Под командованием капрала Аккерман

Саша и Конни мчались по коридору к мужским казармам, потерпев неудачу в попытках найти кого-то из друзей в штабе. Браус нервно поглядывала на друга, на лице которого легко читалась сосредоточенность. Это напряжение, исходившее от него, передалось и ей, заставляя девушку не на шутку волноваться, потому что Саша не умела по-другому, когда дело касалось товарищей. Она всегда была такой — будто бы немного напуганной, — но на самом деле это было простое беспокойство. На задворках сознания вертелась мысль, что после всего, через что они прошли вместе рука об руку, в данном случае паника просто не обоснована. Но это не помогало отделаться от мерзкого чувства, будто что-то не так. Конни прибавил в темпе и уже опережал и так еле поспевавшую за ним Браус. Приближаясь к комнате Армина и Эрена, он резко затормозил, от чего девушка позади него со всего ходу врезалась в крепкую спину разведчика. Саша скривилась от боли, потирая ушибленный лоб, и уже выглянула из-за плеча Спрингера, чтобы в красках рассказать ему всё, что она о нем думает, но осеклась на полуслове, заметив "потерявшихся" друзей в дверном проёме. Эрен выглядел крайне раздраженным, чего нельзя было сказать об Арлерте, чьи обычно лучистые глаза выдавали смесь страха и волнения. Браус почувствовала, как напряглись плечи стоящего рядом Конни, но запретила себе думать о плохом. Она успокаивала себя мыслями о том, что Йегер частенько был на взводе и для этого не нужны были особые причины, но если поведению надежды человечества можно было найти логичное объяснение, то эмоции Армина вызывали вопросы. Саша взглянула на Спрингера, но он не смотрел на неё, поэтому девушка почувствовала некую растерянность, оставшись без поддержки друга. Вместе с тем ей стало немного обидно, так что она одернула руку, когда пыталась схватиться за его рубашку в попытке успокоить его и расслабиться самой. Конни же мгновенно забыл про Сашу, как только заметил секундный взгляд Армина, выражавший искренний страх. — Что-то случилось? Мы уже час вас ищем, — в словах Спрингера не было ни капли упрека, лишь беспокойство, которое с каждым мгновением только усиливалось. Конни привык постоянно волноваться за товарищей и так же привык, что почти ничем не может им помочь, но парень был склонен недооценивать себя, стоя в одном ряду с выдающимися друзьями, чьи имена знал каждый в Разведке. Он никогда не завидовал, всегда оборачивая такой расклад в свою пользу, — ему бы не хотелось оказаться на месте того же Эрена с его силой титана или же Армина, чей интеллект не только играл ведущую роль в большинстве ключевых моментов, но и возлагал на него большую ответственность. Эрен недовольно фыркнул, проходя мимо товарищей. Его твердая походка слишком бросалась в глаза; хотелось остановить, потребовать объяснений, но слова застряли в горле, а рассудок твердил, что ничего толкового из него сейчас все равно не вытащить, поэтому Конни повернулся к Армину, который неловко переминался с ноги на ногу. Своим уходом Йегер свалил всё на лучшего друга, оставляя того одного перед терпеливо ждущими товарищами в безвыходном положении. Хотя что ещё можно было ожидать? Блондин устало потер переносицу. Его движения были дерганными, и что-то подсказывало Спрингеру, что отнюдь не очередными психами Йегера он так обеспокоен. Армин сомневался. Он не знал, стоит ли ему делиться тем, что произошло совсем недавно за дверями их комнаты, но Арлерт чувствовал себя обязанным хоть как-то помочь своей подруге, которая пришла к ним явно не истерики выслушивать. Молчание, повисшее между троицей, нестерпимо давило, от чего в висках болезненно заныло. Он отчаянно пытался придумать что-то, что не заставило бы его метаться меж двух огней, но упрямый характер Эрена редко расщедривался на уступчивость, поэтому на поддержку с его стороны рассчитывать не приходилось. Армин вздрогнул, распахивая большие глаза, когда рука Конни довольно резко опустилась на его плечо, вырывая из беспорядочных мыслей. Решительность в глазах Спрингера и такой искренний страх вперемешку с желанием помочь во взгляде Саши напомнили Армину, что ему совершенно не обязательно полагаться здесь только на себя, в то время как рядом есть близкие, всегда готовые отдать себя, свои жизни ради друзей. Он тяжело вздохнул, прежде чем начать говорить.

