***
Обедаем в ресторане нашего отеля и становимся свидетелями замечательного выступления одного из гостей в музыкальном зале. Для желающих прослушать концерт накрыты парные столики, для тех, кому они не достались, официанты разносят напитки и кофе. Выбираю с подноса два бокала белого вина. Я почти забыл, как звучат живые клавиши и при первых звуках фортепиано накатывает ностальгия. Он слушает, стоя за моей спиной, и по тому, как поднимается его грудная клетка, я понимаю, что его тоже зацепило. Он не играет на музыкальных инструментах и, хотя вкусы в музыке у нас идентичны, классика не входит в наши приоритеты. Звучат вальсы Шопена и Шуберта, несколько известных произведений Бетховена. Больше часа мы наслаждаемся чистой игрой профессионального артиста. Долго аплодируем, восхищённые и настроенные на дальнейшее удовлетворение наших духовных потребностей искусством. В номере принимаем душ каждый в своей ванной. Я бреюсь, обнажая тронутые загаром подбородок и щеки. Новые рубашка, пиджак и вернувшиеся из химчистки брюки завершают мой образ. Часы, одеколон, туфли — мне не нужно много времени, чтобы собраться. Когда я выхожу в гостиную, он уже ждёт меня. — Целых пять минут, — он стучит пальцем по циферблату наручных часов. — Но не лет, — парирую я. Как он, мать твою, успел так быстро одеться? Я оглядываю его с головы до ног. Эти сучки из магазина оказываются правы. Он — словно модель, сошедшая со страниц модного мужского журнала и выглядит в своем костюме настолько горячо, что я сглатываю. — Дай мне ещё пять минут, — говорю я. Если он собирается так ослепительно блистать рядом со мной весь вечер, то мне потребуется алкоголь, и чем крепче, тем лучше. Он достает бутылку из бара и наливает в два стакана виски. — Что-то не так? — улыбаясь, спрашивает он, и я внезапно понимаю, что он затеял. — Всë так. Просто один гавнюк из гадкого утёнка вдруг решил превратиться в лебедя. — Это вы о себе? — он отпивает глоток. Я представляю, каким может быть сейчас вкус его поцелуя, и у меня кружится голова. — О тебе, — сдержанно говорю я. — Должен сказать, что я тоже не часто вижу вас в костюме. Последний раз, помнится, я кончил вам в рот. Да, лучше бы он не вспоминал. — Мы можем это повторить, — предлагаю я и тут же предупреждаю: — Разумеется, не публично. — Я подумаю, — усмехается он и подаёт мне руку. — Пойдем? Когда я касаюсь теплых пальцев, он резко дёргает меня на себя. Наши бедра встречаются, и волна жара, смешанная с запахом наших парфюмов, окатывает нас. У него стоит, так же, как и у меня. Его губы приближаются, и я открываю рот. — Ты тоже хорошо выглядишь, — говорит он, глядя мне в глаза. И отпускает меня. Я смотрю на его зад, обтянутый тонкой тканью брюк. Чёрт. Он собирается пытать меня весь вечер?***
Весь вечер я ощущаю его присутствие, будто он живёт у меня под кожей. Здание Венской оперы, наводнённое прибывающими зрителями, так впечатляет, что мне приходится схватить его за локоть, чтобы не потерять друг друга в толпе. Ориентируясь в указателях, через пару минут находим нужную ложу. — Будем пить шампанское? — спрашивает он, и я вижу, что он немного растерян. — Пузырьки плохо на нас влияют, — напоминаю я, чтобы поднять ему настроение. Он не будет нырять без меня в разноязыкую толпу ради двух бокалов брюта. — Выпьем в антракте. — Тогда что будем делать ещё полчаса? — Посидим в ложе и понаблюдаем за людьми. Это тоже может быть интересно. Он почти с облегчением проходит в кабинку. За дверью всего два кресла, и за то, чтобы посидеть на них три часа, мы заплатили стоимость авиабилетов. Оглядевшись, он расстёгивает пиджак и опускается в правое кресло. Он не выглядит расслабленным. Напротив, каждая мышца в его теле напряжена, словно он находится под прицелом. Я достаю телефон. Делаю