Забытый

Три дня спустя Сэм и Дин сидели в лобби отделения скорой помощи госпиталя Джексона. Только на то, чтобы найти корень сновидений, у них ушло два дня, и потом еще день на дорогу обратно в Вайоминг. Они снова заселились в тот же мотель и оплатили его на всю неделю. Наконец решающий день настал, и они только что прибыли в скорую. Ехать из мотеля было холодно: Импала не успела нагреться. Сэм до сих пор дул на руки, пытаясь согреть их. — Холодно там, — заметил Дин. — Середина октября уже. Сэм взглянул на него. Через пару секунд он сказал: — Он, наверное, уже другую куртку нашел. — Да, конечно. — Дин посмотрел в окно на голые ветви деревьев снаружи. — Он уже проходил через это. Знает, как найти работу и все такое. Знает, как прожить самостоятельно. Он сам сказал. — Да. И… он знает, как избегать ангелов. — Угу. Он их даже слышит, — согласился Дин. — Наверняка он в порядке. — Да, он в порядке. Они оба умолкли на время. «В порядке, ага… В порядке по-винчестеровски», — подумал Дин. В порядке по-винчестеровски, конечно, на самом деле означало «в данный момент еще жив, но, вероятно, в жутком состоянии и/или умирает». — Он может прожить сам, — сказал Дин. — Вот только… он не должен быть вынужден этого делать. — Да, именно, — согласился Сэм. Он вынул из кармана пакет с сухим порошком корня сновидений и посмотрел на него. — Ладно, — сказал Сэм, засовывая пакет обратно в карман. — Я принесу пару стаканов воды. Вернусь через секунду. И не струсь мне тут! — Я готов так, как тебе и не снилось, — ответил Дин. — Понял: не снилось? Ха. Сэм фыркнул, и Дин слабо улыбнулся ему. Это была глупая шутка, он знал, но ни на что лучше он сегодня не был способен. Сэм отправился в сторону кафе. Дин вздохнул и снова посмотрел в окно на обнажившие ветви деревья. Приятель был где-то там, совсем один, уже три недели. Три недели. И как бы Дин и Сэм ни пытались убедить себя в обратном, они оба знали, что бездомному парню, который не вполне понимал, как функционирует человеческий мир и за которым охотились враги уровня Зифиуса, одному на улице должно было быть тяжело. Дин мог лишь надеяться, что возврат воспоминаний как-то подскажет им, как найти его. И, конечно, было бы хорошо не умереть в процессе. Да… это определенно был бы бонус. Дин мысленно повторил детали плана, пытаясь понять, не забыл ли чего-то. У братьев при себе не было ничего, кроме сотовых телефонов и ни о чем не говорящей пары удостоверений (водительские права Монтаны с их настоящими именами — персонал в госпитале все равно уже знал их настоящие имена, так как Приятель не подумал дать вымышленные, когда привез их в прошлом месяце). Этим утром Дин выгрузил весь арсенал из Импалы в сумку, обмотал ее брезентом и спрятал в деревьях за мотелем на случай, если машину эвакуируют, будут осматривать или еще что. Потом они переоделись в дешевые хлопковые спортивные штаны и толстовки («Ни за что я не дам им разрезать еще одну хорошую пару джинсов», — сказал Сэм), доехали до госпиталя и припарковали Импалу в углу больничной стоянки. И вошли прямо в отделение скорой. Дин сказал администратору на стойке приема пациентов: «У нас обоих болит голова. У вас не найдется аспирина?» Администратор едва не закатила глаза, но только велела им подождать, пока врачи закончат с парой других прибывших. Сэм и Дин выбрали пару стульев в лобби на виду у персонала. Дин не мог придумать, что еще сделать. Они подготовились как смогли. Теперь оставалось только выпить траву. Сэм подошел с двумя пенопластовыми стаканчиками горячей воды. Он сел рядом с Дином и поставил оба стакана на маленький столик у кресла с другой стороны от себя. Взглянув на стойку персонала, он сказал Дину: — Сейчас они не очень заняты. Думаю, это хороший момент. — Он вскрыл пакетик с корнем сновидений. — Готов? — Погоди, — сказал Дин. — Сэм, погоди. Тебе вообще не обязательно этого делать. Давай я выпью первым. Знаю, мы об этом говорили, но подумай еще раз. Ты мог бы подождать пару дней, посмотреть, что случится со мной. Мы же не знаем, что случится, если рухнет вся стена — это может быть куда серьезнее, чем вспомнить три коротких эпизода. Не обязательно нам обоим это делать. — Дин, мы уже говорили об этом двадцать раз. — Я