Любовь сквозь тысячелетия

На несколько секунд в зале повисла зловещая и гнетущая тишина, которую никто не смел нарушить, с замиранием сердца ожидая, что же будет дальше и каков вердикт вынесет владыка Египта, который сейчас пребывал явно не в лучшем расположении духа и прожигал меня и Ментоса полным ярости взглядом, словно бы позабыв обо всех остальных здесь присутствующих. Я опустила свой взгляд, не в силах смотреть в его пронзительные глаза, которые посветлели от пляшущих в них отблесках пламени, исходящих от ярко горящих факелов, не улучшая ситуацию, и от этого мне только еще больше казалось, что он может видеть меня насквозь. Все, что мне сейчас оставалось — это бороться с навязчивым и весьма заманчивым желанием броситься отсюда прочь и больше никогда не возвращаться, уповая лишь на лучшее. — Стража, взять посмевших сорвать переговоры под арест. — спустя долгое молчание отозвался фараон, со звенящими нотками стали в голосе. — Остальных же попрошу покинуть зал в течении нескольких минут. Чиновники и слуги поспешно поклонились и поспешили на выход, негромко перешептываясь о произошедшем и наверняка благодаря небеса за то, что гнев правителя обошел их в этот раз стороной. Я проводила их печальным взглядом, прекрасно понимая, что все они, в особенности интеллигенция, ни за что не оставят так просто эту ситуацию, ведь слова хетта смогли немало всколыхнуть этих беспокоящихся о собственном благополучии за счёт царской власти людей, посеяв в их рядах первые ростки сомнений. А затем, сомкнувшийся круг стражей, закрывший мне обзор, и сильные руки мужчины, легшие на мои плечи и плавно опускающие на колени, вынудили меня вновь сосредоточить все свое внимание на Рамзесе, заставив серьезно забеспокоиться о своей судьбе. — А теперь, потрудитесь предоставить мне объяснения, которые смогут вас оправдать в моих глазах и послужить весомым поводом для того, чтобы не лишить вас обоих жизней. — холодно отчеканил парень и подперев голову рукой, приготовился внимательно слушать наши объяснения. Паршивая ситуация. Глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, я уже было приготовилась представить свою легенду развития событий, решив в некоторых местах импровизировать на месте, потому как времени на обдумывание речи не оставалось. Однако, к моему большому удивлению, ответственность за это на себя решил взять Ментос, опередив меня. — Мой повелитель, я знаю, что не смею, но все же прошу у вас прощение за то, что позволил себе слишком многое и посмел вмешаться в сегодняшний прием послов, привлекая ко всему этому еще и не в чем неповинную девушку, не сумев справиться со своими обязанностями и должным образом присмотреть за ней. — начал парень, раскаянно понурив голову. — Дело в том, что до меня дошла весть о том, что хеттские послы устраивают заговор, с целью покушения на жизнь Вашего Величества. А эта девушка помогла мне удостовериться в правдивости данной информации, поскольку видела все лично… Парень неспешно принялся за рассказ, тщательно подбирая каждое слово. Я мельком обратила на него взгляд, будучи пораженной тем, что он стал меня выгораживать, невзирая на то, что мы с самого начала условились на том, что в случае непредвиденных обстоятельств всю вину и ответственность за случившееся на себя буду брать лишь я. Так почему же он решил так резко изменить свое мнение? — Допустим, я вам поверил. Но как вы узнали, где именно будет храниться оружие и как так получилось, что при обыске вы допустили такую серьезную ошибку, не проверив все, включая привезенные дары, и позволили хеттам прийти на аудиенцию вооруженными? — задал вполне резонный вопрос фараон. — Похоже, стража даже мысли не могла допустить о том, что этот хитрый народ сможет провернуть нечто подобное и спрятать кинжал в свитке. Я лично с этим разберусь, мой фараон, и накажу всех, кто был в этом замешан. Я видела, что Ментосу было довольно тяжело не столько испытывать это моральное давление, сколько оказаться подозреваемым у того, с кем он был рядом еще со своих ранних юношеских лет, и потому, я решила взять остывшуюся часть допроса на себя, ни одному ведь ему возлагать всю эту ситуацию лишь на свои плечи, раз уж мы были замешаны в ней оба. Пусть даже в нынешнем положении его слово имеет намного более значимый вес, чем мое собственное. — Об оружии информация, как уже и