Труба. Переход

— Шон, что случилось? — с трудом разлепив глаза, пробормотала Ребекка и похлопала по шкуре рядом с собой, разыскивая полупса. — Шон? Они кувыркались всю ночь и заснули, когда начало светать. По ощущениям она только закрыла глаза и тут же проснулась от далекого заунывного воя диких псов. — Что за черт. От входа тянуло прохладным предрассветным воздухом, значит, дверь открыта. Быстро спустившись вниз, Ребекка огляделась, с удивлением отмечая, что на вытоптанной площадке среди поселка собралось все его население. На улице вой слышался гораздо отчетливей. — Это на том берегу в городе? — тихо спросила она у Шона, найдя его по лохматой шевелюре, возвышающейся над остальными. — Да. Псы устроили большую охоту. Не хотел бы я быть жертвой. — Надо сходить посмотреть, может, кому нужна помощь. — Нет. После большой охоты помогать некому. Надо подождать день, а лучше два, пока псы не разбегутся по своим территориям, потом смотреть. — Там пожар, — она указала на черный дым. — Метаморфы не пользуются огнем. — Если их не научит человек. Лучше вернуться в дома и закрыть двери. Ребекка не стала спорить. Шон показал себя толковым полупсом, не истерящим по пустякам. — Всем разойтись по домам и закрыться! — громко скомандовала она, проследила, чтобы никто не остался на улице, и поднялась к себе. — Шон, ты бывал в том городе? — Один раз, очень давно. Плохое место. Трое наших ушли, ни один не вернулся. — И вы их не искали? — Страшно. В голове, будто, черви возятся и зовет. Тяжело сопротивляться, лучше не подходить. — Как думаешь, кто там? — Дом. Точно знаю, щупы видел. Давай спать. В этот день ничего особенного не произошло, а на следующее утро во всех ямах у реки нашли по дохлому псу. Дома не желали прикасаться к раздувшимся трупам, пришлось вытаскивать их арканами и волочь в трещину в земле. Немного подумав, решили не засыпать землей, а сперва поджечь, набросав побольше хвороста и сухого помета козуль и рогуль, который хорошо горел и обычно шел на топливо для костра. — Страшно представить чего они такого наелись, что даже Дома не взялись лечить, — слушая глухие хлопки взрывающихся трупов, нахмурилась Ребекка. — Яд. Много яда, — понюхал воздух Шон. — Нам лучше уйти. Несколько дней Ребекка наблюдала, как постепенно рассеивается дым, а ветер перестает приносить запах гари. Дикие собаки больше не появлялись, видимо перетравились все, кто приходили на большую охоту. Козули осмелели, целыми стадами перекочевывая ближе к реке. Охота стала обильной и легкой. — Шон, ты не заметил ничего необычного вчера, когда мы загоняли козуль у реки? — Ребекка точила нож о камень, который сама выбрала и принесла, пробежав не менее десяти километров до скал и обратно. — Что тебе показалось необычным? — Одно дерево. Оно покрыто какой-то слизью и наростами. Когда я хотела потрогать самую большую шишку, меня хлестнуло ветвями, — она показала алые припухшие полосы на правой руке и верхней части спины. — Ядовитые. Тебе надо почиститься. — В яме с ебущимися щупами? Нет уж. Принеси слизи, я намажусь. — Не поможет. — Раньше помогало и теперь поможет, — отрезала Ребекка. — Мало мне, что Лану из этих ваших ям силой не вытащишь. Испортили девочку. — Она приняла наш мир. — А я создам свой. Ты идешь смотреть или нет? Я хочу сжечь эту дрянь, вдруг это какая-то болезнь. — Скоро пойдет дождь. — И что? — Большой дождь, — Шон махнул себе за спину. Ребекка обошла дерево, которое закрывало ей обзор, сплюнула и тихо выругалась. На них медленно и неуклонно надвигалась черная туча, растянувшаяся во весь горизонт. — И