несколько снимков внутреннего убранства зала, захватывая в кадр его спину, руки, поднятую голову. — Ты меня фотографируешь? — Да. — Я не скрываю. — Ты против? Он облизывает губы и молчит. — Хочешь попозировать? Обещаю все снимки потом удалить. — Зачем удалять? — он выпрямляется в кресле. — Оставь себе. На память. Я добился того, чего хотел. Он отвлекся, забыв о своей фобии. Он поворачивает голову к сцене, и я фиксирую в кадре гордую посадку головы, крепкую шею, которую тесно обнимает воротничок рубашки и галстук. Ловлю свет, ласкающий чувственные губы; тень на челюсти и резкий изгиб адамового яблока. Вижу ровное биение яремной вены. Он прищуривается, и улыбка касается уголка его губ. — Ты меня смущаешь. Я чувствую себя голым перед тобой. — Тебя так легко смутить? — я щёлкаю крупный план его лица с вздёрнутыми бровями. Его эмоции так естественны. — Тебе — да. — С каких это пор? — я удивлён. — С этой минуты. — Хорошо. Я больше не буду представлять тебя голым под этим костюмом. Буду представлять, что у тебя под ним трико супермена. Он широко улыбается, и я снова фотографирую его. Как он мне тогда написал? У тебя очень сексуальные губы. Мне бы хотелось вставить между ними член… Звенит первый звонок. Он встаёт и с любопытством выглядывает из ложи. — Прислонись к стене, — прошу я. Его глаза широко раскрываются. Это не то, о чем он подумал, но я могу поблагодарить его за оценку моей безбашенности. И за снимок, в котором ожидание секса сквозит в каждой его чёрточке. Я опускаю телефон. Второй звонок вырывает нас из тумана влечения. — Мы же пришли послушать оперу? — напоминаю я. — Да! — он хватает либретто. Свет в зале медленно гаснет. Он у меня под кожей. Я чувствую его каждой порой. Его запах сплетается с арией Тоски, приглушённым блеском золотой лепнины и широкой тенью его плеч. Иногда он наклоняется ко мне, чтобы что-то сказать, и я отвечаю ему самым спокойным тоном, который могу выдать, хотя внутри меня бушует торнадо, в такт страстям, происходящим на сцене, перемалывая и перестраивая мое мироздание. Это не просто влюблённость. Мы любим друг друга. Взаимно! Это такая редкость. Невозможное, невероятное совпадение места и времени, личностей и желаний, что мне становится страшно за мой отказ от божественного чувства, которым нас одарил кто-то свыше. Когда звенящая струна в оркестровой яме лопается, мне становится немного легче, словно я, наконец, принял решение. Легче настолько, что я шмыгаю носом. Он встревоженно поворачивается ко мне: — Что случилось? Случилось то, что строгий папочка расчувствовался от многочисленных смертей в трагедии Пуччини. Так и пришлось ответить.***
Обратно мы возвращаемся пешком. Причем в моих руках открытая бутылка с шампанским, которую я уже ополовинил. Когда он останавливается, чтобы купить сигареты, я мотаю головой. К чёрту курево, иначе похмелье сожрёт половину завтрашнего дня. Я не хочу терять ни секунды рядом с ним, пока мы вместе. Теплый ночной воздух и гуляющая публика создают особенное настроение, я словно возвращаюсь на много лет назад, когда был молодым и вечно пьяным. Он отбирает у меня бутылку и тоже пьет, глотая вино крупными глотками. Его галстук расслаблен, и я не могу отвести глаз от его шеи и плавно двигающегося кадыка. Я ласково треплю его волосы, не удержавшись от желания прикоснуться. — Ты настоящий красавчик, знаешь? — Обычно мне говорят это в первый день знакомства, — его глаза насмешливо блестят. — Тебе же понадобилось два года, чтобы признать это. — Неправда! — я делаю аккуратный глоток из бутылки, чтобы не облиться. — Когда ты прислал свое фото, я написал тебе. — Ты написал, что я милый котёнок, — напоминает он мой комментарий к его фотографии, на которой ему было восемнадцать. — А это не одно и то же. — Боже, но ты там