упоминалась ранее, поступила от меня. Скажем так, некогда у меня имелись связи с некоторыми хеттскими представителями, налаженные непроизвольно. К тому же, с тем человеком, что осмелился покуситься на вашу жизнь, у меня были личные счеты и мне были известны его обыденные методы ведения дел, поэтому я и заподозрила неладное. — осторожно отозвалась я, отчасти укрыв правду. — Вот как? В таком случае, мне хотелось бы знать, почему же ты решила помочь Ментосу? И по какой причине не ушла в тот момент, когда удостоверилась в том, что хеттов задержали? Ты ведь могла спокойно воспользоваться ситуацией и уйти, так, как и намеревалась сделать это изначально. — не отступался парень. Я впервые за все время осмелилась поднять голову и внимательно взглянуть Бифету в глаза. — Причина проста: я просто не люблю оставаться в долгу. Однажды, вы спасли мою жизнь, и я решила отплатить вам тем же. Более того, вы сами недавно упоминали, что ради этого и желаете оставить меня при дворце. А осталась я лишь потому, что хотела убедиться во всем собственными глазами, не более, не менее. — Что ж, позже я еще раз убежусь лично в правдивости твоих слов и тогда только можно будет поговорить о выплаченных и не выплаченных долгах. — спокойно произнес фараон, однако, было что-то в его тоне такое, от чего у меня по коже пробежались холодящие мурашки. — А теперь, я хотел бы знать, как ты можешь объяснить те слова, что гласили о твоей причастности к возможному падению Египта? Неужели он и в самом деле поверил во всю эту чушь? Я и сама себя защитить, порою, не в состоянии, что уж говорить о разрушении целой державы. — Не имею ни малейшего понятия, — пожав плечами, честно призналась я. — Вполне вероятно, что у того человека помутился рассудок перед смертью, ну или же это была своеобразная фигура речи, говорящая о том, что Хеттское царство никогда и не перед кем не склонит своих колен, обязательно найдя способ уничтожить вас — своих заклятых врагов, если не со внешней стороны, то хотя бы попытаться сделать это изнутри, вынудив вас сомневаться в каждом доверенном вам человеке. — «Как вы и делаете это сейчас», хотелось добавить мне, но я предпочла сдержаться. — Я обязательно приму во внимание твою точку зрения, Элена. Надеюсь, что твои слова не заставят меня в последствии разочароваться в тебе. — Рамзес вновь перевел свое внимание на Ментоса, смотря на него, как мне показалось, более снисходительнее, чем прежде. — В довершение ко всему прочему, мне интересно было бы узнать, как ты допустил побег этой девушки, Ментос? — Простите, повелитель, я был не осмотрителен и потерял всякую бдительность, очень ее недооценив… — отозвался Ментос, явно чувствуя себя до крайности униженным тем, что его — генерала, смогла обвести вокруг пальца какая-то обычная девушка. Я сразу же ощутила слабый укол вины, глядя на этого непоколебимого молодого генерала, который всем сердцем был предан лишь одному своему правителю. Ведь он почитал его больше всех остальных и перед ним лишь одним покорно склонял голову, наверняка пойдя даже, если понадобиться, вразрез со своими собственными принципами. Рамзесу здорово повезло, что в его окружении все еще не перевелись такие драгоценные люди. Вот только сегодняшним днем, верность одного из тех и без того немногочисленных людей, я сумела подорвать своими необдуманными действиями. Если бы я только не вмешивалась тогда, то все могло бы повернуться иначе. Но ход истории уже был нарушен, поэтому я попросту не могла находиться в стороне, понимая, что от этой крупицы информации, в последствии будут зависеть многие жизни. Рамзес лишь едва заметно кивнул головой, показывая, что он прощает парню это недоразумение, а затем, решил вынести свой окончательный приговор: — Что ж, я выслушал вашу историю, однако, я не могу придавать весомое значение словам тех, кто поставил мое доверие под сомнение. — грозно проговорил он, обращаясь не столько к Ментосу, сколько ко мне самой. — И пока я не удостоверюсь в истинности ваших слов, вам запрещается покидать пределы этого дворца. В особенности, это касается тебя, Элена. И дабы более у тебя не было соблазна делать то, что вздумается, нарушая всякие правила, тебе придется провести некоторое время в темнице, до тех пор, пока я не вынесу окончательный вердикт твоей жизни. Увести. Как только фараон отдал приказ, ко мне тут же подступились