сколько будет лить? Как прошлый раз, пока не смоет? Мы с Линкой чуть не заплесневели от сырости. — Дождь нужен. Долго не было, все сохнет, травы мало, земля потрескалась. Пусть льет. Надо мясо убрать. Пойду, гавкну. А ты сходи за слизью. Он почесал за ухом, рукой, но как-то по-собачьи, стряхнул с гладкого зада прилипшие травинки и мелкую стружку, которая устилала землю под каждым выдолбленным деревом, и побежал от одной группки полупсов к другой, выгавкивая распоряжения. Иногда Ребекке казалось, что стоит ему встать на четыре лапы, как человеческие черты пропадут и появится хвост. Вероятно, его предки двухфазные метаморфы именно так и делали. Оказавшись в незнакомом мире, без надежды вернуться, Ребекка каждый день ломала себя, чтобы не начать ломать других. Ярость скручивала внутренности от бессилия и глубоко запрятанного отчаяния. Выручала охота, многокилометровые пробежки по округе и порки. Общественная порка случалась еще один раз за прошедшие дни, и то Ребекка подозревала, что полупсы сговорились и долго выбирали «жертву», борясь за почетное место. Потом устроили показательную драку, выдали «зачинщика» и собрались плотным кругом, предвкушающие и возбужденные. Она порола провинившегося гибкой веткой, расчерчивая светлую кожу яркими полосами, под вой и бесстыдную массовую дрочку. В середине процесса решила обломать всю компанию, сказав «хватит», но поймала тяжелый взгляд Шона и поняла, что лучше не останавливаться. Порвут. Шон в общем веселье не участвовал, но когда они закрылись на ночь, положил перед ней плоскую деревянную лопатку и уткнулся носом в шкуры, выставляя задницу. Пустая мошонка и крупный член покачивались меж напряженных, подрагивающих бедер. Понять, что требуется от самой Ребекки, было не сложно. Встав сбоку, она огладила нежную кожу. Общение с Домами в ямах, заменяло самые дорогие спа-процедуры и превосходило их по качеству. Не то чтобы Ребекке было с чем сравнивать, но так говорила Лана, знавшая в этом толк. Наблюдения это подтверждали. Обгоревшие на солнце, поцарапанные, изжаленные насекомыми и ядовитыми растениями, от которых вздувались безобразные волдыри, полупсы мчались к ямам и через пару часов уже были белые и пушистые, после помывки, разумеется. Звонкий шлепок тяжелой рукою, один, другой, и кожа начинает розоветь. Ладонь Ребекки тоже горит, но она равномерно отвешивает удары, пока может терпеть боль, а терпенья у нее ого сколько. Шон глухо вскрикивает в кулак, разводя колени все сильнее. С кончика члена тянется тонкая нитка смазки и змейкой ложится на примятую шерсть спальной шкуры. Через некоторое время Ребекка все же берется за деревянную лопатку и продолжает охаживать раскрасневшийся зад полупса уж ею. Даже если она перестарается, и останутся синяки, Дом все залечит. Член Шона течет все сильнее. Рассчитанные на анальный секс, полупсы выделяют много смазки и имеют более чувствительные внутренности, чем у людей. И более эластичные. Она без труда вводит в него три пальца и двигает ими внутри, немного прокручивая. Шона подбрасывает на месте, а когда она продолжает трахать его пальцами и ритмично шлепать свободной рукой, он принимается насаживаться сам и вцепляется руками и зубами в шкуры. Потом отплюется, а сейчас срабатывает инстинкт. Полупсы часто кончали, загрызая свою жертву. Согнув пальцы внутри, Ребекка вдавливает их в простату, одновременно шлепая сильнее. Это должно быть очень больно, но именно такое сочетание выталкивает Шона за грань, заставляя обильно кончить. Он расслабленно опускается на живот и часто дышит, постепенно