Под командованием капрала Аккерман

Леви не стал выдавать некую растерянность, когда Микаса застала его врасплох. Не хотелось признаваться даже самому себе, что кому-то впервые за долгое время удалось это сделать, причем таким нелепым образом. Зудящее чувство раздражения, вызванное осознанием этого факта, моментально сменило смятение, поэтому Аккерману не стоило больших усилий скрыть эмоции за маской безразличия. Он на мгновение забыл, что он тут делал, куда направлялся и почему остановился, когда растерянный взгляд серых глаз, некогда всколыхнувший душу всего на секунду, пригвоздил его к земле, всё ещё влажной после недавнего дождя. Он смотрел на неё и снова убеждался в своих мыслях: никаких бабочек. Он не был уверен, как это должно ощущаться, потому что всё, что он знал, — только рассказы сослуживцев или описанные в книгах неземные чувства, вызываемые одним лишь видом возлюбленного. Но должно ли так быть у всех? Из раза в раз, становясь случайным слушателем девичьих восторженных разговоров о делах сердечных, Леви казалось, что он просто не способен на такие чувства. Ему думалось, что либо так, как у всех, либо никак, но ему все же не требовался опыт третьих лиц, чтобы понять, вызывает ли другой человек у него романтический интерес. Почему я вообще об этом думаю? Когда Леви фыркнул себе под нос, вероятно, снова погрузившись в раздумья, Микасе стало до жути неловко. Было странно осознавать, что стоящий перед ней человек стал для неё своего рода путеводной звездой на последней вылазке, сопровождая её внутренним нравоучительным голосом, который она не хотела прогонять, но нашла в нем отчасти спасение. Нашла опору и помощь, равняясь на его владельца, вечно кажущегося равнодушным к событиям вокруг него. Аккерман отвернулась от капитана, снова вглядываясь в бескрайние просторы, которые отсюда были как на ладони, и совершенно пренебрегая субординацией. Она уже успела забыть об этой молчаливой стычке, потому что вокруг было по-прежнему тихо, так что Микаса запросто почувствовала привычное одиночество. За спиной раздались легкие шаги, а потом на землю рядом с девушкой опустился капитан, всё ещё не проронивший ни слова. Ему и не нужно было что-то говорить, чтобы Микаса каким-то необъяснимым образом могла ощутить сочувствие, исходившее от него. Оно выражалось во всем — даже во взгляде, — и Аккерман не требовалось смотреть ему в глаза, чтобы знать, что сейчас она запросто может разглядеть в них тяжесть той ноши, которую он несет. Это была не та жалость, которой делятся товарищи после очередной вылазки и от которой становилось только невыносимо, но нечто более глубокое и неподъёмное, потому что рядом с Леви этот, пусть и молчаливый, акт скорби ощущался совершенно иначе. — Мне жаль. И для неё это было сильнее всяких слов поддержки. Микаса отбросила мешавшуюся прядь волос с лица, думая о том, что пора постричься. Ей не хотелось лукавить, ведя себя так, будто эти смерти стали самым трагичным эпизодом всей её жизни, потому что это было не так. Микаса была не из тех, кто драматизирует, но весьма прямолинейной. Она чувствовала, что это лишь начало начал и ей надо принять тот факт, что дальше будет только хуже, но всё же девушка не могла просто взять и забыть об этом. Она считала это как минимум неуважением. — Но ты справишься, — Аккерман бросила короткий взгляд на Леви, будто рядом с ней сидит не капитан, а лучший друг, который понимает её без слов. — Во всяком случае, тебе придется. Он как-то грустно усмехнулся, но вышло очередное фырканье. Молодой человек хотел, чтобы Микаса почувствовала поддержку, хотел сказать ей, что она молодец, потому что ещё никому не удавалось вернуть отряд новичков обратно практически в полном составе, однако все равно не обошелся без немного едкого замечания. Но он даже не догадывался, что Аккерман полностью с ним согласна. Она молча кивнула, не уверенная в том, заметил ли Леви её движение, но он почувствовал. Он украдкой посмотрел на неё, свою бывшую подчиненную, что так скоро начала взрослеть прямо у него на глазах, догоняя своего капитана, становясь с ним на равных. Он смотрел, как ветер играет в её черных, цвета вороного крыла волосах, с виду напоминающих жидкий шелк, но, когда понял, что не отводит взгляд уже около минуты, немного резко отвернулся, переключаясь на пасмурное небо, нависшее над лесополосой впереди. Прежде чем покинуть кладбище, возвращаясь к своим обязанностям, Леви бросил последний взгляд на девушку, чтобы в очередной раз сказать самому себе, что никаких бабочек в его животе и в помине не было.

