Точка возврата

В салоне магазина он не оставляет мне шансов. Едва дверь примерочной закрывается, он прижимает меня к стене. — Если мне нельзя тебя трахнуть, я готов сосать тебе вечно. Он говорит серьёзно, потому что я чувствую пальцы, быстро расстегивающие ремень моих брюк. Я поднимаю голову в поисках видеокамер, и он тут же впивается мне в шею. — Хочу тебя, — мычит он. Это веская причина. Мне тоже трудно находиться рядом с ним в одежде, которая периодически становится слишком тугой. Теперь я понимаю, что в нашем двухдневном марафоне был смысл. Спать, есть и трахаться в одной постели. Голыми. И вовсе не смешными. — Только не шуми, — прошу я, находя его губы. Он стонет в мой рот. Наличие потенциальных слушателей его явно заводит. Он опускается на колени и смотрит мне в глаза, стягивая с меня бельё. Ловит и сосёт мои пальцы, которыми я ласкаю его подбородок. Дрожит в нетерпении, пока мой член покачивается перед ним, сияя выступившей на обнаженной головке смазкой. — Давай, — я облизываю нижнюю губу и прикусываю её, когда он заглатывает меня сразу на всю длину. Дааа… Я откидываюсь к стене, зарываясь в его волосы пальцами, слегка придерживая его голову у паха. Мне так хорошо, что я готов кончить через пару минут. Но он не разрешает мне. Выпустив меня, он ведёт губами вниз, нежно терзает мошонку, подтягивая ее к себе рукой. Ногти другой впиваются мне в ягодицу, которую я напрягаю, с болезненным наслаждением ощущая боль в сжатом анусе. Закончив играть с яйцами, он возвращается к головке и довольно урчит, слизывая с неё смазку. В таком ритме он может продержаться довольно долго. Как и я. Будет подозрительно, если мы не купим костюм, проторчав в раздевалке двадцать минут. — Вам подошёл размер? — слышен обеспокоенный голос из-за двери. О, да… Но, разумеется, я не говорю это вслух, выдавая лишь сдавленный стон. Он снова смотрит мне в глаза, ухмыляясь. Его мокрые губы ласкают мой ствол, едва касаясь. Мне этого мало. — Я хочу кончить, — шиплю я. — Тебе точно подошёл мой размер? — дерзит он. Мне приходится признать это вслух. — Да. — Твоя задница была довольна? — он не унимается, дразня языком уздечку. Боже мой. — Да. — Скажи это ещё раз. — Да! Он погружает мой член в рот, позволяя мне толкаться в него в чётком ритме. Зеркало в раме глухо постукивает в такт. Я кончаю, сжимая волосы на его затылке. — А ты? — спрашиваю, когда он поднимается с колен. Его глаза блестят. Губы тоже. Он облизывает их и переводит взгляд на вешалку с выбранными для примерки костюмами. — Раздевайся, — коротко говорит он. Он садится в кресло, стоящее напротив зеркала, глядя, как я стаскиваю с ног туфли, и расстёгивает свои джинсы. Вид его расставленных коленей и возбуждённого члена, наглаживаемого правой рукой с кольцом на безымянном пальце, что-то перемыкает в моем мозгу. Я хочу запомнить этот момент на всю жизнь. — Рубашку можешь оставить, — говорит он, и моя рука замирает у горла. — Полурасстёгнутой, — и моя рука движется вниз, расстёгивая ее до пупка. Я снимаю брюки. Вешаю их на плечики. Слышу звук двигающейся в кулаке крайней плоти. Качаю головой — он ничего не стесняется — его слышно с наружной стороны так же хорошо, как и мне. — Повернись, — он охрип. Содрал горло моим членом. — Надевай черный костюм. Я неторопливо натягиваю костюмные брюки, аккуратно просовывая ноги в узкие штанины, медленно застёгиваю молнию, стараясь не обращать внимания на руку, мелькающую в зеркале. Он шипит, когда я выпрямляюсь и смотрю на него. — У тебя охуенные ноги. И задница, — сообщает он. — Ты знал? Нет. Но я не говорю этого. — Теперь пиджак, — командует он. Когда я его надеваю, его правая рука прекращает движение, левой он оттягивает кожу яиц. — Охренеть, блять. Ты просто ходячий секс. Он начинает материться, когда близок к оргазму. Речевой центр меняет полюса в переполненном дофамином мозгу. Я улыбаюсь. Мне не надо смотреть в зеркало, чтобы знать, как я выгляжу. Я вижу своё отражение в его глазах. Движения его руки возобновляются. Дыхание сбивается. Он забрызгает свои джинсы и майку, если я не помогу ему. Я подхожу и, опираясь на его разведённые колени, приседаю перед ним. — Бляяять… — не прекращая двигать кулаком, он расширенными зрачками следит, как я склоняю голову и в момент, когда мои губы касаются головки его члена, со стоном начинает спускать в мой рот. Спермы не так много, и я успеваю проглотить всё. За исключением нескольких капель, попавших на уголок рта. Не вставая с колен, я вытаскиваю из тубы, стоящей на столике у кресла, влажную салфетку и промакиваю ею рот. Стараясь оставаться в роли до конца. — Сука, — с чувством говорит он, оценив мою игру. — Это была моя самая лучшая дрочка в жизни. Благодаря тебе. Застегнув джинсы, он откидывается в кресле и расслабленно замирает. Сильный и сытый зверь. — Я возьму этот костюм, — говорю я. — Я куплю тебе второй. Чтобы снова подрочить на тебя сегодня. Ты ведь не дашь мне себя в нём трахнуть? — он склоняет голову набок, как упрашивающий ребёнок. — Нет. Травмы заднего прохода я хотел бы оставить в прошлом. Он вздыхает: — Так уж и быть, сегодня я дам тебе. При условии, что ты будешь в костюме. — Ты тоже, — ровным голосом произношу я. Обалдеть, как меня завела эта картинка. Он внимательно смотрит на меня. — Я же говорю, — произносит он спустя пару секунд. — Нам нельзя выходить из постели. Потому что я снова хочу тебя. Блять.

