Красной нитью

— … Именно Киняеву нужно было, чтоб вас убили. И именно он сейчас ведет на вас охоту, — заканчивает свою речь Костенко под внимательным взглядом Павла. Тот на протяжении всего времени, что генерал ведет свой монолог, глаз с него не спускал. Смотрел с опаской и настороженностью, не пропуская ни одного движения.       Одновременно с замолкшим на мгновение Костенко, что дух переводил, где-то неподалеку раздается вой сирен, отчего Паша вздрагивает. Вершинин крутит головой, цепким взглядом всю прилежащую территорию осматривая, и, когда замечает знакомые огни с красно-синим переливом, не моргая на Сергея смотрит. — Ты же слово дал, — говорит он больше обиженно, чем зло. А взглядом можно глобальное потепление остановить — такой холодный. — Послушай, парень, — аккуратно начинает Костенко, прекрасно понимая, что сейчас может хрупкое равновесие нарушить и на доверие всякую надежду потерять, — это просто мера предосторожности, — и тут же мысленно себя по лбу хлопает, потому что Павел пару шагов назад делает, по сторонам оглядываясь. Примеряется, в какую бы сторону дать дёру. — От меня мера? — с горечью спрашивает Паша у человека, которому собирался хоть чуточку, но поверить. Которому еще пару минут назад собирался с осторожностью, но передать часть груза ответственности. С которым на сотрудничество пойти собирался, уже не только друзей безопасностью руководствуясь. Которому почти захотел довериться. Разумеется, думается Павлу, это была ловушка. И теперь всю ведомую ему информацию Костенко придется из него щипцами вытаскивать. Даже под дулом пистолета не расскажет. — Слушай, — выставив руку вперед, словно дикого зверька приручая, начинает Сергей, — они тебя не тронут, — кивая головой на припарковавшийся неподалеку фургон да полицейские автомобили. Павел смотрит с прищуром, вроде слушает, а сам вполоборота к противоположному концу набережной стоит. — И я тебя не трону, — продолжает Костенко, глядя в глаза встревоженному Вершинину, — но друзей отпустить не могу, — заканчивает, то ли на договор намекая, то ли искренне не понимая, что фактически на шантаж идет.       От притихшего на время Паши слышится усмешка, то ли горечью, то ли сарказмом приправленная. Злость поднимается откуда-то из глубин души, отдавая в груди горячим пламенем. В ушах слышится знакомый уже белый шум, затмевающий все остальные звуки. Перед глазами — пятна, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Это ощущение Паша знает и старательно в себе поток чуждой энергии гасит, не желая причинить кому-нибудь вред — и так уже из-за него многие пострадали. Справляясь с аномалией собственного организма, Павел отключается от реальности, полностью погружаясь в собственное сознание. Там что-то инородное, что-то пугающее, что-то опасное. И выпускать это на волю, чувствует Паша, нельзя. — Ты в порядке? — как сквозь толщу воды доносится обеспокоенный голос генерала, что уже поддерживает под локоть начавшего было оседать на землю Павла. Тот дергается, вырываясь из захвата и оказываясь на безопасном расстоянии от внушающего опасение мужчины, хоть перед глазами все еще плывет собственная реальность. — Не трогаю, — спокойно реагирует на очередной выкидон мальчишки Костенко, — я помочь хочу, — заглядывая в глаза. — Не ври мне, — наконец пришедший в себя Паша начинает медленно соображать, что на него все еще не надели наручники, а вокруг не стоят, наведя дуло своих автоматов, бойцы ОБР. Возможно, Костенко и не такой хороший, каким выставлял себя изначально, но и на негодяя законченного не смахивает сейчас. — Я не вру тебе, Паш. Если бы я врал, я бы просто скрутил тебя, и все, — приводит весомый аргумент генерал. Паша знает, что Костенко — мужик не глупый. Иначе не быть бы ему генерал-майором федеральной службы безопасности. И героем Советского Союза, тоже не быть. Паша понимает, что Костенко отдает себе отчет в том, что скрученный и насильно привезенный в бюро, он ни слова не скажет. Что легче договориться, приручить… В голове набатом бьется мысль, что, возможно, ребята сейчас где-то в камерах дожидаются его помощи. Возможно, они где-то рядом, ожидают его решения, чтоб оказаться на свободе. А возможно, его друзья давно в черных мешках где-то в подвале ФСБ, где и ему оказаться предстоит. Выяснить это необходимо, и Паша, в который раз пересиливая себя, свою гордость и свой страх, забирается на пассажирское сиденье машины, за рулем которой его дожидается Костенко. — Отбой, — говорит генерал в рацию, и Паша издает смешок. — Не тронут, говоришь, — изподлобья смотря на Сергея, спрашивает Вершинин с привычным уже сарказмом.       