***

Ханджи принимает решение не церемониться, когда ногой распахивает дверь в кабинет Эрвина. Мужчина сидел за деревянным столом, на удивление свободным от нескончаемых отчетов и прочих бумаг, откинувшись на спинку кресла. Его вымученный вид и частично опустошенная бутылка коньяка говорили сами за себя, но откровенно подавленное состояние командующего не передалось снова бодрой Ханджи, которая будничным тоном, но все же с ноткой укора поинтересовалась: — Напиваешься в свой единственный выходной? — не то чтобы ей требовался ответ. Она часто так делала. Задавала очевидный вопрос, так и остававшийся висеть в воздухе напряженным молчанием, которого Зоэ со своей стороны вовсе не замечала. Она протянула немного удивленное "у-у-у", пиная такую же, но уже пустую бутылку коньяка у ножки стола Смита. — Я смотрю, без Леви не обошлось? Стоило ли ему отвечать, если женщина сама и так все знала? Командир вяло кивнул, косясь на теперь задумчивую ученую. Ход её мыслей порой всё ещё оставался для него загадкой. Ему бы хотелось, чтобы понимать Зоэ не было для него ежедневным ребусом, но, кажется, даже сама Ханджи себя иногда не понимала. Эрвин находил в этом некую долю очарования, но не в такие моменты, когда разгадывание майора было последним, чем он хотел заниматься. — И по какому поводу вечеринка? — уже более мрачно спросила ученая. Она выхватила у Смита бутылку, отпивая из горла и морщась, когда янтарная жидкость обожгла горло. Внутри мгновенно разлилось тепло, от чего голова женщины немного закружилась, поэтому Ханджи опустилась на диван в углу комнаты, унося бутылку с собой. Эрвину ничего не оставалось, кроме как перекочевать к шатенке, возвращая себе алкоголь. Они так и сидели, вытянув вперед ноги и передавая друг другу остатки выпивки. Если бы сюда зашел кто-то посторонний, он бы увидел двух смертельно уставших солдат, которым было совершенно несвойственно показывать такую свою слабость. — Так зачем ты повел правый фланг прямо в титаньи объятия? — она неоднозначно махнула рукой, рассекая воздух. Блондин тяжело вздохнул, борясь с желанием выставить женщину за дверь, потому что уже выслушал всё по этому поводу от Леви. Повторного допроса ему хотелось меньше всего. — Нам снова урезали финансирование, — выдохнул Смит. — Если эти мальцы ни на что не годны, лучше сразу от них избавиться. Мне жаль, но это так. Ханджи понимала. Разведка действительно переживала не лучшие свои времена, поэтому вряд ли кто-то мог предложить здесь иной выход. — К тому же... — неожиданно для себя продолжил Эрвин, — для Аккерман это тоже было своего рода испытанием. Зоэ слегка дернулась, возмущенная таким пренебрежительным заявлением мужчины. — Да не скажи, для Микасы это было не просто «своего рода испытанием», а самой что ни на есть полноценной проверкой нервишек. Он лишь пожал плечами. К чему теперь об этом спорить? На секунду сама Ханджи задумалась над тем, что было в мыслях Эрвина. В отличие от Смита, женщина рассматривала его открыто, не стесняясь, будто могла найти ответы на свои вопросы в его внешнем виде. И если для обычного человека такая тактика звучала бы как абсурд, для Зоэ же это было вполне рабочей схемой. Ей не нужно было допрашивать человека, чтобы узнать о его состоянии. Достаточно было одного внимательного взгляда, и Ханджи уже знала, что, как и почему. Когда женщина наблюдала, как всё ниже и ниже опускаются плечи товарища, она внезапно почувствовала, как на её собственные будто опустился невидимый груз — вероятно, соизмеримый тому, что тащил на себе Эрвин. Ханджи вдруг стало стыдно, что раньше ей даже в голову не приходило, какого Смиту нести ответственность за каждое принятое в этой войне решение. Она размышляла о том, как можно встряхнуть товарища, но на ум пришло только одно. Майор широко зевнула, заваливаясь на командора. Её голова удобно расположилась на широком плече мужчины, а себе она позволила расслабленно прикрыть слегка красноватые от недостатка сна глаза. Глаза Смита в этот момент были готовы покинуть глазницы. Он вздрогнул, обескураженный таким поведением ученой, но не проронил ни слова. Он напрягся всем телом, вслушиваясь в слегка сбитое дыхание Ханджи, которое спустя минуту превратилось в мерное сопение: женщина уснула. Эрвин усмехнулся, радуясь, что она не застала момент, когда его сердце забилось чуть быстрее обычного.