***

Походный рюкзак легиона тяжело оттягивал плечи, однако Леви этого даже не чувствовал. Он смотрел вперед, но взгляд бесстрастных серо-голубых глаз не выражал абсолютно ничего. Просить разрешение Аккерман не собирался. Ему это даже не пришло в голову. Но если бы такая мысль и возникла, он бы просто послал её куда подальше. Он и так был слишком зол. На короля, который велел, что хотел. На Эрвина, который решил всё в одиночку. На Аккерман, которая в очередной раз поступала совершенно безрассудно. На самого себя. Ему плевать на её условия. Плевать, кем и кому она там хочет казаться. Плевать, потому что считаться с её позицией сейчас для него казалось ещё глупее, чем сама эта позиция. Кто ты вообще такой? Тот, кто должен остановить это безумие. У Аккерман и без тебя защитников хватает. Это было почти правдой. У Микасы действительно были друзья, но ни одного из них невозможно было поставить с ней хотя бы на равных. Леви не знал, сталкивалась ли Аккерман раньше с работорговцами, поэтому опасался, как бы девушка сама не наломала дров, что уж говорить о её товарищах. Какой же ты кретин, Леви. Даже Эрвин поверил в неё, а ты всё никак успокоиться не можешь. На секунду Аккерман будто прирос ногами к земле, не в силах пошевелиться. Отросшая челка упала на глаза, которые Леви обреченно прикрыл, раздраженно выдыхая. Нет, он так не считал. Он не считал, что таким образом показывает, что та глубокая, непоколебимая вера, которую он почувствовал тогда, находясь в кабинете с Микасой и Ханджи, была лишь иллюзией, чем-то, что потом обернулось лишь в бездну сомнений и сожалений. Леви ни на секунду не сомневался в ней. Он почти признал, что доверял девушке, как себе. В борьбе с самим собой Леви на одно короткое мгновение зажмурился, еще раз тяжело выдыхая. Он просто, черт возьми, боялся. И смысла это отрицать больше не было. Единственное, что он мог с этим сделать, — с достоинством признать, но легче от этого не становилось. Скорее, наоборот. Леви почувствовал легкий приступ тошноты, когда страх потери сковал все его тело. Времени на самоанализ не было, потому что страх за Микасу перевешивал необходимость разбирательства в собственных чувствах. Аккерман расправил плечи, дернув головой и отбросив мешающие пряди со лба. Никто и ничто его сейчас не остановит.

***

— Капитан Леви! — ребята бежали к конюшням, где еще надеялись застать мужчину. Он был их последней надеждой, о чем тот и сам догадался, только услышав их непрекращающиеся крики. Разведчик недовольно цыкнул, когда понял, что отвязаться от них уже не получится, поэтому просто продолжил снаряжать лошадь, не обращая внимания на оклики подчиненных. — Капитан Леви, стойте! Аккерман недовольно закатив глаза. — У тебя проблемы со зрением, Арлерт? Я и так стою. В любое другое время блондин бы жутко смутился и покраснел, но сейчас было не до этого. Сначала он, а затем и остальные ворвались в конюшню, тревожа отдыхавших лошадей. Леви даже не обернулся, уверенный, что рядовые сами подойдут, но они так и остались стоять в нерешительности у входа. — Капитан Леви, я... то есть мы... мы хотели... — Если вы пришли мямлить, Кирштайн, то мне некогда. Конни испуганно посмотрел на Армина. Взгляд Саши тоже был обращён на блондина, но в нем читалась лишь мольба, от чего парню стало не по себе. Однако стоило ему выдохнуть и вспомнить, зачем они здесь, как уверенность и отчаяние заполнили все его нутро. — Возьмите нас с собой! Леви осекся, не понимая, как они узнали о его планах. Но тут же вспомнил, что во главе этого кружка самодеятельности стоял один из умнейших солдат разведки, так что вопрос сам по себе отпал. Он обернулся через плечо, натыкаясь на растерянные взгляды трех пар глаз, но почти сразу отвернулся, не желая впускать в свою и без того разрывающуюся голову лишние сомнения. Вероятно, он сходил с ума. — Не помню, чтобы когда-либо водил экскурсии, — Аккерман не собирался втягивать в это кого-то ещё. Достаточно того, что он сам нарушает немыслимое количество правил и идёт против всех приказов. — Капитан, там ведь Микаса. Совсем одна! — Леви наконец повернулся, но Жан мгновенно пожалел, что вообще открыл рот. Взгляд Аккермана и приструнивал, и высмеивал одновременно. От него так и веяло холодом, что даже покойник замёрз бы. Мужчине не хотелось думать, какого рода чувства — дружеские или же романтические — двигают Кирштайном, но это невероятно раздражало и злило. Из-за одного только него Леви был готов уже сейчас запрыгнуть в седло и ускакать вслед за Микасой, оставив самовольных подчинённых в штабе наедине со своей беспомощностью. Но Аккерман сумел пересилить себя, переводя прожигающий взгляд на Арлерта, который, как ни странно, даже не изменился в лице. — Капитан, позвольте нам отправиться с Вами. Мы хотим помочь. Один Армин знал, скольких усилий ему стоило сказать это твёрдо и решительно. Он смотрел прямо в глаза Леви, надеясь, что тот увидит в них всё, что он чувствует. Всё, что они чувствуют. Молчание затянулось; на глазах удивленных Саши, Конни и Жана между Армином и капитаном Леви будто происходила безмолвная схватка, поединок, призом в котором было участие в задуманном Аккерманом безумии. Стоило ли оно того? Наверное, да. И один, и другой были готовы рискнуть всем, но, когда мужчина снова отвернулся к своей лошади, закрепляя последние ремни амуниции, Арлерту показалось, будто Леви так и не понял его. Горькая правда была в том, что он, на самом деле, всё понял. Он видел каждого насквозь, но ничего не мог сделать, кроме как уберечь своих подчиненных от того, чему сам сейчас поддаётся. В голове всё смешалось, и никто не мог спасти его от этого хаоса, поэтому он спасался сам. А ещё его пронзила тупая боль от обиды за Микасу, потому что Йегер был, как обычно, где угодно, только не там, где нужно. Наплевав на всё и слепо бросаясь вслед за девушкой. Леви забрался в седло, подводя лошадь к воротам штаба. Восходящее солнце окрашивало здание в мягкий персиковый цвет, возвещая о скором начале очередного наполненного рутиной дня в легионе. Капли росы блестящей россыпью покрывали редеющую зелёную траву вокруг замка; Леви грустно усмехался контрасту между этой совершенно таинственной, сказочной атмосферой и тем, навстречу чему он сейчас отправится. На самом деле, назвать это ироничным даже язык не поворачивался, потому что серьезность происходящего тяжелым камнем опустилась на наблюдавших за этой картиной взволнованных разведчиков. Прежде чем двинуться вперёд, Аккерман бросил через плечо стоявшим неподалёку солдатам: — Не подводите меня. А я обещаю не подвести вас. Слегка пришпорив лошадь, Аккерман поскакал в сторону Шиганшины, оставляя после себя лишь клубы пыли в сочетании с мучительным послевкусием собственного бессилия.

