***
Полуденный отдых вдвоем на краю мира у океана мучительно прекрасен. Мучительно — потому что знаешь, что этот рай быстротечен, а прекрасен он потому, что… — Ты никогда не устанешь? — Рядом с тобой — нет.***
— Расскажи, каким ты был в детстве? Мы стоим на балконе. В просвете между разросшимися акациями и банановыми пальмами виден променад, по которому прогуливаются редкие туристы. Чуть дальше за волнорезом вечным двигателем накатывает свои воды океан. Вечерний бриз доносит до нас крепкие запахи соли и йода. В моей руке стакан с ромом, в другой — сигарета. Я так расслабился, что начал курить. Он не возражает. Наоборот, его взгляд загорается каждый раз, когда кончик моей сигареты вспыхивает красным. И я пьяным мозгом понимаю, что он будет любить меня любым — старым, больным, с почерневшими лёгкими и сморщенным лицом. Это грустно. Рядом с ним я не хочу стареть или чернеть. Щелчком отправляю сигарету в сад и поворачиваюсь к нему. Отпиваю ром с колой. Мое правило не пить коктейли здесь не работает, пиратское зелье залетает в глотку только так. — Я рос обычным мальчишкой. Мать рассказывала, что со мной никогда не было проблем. — Даже когда ты был подростком? Я киваю, вспоминая себя. Долговязый и худой, внезапно осознавший потребности собственного тела. Это было интересное время, но я бы не хотел в него вернуться. Мне комфортнее жить сейчас, будучи взрослым, отвечая за свои дела и поступки. Он вздыхает, понимая, что не сможет вытянуть из меня больше, чем я готов рассказать. Я ещё не настолько пьян. Чувствуя его потребность узнать обо мне хоть что-то, говорю: — Я всегда был сдержанным. Улыбался и делал то, что от меня хотели. Но мне приходилось прилагать усилия, чтобы общаться с другими. Я по натуре одиночка. Снова прикуриваю сигарету. — Вижу, — он поднимается с плетёного кресла. Здесь все сделано из досок и палок. Крышу нашего бунгало украшают пальмовые листья. Жалюзи из тростника. Колючие коврики в ванной. Щели в стенах шириной в палец, через которые заползают гекконы. Этностиль, мать его. Надеюсь, эти дома не разваливаются при ураганах, как домики трёх поросят из сказки. Он встаёт напротив меня и затягивается сигаретой из моих рук. Выдыхает дым из четко очерченных губ. Смотрит на меня. Наклоняется и целует в шею. От него пахнет ромом. И сигаретным дымом. И океаном. Веду носом по его жёстким волосам. У его тела свой, присущий только ему одному запах и вкус. — Пойдем в комнату? — Нет, я хочу здесь, — он разворачивает меня спиной к себе. — Можешь курить, если хочешь. — Стягивает с меня шорты. — Или если сможешь. Он присаживается за моей спиной, целуя по пути позвонки и поясницу. Оставляет влажные укусы на каждой ягодице. Раздвигает их. Лижет копчик и щель до самого входа. Я выдыхаю, облокачиваясь локтями на низкие перила. Сигарета тлеет в пальцах. Курить, когда он касается меня там языком, невозможно. Он растягивает меня сильнее, и я прогибаюсь, подставляясь ему. Слышны смачные звуки. — Нас могут увидеть, — мой анус сжимается в точку и тут же расслабляется. Чёрт знает почему, но мне нравится то, что происходит. И то, что неграмотный садовник, забредший в эту дикую часть сада, может наблюдать за нами из сумерек. — Плевать, — реагирует он и плюëт на мое очко. Я с тихим смехом опускаю голову на скрещенные руки. Он — фанат римминга и получает реальное удовольствие, делая его. Всем или только мне — неважно. Главное, что его рот и язык набрались достаточного опыта, чтобы выжимать из меня эти скулящие