Дом без номера

      Макс никогда не любил выходные, а теперь особенно их возненавидел. По выходным он не работал у Алекса и не видел его. И как-то рефлекторно погружался в состояние, близкое к своему прежнему. Дом в проулке был отделен непроницаемой стеной от той реальности, которая угнетала Макса и лишала воли и желания жить. Но по выходным Макс превращался в рыбу, выброшенную на берег. По выходным дом в проулке и его хозяин казались ему нереальными. Он был почти уверен, что в понедельник проснется и поймет, что все это было галлюцинацией или сном. Конечно, с тех пор как Макс уволился из магазина музыкальных инструментов, он немного взбодрился и уверился, что все что происходит — всерьез, и он наконец-то изменил свою жизнь. Но в выходные его засасывало болото черных мыслей. Алекс здесь ненадолго. Разберётся с делами и уедет. И тогда… Он не знал, что тогда. Вечером в субботу Макс вышел пройтись. Стемнело, начинал накрапывать дождь. Макс шел своим привычным маршрутом и наконец оказался рядом с клубом «Подвал», тем самым, где когда-то он познакомился с Игорем, ударником из той злополучной группы, где играл всю прошлую весну и лето. Сам не зная зачем, Макс спустился в «Подвал». На сцене неумолимо лажала какая-то неизвестная команда. Макс поморщился. Каждая фальшивая нота — как тупое лезвие, ну да фиг с ними. Взял пива. Не помнил, сколько просидел так. На танцполе начался «слэм», кого-то уже тащили к выходу вышибалы, Макс не обращал внимания. Вдруг кто-то коснулся плеча. Таня. Макс вздохнул. Зачем? Только ее не хватало. И так скучно и пиво дрянь. — Здесь не слышно нихрена, пошли на улицу! — орет она сквозь режущую какофонию в динамиках. Не слышно. Ему и не надо, чтобы ее было слышно. Но она уже вцепилась в его рукав и тащит его к выходу. Макс зло швырнул деньги на стойку и вышел. Таня по своей привычке встала очень близко к нему, закурила, отвернулась, выдыхая дым. Макс тоже закурил. Он молчал и ждал, что она скажет. Она начала с вопросов, долго что-то говорила, про то что заходила к нему на работу и не нашла его, что он хорошо выглядит. Макс смотрел на ее короткие черные пряди, курносый профиль, тонкое, гибкое тело под складками одежды и не чувствовал ничего кроме скуки. Возле клуба толпились темные фигуры. Дверь открывалась, прорезая ночь жёлтым лучом, и на улицу вываливались кучки хохочущих и кричащих силуэтов. Поодаль за деревьями виднелась какая-то компания на мотоциклах. Они смеялись и звали кого-то. Какая-то парочка вылезла из клуба и пошла к ним. Сев по своим байкам, они завели моторы и умчались вниз по улице, в темноту. — Эй, ты не слушаешь! — и Таня толкнула Макса в плечо. Перестав пялиться невидящим взглядом в одну точку, Макс вдруг посмотрел ей в глаза и громко, отчётливо сказал: — Слушай, отстань! Ее лицо в буквальном смысле вытянулось, а глаза округлились. — Ты охренел? От толпы у входа отделился коренастый силуэт. — Ты как с ней разговариваешь, ушлепок? — произнес силуэт вместо приветствия, и Макс мигом узнал его — Майк, ее приятель, новый гитарист из его группы. — Тебе чего? Все подбираешь, что мне не подошло? — оскалился Макс. Он вдруг разозлился. Удар в челюсть чуть не опрокинул его на асфальт, но он удержался на ногах. Боль немой волной раскатилась по лицу, он распрямился и размахнулся со всей силы. Удар пришелся Майку в нос, по его лицу хлынула кровь. Майк взревел и бросившись всем весом на Макса, повалил его на асфальт. Майк был пониже ростом, но шире и тяжелее, да и реакция у него была получше. Макс яростно защищался, но все же пропускал удар за ударом. Один глаз заплыл, все лицо было в крови, и он почти ничего не видел. Все произошло очень быстро, и когда Майка оттащили вышибалы, выскочившие из клуба, Макс лежал навзничь на асфальте. Он медленно поднялся и, не обращая внимания на крики и уговоры дождаться скорую, походкой зомби похромал прочь. Прохожих уже почти не было, он шел навстречу ледяному ветру и потокам фар, весь онемев и ни о чем не думая. Он не сопротивлялся неудержимой силе, которая несла его по одному возможному пути: на тихую улицу, во двор, мимо двух пятиэтажек, в темный проулок, сквозь густую темноту к знакомому крыльцу. Макс сполз по столбику перил на ступеньку и закрыл глаза. Тряпка. Слабак. Псих. Посмешище. Пусть он смеётся над тобой. И пусть пошлет. Пусть. Прикосновение теплой руки вывело из оцепенения. Макс открыл глаза. Точнее, открылся лишь один глаз, другой саднил и как будто слипся. Алекс склонился над ним и разглядывал его лицо. Макс отвернулся. — Нехило тебя отделали, — произнес Алекс, и Макс подумал, что для ста тридцати восьмилетнего старика у него, всё-таки, чересчур богатый словарный запас. Хотя, глядя на Алекса, слово «старик» было, наверное, самым последним, что могло