два стражника, попытавшиеся подхватить меня под руки и поволочь в темницу, но я неожиданно резко, даже для самой себя, начала выказывать попытки сопротивления, стремясь вырваться из их железной хватки, будучи весьма ошарашенной и недовольной таким раскладом событий. Неужели мне теперь и в самом деле придется отправиться в тюрьму, проведя в ее стенах, что не исключено, остаток своей последующей жизни? Но я ведь не совершила ничего, что могло бы противоречить законам и караться столь серьёзным наказанием, наравне с каким-либо тяжелым преступлением. Я всего лишь хотела все предотвратить, но в итоге сама себя загнала в ловушку. К тому же, я и сама прекрасно понимаю, что мои слова, сколь бы ни были они правдивы, попросту не имели для фараона никакого значения. Ведь, кто я в его глазах такая? Обычная иностранка, торговка с туманными целями и мотивами. Однако, эта торговка все еще может постоять за собственную жизнь. — Погодите, Ваше Величество, — прокричала я, умудрившись избавиться от цепких рук одного из стражников, но на помощь ему в тот же миг пришел второй, крепко сжав мои запястья. — Прошу вас, пересмотрите свое решение еще раз! Ведь сами подумайте, если бы я и в самом деле сотрудничала с хеттами и желала вам смерти, стала бы я тогда способствовать спасению вашей жизни, срывая переговоры и предупреждая Ментоса об опасности, подтверждая его догадки, в то время как могла просто спокойно, как вы и упомянули ранее, уйти и продолжить свое путешествие? — попыталась образумить парня, но он все так же оставался непреклонным. Хотя, на долю секунды мне и удалось разглядеть в его глазах какую-то задумчивую грусть и… разочарование? — Я совершенно не знаю тебя, Элена, ни как личность, ни как молодую торговку, которая никогда и нигде среди остальных обладателей данной профессии, выставляющих свои товары на продажу на этой земле, и не числилась. Я не могу знать, какие цели ты преследуешь, для меня они остаются лишь догадкой, также, как и не могу доверять твоим словам, потому как тебя видели в окружении хеттов, участвовавших в заговоре, не один раз с тех пор, как ты приехала в Египет. Меня не оставляют сомнения, что я, на протяжении всего этого времени, лично позволил шпиону вторгнуться в мой дом, доверившись ему, в то время как он всего лишь умело расставил фишки, блестяще сыграв свою партию. Поэтому, пока я не выясню, кто ты на самом деле такая, тебе не удастся оказаться на свободе. На этом разговор окончен. Не дав мне время для новых возражений, которые так и норовили сорваться с моего языка, пускай и разумом я понимала, что все они бесполезны и лишь усугубят ситуацию, стражники поволокли меня в сторону дверей, так и не дав мне возможности для отстаивания собственных позиций. — Ты еще пожалеешь о своем решении, сын солнца! — лишь удалось мне угрожающе бросить парню в ответ, перед тем как инкрустированные надписями двери окончательно затворились и меня повели по длинному коридору, которому, казалось, не было конца и края. В этот момент время для меня словно бы утратило всякие рамки, а разум затуманился от страха перед неизбежной, тяготящей реальностью и неимоверной усталостью, которая разом навалилась на меня за все эти дни, не давая здраво мыслить. Я помнила лишь, как продолжала упираться, не желая мириться со своим обреченным положением, и проклинала все, на чем свет стоит, успев не обделить этой «милостью» также и Рамзеса, понимая, что мне в любом случае терять уже нечего, ведь доказательства моей невиновности навряд ли удастся кому-нибудь найти, как и любую другую информацию о моей личности. Очнулась же я только тогда, когда уже очутилась в темнице и меня бросили на стопку сена, поспешно закрыв решетку на ключ. — Эй, вернитесь, я еще не закончила! — негодующе прокричала я стражникам вслед, с силой ударив кулаками о прутья решетки, тут же зашипев от боли. Будь ты проклят, фараон Египта! Я мельком бросила взгляд на выделенную мне камеру, отметив ее сырость и мрачность, а затем, ноги мои внезапно подкосились, от недавно пережитого ужаса, и я сползла на пол, поджав колени к груди и опустив на них голову. Несмотря на то, что сейчас на улице стояла буквально сводящая с ума жара, я ощущала, как меня постепенно начинает пронизывать леденящий холодок, от которого спастись было совершенно нечем, ведь из всех одежд, на мне остался лишь