действительно милый котёнок. Неиспорченный, невинный и бесконечно прекрасный! — К твоему сведению, я начал трахаться в шестнадцать. Так что не такой уж невинный. И уже немного испорченный, — он усмехается, когда я резко останавливаюсь. — Тогда меняю формулировку. Милый соблазнительный котёнок, — горлышко бутылки обвиняюще указывает в его сторону. — Колись, кто совратил тебя в столь юном возрасте? Он берёт шампанское из моих рук и отпивает. Меня мучает совершенно необоснованная ревность к его далёкому прошлому. Словно расчёсывая зудящую рану, я хочу знать, кто взял невинность этого мальчишки, смотревшего на меня с экрана мягким взглядом из-под опущенных ресниц с улыбкой Мадонны на пухлых губах. — Это я совратил одного мужика. Потому что очень хотелось трахаться. Он был другом моего отца и постоянно приезжал к нам домой по работе. Меня словно обдаёт холодным душем. — И кто кого трахнул? — Мы не трахались. Я дал ему отсосать. А потом я начал трахать других. Я всегда был активом. Я молчу. Нужно занять чем-то руки. Но сигарет нет, а бутылка находится у него. — Тебе всегда нравились парни постарше? — У меня были разные. До тебя у меня не было какого-то определенного типажа. Единственное, я не терплю манерных, но на безрыбье, сам понимаешь… Не понимаю. — Ты сомневаешься во мне? — он оставляет пустую бутылку в урне. — Думаешь, если мы станем жить вместе, я брошу тебя через полгода, снова пустившись на поиски свежих тел? Не знаю. Он сует руки в карманы, глядя на меня. — У меня тоже есть принципы. Я никогда не соблазнял натуралов. И не заводил романов с женатыми. Я понимал, что втемяшиваться в чужие отношения даже посредством одноразового сеанса секса неправильно. Мы медленно идём рядом. — С тобой всё вышло по-другому. Ты сам не сказал, что женат. А когда сообщил, было уже поздно. Я влип в тебя по уши. Мне больше нечего объяснять или добавить. Я задумчиво смотрю под ноги. Мои чувства к нему не изменились. Просто картина стала чуть полнее, у неё появился объём, как в проекциях 3D. — А ты? — спрашивает он. — Как так получилось, что ты связался со мной? Ты играл? Что двигало тобой сначала? Я раздумывал над своим поведением много раз. Анализировал, прикидывал, что меня в нём зацепило. По всему выходило, что я сам виноват — если бы я не ответил ему после нашего первого сетевого конфликта, ничего бы сейчас не было. Каждый из нас пошёл бы своим путём, как шёл до встречи друг с другом. — Твоё первое сообщение заинтересовало меня, — начинаю я медленно. — Написанное грамотным языком, да ещё подписано настоящим именем, как дань уважения мне — ты не пожелал оставаться инкогнито на фоне остальных пользователей сайта. И я был приятно удивлён, когда узнал, что ты молод. По работе мне приходится сталкиваться с разными сотрудниками, в том числе с выпускниками ВУЗов. В основном, все они — неграмотные идиоты, которые не в состоянии составить даже собственное резюме. Я ответил тебе стандартно, но в душе хотел, чтобы завязалась переписка. Когда ты написал мне снова, я был рад. Но ты… — я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, слушает он меня или нет. Он смотрит мне в глаза. — Но ты не единственный, кто мне писал, хотя таких, конечно, было очень мало. До тебя был один парень, мы переписывались несколько месяцев и вроде всё было неплохо, но потом он исчез. Просто перестал писать. Я замолкаю, раздумывая. — Как правило, если пара не встречается в реале, любая тема для общения иссякает, когда проходит новизна — вы узнаете все интересы и привычки друг друга, любимые фильмы, музыку и становится не о чем писать. Ну, не о погоде же говорить в самом деле? Это нормальный процесс. Цикл возрождения и угасания. Я знал, что с тобой произойдёт то же самое. Ты так же мог исчезнуть, не сказав ни