Awakening

27 января 1945 года Красная Армия освободила концлагерь Аушвиц-Биркенау. Иван Брагинский думал, что знает уже всё о жестокости, которую время от времени склонно проявлять человечество. Он сам много раз проходил через неё на протяжении веков. Она преследовала его в ночных кошмарах и питала безумие, что, казалось, постоянно грызло его изнутри. Он хорошо знаком с кошмарами существа, известного как человек. Но даже его тошнило от того, что они там нашли. Лагерь излучал смерть, разрушение и отчаяние ещё до того, как Брагинский ступил за ворота. Эвакуированные заключённые походили немногим больше на скелетов, кожа которых едва держалась на ослабевшем теле. Многих пришлось нести на руках. Все они нуждались в медицинской помощи. А ещё горы трупов. Иван слышал эти истории, как и остальные союзники. Когда-то здесь стоял крематорий — огромная фабрика высоких труб и гнилостного дыма. Здешние охранники успели снести здание по мере приближения русских, унося с собой оборудование для дальнейшего использования. Теперь же от него осталось неисчислимое число кирпичей, а неподалёку виднелись поспешно сооружённые братские могилы. Многие красноармейцы не выдерживали этого ужаса, ломались, кричали, выплескивая содержимое своих желудков на окровавленную землю. Иван оставался непоколебимым. Но чувствовал себя в совершенном оцепенении. — Т-товарищ Брагинский? Фиалковые глаза Совета метнулись к молодому солдату, который обращался к нему с нервным подёргиванием. Кажется, это Латвия. — Да? — Д-думаю, Вы захотите это увидеть. Юноша подвёл его к небольшому зданию на окраине лагеря, одному из нескольких отдалённо напоминающих медицинские учреждения в общей зоне. Дверь была распахнута настежь, ручка отломана, возможно, выстрелом пистолета. Внутри всё оказалось стерильным, белым и чистым — лаборатория, заполненная мраморными столами, вычищенными шкафами для записей и телами. — Похоже, у них н-не было времени избавиться от них, — сказал Райвис, выглядя так, словно его вот-вот стошнит. В главной комнате находилось шесть тел, сгруппированных попарно. Все явно мертвы, брошенные посреди различных ужасных операций. Брагинский наклонился поближе к ближайшей паре. Это двое маленьких мальчиков со смуглой кожей и тёмными волосами — скорее всего, цыганские дети. Их грудные полости были вскрыты с тщательной точностью, а обнажившиеся мягкие ткани уже начинали гнить. В отличие от многих заключенных, этих детей не постригли. Один из них выглядел почти здоровым. Их лица были совершенно одинаковы. — Близнецы. — Все они, — судорожно сглотнул латыш. — Это ужасно... правда? Учитывая, ч-что большинство из них были детьми. — Большинство? — спросил Иван. Три пары в пределах его видимости ещё даже не подростки. — Т-там двое в з-задней части здания. В-военнопленные, насколько можно судить, у них жетоны. Хотя это странно. Они близнецы, как и все, но один из них американец, а другой — канадец. Мужчина резко вскинул голову. — Где они? Солдат снова сглотнул и дрожащей рукой указал на предпоследнюю дверь. Иван оттолкнул его с дороги и ворвался в помещение. В комнате лежали двое юношей с золотистыми светлыми волосами. С их шей свисали серебряные цепочки, а на мраморных столах рядом с ними покоились солдатские жетоны. Совет спешно подошёл к столам. Не нужно было проверять жетоны. Даже без их очков он узнал их с первого взгляда. — Альфред, — позвал он, а затем повысил голос, не получив ответа. — Альфред Джонс! Американец не пошевелился. Брагинский повернулся к другому, брату Америки. Его близнецу. Потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить имя этого юноши. — ...Матвей. Мэттью. Мэттью Уильямс. Канада оставался таким же неподвижным, как и его брат. Русский облизнул губы и снял с руки перчатку. Эти мальчики, эти североамериканские братья, не могут быть мертвы. Невозможно. Их нации всё ещё очень сильные, наверное, даже сильнее самого Советского Союза. Они просто не могут умереть. Он осмотрел их тела голыми руками. Холодные, окоченевшие, не реагирующие на прикосновения. Иван приоткрыл их веки и стал искать предательский вдох воздуха. Проверил их руки и шеи на пульс, прижал ухо к каждой груди. Братья даже не дышали. Их сердца не бились. Но они ведь страны. — Товарищ Брагинский? — почти пропищал Латвия, оказываясь в дверях. Русский взглянул на него, и выражение его лица враз стало серьёзным. — Эти двое пойдут со мной. У латыша был такой вид, словно он, увидя все ужасы концлагеря, услышал самое отвратительное под окончание обхода этого места. — Ч-что? — Распорядитесь остальными трупами так, как сочтёт нужным твой командир, — медленно произнёс Совет, положив руку на плечо Альфреда. — Но их я забираю с собой. Немедленно организуйте транспорт. — Я н-не думаю, что это гигиенично и этично... — Я сказал: сейчас же! Солдат взвизгнул и выскочил из комнаты, бормоча приказ, как испуганный попугай, каждому, кто мог его услышать. Русский вздохнул и опустил глаза на неподвижные тела своих союзников. Он на мгновение задумался, что с ними случилось. Что случилось с детьми? Придётся выяснить это после того, как они проснутся.

***

Альфред Джонс видел сон. Снилось сражение, которое он на самом деле не помнил, в месте, где никогда по-настоящему не был. А через некоторое время всё стало выглядеть одинаково, звучать одинаково, пахнуть одинаково. Эта смутная картина осталась в его памяти, потому что с ним был его брат. Его близнец. Казалось, они так давно не воевали вместе. И только одно оставалось неизменным и ясным — их схватили вместе. Снились длинные колонны людей, которых толкали с места на место солдаты Вермахта, слишком быстро рявкавшие по-немецки, что ничего нельзя было разобрать. Снились медицинские осмотры, один за другим. После первого случая они с братом всегда были вместе. Их размещали вместе, раздевали вместе, осматривали вместе. Врачи, если их можно так назвать, казались какими-то уж больно взволнованными. Альфред не мог понять почему, но знал, что по их извращённым стандартам они с Мэттью — лучшие образцы. Но то же самое можно было сказать и о десятках людей, так же захваченными в плен, и ни один из них не привлекал к себе такого пристального внимания. Снился переполненный товарный вагон, тёмный и сырой, грохочущий по польской сельской местности к месту назначения, о котором никто не знал. Некоторые из сотен умерли во время путешествия, но кто и как — никто не мог знать. Братья спали по очереди, на всякий случай. Канада всегда спал, свернувшись калачиком на коленях у Джонса. Снилась толпа, хлынувшая из товарных вагонов через ворота лагеря, которую позже рассортировали и разделили, как животных. Снился человек в белом халате, который улыбнулся, увидев их. Снился сон. Но Альфред не мог проснуться.