звуки. — Ты охуенно вкусный, — сообщает он в перерывах между горячими засосами, оттягивая кожу моей мягкой дырки. Он не может себе подрочить, потому что его ладони заняты, и я, ложась грудью на перила, завожу руки назад, раскрывая ягодицы. Смотрю вниз. Он опускает руки и, сунув их под резинку шорт, вытаскивает тяжёлый член. Пробегается по нему пальцами, как по флейте, второй рукой обхватывая и лаская яйца. Открывает шире рот и, превратив свой язык в жало, длинно трахает меня им. Когда он замирает и щекочет меня языком внутри, я со стоном перестаю дышать. Раньше я не подозревал, что у меня на слизистой столько чувствительных мест. Он открыл для меня эту тайну, и с тех пор я тоже фанат римминга. Получил зависимость от его языка. Яйца сводит от острого возбуждения, и я начинаю поддрачивать себе. Он перехватывает мою руку. — Погоди, не кончай. Я ни черта не вижу. Темнота в тропиках наступает мгновенно. Слышны только мерный шум прибоя и вопли обезьян из джунглей. — Пошли на кровать. Я придумал кое-что. Что? Пробудив мой интерес, он увлекает меня в спальню. Закрыв жалюзи, он включает свет. Достает свой айфон и синхронизирует его с планшетом. Теперь я вижу на экране изображение комнаты с обратного ракурса. — Покажи мне свою сладкую задницу, — он наводит на меня камеру телефона, приподнимая и оттягивая мою ягодицу. Я вижу на экране перед собой покрасневшую кожу. Анус влажно блестит. Выглядит возбуждающе. И никак не ассоциируется со мной. Блять, значит вот так он всегда видит мою растраханную жопу? — Пиздец, ты собрался заснять хоум-видео? — мне неловко. — Расслабь булки, — он вталкивает в меня фалангу большого пальца и растягивает, держа за ягодицу. Многопиксельная камера четко фиксирует дрожание плоти и еë насыщенный яркий цвет. Блять, я вижу и чувствую одновременно, и это обрушивает все мои сенсоры. Это лучше, чем порно. В тысячи раз. — Встань на колени на край матраса. Когда я располагаюсь, он нажимает запись и кладет телефон на матрас подо мной. На экране планшета передо мной крупным планом его горло и кадык. Нижняя челюсть с точками щетины. Он открывает рот и вытаскивает гибкий язык. Нежный и розовый снизу, он изгибается и касается моего раскрытого входа. Я хрипло выдыхаю. Он щедро смачивает меня слюной и убрав язык, гладит подушечкой большого пальца. Мои мышцы подрагивают. Его палец кружит вокруг, едва касаясь, и моя дырка медленно расслабляется. Боже. Камера фиксирует каждое мелкое движение. И мой стон. Он вталкивает подушечку пальца внутрь, нежно гладит меня изнутри. Меня начинает трясти. Вытащив палец, снова лижет меня гладким и мокрым языком. Он играет на камеру, действуя размеренно и неторопливо, доводя мой мозг до исступления. Я уже не контролирую свои стоны. Кажется, что я могу излиться прямо сейчас, наблюдая за каждым его движением и одновременно чувствуя, как его язык ввинчивается в меня. Он шлёпает меня по ягодице. И я прихожу в себя ненадолго. До момента, пока не вижу на экране планшета его член и не чувствую, как он проникает в меня, растягивая. Я вцепляюсь пальцами в простыни, глядя и ощущая, как он медленно въезжает в меня, широко раскрывая. Он почти сухой и это причиняет дискомфорт нам обоим. Вытащив член, он сплевывает вниз и, размазав слюну, снова толкается внутрь. На этот раз все проходит гораздо легче. Член скользит во мне внутрь и наружу. Изображение дёргается от толчков. Я со стоном подмахиваю ему, уронив голову, не в силах смотреть на экран. Он глубоко трахает