***

Когда Микаса осталась наедине с самой собой, притворяться, что всё в порядке, больше не пришлось. Облегчение и ужас так внезапно и синхронно накатили на неё, что поначалу девушка даже растерялась, путаясь в собственных эмоциях. Не то что бы у неё были проблемы с этим, но, оказавшись внезапно в полном одиночестве, она вдруг поняла, что теперь ей не на кого положиться. Лишь на себя и голос капитана Леви, настойчиво поселившийся в её голове. Добраться до Шиганшины оказалось не так уж и трудно, учитывая, что по дороге ей не встретилась ни одна живая душа. Весь путь от штаба занял у неё около трех дней, и к концу третьего она лишь больше запуталась в собственных чувствах. Ясным оставалось только одно — не думать о капитане Леви больше не представлялось возможным. И Аккерман искренне не могла понять, почему. Всё чаще она ловила себя на мысли, что вспоминает о своем бывшем начальнике чаще обычного, причем обычно это уже не его нравоучительный тон, делегирующий наставления. Перед глазами ярко всплывал образ взволнованного лица Леви — последнее, что она помнила, прежде чем провалиться в забытье, упав с лошади. Та поддержка, которую он, вероятно, сам того не осознавая, оказал ей, сидя на сырой земле у свежевырытых могил, навсегда отпечаталась в памяти Микасы. Вряд ли такое можно забыть. Аккерман казалось глупым прикрываться глубоким уважением, раз за разом воскрешая в памяти мужественный образ капитана. Тогда, сидя в полной тишине бок о бок на кладбище, она впервые почувствовала себя в безопасности. Что не она защищает, а сама находится под защитой. Девушка всегда думала, что, если она даст хоть немного слабину, смерть не упустит шанса прибрать её жалкую жизнь к рукам. Но с Леви ей вдруг показалось, что, даже если все силы её покинут, с ней ничего не случится. Сильный ветер холодной плеткой хлестнул по лицу, вызывая табун мурашек на коже, поэтому Микаса поспешила к единственному уцелевшему дому в ближайшей от города деревне. Солнце уже садилось, поэтому времени на поиск воды и еды практически не было, а это означало, что придётся этим заняться завтра. Паршиво, — без энтузиазма подумала Микаса, потому что ей не хотелось задерживаться в этом богом забытом месте ни на одну лишнюю минуту. Привязав лошадь, она вошла в частично разрушенное здание. Небольшое помещение — некогда бывшая гостиная — было наполовину завалено обвалившимся вторым этажом, так что невредимыми остались лишь старый обшарпанный диван, окно и деревянный стол с табуреткой. Микасе было достаточно и этого. Она достала из рюкзака походную флягу, чтобы сделать глоток воды, когда шорох в углу комнаты заставил её вздрогнуть. Девушка мгновенно напряглась, сжимая свободной рукой нож в набедренном чехле. Когда маленькая серая мышь испуганно выглянула из-под дивана, Аккерман резко выдохнула, бормоча под нос ругательства. Микаса невольно сравнила себя с этим беззащитным, напуганным существом, по иронии судьбы оказавшимся в одиночестве без всякой поддержки. Теперь она должна учиться выживать и думать о своей жизни. Грустно усмехнувшись, Аккерман бросила рюкзак в угол дивана, себе под голову. Она достала нож, крепко стискивая его в руке, — так она чувствовала себя спокойнее. Куча навязчивых мыслей лезла в голову, не давая девушке расслабиться. Хотя, у неё бы в любом случае не получилось это сделать. Однако, слишком уставшая, Микаса прикрыла глаза, забываясь, наконец, беспокойным сном.