***

Утомленные покупкой костюмов, мы сидим в машине, глядя на проносящиеся мимо автомобили. — Я могу свозить тебя в музей, — говорит он, крутя на пальце подаренное мной кольцо. — Можно пойти в кино, — вторю я. Эффект тот же — тупо пялиться на картины, зная, что рядом сгорает от нетерпения тело, к которому жаждешь прикоснуться. Он бросает на меня взгляд. — У меня есть идея, — начинает он. — Сегодня вечером собирается наша тусовка. Предлагаю сходить на неё вместе. — Вечером? — я задумываюсь. Знакомиться с его друзьями не входило в мои планы. Слишком много воспоминаний с ними связано. Не всегда приятных. — Мы можем прийти на неё позже, когда все уже будут в клубе. Клуб. Встреча с незнакомыми и агрессивно настроенными по отношению ко мне нетрезвыми людьми. Мне оно надо? Надо. Я это заслужил. — О’кей, — говорю я. Он недоверчиво смотрит на меня. — Тогда до вечера потусуемся дома? — спрашивает он и включает зажигание, не дожидаясь моего ответа. — Да. Похоже, это единственный ответ, который он всегда ждёт от меня.

***

Костюмы висят в прихожей в чехлах. Мы сидим на кухне. Я слежу за тем, как он выкладывает из пакетов продукты — стейки в вакуумной упаковке и свежие овощи. Подбрасываю в руке помидор, скатившийся со стола. — Нарезать салат? — спрашиваю, чтобы чем-то занять руки. Он доверяет мне нож. Я умею готовить необходимые для выживания мужика блюда. Плов и борщ не вызывают у меня судорог — жизнь всему научила. Все получается вполне съедобным. Шашлык, сало — их приготовление родные доверяют только мне. Но моё умение выживать уступает его умению творить. Кухня — его царство. Глядя, как он орудует ножом, я спрашиваю себя, почему этот мужчина до сих пор свободен? Салат я стараюсь резать тонко, и в миске он выглядит аппетитно. — Красавчик, — хвалит он меня и вручает бутылку красного сухого. — Открой. Разлив вино по бокалам, мы чокаемся. — В одежде пить тоже прикольно, — улыбается он, отпивая глоток. — Чувствуешь вкус? — Солнечных уголков Палермо? — я не против с ним пободаться. — Палермо? — он поднимает брови. — Это из сериала о комиссаре Каттани, — говорю я. — Ты тогда под стол пешком ходил. — О чем этот сериал? — улыбаясь, спрашивает он, готовясь выслушать историю о винодельнях и прекрасных итальянках. — Об убийствах и изнасилованиях, — я опрокидываю в себя бокал. — Я против убийств, — спокойно говорит он. — Но изнасилования меня заводят. Ты бы хотел, чтобы тебя изнасиловал молодой красивый парень? — он прямо смотрит на меня, держа бокал у губ. По его глазам я вижу, что он шутит. Но меня это бесит. И тема, и тон, который он выбрал для этого дурацкого разговора. — Нет. Не хотел бы. — Ты злишься, — констатирует он. Непонятно, зачем. Мы не в сети, можно и промолчать. Хотя он никогда не обладал терпением. Всегда вываливал на меня всё, о чем думал. Писал длинные тексты, от которых у меня волосы вставали дыбом. Совершал потом глупости, от которых я скрежетал зубами. Лучше не вспоминать… Я сам наливаю себе. Он подставляет свой бокал. — Ты переживаешь из-за клуба? — спрашивает он. — Если не хочешь, мы не поедем. — Мне всё равно, — говорю я. Он молча режет баклажаны. Потом откладывает нож. Вытирает руки полотенцем. — Так не пойдет, — он стоит в стороне, не приближаясь ко мне. — Скажи, чем ты недоволен. Я не хочу с ним говорить. Было бы так просто закрыть страничку и уйти. Но в реале так не получится. Он стоит и ждёт моего ответа. — Мы слишком разные, — наконец, говорю я. — Мы не подходим друг другу. — Звучит знакомо. Я уже где-то это слышал. — Истина от этого не меняется. — Ты поэтому подарил мне кольцо? — спрашивает он в упор. Я вспоминаю, что подвигло меня на это, несомненно, необдуманное решение. — Я хотел оставить тебе память обо мне. Подарить тебе кусок себя, если хочешь. — Спасибо, живой «ты» мне нравишься больше, — криво усмехается он. — А что касается памяти, — он смотрит на кольцо и снимает его, кладя на стол. — Я