***
Утро не принесло с собой ничего хорошего. Танос собрал всех в огромном даже по масштабам корабля зале, заполненном по периферии водой, которая, по всей видимости, служила для охлаждения мощных движков Святилища и, конденсируясь на потолке, где-то за парами тумана, капала оттуда подобием земного дождя. По центру этот своеобразный конкорс венчал внушительных размеров трон, спинка которого с одного бока откололась от сырости и прошедших веков и сейчас серо-зелёной крошкой лежала у его подножия. Гамора всячески пыталась игнорировать само наличие здесь этого сооружения, что, разумеется, было невозможно, поскольку на нём восседал Танос. Но каждый раз, натыкаясь взглядом на это подобие престола, она прожигала его таким презрением, что казалось странным, как тот не воспламенялся вместе с расположившимся на нём титаном. – Санктуарий собрал все возможные данные. И всё то время, пока вы спали, я занимался их изучением, – раскатисто начал Танос, как только убедился, что все готовы его внимательно слушать. – Пока я не успел просмотреть всё, но уже сейчас могу сказать, что… Девичий взволнованный голос внезапно разрезал гулкий бас титана: – Что случилось с Землёй? – Ничто другое сейчас не волновало Шури так же сильно, как судьба её родной планеты. Впрочем, это касалось всех представительниц Терры, ведь там остались их родные и близкие. И Валькирия с её «Новым Асгардом» тоже к ним относилась. – Не надо. Перебивать. Меня, – на грани слышимости, словно вырубая из камня каждое слово, отчеканил Танос, что произвело на нарушительницу дисциплины должное впечатление. Шури, оторопев, отступила на шаг назад, где встретила лопатками ободряющие объятия Окойе. Генерал многое могла бы сейчас сказать титану в защиту своей принцессы, но ситуация требовала выдержки. Танос продолжил: – Пока я могу сказать лишь одно: не только Земля опустела. На связь не выходят ни читаури, ни суверены, ни крии. Ксандар тоже молчит. – Танос, выкладывай всё как есть. Я знаю, что ты что-то от нас утаиваешь. – Из стали в голосе Гаморы можно было ковать мечи. Кому, как не дочери, знать, когда её отец лукавит и недоговаривает. Танос устало прикрыл глаза и потёр переносицу. Он надеялся, что его обман — даже не обман, а так, «временная дезинформация» — не раскроется. Однако наблюдательность Гаморы, им же самим и воспитанная, нарушила его планы. Ночью, сидя в одиночестве за мониторами, Танос решил, что до поры до времени утаит некоторые открывшиеся ему подробности столь странного, на первый взгляд, вселенского запустения, так как, с позиции возвращения в нужную ему временную нишу, эта информация обладает нулевой полезностью. А вот трезво мыслящие союзники Таносу необходимы, и сеять среди них панику излишними, по его мнению, сведениями недопустимо. Но они же теперь не отвяжутся… – Ну, и долго ты молчать собираешься? – не выдержала наконец Небула. Хриплое эхо, отражаясь от каменных стен, ещё какое-то время разносилось по тронному залу. Пауза действительно затянулась, и Танос это понимал. Он решил, что не рассказать всё встревоженным женщинам обойдётся ему дороже, чем обрушить на них суровую правду. Слегка подавшись вперёд и уперев в колени мускулистые руки, он начал говорить таким доверительным тоном, будто делился с взволнованными союзницами самыми сокровенными своими секретами. Манипулятором Танос был превосходным. – Дамы, – Танос неловко кашлянул, заметив, какими взглядами одарили его в ответ на галантность женщины, – я считаю, сейчас не самый подходящий момент для этого разговора. Вы ещё не оправились от недавних потрясений, и новые могут стать серьёзным ударом по вашей психике. – В душе титана ещё теплилась надежда свернуть с этой темы, но сам он в такой исход не верил. Слова же, произносимые им, казались пустым и неубедительным бредом. Хотя и в них была доля здравого