серьезно. Не думаю, что тебе стоит рисковать собой. Если я отброшу коньки, ты будешь рад, что не принял траву со мной. Сэм посмотрел на него. — Ты что, серьезно думаешь, что если у тебя взорвется мозг, если ты никогда не выйдешь из этой судороги или комы, то я буду рад, что не сделал этого вместе с тобой? Скажу: «Ну что ж, я потерял друга-ангела, о котором даже не знал, потерял большую часть воспоминаний, и теперь мой брат умер… упс, бывает, хорошо, что я не принял зелье с ним, теперь поеду в Канзас в одиночестве»? Ты думаешь, я буду рад? — Я не это хотел сказать. — Подумай, Дин, — попросил Сэм. Дин подумал и начал понимать, что имел в виду Сэм. Сэм смотрел на него. — Это риск, да. Мы не вполне знаем, что делаем… — Мы вообще не знаем, что делаем, — прервал его Дин. Сэм продолжил, игнорируя брата: — Может быть, мы пострадаем; может быть, вообще не проснемся. Но мы сделаем это вместе. Во-первых, я хочу назад свои воспоминания, и своего друга тоже, кем бы он ни был. Во-вторых, если ты погибнешь, я погибну с тобой. И точка. Дин открыл рот, чтобы возразить, но Сэм уже отвернулся к стаканам и высыпал в них молотый корень сновидений: половину в один стакан, половину в другой. Он размешал порошок палочкой для кофе и передал один стакан Дину. — Увидимся в реанимации. — Сэм поднял стакан в знак тоста. «Ну что ж, ладно». Дин коснулся своим стаканчиком стакана Сэма. — За Сару, — сказал он. Сэм фыркнул и улыбнулся ему. Иногда между ними бывали такие моменты. Моменты, негласно говорящие: «Может быть, в последний раз видимся». У Дина давно было выработано на этот счет железное правило: никаких речей и никаких прощаний. Но, хотя он никогда не признал бы этого, на самом деле он придавал им значение и всегда замечал в такие моменты последнее, что он видел. И всегда считал хорошей приметой, если его последний комментарий заставлял Сэма улыбнуться. Сэм залпом выпил свой стакан, все еще улыбаясь, и Дину немного полегчало. Он посмотрел в свой стакан. Он подумал о Приятеле — о том, как тот шел ему навстречу в амбаре. О его крыльях… об этих огромных, невероятных крыльях. Дин подумал о том, как ударил Приятеля в сердце… о выражении в его глазах всего месяц назад, когда Приятель едва не заколол Дина на парковке. Едва. Но остановился как раз вовремя. Он вспомнил, как Приятель поднес ему воды. Как волок его к окну. Как тащил его и Сэма через лес. Эти поглаживания по голове, черт побери… когда Приятель думал, что Дин спал. «Я хочу тебя назад, — подумал Дин. — Кем бы ты ни был на самом деле — я хочу тебя назад». Он опрокинул свой стакан и проглотил горькую жидкость одним большим глотком. Братья выбросили стаканчики в мусор вместе с пустым пакетом из-под корня. После этого Дин громко крикнул сестре за стойкой: — Эй! Мы с братом что-то нехорошо себя чувствуем. Девушка на стойке равнодушно посмотрела на них. — Да… Вы двое у нас с… — она посмотрела на доску для записей. — …головной болью, так? Она повернулась к ним и присмотрелась пристальнее. Потом нахмурилась. — Погодите минутку, — сказала она. — Вы выглядите знакомо… разве вы не были тут пару недель назад с… что это было… эй, разве не с вами случился тот несчастный случай? В ту ночь, когда в Каньоне Смерти сошел оползень? — Да, это были мы, — подтвердил Дин и радостно улыбнулся ей. — И… — теперь она всматривалась в Дина. — Эй, это же вы справлялись о мужчине с флотирующим переломом. За пару дней до этого. Прямо каждые две секунды подходили, чтобы спросить, как он. Это же были вы, да? — Я просто фанат скорой помощи, — ответил Дин. — Я вообще-то пришел, чтобы попросить у вас всех автографы, но застеснялся. Сэм добавил: — Нам здесь очень понравилось. Качество обслуживания просто отличное. И кофе неплох. — Да, пятизвездочное отделение скорой. Вы — наша любимая скорая, — согласился Дин. — Мы подумываем купить ежемесячный абонемент, если вы не против. И в этот момент Сэм вдруг весь обмяк, сполз со стула и обвалился на пол. «Понеслась», — подумал Дин, глядя на брата. Он услышал, как на приемной стойке началась суета, девушка крикнула что-то другим сотрудникам и выбежала из-за стола. Больше он ничего не слышал: на него несся тоннель темноты; Дин закрыл глаза и нырнул в него.