не хочу лезть в петлю, когда ты снова исчезнешь. Что же, это тоже заслуженно. Кольцо — символ вечности. Что вечного в наших отношениях, если я сейчас готов кинуть бокал в окно? Я аккуратно ставлю его на стол. — Я посмотрю телевизор, — говорю я и ухожу в гостиную. Замечательно. Мне некуда больше идти, потому что выходить под дождь меня не тянет. Мокрая баранья голова окончательно выбесит меня. Бездумно щёлкаю кнопками на пульте. Невыносимо. Похожую бурю чувств я испытывал только однажды в офисе — тогда мой комп, сломленный тёмной аурой, просто отказался работать. Смотрю в чёрно-белый, мельтешащий крупой экран. Понимаю, что давно не слышу стук ножа по доске с кухни. Поднимаюсь с дивана. Беру кольцо со стола. Он не поворачивается, слыша мои шаги. Просто стоит у окна. Большой парень категории полутяж ММА, чье сердце сражено напрочь моими херовыми экспериментами. — Прости, — в спину говорить легко. Гораздо сложнее, когда смотришь ему в глаза. Он молчит, впервые не вываливая на меня тонну своих сомнений-оскорблений-признаний. Вместо него этим занимаюсь я. И мне трудно. — Я не понимаю, за что ты полюбил меня, — продолжаю я. — И не верю в реальность, в которой происходит всё это, — я обвожу взглядом стол, барную стойку с столешницей из искусственного камня, холодильник, набитый едой и электроникой, навороченную плиту на шесть конфорок. Мой взгляд уходит за стены, за которыми не менее современная и стильная обстановка. — Наверное, я слишком взрослый, и отвык получать подарки просто так. Всегда должен быть подвох, незаметный сразу, но за невнимание к которому потом придется дорого или долго расплачиваться. Он складывает руки на груди. Футболка обтягивает накачанные бицепсы. Это ещё один факт, который вызывает у меня недоумение. Мой любовник — самый красивый представитель мужской породы, которого я когда-либо встречал. Лицо, волосы, рост, фигура — причудливая игра генов предков дала на выходе потрясающий результат. Реально — венец творения. У него было столько партнёров. Почему же после всех он выбрал скучного и старого меня? Чувствую себя Золушкой, которая не желает выходить замуж за принца. — Я старше тебя, — выдавливаю я. — Это всё? — спрашивает он, не дождавшись продолжения. Я беспомощно смотрю на него. У меня закончились слова. То, что я сказал — это максимум, на что я оказался способен. — Ты прав, — говорит он, отбирая у меня кольцо и надевая его на свой палец. — Всегда есть подвох, за который придется расплачиваться. Этот подвох — я. И мне кажется очень обидным, что ты меня не заметил. Насчёт разницы в возрасте и прочих твоих заморочек по внешности — забей. Ты — мой идеал, и объяснять это тебе в очередной раз я не намерен. Меня волнует другое, — он долго смотрит на меня. — Что? — произношу одними губами. — Ты меня любишь? Хотя бы немного? Он прямолинеен. Как всегда. А мне надо подумать. Я не могу назвать чувства, которые меня обуревают, даже когда я просто вспоминаю о нём, любовью. Это какая-то безумная пьяная смесь, в которой есть место множеству самых разных эмоций. Только одной среди них нет — равнодушия. Поэтому я так и говорю. — Я неравнодушен к тебе. Он хмыкает от неожиданности. — Ты первый, кто признался мне в этом. Ревность в моем диком коктейле тоже присутствует. Она вспыхивает каждый раз, когда он упоминает о своём бурном прошлом. — Надеюсь, никто из тех, кто тебе признавался, не дарил тебе колец, — выдаю я. — Дарили, конечно. Но не обручальные. Так что ты сорвал мою девственность, так сказать. — Он прокручивает кольцо на пальце и усмехается. — А вообще ты грамотный чувак. Хочешь оградить меня от ублюдков, желающих отыметь мою сладкую задницу, пока сам будешь подставлять свою направо и налево? Теоретически он прав. Практически он ебёт мою задницу один. Поэтому я говорю ему: — Придурок. И прячусь от него в гостиной. Зная, что он появится в ней через несколько секунд, притянутый ко мне, как магнитом.