Сергей смотрит на пацана недовольно. Разумеется, он не поехал на встречу с сумасбродным и, возможно, опасным беглецом в одиночку. Пусть в своих силах Костенко и не сомневался, но и противника недооценивать не желал. Конечно, то трясущегося от страха, то от него же дерзящего пацана назвать противником можно было с трудом, но упускать его во второй раз Сергей не желал. А потому и оцепил всю территорию, перекрывая пути отхода, молчаливыми бойцами, слившимися со стенами да землёй. Если бы Павел побежал, если бы только попытался уйти, его скрутили бы на первом же повороте. Проблем бы потом стало только больше, но зато пацан не бегал бы по Москве в одиночку, без документов и средств к существованию. Как этот проныра на телефон себе заработал, Сергею даже думать не хотелось — наверняка все свои моральные принципы переступил и на преступление не моргнув глазом пошел. — Откуда телефон? — спрашивает спокойно генерал, понимая, что молчание в салоне автомобиля его угнетает, оставляя наедине с собственными мыслями. В которых плотно засел один светловолосый малолетний пацан и никак их покидать не хотел.       Сергей поворачивает голову в сторону Вершинина, что нервно покусывает губу, даже не замечая этого. Парень смотрит вперед невидящим взглядом, по одному заламывает длинные пальцы и часто-часто губы свои облизывает. Костенко как-то подвисает на этом, казалось бы, рядовом движении. Смотрит, как юркий розовый язычок раз за разом проходится по красивому изгибу губ и снова скрывается… Пытаясь от этого зрелища перед глазами отделаться, внимательно осматривает юношеское лицо своего вынужденного собеседника, подмечая детали. Парень выглядит откровенно уставшим. Под глазами залегли синяки от недосыпа, сам он бледный, словно смерть увидел. Парень выглядит помятым: на носу, скуле и где-то над правой бровью красуются слегка кровоточащие ссадины. А еще он наверняка, думается Сергею, голодный. — Когда ты последний раз ел нормально? — задаёт очередной вопрос мужчина, но в ответ получает только тишину. Ожидаемо. Павел себе что-то под нос тихо бухтит, но ответить не удосуживается. Только смотрит так, словно Сергей во всех его бедах виноват. — Да, так мы с тобой коммуникацию не выстроим, — больше сам себе, чем кому-либо говорит Костенко. Он делает пару глубоких вдохов, приводя сознание и нервы в относительный порядок. Что-то решив для себя, круто разворачивает автомобиль, направляя его в совершенно противоположную от здания ФСБ сторону. «Генерал-майор, — оживает его рация, прикрепленная к панели, — все в порядке?». — Саша, уводи ребят на базу, — замечая взволнованный взгляд Паши с соседнего сидения, отвечает Костенко. Он в который раз за сегодня поворачивается, смотря Павлу прямо в глаза, — я этого с собой забираю.       Паша вздрагивает, наконец в себя приходя. Теперь, понимает он, с Костенко они совсем наедине. Тот явно раздражён и на взводе. Чем это может кончиться, Паша думать даже не хочет. — Куда мы едем? — спрашивает он, нервно косясь на спокойно уже вперед смотрящего мужчину. Тот даже не удосуживается повернуться на собеседника, только хмыкает как-то довольно, заставляя Пашу вжаться в дверцу машины. Похожий момент из прошлого моментально окутывает разум своими холодными липкими нитями, заставляя Павла провалиться в собственные мысли. — Ботинки все равно мокрые, — от бессилия Паша начинает по-детски канючить. Не так уж его беспокоит влага в собственной обуви. Но идти молча рядом с человеком, всех его друзей часом ранее положившим, почти нереально. — Ничего, ночи сейчас тёплые, — отвечает Костенко, внимательно парня разглядывая. Словно ищет что-то, только ему известное. Паша оглядывается в поисках возможности, но какой пока сам адекватно осмыслить не может. Сбежать, отомстить, спастись… или все сразу. — Попробуешь удрать, я тебе ногу прострелю, — слышится спокойный голос Костенко. Тот говорит такие вещи тоном, которым обычно обсуждают погоду или внешнюю политику государства — ничего не выражающим. Павел сглатывает, понимая, что этот действительно может. — Куда мы хоть идем-то? — задаётся он вполне закономерный вопрос, желая хоть немного быть осведомленым о своём будущем ближайшем. — Нам нужно переждать пару часов, — отвечают ему. Костенко говорит еще что-то, но Паша слушает вполуха. Ему сейчас больше интересно на кой-черт он сдался этому психу. Тот уже не первый год подумывает план по выведению из строя ЧАЭС. И ему в этом плане, Паша уверен, совершенно нет места. Что с ним собираются делать, как только они до места назначения доберутся, остается только гадать. Паша надеется, что он хотя бы останется жив и сможет отомстить за все. А лучше, все исправить.       