***

Дин мгновенно оказался на первом этаже большого дома. Все выглядело в точности как раньше. «Надо найти ключ, — подумал он. — Ключ и запертую дверь». Он обнаружил, что несет с собой обычный ассортимент охотничьего оружия — дробовик, ножи, соль и прочее — и в раздражении выкинул все это на пол. Ничто из этого сейчас не было важно. Затем он пошарил по пустым карманам, тщательно проверяя каждый их уголок. Но карманы были пусты. Ключа не было. «Так, ладно, поищем запертую дверь. Если найти дверь, может, и ключ будет рядом?» Дин раньше не обращал особого внимания на двери в доме — он проходил через много дверей, конечно, но не замечал их и не задавался целью открыть все двери. На этот раз он прошел по главному холлу и открыл дверь в каждую комнату, пристально изучая все распахивающиеся двери. Вскоре все двери на первом этаже были открыты. И ничего не произошло. Дин остановился в холле, глядя на открытые двери и размышляя. Он снова прошел по первому этажу и открыл каждый буфет в кухне, каждый шкаф и каждый ящик. Даже поднял крышку сундука, который обнаружил в передней комнате. Но все было незаперто. Каждая дверь открывалась легко, каждый ящик выдвигался, и даже сундук раскрылся сразу. Запертых дверей не было. И ключа нигде не было видно. Все, что он нашел, это бесконечное количество пыльных предметов и десятки пыльных безделушек и статуэток. В ящиках оказалась бесполезная свалка мелочей — ножей, книжонок, клочков бумаги, — а в огромном сундуке на дне лежала только маленькая глиняная маска. Дин перевернул вверх дном все и залез вглубь каждого ящика. Он посмотрел даже под причудливой глиняной маской в сундуке, но ключа не было. Он закончил обход первого этажа и с досадой остановился в холле. Потом он услышал цоканье по паркетному полу… очень близко. Когти. Адский пес… «Да, да, я понял, тупая собака», — проворчал Дин только. Теперь все это казалось неважным. Он обследовал всю первую комнату, не обращая внимания на рычание рядом, гораздо сильнее заинтригованный тем фактом, что в доме не оказалось входной двери. Быстрая проверка задней части дома выявила отсутствие и задней двери тоже. И как он раньше не замечал, что в доме не было входов и выходов? Он слышал, как рядом рычат уже три адских пса. Потом появились и бурундуки, хлынув из кухни потоком пушистых полосатых спинок. Они стали бегать вокруг него мелкими кругами. Рядом пронесся призрак. — Ребята, оставьте меня в покое, а? — пробурчал Дин в раздражении. Он взбежал по лестнице на второй этаж. Адские псы начали лаять и выть, несясь за ним по лестнице вместе с бурундуками, но Дин не обращал на них внимания. Он отправился по коридору второго этажа, открывая все боковые двери. Он слышал, как адские псы нерешительно пыхтели у его лодыжек. Бурундуки начали терять интерес и разбегаться во всех направлениях. Призрак улетел. Дин продолжал открывать двери. Он никогда раньше не обследовал все комнаты на втором этаже, но оказалось, что они все были незаперты. И снова все комнаты оказались забиты темными пыльными предметами. Животные разбежались (адские псы ушли, жалостно скуля), и Дин вдруг уверился, что дом знал о его намерениях. Дом отослал животных. Дом ждал, что он сделает дальше. Но и не больно-то помогал при этом. Дин до сих пор нигде не мог найти запертую дверь. Кругом были только сотни мелких темных пыльных предметов. Дин заглянул в комнату в конце коридора, но она была абсолютно пуста. Там больше не было даже бюро. Он уже знал, что Приятеля там не будет, — и Приятеля не оказалось. Дин даже встал в центре комнаты и сказал «пожалуйста, помоги» на всякий случай, но ничего не произошло. Что бы ни заставляло призыв действовать