меня, растягивая руками ягодицы. — Я сейчас кончу, — шипит он, и я поднимаю голову. Его мошонка, покрытая редкими волосками, подтягивается кверху. Кожа краснеет, и я хорошо вижу овальные идеальной формы яички. Когда из них начинает выкачиваться сперма, они ритмично сжимаются. Я ощущаю эту пульсацию внутри. Рука тянется к перевозбужденному члену, и едва я себя касаюсь, как содрогаюсь со стоном. Он не останавливается, выжимая себя до конца, продолжая трахать меня по собственной сперме, которая вытекает от резких движений. Вытащив из меня член, он берет в руки телефон, направляя камеру на мой зад. Припухший мокрый анус горит. Он трогает его пальцем, и я непроизвольно выталкиваю из себя его семя. Беловатая жидкость стекает в промежность, охлаждая ее. Он вводит внутрь два пальца и крутит ими, освобождая меня. Сперма капает на простыни. Он дует на влажную кожу. — Сладкая попка, — говорит он, ласково поглаживая ее. — Трудолюбивая, как пчёлка. У меня нет сил смеяться. Лежим в темноте после холодного душа. За открытым окном слышен стрекот цикад и уханье непонятных диких тварей. — Пентагон будет благодарен тебе за свежую порнуху, — говорю я, когда он пересматривает ролик. Целых семь минут жаркого секса, снятого самым крупным планом. Чувствую себя почти звездой, узнавая свои стоны. — Буду дрочить на это видео до конца жизни, — он ставит паузу на последних кадрах. — Обожаю твою дырочку. И то, как моя сперма вытекает из нее. Я утыкаюсь лицом в его плечо, хотя никто в темноте не может видеть моих горящих щек.***
В следующий вечер, обойдя весь город за полдня, решаем сходить в клуб. Столица Белиза, несмотря на громкое название, очень маленькая. И бедная. Бывшая колония получила свою независимость в восьмидесятых годах прошлого века. И как все колониальные страны, быстро очутилась за чертой бедности. Население, состоящее из потомков бывших рабов, сейчас жило по принципу «наши родители работали, теперь мы отдыхаем». Так и отдыхали, попивая пиво у дверей своих домиков-лачуг и задирая случайных прохожих. Однако проживание дешёвое только для местных, для туристов все цены на порядок выше — капиталисты никуда не делись и начали зарабатывать не на продаже ценной древесины, а на желании некоторых особей приобщиться к миру дикой природы. Чистая вода, воздух, полное отсутствие химии. Действительно, настоящая экзотика для жителей мегаполисов. Для туристов созданы обычные резервации с полным набором услуг all inclusive, но с приставкой эко-. Я рад, что он не повелся на яркие проспекты, рекламирующие изолированные отели с собственным пляжем. Не стоило лететь через полмира, чтобы сидеть в клетке. Основательно нагрузившись ромом и захватив его с собой в бутылках с колой, около полуночи выбираемся из бунгало. Вздрагиваем от криков макак, скачущих над нашими головами. — Кыш, адские отродья! — я размахиваю бутылкой. Каждую ночь с непривычки просыпаюсь от шума близких джунглей. Он же, напротив, спит крепко, согретый моим телом. Он смеётся: кто из нас ребёнок — я или он? Никто. Дети не занимаются извращённым сексом на камеру, напоминаю я. Он целует меня. Такси сигналит и останавливается около нас. Он просит отвезти нас на побережье, в клуб, листовки с рекламой которого расклеены по всему городу. Таксист — черный мужик с еврейской физиономией — шумно выражает свое неодобрение. Для таких, как мы, у них существует другое место отдыха. Мы переглядываемся: Белиз — толерантная страна, и до сих пор у нас не возникало никаких