сотворённый из мрамора, он возвышался в два этажа. Колонны, ступеньки — всё было точь-в-точь, как во дворце амира Хаджиба. — Внутри почти ничего нет, но можно зайти. Эйбрам был одет в парадную военную форму — именно ту, в которой он являлся на совещания, но Рейчел представил его восходящим во дворец в традиционном одеянии амира. Вспомнил Апокабану, какой она когда-то была. Маджаль, безусловно, был другим, но часть старины в нем осталась, что приносило облегчение. На втором этаже пахло свежей, ещё не высохшей краской. Комнаты ничем не отличались от настоящего дворца. Рейчел не мог отделаться от мысли, будто бы попал в прошлое и снова шёл по покоям амира Хаджиба. — Здесь будет кабинет дедушки, — Эйбрам открыл двери просторной комнаты. Рейчел сразу обратил внимание на укращающий стену портрет, откуда на него смотрел молодой амир Хаджиб. — В этой коробке всё, что у меня от него осталось. Стоило ему открыть коробку, запахло стариной. Вместе с амиром Хаджибом ушла целая эпоха. Рейчел присел на пол и вытащил из коробки альбом. Эйбрам открыл окно, и наконец, повеяло свежим воздухом. Палило садящееся солнце, и Рейчел, щурясь, листал фотографии амира Хаджиба и его семьи, когда Эйбрам рухнул на пол. Бросив альбом, Рейчел лёг на пол, одним движением достав из своего рюкзака автомат. Окно. Они там. Новая пуля, явно предназначающаяся Рейчелу, пронзила стену. Краем глаза Рейчел заметил, что на Эйбраме не было следов выстрела. Снотворное. Поднявшись на ноги, он прижался к стене и выжидал, когда враг покажет себя. Шаги. В конце коридора. Рейчел притаился за открытой дверью и дождался, пока трое военных вошли в комнату. Пора. Рейчел выстрелил. Один из них упал, но двое других тут же вооружились. Заколотило в груди — двое против одного! Они стояли всего в нескольких шагах. Рейчел спустил курок и упал на пол. Ответная пуля пролетела в нескольких сантиметрах от его головы и врезалась в стену. Рейчел отполз, выстрелил — второй свалился с ног. Третий. Оставался третий, но пуля вдруг продырявила ногу. Рейчел, превозмогая боль, выстрелил следом, но слег от удара сзади. Он видел, как Эйбрама положили на носилки, но сознание быстро покинуло его.

***

Эйбрам открыл глаза, чувствуя, как в затылке ныло от боли. Он привстал на локтях и оглянулся: серые стены, тусклый свет из маленького окна, железная дверь. Сев на кровати, Эйбрам обратил внимание на небольшой стол и унитаз. Камера. Замелькали воспоминания того дня: дворец, кабинет дедушки и пустота. Седьмое покушение за последние пять лет. Первое удачное. Раздался звон ключей, и дверь с грохотом отворилась. В сопровождении двух крепких охранников к нему наведовался Хизар. На его лице сияла мерзкая улыбка, а парадное одеяние амира смотрелось на нем крайне нелепо. — Здравствуй, амир Эйбрам, — с напускной серьёзностью произнёс он, садясь на стул перед его кроватью. — Что ж, мне понравился кабинет отца, который ты воссоздал. Позволь мне показать тебе твой кабинет, — Хизар взмахнул руками, усмехаясь. Эйбрам молчал. До боли не хотелось признавать, что Хизар победил. Шесть лет войны не могли быть напрасными. Они ведь были близки, почти победили. — У амира не должно быть слабостей, — заметил Хизар. — А у тебя появился дворец. Часто ты стал туда захаживать, вот и выследили тебя. Организовали место для засады и поджидали момента. Хотелось спросить про Рейчела, но Эйбрам не мог рисковать. Хизар, скорее всего, не знал, что тот ушёл на фронт. Он вообще не должен знать об их отношениях, иначе захочет поиздеваться и отыщет Рейчела. Оставалось только надеяться на то, что он выжил. — У меня есть право на звонок? Встретившись с ухмылкой Хизара, Эйбрам получил ответ. Он бы что-нибудь придумал, попытался бы через дедушку передать новый план. Только никакого плана не было. Хватит. Пора признать своё поражение. Строить дворец оказалось глупейшей ошибкой. Посчитал себя амиром. Слишком рано. Он предал всю страну. Всех тех, кто принёс себя в жертву ради свободы. Столько людей умерло… Всё напрасно. Сколько жизней он разрушил. Впустую… «Амир посвящает свою жизнь народу, как и они ему. Давным-давно, ещё до того, как наши предки взошли на престол, наследники поубивали друг друга в борьбе за власть. Долго не было нового амира, но старый был для людей вечен. Потому не возникло анархии. Все жили по-старому, пока не пришла новая власть. Во время своего правления амир всегда должен думать о будущем. Должен оставить после себя след. Должен существовать после своей смерти» Слова дедушки возникли из ниоткуда, но Эйбрам отчётливо слышал его голос. Ощущал его присутствие. Какой след он оставил после шести лет войны? Что он значил для военных, для мирных жителей? «Амир должен принимать свою смерть. Он жил не в своё удовольствие, он не имеет права жалеть себя. Если народ даже не вспомнит о нём — не было и смысла в его правлении» Эйбрам представил, как Рейчел узнает о его смерти. Ведь для него было так тяжело смириться с войной, с новой жизнью… И если он поймет, что всё оказалось зря... Эйбрам ненавидел себя за построенный дворец. За то, что не подготовил никого, кто мог бы занять его место. Он проиграл. Он побеждён. Таилась лишь маленькая надежда, что не всё потеряно. Что будет ещё один шанс.