Дом без номера

      Макс лежал в постели и думал. Что-то озадачило его — не в событиях прошлого вечера. В себе самом. Он прокрутил ещё раз в памяти тот вечер. Брезгливо скучающее лицо Алекса, когда Даниэль устроил танцы на столе. Слишком откровенный флирт Даниэля с Никой, так что уже очень скоро она попросила вызвать ей такси и уехала. Макс понял, что он нисколько не задет. Что, во-первых, все это представление было адресовано Алексу, и ни сам Макс, ни Ника не интересовали Даниэля. А во-вторых, что, как бы то ни было, задеть его было бы теперь очень сложно. Кривляния и провокации Даниэля были ему просто безразличны. Макс спустился в цокольный этаж и позанимался на тренажерах. Приняв душ, пошел на кухню, откуда доносился сказочный аромат. Алекс любил готовить, и Макс не удивился, увидев его в переднике с прихваткой в руке, достаюшим из духовки противень с чем-то пышным и румяным, источающим тот самый фантастический аромат. Алекс повернулся к Максу. — Яблочный штрудель. Доставай из морозилки мороженое и садись. — Я сварю кофе, — предложил Макс, и Алекс кивнул. Когда они сели за стол, Макс почувствовал, что невероятно голоден. После тренажеров и душа разыгрался аппетит. Кофе, мороженое и штрудель были великолепны, и Макс чувствовал себя совершенно счастливым. — Макс. Я рад, что ты не переживаешь из-за вчерашнего, — сказал Алекс. — Не из-за чего. Я понял, что шоу было для тебя, — с улыбкой ответил Макс. Алекс кивнул, с довольным блеском в глазах. — Вот и первые успехи, Макс. Ты сделал шаг вперёд, и с тобой можно говорить всерьёз. — Это как? Как почти с равным? — с вызовом и кривя уголок губ, спросил Макс. — Я со всеми говорю, как с равными, это мой принцип, — ответил Алекс. — Говоришь, но равными их не считаешь, — уточнил Макс. — Конечно, нет. Не всех, разумеется, я могу считать равными. А что, лучше бы я врал себе и убеждал себя в обратном? — Не люблю эти измерения по несуществующим параметрам. Равные, неравные. Разные — все разные, вот все, что я знаю. — раздражённо проговорил Макс. — И ты совершенно прав. Аура не может быть лучше или хуже, первого сорта или второго. Она может быть грязной от злости, мутной от тупости, слабой от неразвитости, но она всегда одинаково бесценна. Поэтому для меня, уж точно, не существует ни человеческих иерархий, ни метаний между демократическим и недемократическим взглядом на человеческий социум, Макс. — Вот оно что. Но ты аурик, тебе сто тридцать восемь, ты богат, силен и бессмертен. Тебе довольно легко выбирать, как воспринимать самого себя, жизнь и людей. — Восприятие не зависит от того, что ты перечислил. Независимость и чувство собственного достоинства вообще не зависят от обстоятельств. Зачем, вообще, я объясняю тебе такие очевидные вещи? — и Алекс улыбнулся, почти рассмеялся. Макс улыбнулся в ответ. — Знаешь, если честно, я и сам вижу, что как-то изменился, что ли. — Я зайду к тебе после рабочего дня. У меня для тебя кое-что есть, — загадочно сказал Алекс. Макс по-прежнему продолжал работать над архивом, и уже значительно продвинулся, но Алекс все приносил и приносил ему новые документы — распечатанные, оригиналы или на флэшках. Больше всего Максу нравилось разбирать фотографии. Постепенно он почти полностью выучил запутанное, разветвленное семейное древо Фон Брюгге. Некоторые фото были подписаны, и Макс прослеживал судьбы, соединял их с лицами. День пролетал незаметно. На этот раз Алекс появился в мансарде за пять минут до окончания его рабочего дня, что было для него нетипично. — Не терпится показать тебе. Идём уже! — сказал Алекс. Они спустились на первый этаж и прошли по длинному, темному коридору. Алекс открыл дверь в самом конце коридора, и Макс увидел светлую комнату с большим окном, выходящим во двор. Пол комнаты был закрыт ковролином, стены — звукоизоляцией. Макс застыл на пороге, разглядывая музыкальную аппаратуру, которой была заставлена вся комната: колонки, усилители, два синтезатора, микшер, эквалайзер, микрофоны на столе, рядом с огромным компьютерным монитором. И самое главное — стойка с гитарами. Среди инструментов Макс разглядел две модели стратокастера, о которых, конечно, мог только мечтать. Свой подержанный Ibanez он и тот продал, чтобы купить у Секатора заветные граммы, с которыми пришел к Алексу на крыльцо тем незабвенным вечером. За стройными грифами фендеров Макс разглядел ещё один — сплошь черный. Алекс подошёл к стойке и взялся за черный гриф. Вытаращенным голубым глазам побледневшего Макса предстало нечто фантастическое, глянцево-черное, со злыми острыми углами, похожее на молнию. — Держи. Твоя. — сказал Алекс, улыбаясь при виде лица Макса. — На первое время в самый раз. Ну что застыл? Gibson Explorer. Я так понимаю, ты не блюз играть собрался, метал-хед? Макс не отвечал и только ошалело гладил гладкое дерево на обратной стороне грифа, пробовал на ощупь колки, струны, корпус, осторожно поворачивал гитару в руках. — Да ты спишь, что ли? — смеялся Алекс. — Давай-ка подключим это весло дьявола и посмотрим, на что ты способен в благоприятных условиях! Лови — медиаторы в качестве бонуса. Макс открыл коробку и онемел во второй раз — здесь была целая коллекция медиаторов с инициалами и логотипами, которые Макс сразу узнал. — Уфф. Не знаю, что и сказать, Алекс. Позволь, я подключу ее? — Давно пора! Подключив гитару, Макс сел в кресло перед столом. Перекинул ремень через плечо. Алекс сел за синтезатор. Макс долго, медитативно настраивался, потом начал импровизировать. Алекс лишь оттенял его спонтанные соло, подстраиваясь на ходу. Мощный, агрессивный звук наполнил руки, разогнал кровь, пальцы стали стремительными и точными. И Макс почувствовал, что и сам стал, как эта гитара — жёстким, напористым, блестящим, опасным и неотразимым. Бросив взгляд в узкое зеркало на двери, он увидел вместо себя — кого-то совершенно нового. Гитарист в зеркале был абсолютно уверен в себе. Дерзок, собран и немного надменен. Он, в отличие от Макса, ничего не боялся. Он был готов к славе и слепому обожанию толпы, готов был управлять многотысячным человеческим морем и потрясать стадионы своей игрой. Неужели это и правда я? — изумлённо думал Макс. — Как это могло получиться?