в этой комнате раньше, теперь это не работало. Приятеля больше не было. Дин не мог найти его даже во сне. Он сглотнул и прошел назад по коридору, повесив голову. Вот и все. Он открыл все двери. Они все были незаперты. Больше дверей не было. И ключа тоже не было. Дин вернулся к лестнице и сел на верхней ступеньке в луче лунного света, который всегда пробивался через витражное окно. Он поставил локти на колени и медленно опустил голову на руки, вздохнув. «Не сдавайся. Не сдавайся. Думай, Дин, думай. Где еще может быть дверь? Почему я не могу найти ключ? Что нужно сделать? Юнга с того старого корабля — он ведь уже знал, где искать…» Исчерпав все идеи, Дин снова отправился на первый этаж. В итоге он очутился в комнате в передней части дома, глядя на грязную картину в потускневшей серебряной раме. Ангел, парящий над толпой людей… И внизу под ним, на каминной полке, маленькая статуэтка. О... На этот раз Дин намеренно и совершенно осознанно коснулся маленького ангела. Ангел накренился и упал; его крылья откололись. Дин посмотрел на осколки, лежавшие на каминных плитах. Потом отвернулся, осматривая комнату. — Ну же, сонный корень, — проворчал Дин, обследуя комнату. — Работай. Сейчас или никогда. Помоги мне. Но ничего не произошло. Дин снова бессознательно начал молиться, закрыв глаза: — Пожалуйста. Приятель, если ты меня слышишь. Помоги мне все исправить. Пожалуйста. Я очень хочу все исправить. Почему-то его голос раздавался в доме гораздо громче обычного. И Дин услышал позади тихий звук. Шаги. Дин резко развернулся со сжимающимся сердцем. На самом краю комнаты стоял Приятель, глядя на него. Он выглядел… неясным. Расплывчатым. Он выглядел очень усталым. И еще более худым, чем раньше. Пальто на нем не было — только рваная майка и грязные джинсы. Он был босым. Вся его футболка была в крови, и его слегка пошатывало. Дин понял сразу же: он в беде. — Приятель, ты где? Что происходит? — спросил Дин, но тот только моргнул, глядя на него мутным взглядом. — Дин… прекрати. Это небезопасно… — прошептал Приятель. — Я знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, — ответил Дин нетерпеливо. Приятель недоуменно посмотрел на него — этим милым, забавным, родным озадаченным прищуром, наклонив голову. — Ты нужен нам! — сказал Дин, но Приятель явно сомневался. Он уронил взгляд на пол. — Приятель. Позволь мне все исправить, — попросил Дин. Но Приятель по-прежнему смотрел в землю, медленно качая головой и бормоча: — Нельзя рисковать… нет, Дин… — и Дин не мог сообразить, как его уговорить. И потом вдруг Дин придумал, что сказать. — Приятель. Прояви ко мне немного уважения. Приятель поднял голову и посмотрел на него. Дин добавил: — Это мое решение. Если мы и правда друзья — если мы когда-нибудь были друзьями, то ты должен позволить мне сделать это. Это мой выбор. Приятель, я хочу вернуть тебя. Это мое решение. И я умоляю тебя помочь, Приятель, пожалуйста. Это мое решение. Приятель по-прежнему не выглядел убежденным, но склонил голову и кивнул. Он протянул руку к стене и включил неприметный выключатель, которого Дин раньше не видел. Дин сделал шаг ближе, набрав воздуху, чтобы заговорить, потому что вдруг захотел сказать Приятелю так много — ему нужно было сказать так много (в первую очень, конечно: «где ты, черт возьми?»), — но в этот самый момент Приятель снова пошатнулся, поник головой и закрыл глаза. И внезапно пропал из виду со слабым шелестом крыльев. Выключатель, казалось, ничего не сделал: в комнате по-прежнему было темно. «Черт возьми. Он в беде. Надо поторопиться». Дин повернулся вокруг себя, осматриваясь, и… о, теперь у двери был небольшой стол, на котором стояла включенная