***

Вставать пришлось до рассвета. Во всяком случае, больше Микаса бы не проспала. За окном все ещё было темно и тихо, лишь легкое завывание ветра нарушало мертвую тишину. Девушка аккуратно приоткрыла дверь, держа наготове нож, но вокруг не было никого и ничего подозрительного. Темно-синее ночное небо нависло над бескрайними зелёными просторами, от чего Микаса внезапно почувствовала себя невероятно маленькой. Глубоко внутри у неё возникло желание приехать сюда на несколько дней с Эреном и Армином. Просто отдохнуть, просто так. Но размышления о такой призрачной возможности моментально нагнали на девушку тоску, так что та поспешила отбросить грустные мысли и сосредоточилась на поиске еды и воды. Спустя примерно час ей удалось поймать некрупного кролика с помощью наскоро сделанных силков. Разводить костёр совершенно не хотелось, но умереть от голода не хотелось больше, так что Микаса быстро собрала несколько толстых веток и приладила над огнём прутья с нанизанным мясом. В это время Аккерман оставалась начеку: все её чувства и рефлексы сильно обострились, вынуждая реагировать даже на малейший шум. Перекусив, Микаса аккуратно сложила остатки своего завтрака на дно рюкзака, надеясь, что они не испортятся раньше времени. Чуть глубже в лесу разведчице удалось обнаружить небольшой ручей; этого было достаточно, чтобы наполнить флягу и даже умыться. Присев на ближайший камень, Микаса откинула голову, подставляя бледное лицо лучам восходящего солнца. Прохладные капли стекали по щекам и шее, скрываясь за воротником белой рубашки и даря небольшой заряд бодрости уставшей девушке. Ей бы хотелось посидеть так ещё чуть-чуть, хотя бы пару мгновений, но расслабляться было некогда, поэтому она встала, вслушиваясь в редкие звуки просыпающегося леса. Всё вокруг трещало, скрипело, журчало, стрекотало, сильно отвлекая Микасу от тревожных мыслей, но времени наслаждаться внезапно ставшим блаженным одиночеством в полном жизни лесу просто не было. Аккерман вернулась к хижине, вытаскивая из рюкзака сменную одежду. Простая серая юбка спускалась чуть ниже колен, выцветшая рубашка пахла мятой, а скромные балетки немного жали, но в целом Микаса на секунду даже почувствовала себя обычной девушкой. Тревожило, что весь план строился в основном на удаче. В нем была куча пунктов, опирающихся на импровизацию: а что, если её поймают? А что, если она вообще не сможет никого обнаружить? Слишком много «а что, если», и эта неизвестность заставляла чувствовать себя совершенно потерянно и уязвимо. В отражении наполовину разбитого оконного стекла на неё смотрели испуганные серые глаза, и, когда Аккерман это заметила, взгляд девушки напротив сменился на презрительный. В голове выстроилась закономерность: Микаса становилась абсолютно бессильной при отсутствии четкого плана. Интуитивная стратегия для нее была сродни камню преткновения, который все это время, оказывается, был её ахиллесовой пятой. Работаешь только по инструкции, — и при этой мысли все внутри неприятно скрутилось от ненависти к самой себе. Резко отвернувшись от окна, разведчица подхватила походный рюкзак со своими скудными пожитками и аккуратно сложенное УПМ, обходя завал с другой стороны. Надежно всё спрятав, она еще несколько раз прошлась вокруг тайника, проверяя с разных ракурсов, что вещи действительно не видны. Микаса еще раз умылась, смывая проступивший от физических нагрузок пот, но в этот раз вода не помогла избавиться от нервозности. Какой был толк от службы с лучшими из лучших, от звания капрала, если она по-прежнему не могла думать своей головой? Нет, Микаса определенно была нечто большим, чем просто бездушной машиной для исполнения приказов. И Леви это тоже знал.