***

После минета на диване мы лежим, слушая шум дождя за окном. Он перебирает мои пальцы, думая о чем-то своем. — Я знаю о сериале «Спрут». У меня, видишь ли, есть родители, которые его пересматривали, когда я был маленьким. И я помню тревожную музыку из него. Я всегда просыпался, когда слышал её. Ну, я могу только записать себе в карму ещё один минус. Он обходит меня по всем статьям. И это неважно. Он целует мои пальцы. — Когда-нибудь я тоже надену на них кольцо. Когда ты будешь готов. Он продолжает строить в голове наше будущее. Упрямец. — Страсть может угаснуть. С вероятностью сто процентов, — с умным видом сообщаю я. — Через несколько лет ты пожалеешь, что связался со мной. — Не начинай. Я уже давно перебесился. И у меня с десяток примеров, доказывающих, что мужские пары живут счастливо много лет, не глядя ни на кого другого. А в сексе ты будешь интересовать меня ещё очень долго, — он искоса наблюдает за мной. — Подозреваю, что в тебе скрыто много того, о чем я даже не догадываюсь. — И о чем, очевидно, не догадываюсь я сам, — усмехаюсь я. — Ну! — подтверждает он и смеётся. — Мы будем обедать? — спрашиваю я, чтобы отвлечь его от фантазий, которые могут привести только к одному, а у меня уже не осталось сил. — Конечно! — он вскакивает с дивана. — Дай мне десять минут, и я накормлю тебя охрененным обедом. — Охрененность оставь на десерт. Сейчас нам достаточно просто пожрать, — говорю я. — Не тонкий ты человек, — ухмыляется он, исчезая на кухне. — Сундук, а не человек, — заканчиваю я за него. Улыбаюсь, зная, что он улыбается мне за стеной.