***

Микаса добросовестно провела в лазарете неделю, придерживаясь инструкции Ханджи не напрягать всё ещё ослабевшее тело. Кроме той небольшой вылазки на кладбище, девушка не покидала одиночной палаты, лишь иногда вставая размять затекшие мышцы. Друзья навестили Аккерман уже на второй день — как только им позволила майор, — но, застав мрачный вид подруги, последующие дни решили не беспокоить её частыми визитами. Поначалу Микаса была благодарна им за предоставленное время одиночества, но спустя уже пару дней от этого стало некомфортно. Становилось тошно, когда они, не наведываясь днями, приходили с застывшим на лицах выражением сочувствия. Но Аккерман жалость была не нужна. Уж точно не она. На восьмой день своего больничного Микаса решительно освободила палату от своего присутствия, потому что находиться и дальше в четырех стенах стало невозможным. Сломанные кости всё ещё ныли, но ноги были целы, поэтому девушка не видела причин не проводить хотя бы тренировки у отряда. В этом намерении её никто не мог остановить, поэтому всё, что оставалось Зоэ, — ещё несколько раз суетливо повторить кучу наставлений по поводу того, какой осторожной следует быть Аккерман. Той оставалось только послушно кивать, лишь бы нескончаемый поток указаний майора наконец остановился. Хотелось применить тактику капитана Леви — то есть просто фыркнуть и молча уйти, — но вот если такое характерное молодому человеку поведение уже давно не обижало женщину, то в данном случае Микаса не была уверена, что с её стороны такая выходка не заденет Зоэ, которая была к ней весьма добра. Невольно Аккерман вспомнилась мама, которая тоже с присущим ей беспокойством ворковала над каждым ушибом или царапиной дочери. В области сердца неприятно кольнуло, но Микаса быстро отбросила назойливые воспоминания, направляясь в сторону полигона. День был на удивление теплым, поэтому, кроме светлых брюк разведки, соладтских сапог, тонкой майки и свободной белой рубашки, наполовину расстёгнутой, чтобы удерживать под ней сломанную правую руку, на Микасе ничего не было. Легкий ветер щекотал кожу на шее, растрепывая приглаженные волосы девушки, на что та сдержанно выдохнула, убирая пряди с лица. Впереди уже виднелась площадка для тренировки рукопашного боя, рядом с которой стояло одинокое дерево. Аккерман присела под ним, всматриваясь в сторону, откуда должны были прийти салаги. Прикрыв глаза, она задумалась о том, как странно складывалась её жизнь. После смерти родителей всё, что испытывала Микаса, — это всепоглощающее чувство благодарности, преданности и долга по отношению к Эрену и его семье. Она просто следовала за своим сводным братом, оставаясь тенью, давно позабывшей различия между своими чувствами и чужими. Теперь, когда Эрен пошел своим путем — путем постижения силы титана, — Микаса потерялась. Ей было настолько непривычно пусто, что казалось, будто она стоит голая посреди поля, а рядом никого. Будто до этого она спала, а теперь, когда её так резко выдернули из сна неожиданным повышением, нашла саму себя совсем одну, никому не нужную. Когда на горизонте показался отряд девушки, Микаса вдруг подумала, что не такая уж она теперь и ненужная.