смысла. – Хватит любезничать. Ближе к делу, – Кэрол не подкупил снисходительный тон. Ей нужна была информация. – Ты вообще понимаешь, что сейчас своими рацеями только ещё больше нас накручиваешь? А, оратор хренов? – Валькирия ненавидела Таноса всеми фибрами души и не собирались скрывать испытываемого к нему отвращения. Таносу и не такое доводилось выслушивать от своих возлюбленных дочерей в пору их бунтарской юности, так что обращать внимание на столь смехотворные заявления ему не пристало. Однако ве́нка на виске всё же предательски вздулась и запульсировала, выдавая своего владельца с потрохами. Танос гневно прищурился. Он был на взводе. – Что ж, дело ваше. – Танос встал со своего трона и медленно, шаг за шагом сокращая дистанцию между ним и не знающими, как реагировать на такое поведение врага, женщинами, начал говорить: – Случилось ровно то, чего я так боялся и от чего всеми силами пытался защитить противящуюся этому Вселенную. То, что погубило мой народ, мою планету и ещё десятки подобных ей и от чего мне и моим Детям удалось уберечь ещё сотни, пусть и чудовищной ценой миллиардов невинных жизней. Женщинам показалось, что их бросили в ванну со льдом, настолько внутри всё похолодело. Окойе машинально, то сжимая, то разжимая пальцы правой руки, лежащей на плече Шури, сминала мягкую ткань её рубашки. Мантис, остро чувствуя охватившее всех напряжение, прижалась, ища поддержки, к миссис Старк. Остальные же как будто оцепенели, словно, сто́ит кому-то пошевелиться или чуть громче выдохнуть — и случится нечто непоправимое. Одна Гамора всё энергичнее с каждым последующим словом отца, будто не желая верить тому, отрицательно мотала головой. Тем временем, глядя поверх голов своих слушателей куда-то за пределы зала и заведя за спину руки, Танос продолжал: – Вселенную постигла катастрофа, доселе невиданная. Практически все развитые цивилизации дошли до такого уровня потребления, что сами себя и изжили: убитая экология, беззаконие, эпидемии, голод… Те, кто обладал межгалактическим флотом, начали разведку новых планет, но ведь, по сравнению с терраформированием, колонизировать куда как проще. Начались войны. – Танос остановился и посмотрел прямо в глаза Шури. Он отвечал на ее́ вопрос. – В том числе и ядерные… Грязное оружие… – Танос сделал небольшую паузу. Посмотрев себе под ноги, словно пытаясь прочесть на пыльном полу то, о чём ему говорить дальше, и смочив кончиком языка пересохшие губы, он вновь заговорил: – Разумные, во что верится с трудом, создания, играючи поправ все ценности, на которых зиждилось мироздание, разрушили саму основу основ своего существования. Они настолько погрязли в разврате и алчности, что среди всей Вселенной не нашлось никого, вроде меня или вас — Мстителей — готового за неё бороться, невзирая на любые жертвы. Потому что бороться было уже не за что. Пеппер, не в силах больше стоять, и причиной тому была отнюдь не всё ещё ноющая нога, отделилась от остальных и тяжело опустилась на высокую ступень подножия. Танос же и не думал прекращать свой монолог. В конце концов, они сами этого потребовали, а он не привык останавливаться на полпути. Обойдя возвышение, Танос аккуратно поднялся к трону мимо даже не шелохнувшейся от его близости Вирджинии и сел. Так ему было проще формулировать мысли. – Но если бы только это… Достаточно много рас смогли пережить постигшие их несчастья, хотя и оказались отброшены на десятки, а то и сотни лет в развитии. Но это была лишь первая волна разрушения, за которой пришло то, от чего уже не могло быть спасения. И имя ему — Галактус. Брови Небулы взмыли вверх от изумления, а на лице застыла кривоватая ухмылка: – Галактус? Разве это не детские сказки, отец? – Сказок я вам не рассказывал, Небула. К сожалению, он реален, возможно, даже больше, чем мы сами. Те, кому не посчастливилось