Нет покоя грешникам

      Очевидный факт: дышать становится намного сложнее, когда на лице сидит кот. Рыгало узнал об этом достаточно быстро после того, как в его жизни появился Пухлик. Котёнок шустро понял, что самый простой способ разбудить Рыгало и получить свою утреннюю порцию еды — перекрыть ему кислород, вследствие чего Рыгало нормально не высыпался уже лет пять.       — Ненавижу тебя, — пробурчал он, хотя голос заглушило котом, устроившимся сверху. Он снял Пухлика с себя и ссадил на пол. Будильник возле кровати показывал 7:12 — слишком рано для подъёма, особенно сейчас, летом.       — Я собираюсь закрыть тебя снаружи и заставить охотиться за своей едой, — сказал Рыгало коту, выбираясь из кровати. Кот мяукнул в ответ и потёрся о его ноги. Рыгало не злился. Не всерьёз… окей, может, только немного — сложно злиться, когда чёрно-серый комок таращится на тебя как на легендарного героя, только потому что ты знаешь, как класть еду в миску.       Спотыкаясь, он вышел из комнаты — идти становилась намного сложнее, когда одновременно и устал, и являешься владельцем кота, который не имеет понятиям о личном пространстве. Он наполнил миску и плюхнулся на стул возле кухонного стола: хотелось бы отправиться обратно спать, но он знал, что уже слишком проснулся, чтобы попытаться уснуть снова. Рыгало пробормотал подобие благодарности, когда папа поставил перед ним кружку с кофе.       — Первый день каникул, да? Большие планы? — спросил папа, слишком радостно для столь раннего времени.       Его отец олицетворял собой «жаворонка» — Рыгало знал, что он на ногах как минимум с пяти утра и скорее всего уже успел пробежаться. И это не единственное, что отличало его от Рыгало: в свои шестнадцать Рыгало был почти на полфута выше папы, который остановился на не особо впечатляющих пяти футах и шести дюймах. Худой как щепка, он носил бифокальные очки, которые, казалось, всегда соскальзывали с его носа. Короче, его папа был занудой, но в отличие от стольких отцов, с которыми Рыгало контактировал в этом городке, его папа был, что называется, хорошим парнем.       — Не особенно, — честно ответил Рыгало. — Собираюсь подобрать парней на машине, попозже. Ну, знаешь, когда они проснутся.       — Как дела у твоих друзей? Надеюсь, хорошо? — уточнил папа, отпивая свой кофе.       Рыгало знал, что в действительности папа спрашивал о Генри — он беспокоился о нём, и мама беспокоилась тоже. Вообще-то они волновались, когда дело касалось всех его друзей, но Генри волновал их больше всего, по очевидным причинам — Буч Бауэрс был ужасным отцом, и в их городке этот секрет хранили хуже всего. Пару раз Рыгало слышал спор своих родителей о том, должны они или не должны заявить на старшего Бауэрса в полицию за жестокое обращение с детьми. Они не заявили, потому что не могли. Всё же, Буч был офицером полиции, и если бы они это сделали, то он бы точно узнал. Тогда бедному Генри пришлось бы за это расплачиваться. Поэтому они держали ухо востро и убедились, что Генри знает о том, что в их доме ему всегда рады.       — У всех всё в порядке, пап, — ответил Рыгало. Он надеялся, что это так. Не только его родители беспокоились о Генри, но Вик бы позвонил, если бы Генри появился у него избитым. Отсутствие звонка значило, что Генри скорее всего в порядке, хотя Рыгало и не мог знать наверняка. А ещё был Патрик. Рыгало обдумывал с секунду, стоит ли сказать папе, что случилось с Патриком вчера на пустоши, но решил этого не делать — сам не был уверен, что стряслось с другом, а Патрик, видимо, решил игнорировать произошедшее совсем. — Отлично, — улыбнулся папа.       Они посидели в уютной тишине, пока папа допивал кофе, после чего ушёл на работу. Рыгало продолжил сидеть, предоставленный сам себе, на несколько минут дольше — бездумно читал газету, оставленную папой. В отличие от Пухлика, Рыгало никогда не чувствовал себя голодным с утра. Он уже собирался направиться обратно в комнату, когда услышал жуткий скрип.       — Мам? — позвал он. Ответа не было. Он его и не ждал — знал, что сегодня мама ушла в автосервис пораньше. Мгновением позже скрип раздался снова, и на этот раз прозвучал выше и дольше. Рыгало подождал новых звуков.       — Пухлик?       Он поднялся со стула и пошёл на звук. В первую очередь он заметил, что дверь в подвал открыта — редкость, ведь обычно подвал запирали.       Когда они только переехали в этот дом, мама решила, что они будут использовать третью спальню в качестве гостевой, и хотя гостей у них не бывало, это было не так уж важно — мама так придумала, значит, так всё и будет. Тогда папа решил, что превратит подвал в свой кабинет: там внизу он хранил множество всяких исследований, своих и тех, что нужны были по работе. Он держал дверь закрытой, чтобы Пухлик не спустился и не развёл бардак, но если дверь оказалась открыта, то с большой вероятность именно это там сейчас и происходило.       Рыгало вздохнул. Значит, ему нужно спуститься вниз и забрать кота, а он ненавидел туда спускаться. Посреди комнаты располагалось большое отверстие — водосток, чтобы подвал не затапливало, как сказала ему мама.       — Не подходи близко к водостоку, Реджи, — предупредил его папа вскоре после того, как они переехали, — ты можешь туда свалиться.       