***

От рёва атакующего титана пришлось зажать уши, теряя бдительность. Саша сидела на ветке дерева, находящегося в непосредственной близости от в очередной раз испытывающего свою силу Йегера. Стоило ему одним лишь своим шагом снова заставить землю содрогнуться, внутри все сжималось. Конни, которого также приставили в качестве поддержки в случае потери контроля, дернулся от оглушительного грохота, с которым титан поднимался с колен, сбитый летевшими в него снарядами. Землю заметно потряхивало, поэтому рядовым было трудно удерживаться на своих позициях, сохраняя полную боевую готовность. Наблюдавшие за экспериментом Ханджи и Леви стояли на краю обрыва, следя за ходом событий сверху, пока не решаясь вмешиваться. Зоэ снова махнула рукой, и в Йегера полетели новые снаряды, часть из которых ему удалось избежать, концентрируя броню в нужных местах. Майор радостно подпрыгнула, помечая что-то в своем потрепанном блокноте; Аккерман же нахмурился, не сводя глаз с поля. За своими восторженными возгласами женщина часто не замечала множество важных деталей, на которые обращал внимание Леви. Как, например, то, как с каждым пропущенным ударом титан Йегера, очевидно, становился всё более рассерженным. Эрену не удалось повторить свой успех, когда в него полетела очередная порция снарядов: левую ногу оторвало, так что гигант чуть не потерял равновесие, приземляясь на уцелевшее колено. Другие каменные шары выбивают правое плечо, что приводит Эрена в ярость: он замахивается и сносит дерево, на котором сидела Саша. Она выпускает трос-маневры, но те безуспешно ударяются о бронированную часть туловища титана. В глазах Браус мелькает неприкрытый ужас, когда она понимает, что тросы не успевают вернуться в пазы устройства. Ей становится по-настоящему страшно, потому что с каждой секундой земля становилась ближе, как и моментальная смерть девушки. Слева раздался свист, а в следующее мгновение чьи-то сильные руки подхватили перепуганную шатенку, предотвращая её неизбежную встречу с землей. Конни аккуратно опускает подругу на ветку дерева, которое он занимал, осматривая её на наличие каких-либо травм. Не будь Саша сама до смерти напугана, она бы заметила, с каким беспокойством на неё смотрел Спрингер. — Ты в порядке? — в ответ девушка лишь задрожала, прижимаясь к груди Конни, от чего тот сначала опешил. Он неловко приобнял Браус за плечи, ненадолго прикрывая глаза и облегченно выдыхая. Они сидели так, замерев, всего минуту, но Спрингер почувствовал, как дрожь, охватившая всё тело Саши, прошла. Ханджи Зоэ окликнула рядовых, подзывая их к себе. Разрывать объятья совершенно не хотелось, но друзья уже и так засиделись, учитывая обстоятельства, в которых они находились. Конни заметил, что на месте, где стоял титан Эрена, теперь лежало неподвижное, испаряющееся тело гиганта, что говорило об окончании тренировки. Наконец-то, черт возьми. Ханджи, на радостях не заметившая инцидента, продолжала что-то строчить в своем блокноте. Блеск в её глазах и блик на стеклах очков придавали её виду оттенок безумия: казалось, отвлекать её было самой глупой идеей в мире. Леви же, напротив, всё видел и теперь жаждал как следует втащить импульсивному парнишке-титану. Аккерман что-то тихо говорил майору, на что та, как ни странно, периодически кивала, соглашаясь со словами капитана. Хотя, вероятно, она его даже не слушала. Ханджи захлопнула записную книжку, убирая её в карман куртки и переключая своё внимание теперь на Леви. Но не прошло и минуты, как она уже помчалась на поле, оказываясь у разлагающегося тела титана Эрена. — Тц. Капитан закатил глаза, раздраженный тем, что его так бесцеремонно оборвали на полуслове, но все равно последовал за женщиной, помогая той вытащить Йегера из сплетения мышц шейного отдела гиганта. Тот оказался без сознания, поэтому Леви вдруг стало интересно, примчится ли Микаса в лазарет к брату сразу, как только узнает о произошедшем на тренировке. Но он быстро прогнал эти мысли, говоря себе о том, что это вообще не должно его волновать. Ханджи, очевидно, вообще не переживала. Довольная улыбка не сходила с её лица, даже когда она разрезала плоть, чтобы вытащить подчиненного из тела титана. Спустя долгое время наконец-то наметился прогресс в использовании силы Эрена, поэтому уже ничего не могло испортить её настроение. Она приказала Саше и Конни доставить товарища в больничное крыло, решая остаться понаблюдать за испарением тела, но заметила скачущего к полю обеспокоенного разведчика. Стоявший рядом Леви нахмурился, встречая недоуменный взгляд Зоэ. На это он лишь пожал плечами. Рядовой слез с лошади, быстро подбегая к командованию. — Майор, капитан, командир Эрвин срочно требует вас к себе.