погибнуть от катаклизмов и катастроф, оказались уничтожены именно Галактусом. Для него энергия разросшихся, находящихся на грани фола миров, — самое желанное, что только может существовать. А все эти цивилизации, хотя и стояли уже одной ногой в могиле, не успели её растратить, чтобы остаться не замеченными Галаном. – А сейчас где этот Галактус? Что, если мы на него наткнёмся? – Голос Окойе чуть заметно дрожал, и в нём слышались нотки неподдельного ужаса. – Вряд ли Санктуарий может заинтересовать его. По излучаемой энергии мы — словно капля в океане миров. К тому же уже несколько тысячелетий имя Галана встречается не более как упоминание того, что за ним стоит. Насытившись, он вновь вернулся в своё измерение, ждать часа для возобновления пиршества. Танос замолчал. Ему больше нечего было сказать разбитым сообщением женщинам. Думать о том, что эта информация может значить для дальнейшего их сотрудничества, сейчас было бессмысленно. Сперва воительницам надо самим решить для себя, как относиться к тому, что они только что узнали. Некоторое время все молчали, погружённые каждый в по-своему мрачные мысли. – Хоть кто-то, кроме нас, есть сейчас во Вселенной? – Мантис, нарушив молчание, с надеждой заглянула прямо в глаза титану, которые в полумраке зала казались нечеловечески светлыми. – Выживших очень немного, в основном на кораблях. Нам нет резона встречаться с ними, только если вы не собираетесь заняться разбоем, – опершись на массивные подлокотники, Танос встал. – А теперь, если вы не против, я вас покину: сейчас многое необходимо исправить на корабле, если мы не хотим в дальнейшем отвлекаться на устранение неполадок. Небула, твоя помощь не будет лишней. Танос спустился со своего пьедестала, на ступенях которого всё так же печально сидела Пеппер, и, круто развернувшись на носках, что для его массивной фигуры выглядело на удивление пластично, двинулся к выходу. – Миссис Старк, не сидите на камне — застудитесь, – не останавливаясь и не поворачивая головы, пробасил Танос и скрылся в дверном проёме. Небула молча последовала за ним.Глава 8. Вселенная
5 ноября 2019 г. в 10:13
Для космоса не существует таких понятий, как верх или низ, день или ночь: безграничное пространство Вселенной, освещаемое сиянием миллиардов звёзд, каждый ощущает по-своему, но жить здесь без хоть сколько бы то ни было установленного режима — значит не заметить, как организм даст сбой.
Вот и женщины решили, что неплохо было бы объявить ночь и наконец нормально отдохнуть. Прибрав на скорую руку пару комнат, в которых и решено было разместиться, и проглотив нехитрый ужин, состоявший из консервированных фруктов, воды и странных, по мнению землянок, батончиков, они заснули. Воительниц словно не волновало, что будет происходить на борту и за его пределами во время их отсутствия, так сильно они были измотаны. Танос — единственный, кто остался следить за кораблём и, соответственно, бодрствовать, что ещё утром показалось бы всем не просто бредовой идеей, но настоящим самоубийством. Однако сейчас, по сравнению с утром, многое изменилось, и было решено, что титану можно доверять. Пока можно. К тому же Танос сам вызвался нести вахту, так как, по его же опасениям, Санктуарий мог что-нибудь и отчебучить после стольких лет простоя.
Вообще, отношение Таноса к его кораблю — это нечто особенное, даже интимное. Однако каждый, кто достаточно близко знаком с титаном, знает о такой его слабости, хоть и не признается в этом даже под пытками.
Санктуарий значил для Таноса не меньше, чем его «любимые дочери», о чём свидетельствовали глубокое уважение и нежность, сквозившие в его голосе при каждом упоминании им его детища. И, как малое дитя, жаждущее поделиться со всем миром теплотой, питаемой им к любимой игрушке, так и Танос, пожалуй, мог бы часами рассказывать о своём Санктуарии.