слова на прощание и не объяснив причин. Я замолкаю. Так поступил я сам. От шампанского сушит горло. В груди сдавливает, когда я думаю о том, что он пережил. — Поэтому я написал ту фразу Экзюпери. Мы в ответе за тех, кого приручили. Это был мой маленький шантаж на случай твоего будущего ухода. Всё это звучит, как злая шутка потерявшегося в виртуальной реальности стареющего чудака. Надеюсь, он поймёт, что мной двигал эгоизм и ничего больше. Я жду, что он скажет, чтобы прокомментировать цитату, которой он сам потом шантажировал меня, но он молчит. И я продолжаю. — Когда ты сбросил мне свои первые фото, мне это не понравилось. Не сами фото, конечно, а то, что ты сделал что-то, о чем я не просил. Я понимал, что ты пытаешься таким образом перейти мои границы, выйти на новый уровень общения. Мне это не было нужно. И ещё я убедился, что ты красив. Просто ожившая мечта любого, неважно — женщины или мужчины. Меня это смутило. Я не понимал, что ты делаешь в сети, зачем пытаешься достать кого-то, вроде меня, кто не хотел выходить из тени. А когда ты снова начал заваливать меня простынями текста с сложными речевыми оборотами, в меня закрались подозрения. Я начал думать, что ты — фейк. Просто развод. Ну, не может молодой человек быть настолько идеальным. Я оскорбился и написал тебе резкую отповедь. Хотел оборвать общение. И ты… Ты изменился мгновенно. Ты завалил меня гневными сообщениями, и из каждого твоего слова сочился яд. Ты хлестал меня словами и, по-прежнему, в твоих текстах не было ни одного повтора, все запятые были на своём месте, словно их расставлял редактор или человек с ясным рассудком. В этом не было логики. Я решил, что переписываюсь с неуравновешенным, нестабильным человеком. Либо с командой людей, развлекающихся странным способом. Я был рад, что не сказал тебе своё имя и город, в котором живу. Я говорю страшные вещи мужчине, которого люблю. Грёбаная опера всколыхнула мою эмоциональность, а грёбаное шампанское развязало язык. — Я помню тот момент, — его хриплый голос разрушает молчание. — У меня тогда был сложный период. Проблемы с отцом из-за сорвавшегося контракта с немцами. Я отдыхал, когда переписывался с тобой, ждал каждое уведомление с сайта о входящем сообщении. И, когда получил от тебя отповедь, впал в ярость. Я чувствовал, что не могу добиться тебя и не понимал, что делаю неправильно. А ты отшил меня. — Он прочищает горло. — Меня никто не отшивал. Через несколько дней я написал тебе, когда успокоился. Не хотел, чтобы наше общение заканчивалось на такой ноте. — Я хотел забыть тебя, как недоразумение. Но ты мне снова пишешь, и ты снова дружелюбный и покладистый, как щенок. Я словно попал в сюрреалистичное кино, но уже был настороже. И, когда случился следующий взрыв, я был к нему готов и высказал тебе всё, что в тот момент думал. А потом ты выпилился с сайта, и меня одолели тролли — твои поклонники, защищающие тебя. В соседней ветке я прочитал, что ты попал в аварию. Я не знал, чему верить. — Да, я разбил бэху, — нехотя признается он. — Пролетел на красный свет и врезался в отбойник, чтобы уйти от столкновения. Мы замолкаем, думая каждый о своём. — Ладно, я понял, — говорит он, когда мы доходим до отеля. — Ты не доверял мне. Думал, что я развлекаюсь с тобой. Сначала так оно и было. По текстам ты представлялся мне интеллигентным взрослым мужчиной, и мне жутко хотелось с тобой познакомиться. Я по крупицам пытался вытащить из тебя информацию и каждой этой крупице был безмерно рад. Мне нравился цвет твоих волос, глаз, рост, вес, твоя любовь к костюмам, твои шутки, твой стиль разговора. Я словно слышал тебя вживую. С тобой я начал улыбаться! Постепенно я понял, что уже не могу жить без твоих сообщений. Я скучал, когда ты не мог писать мне из-за работы, ждал каждый