то легкое платье, которое я вынуждена была одеть в связи с обстоятельствами. Такими темпами и окоченеть недолго. Я обняла себя руками, пытаясь хоть немного согреться, а затем стала думать о том, что мне теперь делать. Сотни мыслей роем кружились у меня в голове, но ни в одной из них я так и не смогла разглядеть тот спасительный выход, который мог бы помочь мне выйти отсюда живой. Ведь Бифету не верит моим словам, и скорее всего, в скором времени просто замнет этот инцидент, повесив на меня те обвинения, в которых сейчас и подозревает. Черт, не стоило вообще ни во что вмешиваться, позволив всему идти своим чередом. К тому же, мне было прекрасно известно, что этот ирод будет жить еще долгие годы и достойно править страной, внося великий вклад в историю Древнего Египта, пережив еще даже некоторых своих жен и детей. И все же, нечто не давало мне покоя с самого начала своего здесь пребывания. Какое-то чувство, которое подсказывало мне, что история вполне может принять другой исход, несмотря даже на то, что по идее, она уже давно написана, служа фундаментом для дальнейшего будущего этой страны. Виной тому моя собственная глупость, не иначе, ведь я хотела все изменить, а в итоге, лишь усугубила. Зачем я вообще здесь, если даже собственную жизнь уберечь не в состоянии? Так я и просидела неизвестно сколько времени на полу, одолеваемая безрадостными мыслями, пока все мои конечности окончательно не затекли и я, подняв голову, не увидела сквозь крошечное решеточное окно блеклый свет луны и не услышала шаги стражников, которые тихо между собой переговариваясь, зажигали факелы и раздавали заключенным ужин. На свою же порцию, принесенную молоденьким пареньком, я взглянула без особого интереса. Да и смотреть там было особо не на что, кроме жидкой постной каши и пшеничного хлеба. Уж лучше останусь голодной, чем приму еще хоть что-нибудь от этого поганого змея. Вдруг еще вся эта еда будет отравлена? Хотя, яд — скорее оружие женщин, но кто знает, чего можно ожидать от этого дворца. Собираясь зашвырнуть поднос с едой в стену, чтобы ненароком не соблазниться его видом под настойчивые и протестующие урчания живота, которому, за весь день, перепала лишь одна булочка, и то, второпях прихваченная перед выходом, чтобы не упасть перед профессором в голодный обморок. И вот, когда я уже занесла руку, неподалеку послышался чей-то слабый стон. Насторожившись, я принялась обводить камеру внимательным взглядом и тут только заметила лежащего на полу человека. Он находился в самом дальнем углу помещения, пребывая все это время, скорее всего, в бессознательном состоянии, потому как мне не довелось его сразу заметить. С его исхудавшего тела свисали оборванные во многих местах лохмотья, открывая вид на спину, на которой и живого-то места практически не было, потому как вся она была покрыла глубокими бороздами, с запекшейся кровью по краям, оставленных, вероятно, после длительных пыток. Только осторожно приблизившись, мне удалось разглядеть в этом скрюченном на полу человеке, которого я по началу ошибочно приняла за мужчину, девушку. — Воды, пожалуйста, — едва слышно пролепетала незнакомка потрескавшимися губами. — Сейчас, погоди одну минутку. Я без промедления вскочила и подбежала к подносу, который все еще уцелел, взяла с него небольшую глиняную кружку с водой, и мигом вернулась обратно. Было видно, что девушка сейчас настолько ослабела, что даже взять что-либо в руки для нее наверняка окажется непосильным трудом. Поэтому, я аккуратно приподняла голову незнакомки и поднесла кружку к ее губам. — Пей, столько, сколько захочешь. — проговорила я, с печалью осознавая, что запас воды у нас, на данный момент, может быть сильно ограниченным. Однако, если уж это сможет хоть как-то помочь этой бедняжке и немного облегчить ее страдания, то я готова рискнуть. Девушка же в это время, ощутив на губах живительную влагу, принялась жадно пить до тех пор, пока кружка не опустела до последней капли. Только тогда, вытерев губы рукавом, она впервые взглянула на меня и в ее выразительных глазах цвета поджаристых кофейных зерен мелькнуло явное опасение и насторожённость. Отстранившись, она с большим усилием воли приподнялась и опершись плечом о холодную стену, недружелюбно поинтересовалась: — Кто ты такая? И зачем мне помогаешь? М-да, быстро же она пришла в себя, хотя, несмотря