***

Микаса сидела понурая в кабинете главнокомандующего, пытаясь осмыслить то, что сейчас услышала. Когда Эрвин предоставил ей право отказаться, Аккерман пропустила это мимо ушей. Для неё лично право выбора давно уступило место обязанности исполнять приказы начальства, лишь иногда напоминая о себе в отношении брата. Но даже тогда ей двигало чувство долга. Теперь же она сидела непривычно потерянная в собственных противоречивых мыслях: с одной стороны на неё давил огромный риск, с другой — осознание того, что лучше неё действительно никто не справится. К тому же, ей совершенно не хотелось подвергать опасности кого-то лишь из-за собственного нежелания. Для Микасы всё уже решено, и Эрвин легко мог прочитать это на её лице: легкое смятение после его слов сменилось твёрдой решимостью. Смит знал, как много он раз за разом возлагает на плечи Аккерман, но у него, как и у остальных, нет выбора. Никто не спрашивал его о том, чего он хочет, а хотел он немногого: всего лишь конец всего этого кошмара. Но это же и было многим. Эрвин понял, как сильно ошибся, сказав Леви, что Микаса уже пережила самые тяжёлые потери. Он имел в виду её родителей, но тогда даже не задумывался о том, скольких людей девушка может сейчас назвать своей семьей. Сравнима ли их потеря с потерей родителей в подростковом возрасте? И может ли Эрвин судить об этом, исходя из собственного прошлого? Прошлое есть прошлое, и оно в прошлом. Именно эта установка на протяжении многих лет помогала Смиту принимать самые трудные решения, но иногда даже она отказывалась работать. На секунду он задумался о том, что не позвал никого из командования посовещаться заранее. Почему? Ведь так было бы правильнее, и Эрвину непременно хотелось бы поступать правильно, но очень трудно угодить всем. Даже если это остаётся на уровне попыток. Всего на мгновение он предположил, какая реакция может последовать от товарищей, и возникшее перед глазами разъярённое лицо Леви слегка напугало его. Он моргнул, прогоняя жуткую картину, но в потаенных закоулках сознания Аккерман всё ещё переворачивал стол в кабинете главнокомандующего. — У тебя есть какие-нибудь вопросы? Микасе показалось, что, до того как громкий и резкий голос начальника разрушил напряженную тишину, царившую в помещении, она находилась будто в пузыре, который внезапно лопнули, и теперь реальность накатила на неё со всей своей мощью. Это уже не казалось чем-то далеким и чуждым. — Только один, сэр. Смит оторвал взгляд от письма из Военной полиции, которое он прочёл уже наверняка тысячу раз. Ему бы не хотелось, чтобы Микаса задавала лишние вопросы, ответы на которые он сам не знал. У него самого накопилось множество вещей, которые было необходимо выяснить для начала действий, но всё, что он имел, — жалкая бумажка, написанная очередным бездельником из верхов и содержащая лишь поверхностное описание ситуации. Честно говоря, это несказанно раздражало. Авторитет Смита никто и никогда в разведке не ставил под сомнение. Достаточно полная осведомлённость во всех деталях миссии развязывала ему руки и позволяла грамотно распоряжаться известной информацией, возлагая на солдат ровно ту долю ответственности, которая от них требовалась. Не больше и не меньше. Теперь же сам факт того, что Эрвин знает столько же, сколько может потенциально знать даже обычный горожанин, действительно выбивал из колеи. И не давал даже обдумать, как поступить в этой ситуации. Однако приманку он уже нашёл. — Можно я пойду одна?