***

Темноволосая девушка передвигалась от прилавка к прилавку, скользя незаинтересованным взглядом по разнообразным товарам, безмолвно удивляясь нынешним ценам на глупые безделушки. Её высокий и стройный силуэт притягивал взгляд мужчин, которых не отпугивало даже несколько суровое выражение её лица. Она не осознавала, что установка не привлекать внимание была заведомо провальной, стоило ей только появиться на городском рынке, двигаясь необыкновенно грациозно и изящно, что было для неё свойственно. Утонченные черты её лица, молочная кожа и необычный разрез глаз — всё в ней было прекрасным, и только слепые да зеваки втайне не восхищались ей. И для этого не нужна была даже военная форма. Девушка поставила обратно на прилавок небольшую статуэтку, невесело отмечая, что на такую ей бы пришлось копить минимум месяцев пять. Раздражение зудящим чувством отозвалось в районе висков, когда она подумала, что для кого-то один взгляд на эту красоту был непозволительной роскошью, а для других подобная покупка была лишь очередным развлечением. Когда девушка подумала, сколько пыли, вероятно, эти вещицы на себе собирают, её тонкие губы растянулись в легкой усмешке. Продавец недовольно бормотал что-то о том, собирается ли она покупать это или нет. Но сегодня девушка была тут не за покупками. Поэтому она молча ушла, игнорируя тихие ругательства в свою сторону. Время близилось к полудню, о чем свидетельствовала многолюдная толпа. Вокруг было полно горожан: кто-то возбужденно торговался с продавцами, кто-то искал что-то определенное, а кто-то бесцельно слонялся от шатра к шатру, надеясь, что взгляд зацепится за что-то стоящее. Микаса не любила толпу. Такой вынужденный близкий контакт с незнакомцами нагонял на неё чувство легкой паники. Все толкались и куда-то спешили, и Аккерман бы уже давно затоптали, не будь она ловкой. Головная боль усиливалась разнообразными запахами специй, дамских духов и потных тел, ютившихся вдоль торговых рядов. Внезапно на всю площадь раздался детский визг, а потом мимо девушки пронесся мальчик. Он заливался искренним смехом, убегая от, очевидно, своей матери, которая не переставала выкрикивать проклятья, потому что никак не могла догнать его. Люди на их пути расступались, или же женщина сама их расталкивала, бросаясь нелицеприятными комментариями. Аккерман инстинктивно схватилась за бедро, где под юбкой был спрятан нож, — так ей было гораздо спокойнее. Мужчины, стоявшие перед Микасой, попятились назад, прижимая девушку к ближайшему прилавку; конечно, они её не заметили. Как только деревянная поверхность стола врезалась в поясницу, девушка выпустила из легких последний воздух, чувствуя сильное головокружение. Самый крупный мужчина из тех, кто теснил Микасу, начал громко смеяться, размахивая руками, заражая своим весельем приятелей, которые тоже начали активно жестикулировать, передразнивая уже скрывшихся мать и сына. Последние силы, оставшиеся у Аккерман, уходили на то, чтобы уклоняться от их локтей, так и норовивших выбить из неё весь дух. Перед глазами заплясали звезды, и Микаса подумала, что её даже никто не сможет, наверное, найти, потому что она совсем одна. А ещё ей было стыдно. Стыдно, что она ничего не смогла сделать. Стыдно, что она не оправдала оказанное доверие. Когда рассудок уже помутнел и ноги подкосились, девушку внезапно дернули за руку, вырывая из этой ловушки, с такой силой, что на секунду показалось, будто рука вылетит из сустава. Голова столкнулась с чей-то твёрдой грудью, и Микасу окутал запах казенного мыла и чёрного чая, моментально приводя её в чувство, потому что не узнать обладателя этого запаха было просто невозможно. Она не хотела поднимать взгляд, позволяя себе ухватиться за его, как всегда, идеально выглаженную рубашку и списать секундный порыв на шок, но обмануть девушка могла попытаться только себя. И она пыталась, сжимая ткань на груди Леви ещё крепче.