на все ее старательные усилия, вид ее все равно оставляет желать лучшего. — С недавних пор, я твоя сокамерница, так что прошу любить и жаловать. Ну, а помогла я тебе просто потому, что ты просила. Не волнуйся, я не причиню тебе никакого вреда, поскольку и сама нахожусь в той же ситуации. — отозвалась, пожав плечами. — Я никогда и никого не прошу о помощи, так что, тебе все это послышалось, не более. — демонстративно фыркнув, произнесла девушка, оглядывая меня с ног до головы. — А теперь будь добра, оставь меня в покое. — Оставлю, если согласишься поесть со мной. Не пропадать ведь добру даром. — Не хочу в последствии быть запертой в одном помещении с разлагающимся трупом, а в ее состоянии смерть может стать лишь вопросом времени, если не оказать ей должную помощь. И за что только она подверглась таким мучениям? — Я не голодна, так что … — начала было протестовать девушка, но не успела она закончить речь, как живот ее издал громкое урчание, заставив ее слегка смутиться и отступиться. — Ладно уж, давай сюда свою еду, но только лишь в этот раз. Улыбнувшись, я пододвинула поближе к незнакомке миску с кашей, а сама решила перекусить хлебом явно не первой свежести, мельком заметив, что на подносе находилась порция, предназначенная лишь для одного человека. Похоже, здешние стражники решили, что эта девушка уже мертва или по крайней мере, в скором времени будет, поэтому наверняка и не захотели якобы попросту разбрасываться едой, которую и домашний скот навряд ли будет есть. Видимо, тех, кто попал сюда, заслужено ли, или же наоборот, ошибочно, за людей в любом случае не держат. Зато, когда вернусь в своей мир, вернее, если вернусь, будет о чем писать в своих отчетах о Египте, указывая на все признаки антигуманного отношения к людям и иностранцам в общем. — Надеюсь, что еда не отравлена и мы здесь не протянем ноги раньше времени. Приятного аппетита. Девушка лишь бросила в мою сторону хмурый взгляд, а затем принялась за трапезу, накинувшись на еду, словно голодный зверь на добычу. — За что тебя упекли сюда? — полюбопытствовала она спустя некоторое время, окончательно расправившись со своим ужином и слегка расслабившись, наверняка поняв, что я не собираюсь причинять ей никакого вреда. — Ну, скажем так: я хотела спасти жизнь человека, который однажды спас мою, поскольку не люблю оставаться в долгу, но в итоге, между нами произошли некоторые недопонимания, из-за которых мои действия расценили как государственную измену, а затем отправили прямиком в это место, решив, что за решеткой я не буду представлять никакой угрозы. — проворчала я, жуя ломоть хлеба. Вот не зря гласит народная мудрость «не делай добра, не получишь зла». — Если ты действительно дорога этому человеку, хоть на малую долю, то он непременно вытащит тебя из этого места, не дав здесь зачахнуть и умереть. Ибо поверь, после нескольких недель, проведенных здесь, невольно сам начинаешь молить об избавительной смерти. — грустно отозвалась девушка, отставляя пустующую миску в сторону. Увы, сомневаюсь, что я теперь буду полезна такому человеку, как фараон. Только, разве что, если он попытается выпытать из меня сведения, которыми я не располагаю. — Ну, поживем — увидим. — слабо улыбнулась я. — Ну, а ты же как очутилась в подобном месте? Незнакомка замолкла и несколько секунд ничего не говорила, задумчиво перебирая свои растрепанные темно-каштановые волосы, опустив при этом взгляд. Я терпеливо ожидала, пока она соберётся с мыслями, но девушка продолжила не произносить ни слова. И вот, когда я уже смирилась с тем, что ее историю мне услышать так и не удастся, она внезапно начала свой рассказ: — На самом деле, я тоже оказалась в этом месте вовсе не по справедливости, и потому, прекрасно понимаю твое положение. А все началось с того, что некоторое время назад я переехала в этот город вместе со своей семьей. Мы происходили из племени кочевников, но некоторые обстоятельства вынудили нас отказаться от традиций предков, и мы решили уйти из племени, обретя постоянное жилье, по большей степени из-за того, что род наш все равно перестал иметь то влияние и могущество, которые царили в наших рядах на протяжении нескольких сотен лет, и начинал постепенно угасать, с приходом страшных болезней. И обосноваться мы решили в этом городе, посчитав, что в этой процветающей стране мы сможем начать