лампа. Свет горел, но освещал он почему-то только сам столик с лампой. Стол был пуст за исключением… …тюбика с клеем. Который лежал прямо в пятне света. Дин подошел и уставился на клей. Он увидел, как тянется вперед его рука, как она берет клей, и чувствовал, что тело движется на автопилоте. Он ощутил, как забилось сердце. Дин неуклюже прошел к камину, вдруг заметив, что едва в состоянии контролировать ноги, и опустился на колени у очага. Он поднял ангелочка и осколки разбитых крыльев и осмотрел их. Да. Да. Это была не такая уж сложная задача. Одно крыло раскололось на два куска, другое на три. Но сердце Дина теперь бешено стучало, руки тряслись, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы попытаться успокоиться. Сначала он бережно склеил каждое крыло, сосредоточившись на том, чтобы сделать все безупречно, состыковать осколки точно. Он прижимал кусочки друг к другу, пока клей не схватился. Ну вот. Оба крыла склеены. Теперь надо приделать их к ангелу. Он приклеил на ангелочка правое крыло и прижал его, досчитав вслух до тридцати, чтобы убедиться, что оно пристало. Осталось левое крыло. Дин вспотел. Дышать стало тяжело. В комнате потемнело, ему стало трудно видеть, что он делал. Руки тряслись так сильно, что он чуть не выронил ангела. Он сменил позу и сел, скрестив ноги, чтобы было во что упереть ангела, пока он работал с ним. Дин снова начал молиться, начал бессознательно шептать: «Пожалуйста. Приятель, если ты меня слышишь. Помоги мне все исправить. Пожалуйста. Я очень хочу все исправить». Но откуда-то он знал, что действие корня сновидений проходит и Приятель его больше не слышит. «Я должен сделать это сам. Сосредоточься». Дин закусил губу. Он не мог пересилить дрожь в руках и уперся руками в колени, чтобы стабилизировать их. Потом выдавил каплю клея на обломанный край левого крыла — «черт… осторожнее… не урони ангела…» — и прижал крыло к плечу ангела, заставив себя сосчитать до тридцати. Он убрал руки. Ангел был цел. Оба крыла держались на месте. Ничего не произошло. У Дина упало сердце. «Не сработало. Это был мой последний вариант, и он не сработал!» Он сглотнул и вздохнул. Он сидел, глядя вниз на ангелочка и обещая себе: «Я не стану плакать. Большие мальчики не плачут. Я просто поставлю ангела обратно на полку, проснусь и уберусь отсюда. Может быть, Сэм сообразил, что сделать, — может быть, если мы попытаемся снова…» Дин встал и поставил ангела на полку — и как только он поставил статуэтку на место, она шевельнулась — боже правый, ангел шевельнулся. Он поднял крылья — медленно, медленно — и расправил их над головой. Прямо как Приятель в том амбаре. Ангелочек теперь стоял уверенно и прямо — больше он не шатался. Он наконец стоял на каминной полке, на своем месте. Водворенный на свое законное место. Его крылья были полностью расправлены и начали сиять — сиять серебром, все ярче и ярче, пока яркие лучи света не поднялись высоко, освещая картину наверху. Дин отошел, глядя на картину, и открыл рот, потому что потускневшая рама начала блестеть. Грязь стала исчезать с картины, сначала сверху, потом все ниже. Верх картины проявился. Ангел, парящий в вихре ветра. Грязь осыпалась с крыльев, и крылья ангела оказались прекрасны — теперь Дин это увидел, — каждое перо было ровное и блестящее. Ангела окружало огромное облако серебряных искр. В одной руке ангел держал серебряный меч, из другой извергал на землю гигантский луч серебристого света. Грязь наконец сошла и с лица: это был Приятель — конечно, это был Приятель, Дин уже это знал. Но он никогда не узнавал до конца картину, а теперь вдруг узнал. «Это та иллюстрация, которую показывал мне Сэм — о боже… о боже…» Грязь