Двое в одной клетке.

      Ночью в баре царила довольно грязная и тёмная атмосфера, основной массой её создания являлись пьянчуги с этой части города. Как бы это странно не звучало, брата БлуБерри среди этой массы всевозможных и невозможных тварей не было. Вместо него за барной стойкой стоял сам владелец древнего почти ветхого здания шалмана*.       Голубика с практически нечитаемым выражением лица вытирал полотенцем только что промытые фужеры, что почти никогда не использовались в данном заведении. Вновь их достать заставил заказ вина впервые за весь месяц. Такая редкость не была удивительна для сексуального на вид скелета с голубым бантом, даже напротив, тот очень спокойно воспринял ранее полученный поток информации от брата и уже не задавался никакими вопросами.       Эти две личности являлись из самой криминальной гущи, и раз в месяц, дабы что-то обсудить в так называемой вип-комнате, представляющей из себя отдельную каморку с тяжёлыми дубовыми дверями, ободранными диванами и столом из берёзы. Как Милашка** слышал от своего брата, Авторитетам нравилось только белое вино, хотя они об этом никогда не говорят.       Обслужив клиентов, Блу стоял около друга-художника, который только что вернулся из галереи в центре.       Чернильный сидел около стойки и попивал вино. На самом деле он был единственным, кто оставался после бара трезвым, но сегодня ему захотелось немного развеяться от повседневной рутины.       — Так, зачем пожаловал на этот раз, кроме как, чтобы смести все мои запасы «Амброзии»? ***       Глоток алкоголя и художник ответил:       — Да, просто… Некоторые мысли гложат…       Берри поднял череп в сторону друга:       — Что это значит? Ты всегда рассказывал мне о своих просечках, что сейчас не так?       Посетитель сделал ещё несколько глотков, промолчав. Бармен же, ожидая, отложил в сторону фужеры. Так и не получив ответа, милашка вздохнул и принялся обслуживать уже пьяную компашку.       Спустя достаточно большое количество времени Инк опьянел и уже пошатываясь спросил у бармена:       — Блу, чтоб ты деяле, еспи бы впуплитьпя в твук до лютей? (Блу, чтоб ты делал, если бы влюбился в двух людей?)       Бармен удивлённо посмотрел на художника:       — Людей? Они же никогда тебя не интересовали?       — Тен, стекедов… (Нет, скелетов), — Он икнул — нем равитя и Дрим, и Эррор (Мне нравятся и Дрим, и Эррор), — скелет всхлипнул.       Пусть Инк в пьяном состоянии и не мог правильно произносить слова, Голубике с его работой был понятен пьяный говор. В конце концов не впервые выслушивать базар бухого в зюзю существа. Час назад лишь одно удивляло бармена: Дрим не поехал за своим чернильным, но теперь, когда узнал, что оказывается заварилась вторая история на любовном фронте Инка, Берри был в замешательстве. Голубика, конечно, знал, что у художника есть множество особенностей, но он и предположить не мог, что его давний друг полиаморен.       Милашка подумал ещё немного и после спросил:       — Так значит теперь тебя привлекает лаборант?       Инк с чуть ли не слезливым выражением лица глянул на друга и глотнул вина, после вздохнул и заявил:       — Аи, она нем равятя, я не могу выбать… Отин содит с ума соей нешастю и каской, тукой каскаляет жевание соей серской, распепощеной, но в то же бремя тусивой натурой. (Они оба мне нравятся, я не могу выбрать… Один сводит с ума своей нежностью и лаской, другой распаляет желание своей дерзкой, раскрепощённой, но в тоже время трусливой натурой.)       — Голубика отвлекся от художника принимая новый заказ от девушки.       — Приходите ещё, миледи! — улыбнулся в свои тридцать два Милашка, хотя возможно нам только кажется это, из-за пьяного бреда. Знаешь, приятель, пьянство не есть хорошо! Хотя кого это может волновать сейчас? В конце концов, что ещё можно делать полном разврата, грязи и преступности баре?       Инк промычал пытаясь показушно вздохнуть, но это действие скорее можно было описать как попытку сдохнуть, чем то, что было на самом деле.       Пока Инк ещё не успел уснуть, Блу продолжил разговор:       — Вот как… А Дрим о твоей любви знает?       До сих пор борясь за право владеть разумом отдельно от алкоголя, что было очень подозрительно для первого за десять лет раза****, Инк промычал нечто невразумительное, после немного почавкав, будто сгоняя алкоголь к органам и освежая слух с памятью.       Только спустя несколько минут художник смог выговорить предложение из одного слова:       — Нет.       БлуБерри глянул на товарища и налив ему еще стаканчик белого, задал второй вопрос:       — А Эррор?       — Нет.       — Ясно… — пробурчал бармен принимая очередной заказ. — Красного нет, осталось только белое! С вас 30(N)!       После Милашка обернулся в сторону, уже в дрова пьяного друга и, словно издеваясь, спросил:       — Ещё стаканчик?