успокаиваясь. Вытерев руку о шкуру, Ребекка отползает к стене и быстро доводит себя до разрядки. Тело наполняет чудесная легкость, ладони покалывает, глаза закрываются сами собой. Тогда она проспала почти до обеда и долго ходила довольной, как впрочем, и все остальные. Первые капли дождя вывели Ребекку из задумчивости. Надо сбегать к реке за водой и слизью, пока не развезло, а то придется тащиться по грязи, дергаясь от холодных прикосновений местных паразитов. Следы от ядовитых ветвей распухли не на шутку, рука двигалась все хуже. Ребекка остановилась на краю одной из ям, посмотрела на ровную грязевую поверхность, о которую постукивали редкие, крупные капли, расплескиваясь крохотными лужицами. Следовало постучать по краю ямы, чтобы вылез щуп, в идеале один, его надо было крепко схватить и сдавить несколько раз, чтобы он выделил прозрачную слизь. При этом следовало тщательно следить, чтобы другие щупы под шумок не стащили тебя в яму. Если это произошло, оставалось только расслабиться и попытаться получить удовольствие. — Черт, — только и успела сказать Ребекка, когда сразу десяток щупов сдернули ее в коричневую жижу. Нет, она понимала, что рано или поздно это должно было случиться, но не рассчитывала, что именно сегодня. — Только попробуй напихать в меня своих детенышей, осушу, — пригрозила она и передернулась всем телом от отвращения. Множество щупов оплели ее туловище, руки и ноги, заставляя встать в стандартную позу у отвесной стены ямы. Ребекке предстояло пережить первую в своей жизни чистку и лечение таким экзотическим способом. Шон прибежал на крик. Ребекка боролась со щупами и даже слегка побеждала, судя по двум оторванным концам, зажатым в кулаке. Дом не сдавался, оплетая ее все сильнее. Мокрые следы на траве подсказывали, что на подмогу подтянулась еще парочка Домов, и теперь они укрощали строптивую человечку втроем. Не придумав ничего лучше, Шон спрыгнул в бурлящую от щупов яму, встал на какой-то бугорок, возможно тело одного из Домов, и ухватился за щупы, удерживающие голову женщины. Отогнав те, что протиснулись за щеку, но не смогли преодолеть судорожно стиснутые зубы, обтер лицо Ребекки от тонкого слоя слизи, смешавшейся с грязью, и погладил по щеке. — Доверься им. Она отчаянно замотала головой, и слезы дорожкой побежали по грязным щекам, смешиваясь с дождем. — Зачем ты пошла одна? Тут нельзя силой, Дому нужно доверять. Он постепенно освобождал ее от щупов, которые нехотя расступались, убирались совсем или перемещались на него, оглаживая и лаская. — Эта сволочь меня подкараулила, — вцепляясь в его плечи, зло процедила Ребекка. — Я почти вылезла, когда пришло подкрепление. — Дома… ответственные. Они чувствуют, что твое тело отравлено и требует чистки, и будут стараться выполнить свое предназначение. Им лучше уступить. — И ходить на реку срать скользкими комками?! — Они так размножаются. Тепло тела нужно малышам, чтобы начать расти. И в людей они детей не сажают, метаморфы подходят больше. — Врешь. — У Ланы спроси. Она много раз ходила к Домам и никогда не носила детишек. Ребекка задумалась, постепенно расслабляясь. — Они хотят залезть мне в зад, — краснея, отвела она глаза. — Пусти. Они аккуратно. — Это отвратительно, — она обняла Шона и уткнулась лбом ему в плечо. — Ты привыкнешь. Ты лечилась на своей планете? — После ранения в госпитале. И это были не самые лучшие дни. — Вот и это такой местный госпиталь, — он повел руками вверх и вниз по ее спине, размазывая толстый слой слизи, которым щупы успели сдобрить обожженные ядом лопатки. — Ай, блядь, он