счастливую жизнь, с чистого листа. Постепенно, мы приобрели небольшой дом, а затем, решили заняться предпринимательством, потому как хорошо владели гончарным искусством, а также, в нашем роду всегда были неплохие ремесленники, передающие секреты своего успеха из поколения в поколение. И мне также передался этот талант, от моей покойной бабушки, которая научила меня творить чудеса из самых обыкновенных и неприметных вещей. Какое-то время все шло отлично, но потом, в наших кругах появился какой-то мужчина и с его приходом, наши посетители начинали все редеть, а вскоре, люди и вовсе начали обходить наш дом стороной, поговаривая, что он — пристанище язычников. А в связи с тем, что мы иностранцы, наше положение и без того было шаткое, потому что, как после выяснилось, таких, как мы, здешний народ недолюбливает. Мы оказывались в довольно тяжелом финансовом положении, а мне еще нужно было прокормить своих младших братьев, потому как мама моя внезапно захворала. Вот я и решила в итоге последовать совету одного из наших соседей и отправиться на работу к мелкому чиновнику, который как раз набирал к себе слуг. Несмотря на все наши опасения, меня взяли на работу, и жизнь наша снова начала понемногу налаживаться, до тех пор, пока не выяснилось, для чего именно набирали в слуги лишь молоденьких девушек, и чем им это в последствии грозило. Несчастье, к сожалению, не обошло и меня, но мне удалось вырваться и отказать тому старику, ослушавшись его приказа. Тогда он пригрозился убить всю мою семью, а меня продать в рабство, если же я не подчинюсь ему. Так на следующий день и случилось. Не успела я выйти на рынок за продуктами, как вернувшись, обнаружила, что наш дом подожгли. Не знаю, сумел ли тогда кто-нибудь из моей семьи выжить, мне этого увидеть не дали, по той причине, что меня повязала стража, а затем, после суда, на котором мне так и не дали права голоса, повесив на меня все, неизвестно откуда взявшиеся грехи родителей и проповедование другой религии вопреки «истиной», хотя отчасти все так и было, заперли здесь. Вот только никаких тайных сборищ и нравоучений на площадях я не проводила, потому как считаю, что каждый человек сам в праве выбирать собственных богов и собственную веру. Но кому это теперь докажешь? На протяжении всего рассказа я внимательно слушала свою собеседницу и видела, как тяжело ей даются эти слова, в которых еще чувствовались свежие воспоминания и раны о минувшем, о которых ей просто требовалось выговориться, не в силах сдерживать все в себе. — Печальная история. — проговорила я, не зная, как утешить девушку. — Выходит, теперь мы обе подруги по несчастью, так что, может быть давай хотя бы представимся друг другу, раз уж нам все равно предстоит вместе коротать здесь дни. Меня зовут Элена. — А меня — Исетнофрет, но все зовут меня просто Исет, да и для меня это звучит более привычно. Девушка протянула руку для рукопожатия, и я с удовольствием ее приняла, поражаясь, как у той, которая наверняка привыкла много работать физическим трудом, могут быть такие изящные и не огрубевшие со временем ладони. В итоге, мы постепенно разговорились, я рассказала Исет немного о себе и в последствии, сама не заметила, как уснула, проснувшись на следующий день лишь от того, что девушка настойчиво принялась меня трясти, предупреждая о том, что у нас могут быть гости. Нехотя поднявшись со своего места, я поспешила стереть со своего лица последние остатки сна и выпутать из завивающихся рыжих кудрей запутавшуюся солому. И именно в этот момент перед нами предстала девушка необычайной красоты. Ее длинные волосы, цвета эбенового дерева плавно струились по плечам и спине, очерчивая изящные черты лица, сразу выдающие в ней особу знатных кровей. На губах незнакомки играла загадочная улыбка, вот только глаза ее, обведенные сурьмой, цвета прогретого на солнце меда, излучали недружелюбие и презрение, никак не соответствуя тому обаятельному образу, который она пыталась себе придать. Чем-то эта девушка напомнила мне Бифету, однако, я предпочла не делать поспешных выводов, не разобравшись во всей сути ситуации. — Так значит, ты и есть та самая девушка, сумевшая сорвать прием послов, пойдя против приказа самого фараона, и которая, согласно дошедшим до меня слухам, якшается с хеттами? Довольно занимательно получается. — она подошла ближе к решеткам, не сводя