Конечно, это была всего лишь шутка, но Рыгало тогда только-только исполнилось пять, и он продолжал верить в то, что его папа никогда не врёт, поэтому отказался даже близко подходить к подвалу.       Сейчас он знал, что никак не может упасть в водосток. Да даже если бы когда-то мог, сейчас бы точно не поместился. Как бы то ни было, чувство дискомфорта, которое он испытал в пятилетнем возрасте, осталось с ним, когда он вырос, а подвал стал даже более жутким, когда папа переделал комнату в пространство для своих исследований. Рыгало задержал дыхание, спускаясь по лестнице, и щёлкнул выключателем, освещая всё пространство.       Он собрался с духом перед тем, как посмотреть на то, что и так пришлось бы увидеть, но всё равно оказался к этому не готов: стол покрывали бумаги, некоторые листы свалились на пол, покрытые разными рисунками и заметками. Также на столе лежала толстая книга, несколько страниц которой были помечены клейкими листочками.       Рыгало содрогнулся, оглядывая стены: там, заполняя пробковые доски и стеклянные коробочки, висели насекомые — по большей части разные виды бабочек и мотыльков. Они висели, недвижимые, приколотые к деревянной поверхности. Его тошнило от одного взгляда на них.       Он никогда не мог понять, почему папа хочет стать энтомологом. Жуки были... жуткими. В них не было ничего завораживающего. Рыгало никогда не признавал этого, но, возможно, он самую малость их боялся — было в них что-то такое, из-за чего он чувствовал себя некомфортно. Мама, когда он был младше, сказала ему, что он намного больше жуков, поэтому они боятся его намного больше. Так или иначе, он в этом сомневался.       — Пухлик? — позвал он, хотя ничто не говорило о том, что кот действительно здесь. Рыгало прошёл дальше, на случай, если Пухлик застрял где-то, откуда не может выбраться. Как только он пересёк кабинет, что-то коснулось его шеи, и действуя инстинктивно, он прихлопнул это. Хлопок его руки прозвучал очень громко в тишине подвала.       Конечно же, он прихлопнул целое ничего, и Рыгало почувствовал себя глупо из-за того, что отреагировал так резко. Он взглянул под стол и оглядел книжные полки, обходя аккуратный контур водостока в центре пола. Он снова ощутил легчайшее прикосновение, на этот раз к руке, и попробовал стряхнуть это, но застыл. На руке кое-что было — бабочка. Теперь-то Рыгало увидел валяющиеся на столе иголки, и пустое пространство там, где когда-то была заполненная доска.       Он стряхнул бабочку с руки, пытаясь особенно не задумываться о концепте зомби-бабочек. Та, что он стряхнул, повисела в воздухе какое-то время, прежде чем снова приземлиться на его руку.       Затем появилась ещё одна — он чувствовал её на макушке, как она шевелится у него в волосах. Чем больше Рыгало пытался стряхнуть насекомых, тем больше бабочек появлялось, находя себе место на его теле. Он отшагнул назад почти в панике, пытаясь избавиться от насекомых.       — Реджи, — голос, который звучал, как голос его отца, наполнил комнату, но он знал, что это не его папа — голос звучал... неправильно. — Осторожно, Реджи, ты упадёшь.       Рыгало застыл, понимая, что голос доносился снизу. Он взглянул под ноги. Он стоял точно над водостоком, который дрожал и качался под ним.       Отпрыгнув, он больно приземлился на задницу и вздрогнул, понимая, что точно поставил себе синяк на копчике. Водосток продолжал шататься до тех пор, пока металлическая решётка не выскочила совсем, взлетев в воздух.        Она с грохотом приземлилась на бетонный пол едва ли в футе от того места, где сидел Рыгало. Звук продолжался и нарастал, будто раскат грома, и внезапно сотни бабочек взвились из отверстия трубы, заполняя комнату, окружая его.       Взметнув руками, он попытался сбить столько бабочек, сколько мог. Сквозь рой он разглядел фигуру в углу подвала: нормально рассмотреть не получалось, но он точно мог сказать, что это незнакомец. Он заметил яркие волосы и кожу настолько белую, что она наводила на мысли о гриме. Напоминало клоуна — фигура даже держала что-то, может быть, шарик? Рыгало не был уверен и не собирался оставаться здесь, чтобы выяснить.       Нужно было выбираться отсюда, подальше от водостока, из которого продолжали приливными волнами вылетать бабочки. Кое-как поднявшись на ноги, Рыгало рванул в том направлении, где, как он надеялся, была лестница. Достигнув её, он споткнулся, но начал взбираться наверх, цепляясь за ступеньки ещё и руками. Добравшись до другой, безопасной стороны, он захлопнул за собой дверь. Бабочки исчезли. Рой не последовал за ним в коридор, и те насекомые, что сидели на нём, тоже будто бы растворились.       Там он и сидел, прижавшись спиной к двери и тяжело дыша. Услышав мяуканье Пухлика, он повернул повернул голову влево.       — Ох… вот ты где.       Рыгало не мог понять, что только что произошло. Пухлик подошёл к нему и устроился у него на коленях.       С того места, где он сидел, виднелся циферблат часов в гостиной: почти 8:30. Он сомневался, что кто-то из ребят уже проснулся, но не собирался проводить ни минуты, оставаясь в одиночестве в этом доме.       Он согнал Пухлика со своих колен, к вящему недовольству кота, и отправился переодеться.