Здравствуйте.

— Софийка, что-то ты сегодня рано совсем, — невнятно и тихо, присев на диван, произнес старик, — опять прогуляла школу? – И не важно, что сегодня воскресенье и ни о какой школе и речи быть не может. Он направил на меня свой хищный взгляд, стараясь смотреть зло, что у него, если честно, не выходило совершенно. И после молчания продолжил, — занятно, — он, наверное, подумал, что я что-то ответила на вопрос, и уже механически произнес свое коронное "занятно". Его густые белые брови нависали над глазами как два облака, то поднимаясь, то опускаясь, пока он что-то старчески пережевывал, хоть и пережевывать-то, кажется, было вовсе нечего. — Сегодня хмуро. Но воздух необыкновенный. Один мой близкий человек всегда называл такой воздух лёгким. А я всегда соглашался, хе, — с лёгкой улыбкой, слегка цокнув губами, он посмотрел в окошко, — Замечательная была женщина. Молодая, красивая, талантливая. И очень мудрая, эхх, — он прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания. В такие моменты можно было спокойно встать и уйти — он бы даже не заметил. Но я всегда слушала. Мне нравится погружаться в эти воспоминания вместе с ним – это и есть настоящее чудо. Я счастлива, что могу слушать его сейчас, что мне подарен этот шанс. — Я помню, какой веселой она была! На каждую едкую фразу у нее находилась шутка. А какой у нее смех был! Оооо... — он широко улыбнулся с по-прежнему закрытыми глазами, — Волшебный! Как начнет смеяться, так сразу смеются все. Очень заразительный, — он сделал глубокий вдох и, медленно выдохнув, продолжил: — Она была по-настоящему красива. Таких девушек сейчас уж и не встретишь. Бойкая, целеустремлённая, трудолюбивая, но очень вредная. Несносный характер был у неё, истинная чертовка! Терпеть было порой невозможно. Вот как обидит ее кто — так она сразу уходит. И после этого она могла не замечать обидчика несколько дней. Как сейчас помню: обиделась она как-то на меня, а я расстроился – уж больно мне жалко стало. С того момента она начала палачом меня называть, смешная до невозможности! Так я ее любил. Так была она мне дорога, — последние слова он произнес очень тихо и очень медленно, затем широко раскрыл глаза и повернул голову ко мне, как бы ожидая чего-то.