прийти на ум. Он вскочил на ноги и осторожно потянул Макса вверх. — Можешь идти? Вот так, осторожно. Макс медленно распрямился, зашипел — ссадины и синяки горели, ребра ломило. Алекс помог ему подняться по крыльцу и на второй этаж. Макс чувствовал, опираясь на его руку, что Алексу ничего бы не стоило подхватить его на руки, но он этого не делал. На втором этаже Алекс провел его через гостиную в дверь, которую Макс никогда раньше не видел открытой. За ней оказался небольшой коридорчик, из которого одна дверь вела в ванную, другая — в спальню. Алекс завел его в ванную, быстро достал из шкафчика чистое полотенце и махровый халат и положил на тумбу с раковиной. — Стоять можешь? Мойся, а потом займёмся твоими ранами. — Он слегка потрепал Макса по плечу и вышел. Макс разделся, залез под душ. Сознание прояснилось, теплая вода жгла как лава, попадая на ссадины, но прогревая тело, разгоняла мрак, и Макс выплывал из своей бездны к спасительному свету. Он вытерся и завернулся в халат. Посмотрел на себя в зеркало — лучше бы не смотрел. Глаз заплыл и почернел, нос распух, губа разбита, сбоку на лбу здоровенная ссадина. Макс сплюнул в раковину, умылся холодной водой и вышел из ванной. Алекс сидел на подоконнике в спальне и копался в своем смартфоне. Когда Макс появился, он отложил смартфон и спрыгнул с подоконника ему навстречу. — Садись сюда, — он указал на кровать. Макс ожидал увидеть бинты и антисептики, но ничего подобного нигде в поле зрения не наблюдалось. Макс бросил взгляд из-под мокрой челки на Алекса и сел на кровать. Спальня у него была большая и уютная, с белыми стенами, глухими фиолетовыми шторами на окнах, с огромной кроватью, над изголовьем которой висел на карнизе большой гобелен с каким-то пейзажем. На прикроватных столиках мягко горели светильники под сиреневато-серыми абажурами, на полу под ногами лежал пушистый, песочного цвета, ковер. Алекс сел напротив Макса, подогнув под себя одну ногу. Вид у него сегодня был непривычно домашний: пижамные штаны, светлый вязаный кардиган поверх майки с каким-то весёлым принтом. Волосы распущены и убраны за уши. Он смотрел на Макса без тени суровости. Макс вглядывался в него и снова и снова отводил глаза. Алекс взял его руку, повертел, рассматривая разбитые костяшки. — Извини, я, наверное, помешал, припёрся без звонка… — начал Макс, смутившись. Алекс прервал его: — Ты правильно сделал, что пришел. Сейчас я немного помогу тебе, а потом поговорим. Не выпуская руки Макса, он накрыл ее другой ладонью, и Макс приятно вздрогнул от внезапной волны тепла. Алекс убрал ладонь, и Макс резко вдохнул и вытаращил глаза — костяшки были целы, мокрая алая ссадина бесследно исчезла. Алекс приложил палец к губам. — Спокойно. В обморок не падать. Просто сиди спокойно и расслабься. Он придвинулся ближе и положил одну руку Максу на шею, другую на ребра, на то место, где болело, потом склонился и приник своим виском к виску Макса. Макс чувствовал свежий, древесно-пряный запах его волос. От рук и щеки Алекса разлилось блаженное, проникающее в каждую клетку тепло, и Макс сразу же понял, что это давно забытое тепло из самого начала детства, перемешанное с искристым восторгом и нежным вечерним светом, поток чистой радости жизни, не знающей ни тревоги, ни боли, ни сомнения. Он несся сквозь мягкие, исцеляющие сны, он становился лёгким и сильным, он закрыл глаза и затих, чувствуя подступающие к глазам слезы, как будто прикоснувшись к таинству и высшему откровению, впервые увидев саму жизнь, позволяя ей наполнить себя и сам становясь — живым. Не помня себя и с трудом осознавая, что делает, он обхватил Алекса и прижался к нему, как будто в нем был целый мир, который Макс жадно вбирал в себя и не мог остановиться. Алекс резко отстранился и встал с кровати, тяжело дыша и глядя на Макса потемневшими глазами. Иди сюда, — хрипло сказал он, — взгляни. — и устало махнул рукой в сторону зеркала на комоде. Макс поднялся, ощущая, что воздух холоден и впивается в кожу тысячами враждебных игл, и что вместо Алекса его теперь обхватила скользкими щупальцами пустота. Он глянул в зеркало и чуть не вскрикнул. От всех повреждений не осталось и следа. Ни единой ссадины, ни одного синяка. Глаза блестели и казались ярче, и даже его обычная бледность исчезла, Макс весь светился, лицо было свежим, взгляд непривычно твердым. Он медленно повернулся к Алексу. — Я хочу быть как ты! — хрипло выдохнул Макс, кинулся к Алексу и схватил его лицо в свои ладони, зарываясь пальцами в его волосы, задыхаясь и повторяя почти шепотом: — Сделай меня таким как ты! Я хочу быть одним из вас! Я хочу быть, как ты! Алекс схватил его за запястья и отвёл его руки. — Макс, это невозможно. — Я знаю, ты можешь. Сделай это, и я скажу… — Что? — Я скажу, где твой Даниэль!