внизу картины сошла. Низ картины немного отличался от иллюстрации Сэма. Под ангелом была не толпа кричавших в ужасе людей — вовсе нет. Не было и города в огне. Вместо этого под ангелом стояли двое мужчин. Двое мужчин и черная машина. И ангел вовсе не карал их, нет — по углу наклона его меча и по тому, как он смотрел вниз, было ясно, что он их защищал. «На иллюстрации был изображен… на иллюстрации, что показывал мне Сэм, был изображен…» Оставшаяся чернота внизу рамы осыпалась, и Дин смотрел, открыв рот, как проявился последний элемент: серебристый заголовок, протянувшийся по низу рамы. На нем было одно слово: КАСТИЭЛЬ — Кастиэль, — произнес Дин вслух, потрясенный. Это была последняя деталь, но эта последняя деталь даже в голову ему не приходила до сего момента. — Ты Кастиэль. Ты Кастиэль. Потом он сказал, вдруг из ниоткуда вспомнив уменьшительное имя: — Кас? Это была последняя капля. Весь дом страшно затрясся, мебель дрогнула, картины начали раскачиваться на стенах. Дин потерял равновесие и упал на колени. Землетрясение было уровня мистера Магмы. Жалюзи на окнах взлетели, шторы разметало, стекло посыпалось на пол, и внутрь пробилось солнце — это солнце светило снаружи! Это был вовсе не лунный свет, ночи здесь никогда не было, здесь всегда было солнце! И когда затемненные окна наконец разбились, солнечный свет прорвался внутрь, ослепительно яркий. Яркий, палящий, мощный солнечный свет, осветивший весь дом. Вся комната стала почти белой, и Дину на мгновение пришлось заслонить глаза. Затем он заметил уголком глаза движение, осмотрелся и охнул. Каждая покрытая тканью вещь, каждая маленькая безделушка, мимо которых он проходил уже месяцы, начала светиться. И все они словно… раскрывались. Разворачивались, растягивались, как маленькие поделки-оригами, во что-то гораздо большее. Все они, казалось, поднялись в воздух и начали лететь по направлению к нему одна за другой, каждая — проникая в его разум яркой, живой сценой. Одна показала ему Приятеля — нет, Кастиэля, — привязанного к стулу, заколотого — господи, мертвого; в следующей Кастиэль сидел на кровати Сэма, вытягивая какую-то жуткую ползучую красную штуковину у Сэма из головы; в третьей Кастиэль стоял в поле и бросал в Михаила священный огонь. И так далее, и тому подобное — каждый предмет в комнате раскрывался в живую сцену, влетавшую прямо в сознание Дина: Кастиэль, отбрасывающий Дина к стене, кричащий в гневе: «Я отдал тебе все! И этим ты отплатил мне?»; Кас, стоящий над Дином со скрижалями, говорящий: «Прости, Дин»; Кас, смотрящий на Дина простодушным взглядом, когда Дин велел ему уйти. Кас, Кас, Кас. Снова, и снова, и снова. Это все продолжалось и продолжалось, сцены наводнили его сознание — теперь они летели со всего дома, и Дину ничего не оставалось, кроме как сжаться, стоя на коленях, дрожа и задыхаясь. Весь дом был полон воспоминаний, все это время. Именно ими дом и был. Он всегда состоял из них. Воспоминания захлестнули Дина, их было невыносимо много — он не справлялся, он плакал, он не мог дышать. Они неслись на него, внутрь него, заполняя зияющие пустоты в его сознании. Идеально помещаясь на свои старые места. В конце концов Дин просто склонил голову, поддавшись потоку воспоминаний. Последнее воспоминание было темным, печальным, полным сожаления. Оно вылетело из сундука и даже на время попыталось спрятаться в углу. Но наконец, когда дом опустел, подкралось и оно, развернувшись неуверенно, как хромая птичка. Это было воспоминание о том, что произошло шесть месяцев назад. Оно было последним. Пустой дом растворился вокруг Дина и исчез в солнечном свете. Кастиэль. Мой ангел. Мой друг. Кастиэль. Дин вспомнил все.