Выныривает из глубин собственного разума Павел с трудом. Осматривает проплывающий мимо пейзаж полумутным взглядом, отмечая, что они давно миновали центр столицы и сейчас приближаются к спальным районам, заставленным кубиками многоэтажек с горящими жёлтым окнами. Внизу живота неприятным чувством шевелится беспокойство, заставляя Пашу нервно сглатывать. Оценивая обстановку, Павел аккуратно спрашивает: — Так что ты хочешь в обмен на ребят? — этот вопрос он уже задавал, сидя на холодной набережной и вливая в себя не первую уже бутылку с пусть слабым, но все же алкоголем. Сейчас, отогревшись в теплом салоне, Паша чувствует, как мысли, тягучие и неторопливые, слегка путаются. — Это не я хочу, — отвечает ему Костенко, странно поглядывая, — а бюро. — И что хочет твое бюро? — с опаской. — Тебя, — плавно останавливаясь на светофоре.       Паша зависает на пару секунд, пока в воспаленном сознании медленно обрабатывается полученная мгновением ранее информация. Остатки алкогольного дурмана развеиваются, как только смысл только что сказанного генералом в полной мере пробивается сквозь замутненный разум. Отшатываясь от мужчины как можно дальше, вжимаясь в дверцу автомобиля всем телом, Павел слепо шарит в поисках ручки, во все глаза смотря на Костенко. Звук блокировки дверей, раздавшийся в абсолютной тишине салона словно гром среди ясного неба, воспринимается Пашей с паникой, и он бессмысленно дергает ручку несколько раз подряд — не поддается. — Успокойся ты, парень, — Костенко посматривает с тревогой, шарит глазами по испуганному лицу, причины такой реакции до конца не осознавая. — Выпусти меня, — сквозь зубы требует Паша, прекрасно понимая, что этого не произойдет. Сергей глубоко вдыхает. Прикрывает на мгновение глаза, намереваясь высказать юнцу все, что о нем сейчас думает. И о его переменчивом настроении, и о его острой реакции на каждое Сергеем совершенное действие, и об этом его выражении лица, за которое хочется под землю провалиться от стыда за собственное поведение. — Нет. — резко срывая машину с места, отвечает Костенко твердо. — Мы же договорились вроде, — говорит, шумно выдыхая через нос и поджимая губы. Сдерживать себя с этим пацаном, для которого каждая фраза может стать триггерной, вызывая какие-то только ему известные ассоциации, трудно. Сергею через раз хочется его то встряхнуть хорошенько, чтоб в себя пришел, то пожалеть, то ударить. Вершинину он то ли кого-то напоминает, то ли тот уже с самим генералом повстречаться не в лучших условиях успел, но из глаз его страх не пропадал с тех самых пор, как Костенко заявился в российское посольство в штатах. — Тебе нечего бояться. Тут только ты и я, — сам того не понимая, добивает, заставляя вздрагивать. «Именно поэтому и боюсь, » — думает Паша. С трудом ему удается не произнести это вслух, но на его лице живыми эмоциями отражаются все мысли, раскрывая свое содержание наблюдательному генералу. Тот хмыкает, но ничего не говорит, останавливая машину и профессионально паркуясь. — Где мы? — спрашивает Паша до конца не уверенный, хочет ли он знать. — Возле моего дома, — нехотя отвечает Сергей, понимая, что его молчание только усугубит ситуацию. Вершинину, судя по всему, нужно все под контролем держать. Глуша мотор и вынимая ключ из замка зажигания, Сергей неторопливо поворачивает голову на притихшего пацана: Паша, казалось бы, за секунду становится еще бледнее, способный сейчас со свежевыкрашенной стеной слиться, и что-то себе под нос шепчет, не моргая вперед смотрит. — Что ты там бормочешь? — спрашивает Костенко, с беспокойством и растерянностью поглядывая, и, внимательно вслушиваясь в сбивчивый шепот Павла, едва разбирает слова: — Нет. Только не снова.