трудностей. Мне все равно, где тусоваться — алкоголь требует выхода энергии, и мы садимся в такси. Нас привозят в расцвеченное яркими огнями заведение почти в центре города. Странно, что при дневной прогулке и погашенных вывесках мы его не заметили. Я вижу, как он обменивается с таксистом не только денежными знаками. Отворачиваюсь. Быть на континенте-родине коки и не попробовать товар от производителя?.. Я ухмыляюсь своим нетрезвым мыслям. Прежде чем зайти, стоим на улице у входа, потягивая ром с колой. Всё же разница в возрасте почти в десять лет очень заметна. Я могу просчитать его ходы, как в шахматной партии. — Ты же знал об этом клубе? — говорю я. — Почему сразу сюда не привёз? Он пожимает плечами. — Хотел, чтобы тебе было комфортно среди женщин. — Да ну? — достаю сигаретную пачку, щёлкаю зажигалкой. — Солнце, если у тебя здесь остался брошенный бармен, я тебя прощаю. Он молча улыбается, а я задумываюсь не только о том, как охуенно он выглядит в белом поло с расстегнутым воротником и белых джинсовых шортах. Загар, который он успел схватить, ослепляет. Может, дело не в бармене? Со сколькими парнями он сюда прилетал? И скольким делал римминг в бунгало, снимая его на видео? Мне становится нехорошо. Низ живота сводит и, бросив сигарету, я допиваю ром большими глотками. — Ты в порядке? — спрашивает он. — Да. Пойдем. Я направляюсь ко входу, игнорируя флаеры, которые раздает чернокожий мальчишка. Он идёт за мной. В клубе два зала. В первом — ресторан с караоке, в котором полно туристов всех рас и полов. Я слышу грохочущие ритмы из-под земли и иду на звук. Спускаемся по подсвеченной синим неоном лестнице. Ух ты, а здесь неплохо… За несколько дней я отвык от цивилизации, поставив тропическому раю пятерку за нетронутую природу и три с минусом за обслуживание. Однако это место поднимает моё мнение на пару пунктов. — Здесь круто, — даю я оценку и, поймав мою улыбку, он расслабляется. Стараюсь забыть о дурных мыслях и, чувствуя кипящую внутри алкогольную энергию, говорю: — Я танцевать. Ты со мной? — Попробую найти столик, — он привлекает меня к себе. — Не забывай — ты мой. — Его ладони ложатся на моё лицо. Он целует меня, и я заставляю себя открыть рот, чтобы лизнуть его губы. Чёрт. Надо выкинуть всякую хуйню из головы. Он любит меня и реагирует на любое изменение моего настроения, как барометр. Он ловит мой ускользающий взгляд. Его рот плотно сжат. На танцполе много людей — словно все побережье пришло на вечеринку, на которой, как я позже выяснил, выступает известный в Мексике диджей. Здесь собрались не только мужчины. Много женских пар, и просто одиноких охотников. Все бурлит, сверкает и общается на разных языках. Замечаю нескольких ярко раскрашенных трапов — ещё с Таиланда они вызывают во мне жуткий интерес. Понимаю, что во всём виновата моя бисексуальность. Я одинаково ценю и мужское и женское тело. Косо улыбаюсь. Не повезло моему любовнику-гею — полюбить оборотня в человеческой шкуре. Чувствую чужие оценивающие взгляды. Я хорошо двигаюсь, и никогда не испытываю смущения после определенной дозы алкоголя. К тому же, надо срочно заполнить сосущую пустоту внутри. Перекидываюсь несколькими фразами на английском с парнем, танцующим рядом со мной. Он пришел с подружкой, которая только что смылась с какой-то девчонкой. Он индийский студент. Я удивляюсь — какого чёрта его так далеко занесло? Он объясняет, перекрикивая музыку. Когда диджей начинает знакомый сет с внушительного интро, все орут и поднимают