с меня взгляда, и холодно проговорила. — Вот только мне непонятно одно: на что же ты при этом надеялась? Думала, что если являешься обладательницей смазливой внешности, то сможешь очаровать фараона, вынудив его позабыть обо всем другом? Кто она вообще такая? Судя по ее одеждам и тому, что ее сюда пропустили, могу предположить, что она довольно знатная особа. Вот только мне кажется, что эту странную девушку волнует не столько политика и безопасность самого Бифету, сколько то, что он, якобы, обратил на меня свое чрезмерное внимание. Но зачем она тогда явилась сюда? Только ли позлорадствовать? — Не все слухи, что говорят при дворе, правдивы, вам ли об этом не знать. — отчеканила я, сложив руки на груди. — И, между прочим, я не очаровывала фараона, а спасала ему жизнь. Или быть может, вы предпочли бы, чтобы церемония продолжалась ценой безопасности и жизни вашего правителя? — Если бы все в действительности обстояло так, ты бы не сидела среди всего этого сброда, словно преступница. И раз уж наш повелитель усомнился в тебе, значит, для этого были основания. Так что, можешь поверить мне на слово, отступница, после всего совершенного, смерть для тебя покажется чистым избавлением, потому как эти места славятся тем, что никогда не выпускают своих пленников живыми и невредимыми. И ты не станешь исключением, уж я-то этому поспособствую. Тоже ожидает и ту змею, которая, по иронии судьбы, разделяет с тобой камеру. И начну я, пожалуй, сегодняшним днем с нее. — проговорила девушка, сверкнув кровожадной улыбкой. — Сегодня я желаю вытащить всю правду из той, которая посмела оклеветать моего человека, лично. И ей придется во всем признаться, если уж она захочет сохранить свои конечности. — Но, госпожа, я ведь уже рассказала все, что знаю. Клянусь вам, все сказанное мной — было чистой правдой! — проговорила Исет малость дрогнувшим голосом, белея от страха и ужаса перед грядущим, ведь ни для кого не секрет, что этот день мог стать для нее последним, вне зависимости от того, чтобы она сказала и призналась ли в том, чего не совершала. — А вот мои источники информации говорят совершенно об обратном. Так что, пока ты не расскажешь мне, как все обстояло на самом деле и не признаешь свою вину, я не позволю тебе избавиться от мук и эти холодные стены станут последним, что ты увидишь в своей жизни. Незнакомка властно махнула рукой, призывая стражников вытащить Исет, которая и сама-то, в своем нынешнем состоянии, не могла стоять на ногах без посторонней помощи, что уж говорить о том, чтобы куда-то идти. В этот же самый момент я, не в силах оставаться в стороне и наблюдать за всем этим ужасом просто бездействуя, решила вмешаться, несмотря на все свои былые убеждения и зарекания, и заслонила собой ту самую девушку, которую за эти несколько суток начала воспринимать пусть еще и не за собственную подругу, но уж точно за хорошего человека, не заслужившего подобного отношения. — На каких основаниях вы решаете, кто достоин жизни, а кто смерти? Вы не имеет права забирать ее и лишать жизни до тех пор, пока суд не вынесет окончательный вердикт касательно ее жизни. — упрямо произнесла я, пытаясь усмирить зарождающийся в груди страх от осознания, что я окажусь не права, всего лишь ткнув пальцем в небо. — Я и есть закон, простолюдинка, хорошенько это запомни и лучше убирайся с пути, если не хочешь тотчас присоединиться к ней. — злобно прошипела египтянка. Она права, как бы мне не хотелось этого признавать, и сейчас все преимущества всецело на ее стороне, за исключением одного… Если я возьму весь ее гнев на себя, то смогу выиграть немного времени прежде, чем вести выйдут за пределы тюрьмы и кто-нибудь придет сюда, ведь не исключено, что для фараона я все еще представляю ценность, как пленник, а значит, так просто умереть мне здесь не дадут. Остается надеяться, что мои домыслы окажутся верны, а иначе, я пропала. — Вы не посмеете меня тронуть. — продолжила рьяно протестовать я, не сводя с девушки дерзкого взгляда, и пытаясь предугадать ее следующий шаг. — Поскольку я — пленница фараона и лишь ему позволено распоряжаться моей жизнью, конечно, если вы не осмелитесь оспорить его решение. Девушка слегка смяла тонкими пальцами подол платья, яростно сверкнув глазами. Казалось, еще мгновение, и она готова будет разразиться гневной тирадой, но в последний момент, египтянка