холодный! — взвизгнула Ребекка. — Куда он лезет! Он меня порвет! Она опять дернулась отбиваться, тогда Шон применил последнее средство. Он поцеловал Ребекку в губы. Женщина не сразу поняла, что произошло, а когда горячие губы полупса вновь прижались к ее, вцепилась в него еще крепче и ответила со всей страстью, на которую была способна. Кажется, щупы забрались не только в оба нижних отверстия ее тела, но и прямо в мозг, потому что надавливали и растягивали в самых правильных местах с нужной силой и скоростью. Шону тоже досталась своя порция извращенного удовольствия. Он сладко поскуливал ей в рот, потираясь всем телом, и целовал до головокружения. — Мы здесь не утонем? — поинтересовалась Ребекка, когда их обоих немного отпустило. Вода поднялась ладони на две и уже скрывала их по пояс. — Тебя больше не держат? — хрипло спросил Шон, упорно не глядя ей в глаза. — Нет. А тебя? — И меня уже нет. Надо помыться. Идем. Они совместными усилиями преодолели размытый глинистый скат и наперегонки побежали к небольшому пляжу, который обычно использовали для купания. Ребекка легко держала скорость привычную для полупсов, хотя, буквально вчера, ей для этого приходилось прилагать значительные усилия. Каждая мышца радостно пела, а в животе будто порхали бабочки. Вбежав в воду, она сразу нырнула на глубину, снизу посмотрела, как о поверхность воды колотится дождь, и вынырнула, разбрызгивая воду во все стороны. — Признаю, Дома знают свое дело. Будто заглотила сразу два энергетических батончика, — обернулась она к Шону. Полупес был непривычно тих и скован, методично отмывался, стоя на мелководье. Ребекка подошла, останавливаясь так, чтобы разница в росте чувствовалась меньше, и взяла его за голову, поворачивая к себе. — Поцелуй меня, — ласково попросила она и закрыла глаза. — Нет, — вывернулся он из ее рук, присел два раза, смывая остатки грязи, и пошел к берегу, ссутулившийся, мокрый и жалкий. — Стоять! — рявкнула Ребекка, и он замер, не смея ослушаться. Быстро закончив помывку, она догнала его и толкнула в плечо, заставляя идти к дому. Шон ссутулился еще сильнее и побрел, куда велят. — А теперь объясни, что произошло. — Нет. — Руку сломаю, — пригрозила Ребекка. — Нет. Ай-ай, хорошо! Она ослабила хватку на вывернутой в болевом приеме руке, и изобразила наивысшее внимание. — Слушаю. — Мы целовались, — обреченно выдохнул Шон и отвернулся так, что еще немного и голова спрячется в подмышке. — И? — не поняла Ребекка. — Ты человек. — Да. — Я метаморф. — Не спорю. — Мы целовались. — И что?! Это не преступление! Мы трахались раз двадцать уже, а ты скулишь после какого-то поцелуя! Ей хотелось встряхнуть его посильнее, будто от этого могло стать понятнее. — Нельзя же, — неуверенно выдал Шон, кося на нее исподлобья. — Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня, — хохотнула Ребекка. — Посмотри на меня. Шон отрицательно помотал головой. — Я приказываю. Он глухо зарычал, но взгляда не поднял. — Хорошо. Больше никаких порок. Это же еще большее извращение, чем поцелуи. — Никогда?! — ужаснулся он. — Ну, пока ты не признаешь, что целоваться не так уж плохо. — Только не при всех, — быстро выдвинул условие Шон. — Исключительно наедине, — коварно усмехнулась Ребекка и одним броском уложила его на шкуры, оказываясь сверху. — После Домов всегда хочется трахаться сто раз подряд? — Обычно трех хватает, — растерянно моргнул Шон. — Три тоже не плохо, — облизнулась Ребекка и завладела его губами и членом почти одновременно. За окном все сильнее лил дождь, заглушая довольные стоны и рычание.