вверх мобильные телефоны с включенными камерами. Парень-индус стоит рядом со мной. Он тоже высокий, и ему не надо прыгать, чтобы увидеть то, что происходит на сцене. Его белая футболка светится в ультрафиолете, как и зубы, и белки глаз. И он так же, как я, не снимает на видео, предпочитая наслаждаться живым выступлением и музыкой. Я чувствую, что он расположен ко мне. И мне он тоже нравится. Со мной такое редко случается. Но я здесь не один. Я оглядываюсь. Пробираюсь сквозь толпу к бару. — Как отдыхаешь? — он сидит на барном стуле вполоборота. Вертит в руках стакан. Вижу, что накатил явно не одну порцию, пока я развлекался разговорным английским. — Хорошо, — отвечаю неохотно, уже ощущая обратное. Наша молчаливая борьба напоминает ту, что обычно происходила, когда конфликт в сети заходил в тупик. — Почему не танцуешь? — Смотрю, как танцуешь ты, — говорит он. Ясно. — О’кей, захочешь, присоединяйся, — я разворачиваюсь. Детский сад, блять, младшая группа. Нахожу в толпе того парня и возвращаюсь к нему. Он тоже ищет меня взглядом и улыбается, увидев меня. — Ты куришь? — спрашивает он, показывая для верности жест у рта. — Да. — Может, выйдем в курилку? — предлагает он. — Лучше на улицу. Чувствую, что должен предупредить своего ревнивого мачо и снова подхожу к бару. Он беседует с барменом, кладет на стол баксы. — Я пошел курить. Не теряй меня, — обнимаю его за плечи. Он поднимает на меня удивленный взгляд. — Всё хорошо, правда. Только курить, и ничего больше. Он ловит мою руку, сжимает палец с кольцом. И отпускает. — Кто этот парень? — спрашивает меня индиец, когда я прикуриваю от его зажигалки. — Мой муж. Он выдыхает дым. — Жаль, — говорит он. — Я надеялся, что ты свободен. — Извини, если дал понять тебе что-то иное. — Нет, все в порядке, — он с улыбкой смотрит на меня. — Вы подходите друг другу. Как инь и янь. Я опускаю глаза на свою одежду. На мне черные брюки и черная рубашка с закатанными рукавами. Ну, наш наряд мы подбирали не специально. — У тебя тёмные вьющиеся волосы, — поясняет он. — И ты смуглый. Я подумал, что ты из наших. Только черты лица у тебя тонкие. Ты красивый, как актёр, — добавляет он. — Спасибо. Мне приятны его комплименты. Мальчишка реально хороший. Повезет же кому-то. Слышу шаги, уже зная, кто стоит за моей спиной. Не вытерпел, Отелло. — Привет, — парень во все глаза смотрит на него, потом смущëнно опускает взгляд. Он здоровается с ним за руку, знакомится. Поворачивается ко мне. — Хочешь его третьим? — спрашивает меня по-русски. Я глотаю от неожиданности дым. — Я же вижу, он тебе нравится. — Ну и что? Трезвыми мы бы вряд ли вели этот разговор. — Трахнешь его и успокоишься, — продолжает он. — А ты? — я прищуриваюсь. — Будешь спокойно наблюдать за нами? — А я в этот момент буду трахать тебя, — медленно говорит он, глядя мне в глаза. Я выпускаю дым. Жар разливается по всему телу, скапливаясь в паху. Блять, рядом с ним я совсем перестаю себя контролировать. Индус следит за нами, не понимая ни слова из нашего разговора. — Здесь есть комнаты. Я снял одну на ночь. Я вспоминаю деньги на барной стойке и чувствую злость. Чёртов засранец. Он опять распланировал всё заранее. — Мне надо выпить, — я затаптываю окурок в асфальт. Он принимает моё желание, как согласие на групповой секс. Развернувшись к студенту, объясняет ему ситуацию. Тот недолго выглядит изумлённым. Похоже, его тоже заводит эта идея. Я в ахуе. Какого хера здесь происходит?.. Меня переиграли в собственной партии.