неожиданно совладала со своими эмоциями и взяла себя в руки, продолжив на удивление спокойный тоном. Тем самым, что похож был на внезапный штиль, возникший в самом сердце бури за секунду до того, как стихия разгуляется в два раза сильней. — Ты права, твоя жизнь не принадлежит мне, также, как теперь и самой себе. И раз уж судить я тебя не могу, то хотя бы преподам урок, чтобы ты на всю жизнь запомнила, как следует обращаться с людьми, выше тебя по статусу. — она повернулась к стражникам, блеснув холодной и жестокой улыбкой. — Высеките ее, для начала, плетью, на двадцать ударов. Может быть тогда ее рот сумеет окончательно закрыться. Итак, я снова вляпалась по самые булки. И ведь прекрасно знаю, что мой язык меня обычно до добра не доводит, но все равно продолжаю нарываться на неприятности позабыв о всякой осторожности. Видимо, наступать вечно на одни и те же грабли — мое предназначение. Пока я мрачно размышляла о серьёзности своего положения, стражники скрутили меня, на этот раз не оставив ни единой попытки для сопротивления, помня мои былые «подвиги», а затем повернули лицом к стене, заковав руки в кандалы, заставив тем самым поморщиться от неприятного холода железа, стиснувшего мои запястья. А после, позорно оголили мою спину, немного подорвав и без того прикрывающее не все участки кожи платье. Слегка склонив голову, я напряглась всем телом и принялась ожидать удара, крепко стиснув зубы и чувствуя, как звук собственного быстро колотящегося сердца пульсом отдается в висках, однако, в последствии, так и не оказалась к нему готова. Когда по моей спине со свистом, рассекающим воздух, прошелся первый удар, я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от жгущей боли, тем самым, не доставив моим мучителям удовольствия, до крови прикусив при этом губу, чувствуя, как на глаза невольно навернулись слезы. Не дав ни единой секунды на передышку, стражник принялся обрушивать на меня следующую череду ударов, что начинали постепенно выбивать почву у меня из-под ног, вместе с тем забирая и былую уверенность в том, что я смогу все это вынести прежде, чем сознание меня покинет, пока агония жгучей боли раз за разом безжалостно пронзала мою плоть, вызывая в теле непроизвольную дрожь. Понимая, что я просчиталась, зазря понадеявшись на чудо, я сильно зажмурилась и принялась ожидать последующего удара, чувствуя, как по коже струится нечто влажное и горячее. Но его так и не последовало. Вместо удара хлыста я услышала грозный и властный мужской голос, показавшийся мне до боли знакомым, заставивший, по какой-то не ясной причине, слабой искре надежды вспыхнуть в моей душе. — Что здесь происходит? — Брат? — донесся до моих ушей встревоженный и удивленный женский голос. — Эта девушка не ведала границ и вела себя неподобающим образом, позволив себе грубости, а также ослушалась моего приказа, поэтому я и решила назначить ей небольшое наказание, чтобы впредь она знала свое место. — Кто тебе дал право прикасаться к ней, предварительно не получив моего разрешения? Ментос, немедленно освободи Элену, а после, займись стражей, что также не вняла моему слову. — Как прикажите, мой повелитель. В следующую же секунду я почувствовала, как теплые и сильные руки парня высвободили мои запястья из оков и пробормотала слабое «спасибо», а затем, ощутив, как эти же самые руки легонько толкнули меня вперед, сделала несколько шагов ватными ногами, опустив взгляд и не желая в этот момент видеться ни с кем из присутствующих. Остановившись перед Бифету, я упрямо уставилась в пол и приготовилась к очередной порции выговора, а может быть и к чему-то более хуже, молясь лишь о том, чтобы все это поскорее закончилось. Однако, вместо каких-либо слов я почувствовала, как на мои плечи накинули легкую светлую мантию, вышитую золотыми нитями, а затем, не успела я даже толком удивиться такому внезапному повороту событий, как сильные руки фараона подхватили мое слегка подрагивающее тело, принявшись прижимать к груди, словно продрогшего и всеми брошенного котенка, прекрасно понимая, что сил у меня для борьбы уже не осталось. — Ступай к себе, Ямала, позже, у нас с тобой еще состояться разговор, и никогда больше не смей проворачивать подобные дела за моей спиной. — холодно проговорил Рамзес, а затем направился прочь из темницы. На что же теперь меня обрекла моя изменчивая судьба?