твой выходной, чтобы ты смог взять в руки смартфон на весь день. А когда ты был нетрезв и превращался в тёплого милого пасса, я просто таял. Я хотел тебя. С каждой нашей ссорой всё больше и больше. Ты единственный, кто не поддавался мне, кто иронизировал надо мной и дразнил меня, пользуясь своей недоступностью. Я метался, не зная, как достать тебя. Как заставить выйти из шкафа. Как приручить. А потом, ты между делом сообщил, что у тебя есть семья. И мой мир рухнул. Мы сидим на нижних ступеньках отеля. — Я тогда был в завязке и сорвался. Разбил об стену мобильник, нанюхался кокса, залил его бутылкой виски, и провел в таком пограничном состоянии несколько дней. Но ничего не изменилось. Я влюбился в женатого чувака. Это был мой конец. — В чувака, лица которого ты не видел, и не знал ни города, в котором он живёт, ни его имени. — Ты сам дьявол, — качает он головой, вспоминая. — Ты развёл меня, гея с многолетним опытом, на вирт! Зачем? — Хотел трахнуть такого крутого актива хотя бы в сети, — я слабо улыбаюсь. — И ты был не против. — Ты единственный, с кем я занимался виртуальным сексом. Никто бы не поверил, что я получаю свои самые сильные оргазмы от твоих поцелуев. Виртуальных! — он стонет. — Ты подсадил меня на себя, вызвав самую настоящую зависимость. Ты — мой наркотик. Кокаин высшей пробы. — Всё дело в твоей голове, — я стучу себя по лбу. — И в твоей, — говорит он. Когда мы выходим из лифта, он останавливается у двери номера. — Ты не доверял мне до последнего момента? — вдруг спрашивает он. — Поэтому приехал, чтобы убедиться, что я существую на самом деле? Мне нечего сказать. Я выдохся. Мои мозги — пусты. Он открывает дверь. На его лице — раздумье. — И ты не доверяешь мне даже сейчас. — Он качает головой. — Ты заранее думаешь, что проиграешь. Я прохожу в гостиную, наливаю себе виски, разбавляю его льдом. Он отбирает у меня стакан. — Знаешь ли ты, сколько раз я сомневался в том, что ты настоящий? Не существует таких мужчин в природе, говорили мне все. Ласковых, верных, умных. Ироничных, злых, гордых. Когда я ждал тебя в аэропорту, я чуть не уехал. Уже положил букет на стойку, но вернулся. Я хотел тебя увидеть, и моя мечта сбылась, так что я не мог сбежать, как последний трус. И когда ты мне позвонил, а потом я увидел, как ко мне сквозь толпу идёт красивый высокий мужчина, держащий телефон у уха, я не мог поверить, что это ты… Что это с тобой я почти год обменивался сообщениями. Его голос срывается от волнения. Я тоже волнуюсь. От воспоминаний о нашей встрече в аэропорту у меня всё переворачивается внутри. — Когда ты поцеловал меня, я думал только об одном. Как хочу сделать тебя своим. Как хочу держать тебя в объятиях и никогда не выпускать. Я смотрю в его глаза. Которые продолжают пытать меня. — Я не мог насытиться тобой и не могу до сих пор. Я никогда не брошу тебя. Никогда не променяю ни на кого другого. Ты слишком тяжело мне достался. Сумасшедший мальчишка, обнажающий передо мной свою душу… Я целую его. И он стонет в мой рот. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Мы снова обмениваемся сообщениями, но на этот раз на другом — ментальном уровне. Одежда становится не нужна. Сбрасываем её, как оболочку, стремясь скорее оказаться кожа к коже. Он прижимается к моей спине, и я сосу его пальцы, которые он вталкивает в меня, торопливо подготавливая. Я цепляю его рукой за шею, и он впивается в мой рот, когда его член втискивается в меня, разрывая мои тело и мозг. Опираюсь о стол, содрогаясь, он держит мои бёдра, не давая уклониться. Начинает вбиваться, и я принимаю его целиком, раскрываясь. Мы оба стонем и срываемся на крик, когда близкий оргазм начинает душить нас обоих. Я улетаю. Просто валюсь с ног. Он обнимает меня за грудь, осыпая шею и плечи поцелуями.